День в истории Блогхауса: 3 января 2021
Трикстер Троп, блог «Будни психотравматолога»
Проект "Хорошая жизнь" - 2281. Март
^-__-^~
Ну, какой же конец февраля-начало марта без отношений!
Весь вечер вчера и часть ночи мы проясняли и улаживали отношения Роджера с одним важным для него и нас человеком.
Фильм так и не посмотрели.
Сегодня было общее и очень толковое совещание по драматургии и сценарированию.
Еще Роджер отсмотрел сайт "Другого глобуса", но пока не успел поделиться со мной результатами.
Там если что переделывать, то это ко мне.
Виктор патриот, блог «Россия Родина моя»
К 76 годовщине победы Советского народа над всей фашистской Европой Герой Советского Союза Зенков Николай Емельянович
Зенков Николай Емельянович род. в дек. 1920 в дер.Ивановка ныне Болыпереченского р-на Омской обл. в семье крестьянина. Окончил 4 класса, работал мотористом в колхозе. В Советской Армии с 1940. В боях Великой Отечественной войны с 1943. В 1944 окончил курсы младших лейтенантов. Командир роты 212-го гвардейского стрелкового полка (75-я гвардейская стрелковая дивизия, 61-я армия, 1-й Белорусский фронт) гвардии лейтенант Зенков отличился в янв. 1945. 15.01.1945 при штурме сильно укреплённой обороны гитлеровцев на высотах западнее и юго-западнее населённого пункта Остроленка (7 км северо-восточнее г.Варка, ПНР) первым поднялся в атаку, своим примером увлек бойцов роты на прорыв второй, а затем и захват третьей оборонительные позиции противника. Рота успешно выполнила поставленную боевую задачу. В этом бою Зенков был смертельно ранен. Звание Героя Советского Союза присвоено 27.02.1945 посмертно. Награжден орденом Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, медалями. Похоронен на кладбище «Слава» в местечке Остроленка. Именем Героя названа улица в г.Омск.
дрейк., блог «neon gravestones.»
///
уровень паранойи - любой серый форд фокус из яндекс такси обязательно мой зам директора. ну нахуя я узнал какая у него теперь машина и что он продолжает подрабатывать в этой конторе.
запах один и тот же.
RonaVorona, блог «Фанатский треп»
* * *
Какой же НГ без отпшечки? Начала уже давным-давно, но как-то мне не понравились физиономии, забросила, да и до праздников еще было далеко... В итоге так и опоздала 
. Хотя по нашим меркам вроде бы и не очень.
Надеюсь, вдохновение будет приходить еще, хотя бы иногда.
. Хотя по нашим меркам вроде бы и не очень.Надеюсь, вдохновение будет приходить еще, хотя бы иногда.
+ гифка
Neigeville. Глава четвёртая. Froid. Часть вторая.
Днём было найдено тело ещё одной девушки. На этот раз убитой оказалась простая прачка по имени Лали. И снова рядом с ней на снегу были руны. Когда новость добралась до замка, Родни в сопровождении трёх стражников отправился на место преступления, чтобы прочитать надпись. Он очень не хотел идти один, но Гаяш стоял на том, что должен охранять Юджина, а Латимор уже отправился на поиски Андре Буржуа. Айдо Родни сам не захотел брать с собой, но тот даже не обиделся.
– Это не снимает вины с Лоррена, ведь так? – проговорила королева, заходя в комнату Юджина.
– Так, – кивнул Феникс, приподнимаясь на локтях. Он по-прежнему мог лежать только ничком. Вернее, он утверждал, что может сидеть, но Гаяш был уверен, что от этого у Юджина снова откроется рана и запрещал двигаться. Запрещал, то есть физически не давал тому вставать, укладывая его обратно при каждой попытке.
– У Лоррена есть сообщник, – сказал Гаяш.
– Кто?
– Думаю, мы скоро узнаем его имя, – ответил Юджин. – Скажите, ваше величество, та история, которую вы мне рассказывали, о женщине по имени Гизелла…
Королева бросила многозначительный взгляд в сторону Гаяша.
– Я в курсе, – сказал тот.
– Ну, хорошо, – вздохнула королева. – Что ещё ты хочешь знать, Феникс?
– У Гизеллы были друзья или близкие люди? Может, родственники?
– У неё был слуга, но его сожгли вместе с ней.
– И больше никого?
– Нет, насколько я знаю.
– А откуда она появилась?
– Это я не могу сказать. Мне было не так много лет, и всеми делами управляли родители. Но почему ты спрашиваешь?
читать дальше– Может оказаться, что есть связь между ней и происходящим сейчас.
– Колдовство? – ужаснулась королева.
– Что-то вроде, – кивнул Юджин.
– Вы позволите? – спросил заглянувший Айдо. – Мне надо осмотреть раненого.
Королева удалилась, а Брума подошёл к Фениксу и проговорил:
– Знаешь, я думаю зашить рану.
– А у тебя есть чем?
– Есть. Выйдешь или будешь наблюдать? – спросил Айдо у Гаяша.
– Я никуда не пойду, – пробурчал тот.
– Как знаешь, – пожал плечами Брума.
Гаяш знал, что зашивать рану это больно, но глядя на лицо Юджина, можно было решить, что ему делают массаж. Он лишь чуть дёрнулся, когда игла первый раз проткнула его кожу. И всё. Что-то с этим писателем было не так.
Когда вернулся Родни, он первым делом поспешил к Юджину и Гаяшу. Айдо только закончил свою работу, и Томлин едва не потерял сознание, увидев, что происходит.
– Ты прочитал? – спросил его Гаяш.
– Да, – тихо ответил Родни.
– И? Не заставляй себя пытать!
– «Ты сгоришь, Феникс». Вот что там было написано, – сказал Томлин. – Я не сразу понял, что это было именно «феникс», но я догадался, – с гордостью добавил он.
– Я был прав! Видишь? – воскликнул Гаяш. – Это месть.
– Знаете, что… – проговорил Родни. – Может, мы плюнем на всё и уйдём из этого Нэжвилля куда подальше? У нас же экспедиция. Мы узнали тут больше, чем достаточно. Нам надо двигаться дальше. Неужели мы не сможем бежать?
– Ты не заметил случайно, что он ранен? – Гаяш бросил на Родни испепеляющий взгляд.
– Мы могли бы его понести…– робко предложил Томлин.
– И кто его понесёт? Ты?
– Нет. Вы.
– Отлично.
– Я могу и сам идти, – вмешался Юджин. – Но речь не об этом. Капитан с нами точно не уйдёт, пока мы не освободим Жюля. Я уверен.
– Хочешь сказать, что сам бы бросил его тут? – спросил Гаяш.
– Какая разница, что я отвечу? Мы всё равно никуда не пойдём. И, Родни, послушайте, разве вам не интересно узнать о том, что люди из Айланорте уже бывали здесь до нас?
– Что? – Томлин подскочил на месте.
– Да, именно так.
И Юджин вкратце пересказал историю о книге.
– Вот это да! – воскликнул Родни. – Это же невероятная вещь!
В этот момент в комнате появился Латимор в сопровождении богато одетого мужчины средних лет. У него был высокий лоб с небольшими залысинами, выразительные серые глаза обладали цепким взглядом, на поясе висел кинжал.
– Познакомьтесь, господа, – проговорил Латимор. – Это Андре Буржуа.
– Андреа? – удивлённо выдал Родни. – Андреа Бархет?
Юджин сообразил первым. Он понял, что сейчас главное не дать этому человеку бежать. А Андре или Андреа, как назвал его Родни, действительно дёрнулся с места. Феникс быстро достал из-под подушки дротик и метнул его в Буржуа, попадая в плащ и пригвождая того к стене. Латимор схватил Андре за руку, не давая высвободиться. Гаяш бросил убийственный взгляд в сторону Юджина, а затем спросил Родни:
– Ты знаешь его?
– Ну да, – кивнул ошалевший Томлин. – Это Андреа Бархет, один из моих наставников. Но он пропал без вести много лет назад.
– Вы обознались, – наконец, проговорил Буржуа. – Сами говорите, что ваш наставник пропал уже очень давно.
– Нет, я не обознался! – разозлился Родни. – У вас родинка под правым глазом. Такая же! Вы Андреа Бархет! У вас голос тот же. Вы ведь тогда с супругой пропали. Вы ведь на Фес, кажется, отправлялись?
– И как звали супругу? – поинтересовался Латимор.
– Гизелла, конечно, – усмехнулся Родни. – Я просто совсем не подумал об этом, когда вы мне рассказывали про книгу. Но имя-то редкое.
– Не понимаю, о чём вы, – сказал Буржуа. – Вы привели меня сюда, потому что вам нужна была моя помощь в чтении рун. И я решительно не понимаю, в чём меня обвиняют и с кем путают.
– Не делайте из меня сумасшедшего! – снова возмутился Родни.
– Мы вам верим, господин Томлин, – проговорил Латимор.
– Да, это многое объясняет, – кивнул Гаяш.
– Надо обыскать его дом, – сказал Юджин. – У него должна быть книга.
Феникс приказал стражникам отправиться в дом господина Буржуа с обыском, и те подчинились. Самого же Андреа временно заперли в одной из комнат замка. Капитан остался дежурить возле неё вместе с охраной, а Родни поспешил рассказывать обо всём случившемся Айдо.
– Это не снимает вины с Лоррена, ведь так? – проговорила королева, заходя в комнату Юджина.
– Так, – кивнул Феникс, приподнимаясь на локтях. Он по-прежнему мог лежать только ничком. Вернее, он утверждал, что может сидеть, но Гаяш был уверен, что от этого у Юджина снова откроется рана и запрещал двигаться. Запрещал, то есть физически не давал тому вставать, укладывая его обратно при каждой попытке.
– У Лоррена есть сообщник, – сказал Гаяш.
– Кто?
– Думаю, мы скоро узнаем его имя, – ответил Юджин. – Скажите, ваше величество, та история, которую вы мне рассказывали, о женщине по имени Гизелла…
Королева бросила многозначительный взгляд в сторону Гаяша.
– Я в курсе, – сказал тот.
– Ну, хорошо, – вздохнула королева. – Что ещё ты хочешь знать, Феникс?
– У Гизеллы были друзья или близкие люди? Может, родственники?
– У неё был слуга, но его сожгли вместе с ней.
– И больше никого?
– Нет, насколько я знаю.
– А откуда она появилась?
– Это я не могу сказать. Мне было не так много лет, и всеми делами управляли родители. Но почему ты спрашиваешь?
читать дальше– Может оказаться, что есть связь между ней и происходящим сейчас.
– Колдовство? – ужаснулась королева.
– Что-то вроде, – кивнул Юджин.
– Вы позволите? – спросил заглянувший Айдо. – Мне надо осмотреть раненого.
Королева удалилась, а Брума подошёл к Фениксу и проговорил:
– Знаешь, я думаю зашить рану.
– А у тебя есть чем?
– Есть. Выйдешь или будешь наблюдать? – спросил Айдо у Гаяша.
– Я никуда не пойду, – пробурчал тот.
– Как знаешь, – пожал плечами Брума.
Гаяш знал, что зашивать рану это больно, но глядя на лицо Юджина, можно было решить, что ему делают массаж. Он лишь чуть дёрнулся, когда игла первый раз проткнула его кожу. И всё. Что-то с этим писателем было не так.
Когда вернулся Родни, он первым делом поспешил к Юджину и Гаяшу. Айдо только закончил свою работу, и Томлин едва не потерял сознание, увидев, что происходит.
– Ты прочитал? – спросил его Гаяш.
– Да, – тихо ответил Родни.
– И? Не заставляй себя пытать!
– «Ты сгоришь, Феникс». Вот что там было написано, – сказал Томлин. – Я не сразу понял, что это было именно «феникс», но я догадался, – с гордостью добавил он.
– Я был прав! Видишь? – воскликнул Гаяш. – Это месть.
– Знаете, что… – проговорил Родни. – Может, мы плюнем на всё и уйдём из этого Нэжвилля куда подальше? У нас же экспедиция. Мы узнали тут больше, чем достаточно. Нам надо двигаться дальше. Неужели мы не сможем бежать?
– Ты не заметил случайно, что он ранен? – Гаяш бросил на Родни испепеляющий взгляд.
– Мы могли бы его понести…– робко предложил Томлин.
– И кто его понесёт? Ты?
– Нет. Вы.
– Отлично.
– Я могу и сам идти, – вмешался Юджин. – Но речь не об этом. Капитан с нами точно не уйдёт, пока мы не освободим Жюля. Я уверен.
– Хочешь сказать, что сам бы бросил его тут? – спросил Гаяш.
– Какая разница, что я отвечу? Мы всё равно никуда не пойдём. И, Родни, послушайте, разве вам не интересно узнать о том, что люди из Айланорте уже бывали здесь до нас?
– Что? – Томлин подскочил на месте.
– Да, именно так.
И Юджин вкратце пересказал историю о книге.
– Вот это да! – воскликнул Родни. – Это же невероятная вещь!
В этот момент в комнате появился Латимор в сопровождении богато одетого мужчины средних лет. У него был высокий лоб с небольшими залысинами, выразительные серые глаза обладали цепким взглядом, на поясе висел кинжал.
– Познакомьтесь, господа, – проговорил Латимор. – Это Андре Буржуа.
– Андреа? – удивлённо выдал Родни. – Андреа Бархет?
Юджин сообразил первым. Он понял, что сейчас главное не дать этому человеку бежать. А Андре или Андреа, как назвал его Родни, действительно дёрнулся с места. Феникс быстро достал из-под подушки дротик и метнул его в Буржуа, попадая в плащ и пригвождая того к стене. Латимор схватил Андре за руку, не давая высвободиться. Гаяш бросил убийственный взгляд в сторону Юджина, а затем спросил Родни:
– Ты знаешь его?
– Ну да, – кивнул ошалевший Томлин. – Это Андреа Бархет, один из моих наставников. Но он пропал без вести много лет назад.
– Вы обознались, – наконец, проговорил Буржуа. – Сами говорите, что ваш наставник пропал уже очень давно.
– Нет, я не обознался! – разозлился Родни. – У вас родинка под правым глазом. Такая же! Вы Андреа Бархет! У вас голос тот же. Вы ведь тогда с супругой пропали. Вы ведь на Фес, кажется, отправлялись?
– И как звали супругу? – поинтересовался Латимор.
– Гизелла, конечно, – усмехнулся Родни. – Я просто совсем не подумал об этом, когда вы мне рассказывали про книгу. Но имя-то редкое.
– Не понимаю, о чём вы, – сказал Буржуа. – Вы привели меня сюда, потому что вам нужна была моя помощь в чтении рун. И я решительно не понимаю, в чём меня обвиняют и с кем путают.
– Не делайте из меня сумасшедшего! – снова возмутился Родни.
– Мы вам верим, господин Томлин, – проговорил Латимор.
– Да, это многое объясняет, – кивнул Гаяш.
– Надо обыскать его дом, – сказал Юджин. – У него должна быть книга.
Феникс приказал стражникам отправиться в дом господина Буржуа с обыском, и те подчинились. Самого же Андреа временно заперли в одной из комнат замка. Капитан остался дежурить возле неё вместе с охраной, а Родни поспешил рассказывать обо всём случившемся Айдо.
Джулиан, блог «Мышиные заметки»
* * *
Совсем скоро я возьму Ждуна и поеду на вокзал встречать Настю!
Комментарии 14
Юцитар Айлерзед, блог «Военная история и жизнь для альши Голя»
Молю о спасении
Добрый вечер, дорогие читатели, и в особенности пересдающие что-либо в данный период времени обучающиеся АНКИДа*.
За время праздничного безделья я в очередной раз убедился, что такой образ жизни мне исключительно вреден — я от него впадаю в неприятную сердцу меланхолию, тоску и отчаянную жажду деятельности. Кажется, я уже наскучил собственному дому, а он наскучил мне, потому как большую часть своего времени я обыкновенно провожу за образованием, своим или чужим — значения не имеет. Так вот.
Пытался пробраться на своё рабочее место за книгами, которые по усталости и наивности не взял, уходя на отдых, но меня назвали сумасшедшим и велели отправляться спать в пищу лицом, как, надо думать, делают все здравомыслящие люди.
Кажется мне, здравомыслящие в самом деле люди спят, всё-таки, в кровати, но этот факт не умаляет моего статуса сумасшедшего, ведь конкретно я чаще всего сплю за столом. В своё оправдание скажу, что выхода у меня нет — несмотря на отчаянные попытки исправиться, я вечно забываю, что начало пути в царство снов должно начинаться по моей воле, а не под влиянием самозакрывающихся глаз. Вот видите? Всё против меня. Даже собственные веки.
Однако, ближе к делу. Дорогие альши. Теперь, когда я донёс до вас всю тяжесть своего положения, прошу, молю об услуге всех, кто в данный момент вхож в альгар (а именно пересдающих), зайти, или если я запер дверь — прямо взломиться в мою (первую во втором даруте) аудиторию и забрать для меня все лежащие на столе объекты. После — можете прийти ко мне домой, либо я встречу Вас у центрального входа альгара. Платой за услугу могут стать как материальные средства, так и цикл персональной подготовки к грядущим работам (не стану даже ругаться, если Вы известите о вопросах весь поток).
Если Вас заинтересовало это предложение, прошу, свяжитесь со мной. Вопрос жизни и смерти.
_______________________________________
[Прим. пер.:
*АНКИД — альгар науки, культуры, истории и дипломатии]
~Кукулькан~, блог «Змеиное молоко»
В борьбе обретёшь ты... (часть 3)
ГЛАВА 20ГЛАВА 20
– Неважно выглядишь, друг мой, – сочувственно сказал Альбус и чуть не подпрыгнул, услышав за спиной негромкий голос:
– Ничего удивительного, профессор. Полнолуние едва закончилось.
– Рем! – ахнул Альбус, обернувшись. – Прости, я не услышал, как ты вошёл, – он покачал головой и сокрушённо добавил: – Говорил я не о тебе, а о своём бессовестном фамилиаре. Кажется, он близок к очередной смерти.
Печально нахохлившийся Фоукс приоткрыл один глаз и неодобрительно курлыкнул.
– И потому бессовестный? – заинтересованно вскинул брови Люпин. – Любопытная концепция.
Альбус засмеялся и утёр повлажневшие от смеха глаза кончиком бороды.
– Ты всегда умел делать неожиданные выводы, – сказал он и повёл рукой, приглашая сесть. – Нет, бессовестный он потому, что отказывается от еды. Фоуксу вот-вот понадобятся все его силы, и что же? Кормушка полным-полна! Ты склевал хоть зёрнышко? – укоризненно обратился он к фениксу.
Фоукс вновь прикрыл глаза и сунул клюв во встопорщенные пёрышки на грудке. Альбус вздохнул, погладил его по крыльям, уже взявшимся серым налётом, и задумчиво растёр меж пальцев невесомые частицы пепла.
– Чай? – обратился он к своему гостю. – Пару дней назад я заполучил баночку отличного джема! С историей, я бы сказал.
– Не откажусь, – ответил Ремус. – Ни от чая, ни от джема. Что за история?
– О! – Альбус многозначительно воздел палец, а потом принялся неторопливо заваривать чай: омыл чайничек горячей водой и тут же высушил, насыпал туда чаю, залил кипятком и «укутал» согревающими чарами. Затем, повинуясь взмахам его палочки, чайные приборы плавно закружились в воздухе, круглый столик накрыла вышитая скатерть, а вазочки с конфетами, шоколадом, орешками и «историческим» джемом заняли свои места.
– Сахар! – вспомнил Альбус и снова улыбнулся: – Меня вечно укоряют, что я пью чай неправильно, по-русски. Подать тебе молоко и сэндвичи?
– Благодарю вас, но я сыт, – вернул улыбку Ремус. – Отчего же вы пьёте чай неправильно?
– Геллерт приохотил. Большой был любитель всяческой экзотики.
– И собиратель диковинок, – Ремус уже не улыбался. – Старшая палочка, обскур и, по слухам, даже маледиктус. Я знаю, что не первый, кто обманулся в друге. Но говоря откровенно, я предпочёл бы послушать историю джема.
– Дойдём и до неё, – кивнул Альбус, слегка досадуя на себя: умница Люпин всё понял верно, но заботу не оценил и откровенничать не собирается. Не стоило заходить в лоб: твоя промашка, Альбус, бывший друг Геллерта. – Джем апельсиновый, как видишь.
– Очень вкусный, – оценил Ремус. – Оранжереи?
– Апельсины из самой Италии, а сделала этот джем, по её уверениям, мадам Розабелла Забини собственноручно, – Альбус полюбовался мгновением лёгкой паники в жёлтых глазах Люпина; впрочем, уже через полсекунды тот снова стал спокоен и невозмутим.
– Только не говорите, что мадам Забини желает обзавестись очередным супругом и выбрала вас, – сказал Ремус с усмешкой. – Не знаю, сумею ли я вас отговорить, но идея не кажется мне хорошей.
– Кому я нужен, – вздохнул Альбус искреннее, чем собирался. – Это подарок Северусу. Благодарность за обучение её младшего сына. Север – добрый мальчик. Он со мной поделился.
– Добрый и талантливый, – согласно кивнул Ремус. – Раз уж Забини есть чему у него поучиться.
– Кстати, о таланте, – переход был неуклюжим, но тянуть Альбус не хотел. – Северус согласился изготовить для тебя аконитовое зелье. Ты же спрашивал, как быть с «пушистой проблемой»? Полагаю, это наилучшее решение.
– «Пушистая проблема», – криво ухмыльнулся Ремус, – называется ликантропией, а аконитовое зелье чересчур дорого и сложно в изготовлении, чтобы не остаться в долгу. Джем варить я не умею.
– Какие долги, друг мой? – взмахнул руками Альбус. – Север согласен, что ты лучше всех сумеешь присмотреть за Гарри и уберечь его от встречи с Блэком. Воспользоваться зельем – это было его предложение, клянусь!
Ремус замолчал, размышляя, и Альбус не решился его торопить. Видит Мерлин, предложение Северуса и впрямь было сказочно щедрым. Грех не подумать, прикидывая последствия, – всё-таки друзьями Снейп и Люпин не были.
– До следующего обращения почти месяц, – сказал Ремус наконец. – Я узнаю у Снейпа сам. Его мотивы в том числе.
– Рем, я понимаю, что…
– Не понимаете, – оборвал его Ремус, смягчив резкость извиняющейся улыбкой. – Мистер Снейп имеет некую татуировку, которую я чую лучше, чем мне бы того хотелось. А ещё я не желаю влезать в долги к человеку, который при активации этой татуировки не сможет за себя отвечать. Если честно, я очень надеюсь, что мы разберёмся со всем этим до следующего полнолуния. Блэка изловят, а я с чистой совестью покину Хогвартс.
– Вряд ли за это время что-то уладится,– покачал головой Альбус. – Но поговори, конечно. Вам действительно стоит поговорить.
Теперь вздохнул Ремус, и Альбус его понял: на праздничном пиру Северус сделал всё, чтобы его негодование новыми назначениями было замечено. Бедняга Хагрид сбежал из-за стола, не дождавшись десерта, и сейчас, скорее всего, ронял слёзы в стакан с бренди.
– У Севера нелёгкий характер, – добавил Альбус, – но он хороший человек. Я не жалею, что принял участие в его судьбе.
– Вы и в моей судьбе приняли участие, профессор, – склонил голову Ремус, и Альбус вновь замахал на него руками. – Я безмерно вам благодарен. Честно сказать, я очень рад вновь очутиться в Хогвартсе. Совершенно особое место. Мне… Мне здесь спокойно, как нигде и никогда.
– У тебя шрамы… – преодолев неловкость, сказал Альбус. – Мы можем чем-нибудь помочь? Филиус говорил, что преподаватель ЗОТИ…
– Должен иметь нетронутую физиономию, чтобы его не высмеяли мелкие чистокровные нахалы, – улыбка Ремуса изменилась, став лукавой. – Им надо показать мистера Моуди. Вблизи, а не с того расстояния, с какого их папаши обычно с ним общаются. Это отметины тёмных тварей, профессор. Кое-какие не сходят даже у меня, хотя в регенерации оборотни могут посоперничать… – он задумался и мотнул головой. – Не с кем нам соперничать. Оборотни в этом деле лучшие. Я беру охотничьи контракты, профессор. Через посредников и под обороткой, не волнуйтесь. Жить на что-то надо, а рассыльный в лавке из меня неважный.
– У тебя есть образование! – возразил Альбус. – Ты же рискуешь жизнью, зачем?
– Каждое полнолуние моё образование исчезает. Вместе с воспитанием и чувством юмора. Можно сказать, я исчезаю весь. Отлучки работника, привязанные к лунному календарю, могут расстроить любого нанимателя. Невезучего – до смерти, поскольку трансформация частенько плюёт на астрономию и происходит на несколько часов раньше полнолуния.
Альбус нервно огладил бороду и мысленно дал себе по рукам – не дёргать! Что за дурная привычка и как её извести? Колокольчики не помогают. Вплетать колючки?
– Как тебе Гарри? – поинтересовался он, решив, что вернётся к личным делам Ремуса попозже, когда тот успокоится, перестанет ершиться и позволит помочь хоть чем-нибудь. – Неожиданно, верно? Я сам, признаюсь, был поражён в своё время. Не скрою, поражён неприятно.
Ремус неопределённо пожал плечами.
– Я не успел составить о нём мнения. У Гарри есть друзья – уже хорошо.
– Да, но какие!
– Кажется, в этом отношении мы с вами тоже никому не можем послужить примером, – усмехнулся Ремус. – Время покажет, кто кому друг. Главное, чтобы у Гарри было это время, верно?
***
Как ни странно, наутро Гарри чувствовал себя превосходно, и даже воспоминания вчерашнего дня не особо портили настроение. То ли Нотт с Малфоем были круче дементоров, то ли сам Гарри привык к вечной свистопляске, происходившей вокруг него. Так или иначе, но проснулся он в отличном расположении духа и сразу же принялся тормошить Драко:
– Вставай, соня! Я голоден так, что даже овсянкой не побрезгую! Вставай-вставай-вставай!
– Поттер, угомонись, – зевнул Малфой, накрыл голову подушкой и пробубнил оттуда: – Спи, Мерлина ради! Баю-бай!
– Колыбельная от Малфоя! – восхитился вошедший в спальню Нотт. По своему обыкновению, с утра он был одет в одни лишь пижамные штаны, на шее висело полотенце, а по груди стекали капли воды. – Спой же и мне, а то давно кошмары не снились!
В ответ Драко лишь вяло похлопал рукой по постели, предлагая улечься рядом.
– Подъём! – заорал потерявший всякое терпение Гарри и сдёрнул с бесстыжего Хоря одеяло. – Тревога! Пожар! Потоп!
– Восстание гоблинов! – радостно подхватил Нотт. – Круши зеленорылых!
– Нашествие дебилов! – раздался страдальческий стон из-за задёрнутого полога кровати Забини. – Малфой, прокляни уже их! До завтрака целый час, сволочи!
– Я не умею колдовать во сне, – грустно сообщил Малфой из-под подушки. – Давай сам.
– Ой, – смутился Гарри. – Прости, Блейз, я… Прости, пожалуйста.
– Сначала Винс с Грегом топали как громамонты, – Блейз, позёвывая, раздвинул полог, потянулся и попытался пригладить растрёпанные со сна кудри. – Потом Теодор скакал бешеным книзлом, теперь Гарри орёт как пикси покусанный!
– Я сейчас сам кого-нибудь покусаю,– покаянно вздохнул Гарри. – Голодный – ужас, а до завтрака целый час! Ни у кого шоколадки не осталось?
– Ох, бедный мой! – всплеснул руками Блейз и соскочил с кровати; вся его сонливость мигом куда-то делась. ¬– Ни одной! Ни крошки! Драко! Гарри голоден, а ты дрыхнешь! Вот так всегда – кто-то погибает, а какой-нибудь балбес бесчувственный спит себе, как ни в чём ни бывало!
– Бесчувственный балбес напоминает, что у погибающего кого-то есть личный домовик, – Малфой откинул подушку в сторону, и, не открывая глаз, назидательно воздел указательный палец: – Чувства же мешают мыслить ясно!
– Точно! – обрадовался Гарри и позвал: – Динки!
Пока домовик верещал что-то восторженное и клялся раздобыть завтрак сию секунду, Малфой потихоньку снова заполз под одеяло и свернулся клубком. Гарри вздохнул и попросил Динки:
– Притащи, пожалуйста, побольше сэндвичей. Кажется, на завтрак я не попаду.
– Попадёшь, – пробормотал Драко. – Умывание – пять минут, душ – ещё пять. Ну хорошо, десять. Одеться – пять. Собрать сумку… – он сладко зевнул и потёр глаза: – Ладно, уже встал. Делись едой, жадина. Тео, ты собрался выхлебать всё молоко? Оставь хоть капельку. А где парни?
– Пошли в гостиную за новостями, – ответил Теодор и утёр полотенцем молочные «усы». – Холодненькое, класс! Теперь я готов к завтраку!
– И к восстанию гоблинов, – хихикнул Блейз. – Проглот! Я в душ. Оставьте парочку сэндвичей с тунцом. По дороге съем. Кто помнит наше расписание?
– Год начнётся хреново, – скривился Тео. – С трансфигурации.
– Вроде парных занятий теперь будет поменьше, да? – Гарри дожевал сэндвич и потянулся за следующим. – Я помню, что нам вчера раздавали расписание, но не помню, куда его дел. Драко?
– Без понятия. Зато зельеварение с грифферами опять, – Малфой ухитрялся великосветски тянуть гласные даже с набитым ртом, и Гарри в который раз позавидовал хорошо поставленной дикции чистокровных. – Уход за магическими существами тоже. Зачем я на него записался, а, Поттер?
– Да, Поттер, – встрепенулся Тео. – Зачем мы туда записались?
– Потому что лентяи? – с улыбкой предположил Гарри и закинул на плечо полотенце. – С ума сойти, я всё ещё голоден! Надо с завтрака что-нибудь прихватить подкрепиться на перемене.
– Боец растёт, – одобрительно кивнул Теодор. – Прихватим. Дуйте уже купаться, а то опоздаем.
***
Провидцем Тео оказался паршивеньким: урок трансфигурации впервые на памяти Гарри получился нормальным. Гарри не был уверен, что это его заслуга, но постарался от души. Перед занятиями он тщательнее обычного закутался в мысленную «мантию-невидимку», проверил блокировку браслета с черепами и на всякий случай ткнул Малфоя локтем под рёбра, чтобы тот ничего не учудил, папин сын.
На первом занятии в году Макгонагалл всегда превращалась в кошку, и Гарри, набравшийся опыта в «Волшебном зверинце», решил спрятать свою магию понадёжнее. Кажется, старания окупились: Макгонагалл, обернувшись, не топорщила шёрстку на холке и не била себя хвостом по бокам, а грациозно запрыгнула на стол и вальяжно прошлась туда-сюда. Кошка из Макгонагалл получалась очень милая, с забавными «очками» на мордочке, и девчонки сразу же заулыбались и захлопали в ладоши. Гарри тоже улыбнулся и вежливо похлопал, но про себя подумал, что до Бродяги Маккошке далеко. Грим – это всё-таки грим, а собаки в общении куда приятнее кошек.
Вдоволь накрасовавшись, кошка спрыгнула на пол и вновь стала деканом Макгонагалл.
– Анимагия, – сказала она непривычно мягко, – один из самых интересных разделов трансфигурации. Анимагом может стать каждый, но для этого необходимы прилежание и железная самодисциплина.
– Директор Дамблдор не стал, – брякнул дубина Нотт, и Гарри в досаде зажмурился: за снятые на первом же уроке баллы Ургхарт их прикончит и выбросит трупы в озеро, на корм гриндилоу.
Однако Макгонагалл не осадила нахала, а – спаси, Мерлин! – поощрительно кивнула.
– Ни один маг не станет использовать магию, пришедшуюся ему не по душе, мистер Нотт. Например, у вас сил предостаточно. Полагаю, и самодисциплина имеется, хоть мне вы её ни разу не демонстрировали. Но у вас нет желания облечь свои душевные порывы в анимагическую форму. Нет внутренней нужды в этом. Вот и профессор Дамблдор, обладая незаурядными способностями в трансфигурации, не стал анимагом.
– И какие такие душевные порывы заставляют обернуться, скажем, кошкой? – осмелел Нотт, а Паркинсон тихо застонала: «Ой, дура-ак!»
Макгонагалл вскинула брови, и Нотт торопливо добавил:
– Я не посмеяться, мэм, мне и впрямь интересно. Я вот никогда не хотел… Э-э-э… Стать, простите, животным. Зачем?
– Очень интересный вопрос, – сказала Макгонагалл спокойно, и все в классе украдкой перевели дух. – Человечество издревле замирялось с природой путем обретения родства с самыми удачными её созданиями. Разумеется, чаще всего в «родичи» брали хищников. Однако нередко ими становились нехищные животные и рыбы, насекомые или даже растения. Любое качество, нужное для выживания, как бы заимствовалось у зверя-покровителя. Например, умение распознавать ядовитые травы или видеть в темноте, быстро плавать или бегать, чуять опасность на расстоянии или внушать ужас одним лишь своим видом. В современной науке за объектом такого поклонения-подражания закрепился термин «тотем». Слово пришло к нам от аборигенов Северной Америки, ибо собственные слова для обозначения этого явления жители Старого света уже не помнят. Пожалуй, тотемизм – самая древняя социально-религиозная система, и её отголоски до сих пор можно найти во всех культурах мира. Мы говорим «силён как медведь» или «упрям как осёл», рисуем в гербах драконов и украшаем праздничные наряды мехом или перьями.
– Флаги факультетов! – обрадованно воскликнула Дафна.
– Верно, – Макгонагалл приподняла уголки губ, обозначая одобрительную улыбку. – И статуи вепрей на главных воротах. Волшебники в этом отношении ничуть не отличаются от маглов. Однако маги могут принять облик своего духовного «родича». Не стать им, – она сделала паузу и внимательно оглядела класс, – а принять облик! Это важно, запомните! Анимаги обретают лишь внешнее сходство с животными и полностью сохраняют свою личность!
– Тогда зачем?! – Тео развёл руками и помотал головой. – Не понимаю! Интересно же стать тигром, а не посмотреть на тигра! Нет, если там для разведки… Не тигр, конечно, а мышь или кош… Э-э-э… Ну, собака там. Ворона. Кто-то привычный, а потому незаметный. А можно выбрать себе аниформу?
– Нет, мистер Нотт, – покачала головой Макгонагалл. – Аниформа – это часть человека. Мы не можем выбрать вместо себя кого-то другого. Насчёт же стать тигром… Что интересного в жизни тигра вы надеетесь отыскать? Я имею в виду настоящего тигра, а не ваше представление о нём.
– Э-э-э… Ну не знаю. Я вообще-то про тигров ничего не знаю. Сильные, свирепые, полосатые. Охотятся, наверное, много. Большой зверь, еды много нужно. Самки там, детёныши… Не знаю, мэм. Не думал об этом, – Нотт наморщил лоб, а потом внезапно спохватился, что беседует с преподавателем сидя, и вскочил с места. – Простите, мэм. Но вообще-то они красивые, судя по картинкам. Очень красивые. Так что был неправ, мэм. Посмотреть на тигра я тоже не откажусь. На всякого – и в покое, и на охоте.
– Вы видите красоту лишь в силе? – заинтересованно склонила голову Макгонагалл. – Простите за праздное любопытство, но в беседах об анимагии красоту мне обсуждать как-то не приходилось. Да и вы первым делом заинтересовались пользой, а не красотой.
– Ну-у…
Не происходи дело на уроке у декана Гриффиндора, Гарри уже хохотал бы вовсю – до того потешно-взъерошенный видок был у Нотта. Бравый мелкий боевик, день ото дня изъяснявшийся всё короче и решительней, был вынужден вслух размышлять о предмете, о котором ровным счётом ничего не знал и ещё пять минут назад знать не хотел. Тео не был глупым, нет. Но он почти никогда не участвовал в праздных разговорах и старался держаться в одном, равнодушно-доброжелательном, настроении («В соплях я – смерть, Поттер! Отъебись!»), так что «красота тигра» оказалась неожиданной для всех. Вон, даже Винс с Грэгом рты открыли, а про девчонок и говорить нечего.
– Сила – это здорово, чего уж! – Теодор слегка опамятовался и засиял своей обычной улыбкой. – Красиво и полезно! Когда просто так красиво, тоже ничего. Но, может, я просто не замечаю силу в такой красоте. Медленную силу, что ли. Плющ, например, камни дробит только так, успевай от стен отдирать. Красиво, а без дома можно остаться запросто. Не знаю, мэм. Честно, не знаю.
– Вот как, – задумчиво вздохнула Макгонагалл. – Однако вы почти ответили на свой же вопрос, мистер Нотт. Разумеется, любое направление магической науки – это поиск силы, ранее недоступной. Анимаги заимствуют у своего «тотема» отличительные признаки – ловкость, скорость, наблюдательность и прочее. Человеческие возможности существенно дополняются возможностями аниформы. Я могу всю оставшуюся жизнь не превращаться в кошку, а хорошая физическая форма останется со мной навсегда. Нужное качество для волшебника, не так ли, господа боевые маги?
В ответ согласно закивали все, не только Нотт.
– Но! – Макгонагалл подняла указательный палец вверх и внезапно улыбнулась. – Мне нравится обращаться кошкой. В конце концов, это просто красиво. Однако мы немного отвлеклись. Класс! Открыли учебники на странице восемь. Итак, принцип материальности или третье исключение Гампа. Правило кажется простым лишь поначалу, потому что граница между материальным и нематериальным вовсе не так очевидна…
Всю перемену Малфой, соскучившийся за полтора часа вынужденного молчания, задирал Нотта и предлагал наколдовать тому полосатый хвост, а Нотт беззлобно грозился подпалить Малфою бесхвостую задницу.
Гарри же просто уселся на газон, подставил лицо под неяркое сентябрьское солнце и прикрыл глаза. Мирный урок трансфигурации поднял настроение, и Гарри лениво размышлял, добрался ли Сириус до Хогвартса и не пора ли отправить Драко на встречу с «дражайшим дядюшкой».
Письмо для Сириуса уже было почти готово. Коротенькое, оно содержало просьбу не рисковать понапрасну и спрятаться в доме Блэков. Ещё Гарри хотел предупредить Сириуса о новых преподавателях Хогвартса: по всему выходило, что полагаться на помощь Хагрида не стоило. Дописать послание Гарри планировал на большой перемене после Прорицаний, чтобы не терять времени зря.
«Усажу Драко на метлу, и пусть полетает немного, – думал он. – Вдруг заметит сверху Бродягу. Тогда же нужно идти к Дамблдору и врать про несчастную собачку, привязавшуюся к хозяину. Делать себе алиби. Сириус особенно на этом настаивал. Интересно, будет ли у меня хоть один спокойный год в Хогвартсе?»
***
Таким идиотом Драко не чувствовал себя уже очень давно – как бы не с памятного похода в Запретный коридор. Мало того, что весь вчерашний день он тупил как заведённый, так и ночью упустил единственный шанс признаться Гарри, что…
«Какой ещё шанс, придурок? – угрюмо поинтересовался не вовремя очнувшийся Драко Блэк. – Наш Повелитель едва избежал самой страшной участи, а тебя волнуют только твои непристойные фантазии!»
«Тебя будто не волнуют!» – огрызнулся внутренний Малфой и злорадно хихикнул над смущённым сопением своей дурной половины.
Однако Блэк был прав. В столкновении с чужой Изнанкой и её порождениями Гарри чудом не погиб и потом долго был не в себе – не та ситуация, чтобы поведать о своих чувствах.
Да и чувства у Драко случились какие-то ненормальные, о которых и сказать-то неловко, если вообще возможно.
Если верить девчачьим романчикам, то влюблённость – это такое необыкновенное светлое чувство, когда любимый превращается в неземное чудо, мир вокруг расцвечивается радугой, а сверху безостановочно сыплется пыльца фей. «Ликование души», как выразилась некая мадам Демонесса в своём последнем творении.
Ерунда, конечно. Однако какая-то реальная основа в дамском чтиве имелась. Пусть рассказы взрослых радугу и пыльцу не упоминали, но лица у всех рассказчиков всё равно делались восторженно-глуповатые.
Если допустить, что основной симптом влюблённости есть снижение умственных способностей, то всё становилось понятным. Собственная тупость злила, но не удивляла.
Дело неприятное, но должно было чем-то компенсироваться. Ничего не берётся ниоткуда и не даётся бесплатно, но если где-то убыло, то где-то непременно прибыло. Уж кто-кто, а Драко Малфой, сорок девятое колено чистой крови – наичистейшей! Про вейл всё врут! – знал это совершенно точно. Должен быть – и был! – какой-то фактор, помогавший не только преодолеть внезапное оглупление, но и получать от него удовольствие.
У Драко же сразу всё пошло наперекосяк. Фактор не включился, и мир не похорошел. Хогвартс остался Хогвартсом, шестой Уизел – шестым Уизелом, а упрямство Поттера и его совершенно дебильное стремление со всем на свете справиться в одиночку бесили по-прежнему, без всяких скидок на «ликование души».
Короче, дураком Драко стал, но обрадоваться этому не смог. Утешая самого себя, он малодушно надеялся, что ещё не всё потеряно. Ведь если где-то убыло, то где-то прибыло.
Или прибудет.
Потом.
Когда наступит пора сводить баланс.
Да и Мерлин с ним, пришла беда страшнее. С некоторых пор Гарри в глазах Драко стал… Драко долго искал подходящее слово, и нашёл только одно – «распадаться». Только оно всё равно не могло описать случившееся в точности. Драко совершенно перестал воспринимать Гарри целиком. Физически, в смысле. Телесно.
Ещё совсем недавно он знал, что Гарри красив, и мог аргументированно объяснить, в чём именно заключается красота – глаза, кудри, черты лица, сложение. Теперь же засбоивший мозг мог лишь выхватить из общей картины лишь какие-то детали и залипнуть на них до полной потери соображения.
Тёмный завиток на шее, выбившийся из-под магловской резинки, которой Гарри стягивал волосы. Сухая корочка на нижней губе. Левая бровь. Или правая. Обе красивые, но разные – «гениальное» открытие.
Детали же ниже шеи были такими, что умей Драко краснеть, сгорал бы, как тот феникс, раз по семь-восемь за день. И возрождался бы вновь – каждый раз чуть тупее, чем был до того.
Щиколотки, например. Вкупе с лодыжками. Косточки и косточки, внутренние и наружные – у девчонок изящные, у парней покрепче. Драко и свои рассмотрел как-то в душе – совершенно обычные. Хорошо, что они есть, – можно ходить, бегать и вдевать ноги в стремена. И только у Гарри эти косточки были особенными – такими, что Драко мог пялиться на них неотрывно. Хотелось бы сказать «часами», но босиком в Хоге не походишь, а жаль.
Или руки, внезапно отделившиеся от самого Гарри и распавшиеся на пальцы, запястья, локти, предплечья и прочую анатомию.
Да что анатомия, Драко залипал даже на пару волосков, за лето пробившихся у Гарри на груди! А ещё на груди были... Да. Они самые. Соски. Каждый наособицу.
Как снова «собрать» Гарри в целого человека, чтобы не рехнуться окончательно, Драко не знал, и в отчаянии обратился за советом к единственной, кому мог довериться.
– Это нормально, Дракон, – с вымученной улыбкой сказала Милли и опустила печальные глаза. – Это называется «разглядеть». Ты разглядел Гарри.
– Да чихать, как оно называется! – тихо взвыл Драко. – Что с этим делать?!
– Ничего. Ждать. Надеяться, что тебя разглядят в ответ, и бояться, что не разглядят.
– А что-то толковое и… Ну… Активное в этой вашей любви вообще существует? – разозлился Драко. – Ждать и надеяться? Скажи, что ты шутишь!
– Существует, – внезапно ухмыльнулась Милли его собственной, наглой малфоевской улыбочкой. – Но только после «ждать и надеяться», и если это у вас взаимно.
– Бесстыдница, фу!
– Да! – гордо кивнула Милли. – Так что жди, Дракон. Надейся.
Драко одарил её негодующим взглядом и сбежал, не поблагодарив, хотя совет был толковым.
Стоило подождать, пока хоть что-нибудь не прояснится. Если признаться сейчас, то получится ужасно. Говорить надо правду, а правда была такой: «Гарри, я тебя люблю по частям! Нет, я понимаю, что нужно целиком, но пока не получается. Потерпи, пожалуйста, я скоро исправлюсь. Наверное. А сейчас можно мне поцеловать лодыжку? Любую».
После такого признания Гарри его проклянёт. Драко и сам проклял бы идиота с откровенно похабными планами на все части его тела, включая брови. Проклял бы, заавадил и схоронил бы на ближайшей опушке Запретного леса.
Нет, признаваться нельзя. Милли права, нужно ждать.
С другой стороны, предупредить о неладах с мозгами стоило. Гарри наверняка рассчитывал на его интеллект, но теперь под сводами малфоевской черепушки было пусто и гуляло эхо. Эхо и придурок Драко Блэк.
Хорошо, что дражайший дядюшка сбежал из тюрьмы. Гарри нужен настоящий защитник. Что ж, Драко может передавать письма. На это он сгодится. Ещё Драко мог отогревать Гарри по ночам, когда тот возвращался с Изнанки. Сова и грелка, да. Ладно, это лучше, чем ничего.
***
– Что случилось? – спросил вдруг Гарри.
Драко, вздрогнув, вынырнул из своих раздумий.
Гарри сидел на траве и жмурился под лучами солнца, и Драко снова залип. В этот раз на губах – чётко очерченных и словно подкрашенных по краям.
– Эй! – окликнул его Гарри и нахмурился.
– О чём ты? – уточнил Драко.
– Ты сегодня какой-то рассеянный, – Гарри склонил голову набок и подозрительно прищурился. – Признавайся, что затеял!
– Ничего! – замотал головой Драко.
– Так я и поверил!
– Точно, надо что-то затеять! – встрял Теодор и пихнул Драко в бок. – Думай, Хорь! Поттер, грифферы за вчерашнее очень даже заработали.
– Это за что? – напрягся Гарри. – Когда я очнулся, вы вроде не дрались.
– Не дрались, – кивнул Драко, обрадованный переменой темы. – Но стоило бы! Особенно рыжие напрашивались! Всем выводком!
– Ну так и подрались бы, – буркнул Гарри. – Тео, ты соображаешь вообще? На живых людей натравить Малфоя! В прошлый раз Ронни и Пупс удирали от акромантулов!
– Удрали же, – пожал плечами Нотт. – Герои-гриффиндорцы и всё такое. Им только в радость, спорим? Тем более, Пупс наконец на человека стал похож, а Уизел и раньше не слабак был. Такие даже от Дикой охоты удерут запросто. Что им Малфой с акромантулами? Тьфу!
– Но-но! – возмутился Драко и выпрямился, задрав подбородок. – Да я погибель всего живого!
– Разумного живого, – уточнил Нотт, скроив серьёзную морду. – Я, например, три раза подумаю, трогать ли эдакую пакость. А этим-то что? Им ебуки, что нюхлерам цацки.
Гарри в негодовании возвёл глаза к небу и вдруг резко вскочил с места:
– Они там!
– Кто? – хором спросили Драко и Тео и разом же задрали головы. Что увидел Нотт, Драко не знал, а сам он полюбовался хаотичной пляской вихрей, взбивавших воздушную влагу в пышные облака. Завтра будет дождь. Мелкий, унылый, на весь день.
– Дементоры! – прошипел Поттер с ненавистью и ткнул пальцем куда-то в зенит.
– Да ладно! – не поверил Нотт. – Сказали же, что за щитами школы будут.
– Они и за щитами, – Драко прищурился, но всё равно ничего не разглядел: обилие воздушных потоков расцвечивало небо тысячью оттенков синего, серого и фиолетового. – Щиты не стены, а купол, дурень.
– Точно, – хлопнул себя по лбу Нотт и злорадно оскалился. – Тогда плакал ваш квиддич, придурки! Поле далековато от замка, там наверняка щиты еле-еле над кольцами!
Драко обиженно ругнулся и ткнул Тео кулаком в плечо:
– Убью, если так!
– Меня за что?
– За поганый язык!
– Кто бы говорил!
– А где вообще эти щиты проходят? – спросил Гарри, хмурясь.
– По идее, по границам, – Теодор почесал в затылке. – У Винса спроси, он их должен видеть.
– А ты?
– А я щиты только осадные увижу. Их все видят, они плотные очень. Вот нападёт на Хог кто-нибудь, так сразу активируют.
– Кто-то нападал? – заинтересовался Гарри.
– На людскую школу магии? Ясен день! Все нелюди отметились, а вейлы с гоблинами так и не по разу. В старину, понятно. Говорят, в последний раз щиты от штурмовиков Гриндевальда поднимали пару раз. На всякий случай, когда у наших дела были не ахти и прикрыть Хог лишних троек не было.
– Троек?
– Стандартная штурм-группа – три мага, – пояснил Драко. – В Косом видел посты? Тройки.
– Видел, но не обращал внимания, – озадаченно кивнул Гарри, а потом просиял: – Сметвик просто тактику бойцов для целителей использовал, да? Двое работают, один страхует. Он мне рассказывал!
– Везёт! – с откровенной завистью сказал Тео. – Я б целителя Сметвика тоже послушал. Баек про него много ходит, а вот так, чтобы сам… Блин, Поттер! Ты записывай, что ли!
Гарри улыбнулся и покачал головой:
– Это обмолвки, а не рассказы. На записи не тянет. Ладно, идём. Что там у нас по расписанию?
– Прорицания! – сказал Драко с досадой. – Поттер, ты специально предметы выбирал, чтобы я издох с тоски на первом же занятии?
– Я – специально! Для себя! А почему ты сам себе предметы не выбрал?
Драко уже привычно замешкался с ответом, загоняя в подсознание придурочного Блэка с его воплем: «Потому что я всегда должен быть рядом с тобой, Гарри!»
Вместо него ответил Теодор:
– Тебя, Поттер, без присмотра оставлять нельзя. Декан это сразу просёк – вон, даже домовика приставил с первого же дня.
– А тебя кто приставил? – слегка разозлился Гарри. – Я не просил!
– Я сам! – гордо расправил плечи Теодор. – Потому что боец! Где беда, там и подвиг, верно?
– Идиоты! – обиделся Гарри, поднял из травы сумку и закинул на плечо. – Сейчас на уроке ка-ак напророчу вам по три отработки у Снейпа!
– Шарлатан! – засмеялся подошедший Забини. – Я напророчил бы им по шесть отработок у Хагрида, но я умный и иду на нумерологию. Пока, лодыри!
– Всегда-то я у него дурак, – проворчал себе под нос Теодор. – Вот и приставал бы к умным, я ему зачем?
Драко чуть не споткнулся: он-то полагал, что дубина Нотт в упор не замечает подкатов Блейза, и уже готов был поддать другу пинков в нужном направлении. Только теперь стало понятно, что Тео как-то чересчур ничего «не замечает» и что подобная глухота хоть сколько-то вменяемым людям обычно не свойственна. «Вот тебе и тупая боёвка!» – мелькнуло у него в голове.
«Тупая боёвка» должна знать, чем дышит каждый из его подчинённых, – буркнул в ответ чем-то раздражённый Драко Блэк. – Наблюдать за людьми и делать верные выводы будущий лорд «тупой боёвки» обучен крепко, не сомневайся даже. Молча наблюдать и помалкивать о выводах. Он не мозгоправ, он задачи должен правильные ставить. Не утешать, а поберечь. Малфоев же проклятие изменило. Из нормальных бойцов получилось... Расстройство одно, короче, получилось. Во-от с такущим языком и самомнением – куда там Мерлину».
«Отлично всё получилось! – разозлился Драко Малфой. – Молча тоже можно херни всякой натворить! Уж Блэки этим славны дальше некуда! Им языком шевельнуть сложнее, чем потом всю жизнь своё гордое молчание расхлёбывать!»
«Это ты ещё про Нотта или уже про себя, любимого? – фыркнул Блэк. – Тео не смолчит, если надо. Видишь, взял и сказал, чтобы ты не лез. Сами разберутся».
– Да ладно тебе, – Гарри успокаивающе улыбнулся Теодору. – Блейз не одного тебя обозвал, а нас троих, – мгновение подумал и добавил лукаво: – Меня – незаслуженно.
– Меня – тоже, – мгновенно подхватил игру Драко. – Так что обижаться на Забини нужно нам, а тебе не стоит. Ведь Блейз прав, да?
– Где эта мантикорова башня и как туда добраться? – вместо ответа спросил Нотт.
Гарри пожал плечами, и Драко повторил его жест. Где обреталась несуразная мадам Трелони со всеми её запасами бус, шалей и хереса, он не знал. И знать не хотел, но кто его спрашивал.
– Внемлите же с благоговением! – сказал Драко важно и величественно простёр руку в сторону замка. – Моё первое пророчество: опоздаем!
***
В отличие от Нотта, Малфой оказался годным пророком. На урок они опоздали.
«Мантикорова» башня на самом деле называлась Северной, и путь туда прямым не был. Торопливые пояснения встреченных по дороге девчонок, спешивших на занятия, позволили худо-бедно определить основные ориентиры, но они всё равно пару раз свернули не туда, пропустили пару нужных переходов и поднялись на восьмой этаж по какой-то совсем уж заброшенной лестнице, узкой и выщербленной.
– Хорошо хоть лестницы сегодня не выделывались, – очутившись на перекрестье коридоров, Нотт озадаченно завертел головой. – Теперь куда?
– Туда! – уверенно ткнул пальцем Драко.
– Почему это?
– Север там!
– Как ты определил? Тут ни единого окна!
– Ты, неуч, стоишь в самом центре некоей мозаики. Она изображает розу ветров, и северный луч указывает – какой сюрприз! – на север.
– Военная хитрость! – не согласился Тео. – Кто будет делать врагам подсказки, куда бежать?
– Замок Хогвартс неприступен! Идём!
Гарри хихикнул и пошёл следом за приятелями, шутливо толкавшими друг друга плечами. Пожалуй, плечи у Малфоя были чуть шире. И ростом он не догнал Тео совсем чуть-чуть, где-то на дюйм. «Опять я самый мелкий на курсе, – с досадой подумал Гарри. – Меня даже Панси с Дафной переросли, хотя в прошлом году мы с девчонками почти сровнялись. Блин!»
Роза ветров не обманула, и они дошли до очередной лестницы – на сей раз винтовой.
– Туда? – спросил Нотт и на всякий случай посмотрел под ноги. Пол ногами были каменные, давно не метённые полы.
– Получается, – вздохнул Гарри и осмотрелся.
У лестницы висела какая-то огромная картина в пышной раме: судя по размерам, групповой портрет. Однако холст был ожидаемо пуст, впрочем, как и на всех картинах, встреченных по дороге.
– Задолбало блуждать! Куда бы мы ни пришли, я там и останусь! – пригрозил Тео и пошёл первым.
Гарри перевесил сумку на другое плечо и поплёлся следом, а сзади топал Малфой. Вскарабкавшись по крутой лестнице, они очутились на тесной площадке, не ведущей никуда – вокруг были камни неоштукатуренных стен.
– Спорим, в старину тут морили голодом узников, – зловеще подвывая, выдал Малфой. – Их души оставались тут навечно!
Гарри поёжился и локтем двинул Хорька в бок – нашёл место для своих дурацких сказочек!
– Точно! – поддержал его Нотт. – И эти души до сих пор гомонят, слышишь?
Гарри прислушался. Откуда-то явственно донёсся слабый шум голосов. Затем у них над головами что-то скрипнуло.
– Где вас носит, придурки? – раздался громкий шёпот Паркинсон. – Хотите, чтобы нас всех сгноили на отработках?
Гарри поднял глаза и еле удержался, чтобы не выругаться: Панси сердито смотрела на них из люка в потолке. Нотт сдерживаться не стал, и Паркинсон мстительно сбросила верёвочную лестницу прямо ему на голову.
– Твою Моргану! – взвыл Тео и полез наверх.
– Давай! – хмуро скомандовал Малфой. – Я придержу эту хрень.
Гарри, поколебавшись, вцепился в грубые волокна верёвок, зачем-то выкрашенных в серебристый цвет, и полез следом за Тео. Лестница ходила ходуном, сумка соскочила с плеча и била по ногам, а Гарри оцарапал какой-то колючкой левую ладонь и к концу путешествия был зол, как котяра Гермионы, запертый в переноске. У него ещё хватило человеколюбия помочь Драко влезть в люк, а потом оно закончилось.
Разом, в единый миг, на фразе худой лохматой женщины в громадных очках с толстенными стёклами – профессора Сивиллы Трелони:
– Добро пожаловать в класс! Я знала, что вы трое не сразу найдёте дорогу сюда, и не торопилась начать урок!
– Тогда почему вы не послали кого-нибудь навстречу? – поинтересовался он, намеренно опуская приветствие и вежливое обращение. – Известное будущее вам дороже попавших в затруднение людей?
Трелони растерянно моргнула и в изумлении приоткрыла рот.
– Поттер! – прошипел сзади Драко и затараторил извиняющимся голосом: – Просим прощения, мадам! Мы сожалеем, что не выяснили путь в Северную башню заранее!
– Ага, – поддакнул Нотт. – Простите, мэм, мы не подумали.
– Э… – профессорша тряхнула головой, приходя в себя, и все её бесчисленные бусы, цепочки, браслеты и подвески забренчали, отзываясь на движение. – Извинения приняты. Садитесь.
– Куда? – спросил Малфой.
– Туда, где вам будет удобно. Выбирайте сами.
Чуть остывший Гарри огляделся и едва не присвистнул от удивления: класс был не класс, а какая-то… Кондитерская, вот. Круглые столики, пуфики, диванчики и десятки чайных сервизов, в беспорядке расставленных по полкам и полочкам. Ещё здесь было жарко и темно: окошки под самым потолком были закрыты плотными шторами, а старинные лампы прятались в тёмно-красных абажурах.
Студентов было немного: девчонки и пара ребят из Хаффлпаффа, а ещё Булстроуд и Паркинсон, занявшие столик рядом с «дверью» в класс. Теодора цапнула за руку всё ещё сердитая Панси и усадила рядом с собой, на обитый шёлком пуфик, отчего Тео стал похожим на бродячего пса, насильно усаженного на любимую подушку комнатной болонки.
Гарри хихикнул над пришедшим в голову сравнением и потащил Драко подальше от профессорши, в самый тёмный угол. Столика там не было, а вот диванчик, несмотря на нелепый вид, оказался неожиданно удобным.
Мадам Трелони меж тем замогильным голосом вещала, что прорицания – самая сложная из всех магических дисциплин и что к ясновидению должны быть врождённые способности.
– Отлично, – обрадовался Гарри и с чистой совестью откинулся на мягкую спинку диванчика. Врождённых способностей к прорицаниям у него не было, а вот способностей вздремнуть минут десять под монотонный бубнёж профессорши – сколько угодно. И врождённых, и приобретённых. Он сладко зевнул, вытянул ноги, запахнул мантию и закрыл глаза, чтобы почти сразу быть разбуженным.
– Вставай, пора, – Драко потряс его за плечо.
– Что? Куда?
– В Большой зал. Урок закончился, пора на обед. Вставай.
– Да?! Мне показалось, я на пару минут всего… Блин! Сколько баллов сняли?
– Нисколько, – ухмыльнулся Малфой. – Я сказал, что ты впал в пророческий транс.
– Чего?
– Осталось только придумать, что тебе примерещилось, и изложить в эссе.
– Какое ещё эссе?
– Забей, – Драко потянул его за руку, заставляя встать. – Ты отдохнул, и это хорошо. А эссе я сам напишу, не переживай.
– Эссе будет что надо, – пообещал Теодор; за его левый локоть цеплялась Панси, на этот раз весёлая и оживлённая. – Старая дура трясётся от радости всякий раз, когда обещает кому-то беду. Видно, сама горя не нюхала, а потому совести вообще никакой.
– Точно, дура, – опасливо покосившись в сторону преподавательского столика, шёпотом подтвердила Панси. – А я так надеялась, что научусь гадать!
***
– Ужасно устала! Первый день всегда такой длинный! – пожаловалась цаца Гринграсс и чмокнула свою бестолковую подружку Паркинсон в щёку. – Как ты, милая? Что на прорицаниях?
– Ерунда, – махнула рукой Паркинсон. – Гадание по чаинкам! Можешь себе представить чаепитие без ситечка для чая? Мне выпали тоска и одиночество.
– Это была моя чашка! – засмеялась Гринграсс. – Тоска и одиночество на древних рунах! Несчастная я, пол-Рейвенкло и храпящий на парте Гойл.
– Один? – изумилась Паркинсон. – Крэбб, а ты где храпел?
– Рядом, – зевнул в ответ Винс. – Только под партой, на лавке. Хороший предмет, я не пожалел о выборе.
Теодор одобрительно хлопнул довольного Грега по плечу:
– Бойцы! Но на вашем месте я просыпался бы время от времени. Папаня рассказывал, что руны егеря любят накалывать. Мол, не амулет – не отнимут, не пропьёшь и не потеряешь. Я и сам такие татухи пару раз видел. Выглядят круто.
Гарри почему-то горько вздохнул, но в разговор вступать не стал, а взялся за вилку с ножом.
– Ой! – округлила глаза и рот Гринграсс, отчего стала похожа на игрушечного пупса. – Как интересно! Жаль, что девочкам неприлично иметь татуировки.
– Наколи, где маменька не увидит, и будет прилично, – посоветовала бешеная Деррек и плюхнулась на свободное место рядом со своим братцем. – На бедро там. Или на жопу.
– Фу, Деррек! – зафыркали девчонки хором. – Что за слова?! Ты за столом! Вечно у тебя всякие гадости на уме! При чём тут маменька? Это неприлично, потому что девушка с татуировкой выглядит… Этой… Ну, ты поняла.
– Шлюхой, что ли? Это в голове прописано, дуры, а не на заднице.
– Три-икс! – тихо застонал Перегрин Деррек. – Уймись, а?
Остальные парни благоразумно помалкивали, делая вид, что оглохли, ослепли и вообще сидят не здесь, но сдержать ухмылки смогли не все. Особенно плющило старших, и на Деррек они поглядывали с весёлым одобрением.
Девчонки же злобно шипели что-то неразборчивое, но явно нелестное, пока дурища Уилкис не хлопнула в ладоши:
– Закончили! Стыдно, дамы! Деррек, с тебя пять баллов! Такое болтать! Последнего ума лишилась!
– Ты, курица, много о себе воображаешь, – прищурилась Деррек; её явно несло по кочкам. – Мелочь спросила, я ответила. Что не так?
Уилкис покраснела и поджала губы, игнорируя вопрос.
– Руны и вправду очень красивые. И да, я жалею, что нельзя сделать татуировку. Роберта, ты несправедлива, – дрожащим голоском сказала Гринграсс, и Драко заинтересованно вскинул голову. Он не ожидал, что Дафна осмелится встрять в свару, да ещё на стороне безголовой Деррек. Храбрая цаца, надо же!
– Гринграсс, ты… – Уилкис покраснела ещё больше и собралась что-то сказать, но её перебил Забини.
– Картиночки! – сладко пропел он и умильно похлопал глазками. – Ди-ивные картиночки отнял злой-злой декан у приличной девочки!
Уилкис выскочила из-за стола и понеслась на выход, забыв даже сумку, а дружный гнев разъярённых ведьм обрушился на храбреца Забини. Впрочем, длилось светопреставление недолго. Снейп даже встать не успел со своего места за преподавательским столом, когда Блейз надменно выпрямился и холодно поинтересовался:
– Полагаю, приличия нам дороже действующей лаборатории. Верно, дамы?
Шум мгновенно стих, и на лицах «приличных дам» нарисовалось осознание того, что всё имеет цену. Временами непомерную.
Драко не выдержал и засмеялся, заработав укоризненный тычок локтем от Гарри.
– Эй, Забини! – обернувшаяся на шум Анджелина Джонсон сурово свела брови. – Ты чего удумал? Я только-только разжилась золотишком на твою отраву, и на тебе! А ну быстро сказал, что пошутил!
– Зачем тебе золото, la mia bellezza? – солнечно улыбнулся Блейз. – Ты и без того прекрасна, храбрая охотница!
– Ага, особенно с отёками на полморды после Костероста! Забини, убью, понял?
– Неприличным девочкам – скидки, – объявил Блейз громко. – Отважным девочкам с синяками, отёками и прочими издержками отваги – неприличные скидки. Анджелина, ты довольна?
– Моя ты детка! Девочки, мы любим мелкого хитрого засранца?
– Да! – радостно завопили гриффиндорские охотницы и ловец Рейвенкло Чжоу Чанг.
– Ну охренеть теперь, – буркнула Деррек. – Им-то зачем? Они и так в отличной форме.
– Я тебе потом объясню, дева битвы, – мурлыкнул Блейз. – Если будешь делать тату, сам сварю краски. Даром.
– Пришибу обоих! – возмутился Перегрин. – Забини, ты охренел? Трикс, угомонись! Отцу скажу! Видит Салазар, скажу! Что с тобой такое?
– Ой, да пусть чудит, – снисходительно проронила Виникус-средняя. – Всё одно, хорошей партии ей не видать, даже если на мослах хоть что-то нарастёт.
Деррек хищно оскалилась, но её брат раздражённо махнул палочкой:
– Силенцио! Хорош! Остынь, Трикс! И без того с Уилкис разбираться ещё. Терри нас убьёт!
– Убьёт, – подтвердил Ургхарт с дальнего конца стола и скрестил руки на груди. – Трикси Деррек, минус ещё пять баллов! И на тренировках чтобы я тебя не видел неделю! Вон, к Забини сходи и выпроси успокоительного, раз не умеешь гонор унять! Всё ясно?
Трикс кивнула и опустила голову.
– Пообедали, блин, – выдохнул Теодор, и Драко согласно хмыкнул. – Что-то мне учиться захотелось прямо со страшной силой. Что там у нас дальше?
– Профессор Хагрид, уход за магическими существами, – ответил Драко, заглянув в расписание. – Гриффера прилагаются. Это плохо. Очень плохо.
– Почему? – удивился Тео.
– В прошлом году Пятикратный удостоил факультет отважных знакомством с корнуэльскими пикси. Чем захочет Хагрид порадовать своих обожаемых однокашников, даже представить боюсь.
– Жаб будем нянчить. Тебе понравится, – пообещала Паркинсон скривившемуся Теодору, взяла расстроенную Гринграсс под ручку и, задрав нос, поволокла её на выход.
– Все нервные какие-то, – Гарри завернул в салфетку небольшой пирог и вручил его Драко. – Спрячь. Предлагаю сбежать с ухода и посидеть где-нибудь рядышком, в кустах.
– А что так? – Тео последовал геройскому примеру и тоже запасся едой. – Нет, идея хороша, но от тебя я не ожидал.
– Кажется, с уходом я налажал, – повинился Гарри. – Как выяснилось этим летом, большинство магического зверья не выносит змееустов. Надо поговорить с Хагридом. Может быть, придётся менять предмет.
– Древние руны? – засмеялся Нотт. – Парням понравилось.
– Руны? – Гарри шутку не поддержал, а задумался и тяжело вздохнул. – Вряд ли.
– Почему? Будете храпеть втроём, а потом рисовать девчонкам татушки, – Тео подвигал бровями и хитро добавил: – На задницах.
Гарри помрачнел и передёрнул плечами.
– Рисую я неважно, – ответил он хмуро. – Чёрт-те что получается.
– Да ладно, портрет Хорька классный!
– Гады! – обиделся Драко. – С этой секунды я вас не знаю! Сами сидите в своих кустах!
– Уговорил, рисую классно, – невесело улыбнулся Гарри и сам – сам! – извиняясь, чмокнул Драко в щёку. – Но клиенты всё равно недовольны. Идёмте, пора.
– Неважно выглядишь, друг мой, – сочувственно сказал Альбус и чуть не подпрыгнул, услышав за спиной негромкий голос:
– Ничего удивительного, профессор. Полнолуние едва закончилось.
– Рем! – ахнул Альбус, обернувшись. – Прости, я не услышал, как ты вошёл, – он покачал головой и сокрушённо добавил: – Говорил я не о тебе, а о своём бессовестном фамилиаре. Кажется, он близок к очередной смерти.
Печально нахохлившийся Фоукс приоткрыл один глаз и неодобрительно курлыкнул.
– И потому бессовестный? – заинтересованно вскинул брови Люпин. – Любопытная концепция.
Альбус засмеялся и утёр повлажневшие от смеха глаза кончиком бороды.
– Ты всегда умел делать неожиданные выводы, – сказал он и повёл рукой, приглашая сесть. – Нет, бессовестный он потому, что отказывается от еды. Фоуксу вот-вот понадобятся все его силы, и что же? Кормушка полным-полна! Ты склевал хоть зёрнышко? – укоризненно обратился он к фениксу.
Фоукс вновь прикрыл глаза и сунул клюв во встопорщенные пёрышки на грудке. Альбус вздохнул, погладил его по крыльям, уже взявшимся серым налётом, и задумчиво растёр меж пальцев невесомые частицы пепла.
– Чай? – обратился он к своему гостю. – Пару дней назад я заполучил баночку отличного джема! С историей, я бы сказал.
– Не откажусь, – ответил Ремус. – Ни от чая, ни от джема. Что за история?
– О! – Альбус многозначительно воздел палец, а потом принялся неторопливо заваривать чай: омыл чайничек горячей водой и тут же высушил, насыпал туда чаю, залил кипятком и «укутал» согревающими чарами. Затем, повинуясь взмахам его палочки, чайные приборы плавно закружились в воздухе, круглый столик накрыла вышитая скатерть, а вазочки с конфетами, шоколадом, орешками и «историческим» джемом заняли свои места.
– Сахар! – вспомнил Альбус и снова улыбнулся: – Меня вечно укоряют, что я пью чай неправильно, по-русски. Подать тебе молоко и сэндвичи?
– Благодарю вас, но я сыт, – вернул улыбку Ремус. – Отчего же вы пьёте чай неправильно?
– Геллерт приохотил. Большой был любитель всяческой экзотики.
– И собиратель диковинок, – Ремус уже не улыбался. – Старшая палочка, обскур и, по слухам, даже маледиктус. Я знаю, что не первый, кто обманулся в друге. Но говоря откровенно, я предпочёл бы послушать историю джема.
– Дойдём и до неё, – кивнул Альбус, слегка досадуя на себя: умница Люпин всё понял верно, но заботу не оценил и откровенничать не собирается. Не стоило заходить в лоб: твоя промашка, Альбус, бывший друг Геллерта. – Джем апельсиновый, как видишь.
– Очень вкусный, – оценил Ремус. – Оранжереи?
– Апельсины из самой Италии, а сделала этот джем, по её уверениям, мадам Розабелла Забини собственноручно, – Альбус полюбовался мгновением лёгкой паники в жёлтых глазах Люпина; впрочем, уже через полсекунды тот снова стал спокоен и невозмутим.
– Только не говорите, что мадам Забини желает обзавестись очередным супругом и выбрала вас, – сказал Ремус с усмешкой. – Не знаю, сумею ли я вас отговорить, но идея не кажется мне хорошей.
– Кому я нужен, – вздохнул Альбус искреннее, чем собирался. – Это подарок Северусу. Благодарность за обучение её младшего сына. Север – добрый мальчик. Он со мной поделился.
– Добрый и талантливый, – согласно кивнул Ремус. – Раз уж Забини есть чему у него поучиться.
– Кстати, о таланте, – переход был неуклюжим, но тянуть Альбус не хотел. – Северус согласился изготовить для тебя аконитовое зелье. Ты же спрашивал, как быть с «пушистой проблемой»? Полагаю, это наилучшее решение.
– «Пушистая проблема», – криво ухмыльнулся Ремус, – называется ликантропией, а аконитовое зелье чересчур дорого и сложно в изготовлении, чтобы не остаться в долгу. Джем варить я не умею.
– Какие долги, друг мой? – взмахнул руками Альбус. – Север согласен, что ты лучше всех сумеешь присмотреть за Гарри и уберечь его от встречи с Блэком. Воспользоваться зельем – это было его предложение, клянусь!
Ремус замолчал, размышляя, и Альбус не решился его торопить. Видит Мерлин, предложение Северуса и впрямь было сказочно щедрым. Грех не подумать, прикидывая последствия, – всё-таки друзьями Снейп и Люпин не были.
– До следующего обращения почти месяц, – сказал Ремус наконец. – Я узнаю у Снейпа сам. Его мотивы в том числе.
– Рем, я понимаю, что…
– Не понимаете, – оборвал его Ремус, смягчив резкость извиняющейся улыбкой. – Мистер Снейп имеет некую татуировку, которую я чую лучше, чем мне бы того хотелось. А ещё я не желаю влезать в долги к человеку, который при активации этой татуировки не сможет за себя отвечать. Если честно, я очень надеюсь, что мы разберёмся со всем этим до следующего полнолуния. Блэка изловят, а я с чистой совестью покину Хогвартс.
– Вряд ли за это время что-то уладится,– покачал головой Альбус. – Но поговори, конечно. Вам действительно стоит поговорить.
Теперь вздохнул Ремус, и Альбус его понял: на праздничном пиру Северус сделал всё, чтобы его негодование новыми назначениями было замечено. Бедняга Хагрид сбежал из-за стола, не дождавшись десерта, и сейчас, скорее всего, ронял слёзы в стакан с бренди.
– У Севера нелёгкий характер, – добавил Альбус, – но он хороший человек. Я не жалею, что принял участие в его судьбе.
– Вы и в моей судьбе приняли участие, профессор, – склонил голову Ремус, и Альбус вновь замахал на него руками. – Я безмерно вам благодарен. Честно сказать, я очень рад вновь очутиться в Хогвартсе. Совершенно особое место. Мне… Мне здесь спокойно, как нигде и никогда.
– У тебя шрамы… – преодолев неловкость, сказал Альбус. – Мы можем чем-нибудь помочь? Филиус говорил, что преподаватель ЗОТИ…
– Должен иметь нетронутую физиономию, чтобы его не высмеяли мелкие чистокровные нахалы, – улыбка Ремуса изменилась, став лукавой. – Им надо показать мистера Моуди. Вблизи, а не с того расстояния, с какого их папаши обычно с ним общаются. Это отметины тёмных тварей, профессор. Кое-какие не сходят даже у меня, хотя в регенерации оборотни могут посоперничать… – он задумался и мотнул головой. – Не с кем нам соперничать. Оборотни в этом деле лучшие. Я беру охотничьи контракты, профессор. Через посредников и под обороткой, не волнуйтесь. Жить на что-то надо, а рассыльный в лавке из меня неважный.
– У тебя есть образование! – возразил Альбус. – Ты же рискуешь жизнью, зачем?
– Каждое полнолуние моё образование исчезает. Вместе с воспитанием и чувством юмора. Можно сказать, я исчезаю весь. Отлучки работника, привязанные к лунному календарю, могут расстроить любого нанимателя. Невезучего – до смерти, поскольку трансформация частенько плюёт на астрономию и происходит на несколько часов раньше полнолуния.
Альбус нервно огладил бороду и мысленно дал себе по рукам – не дёргать! Что за дурная привычка и как её извести? Колокольчики не помогают. Вплетать колючки?
– Как тебе Гарри? – поинтересовался он, решив, что вернётся к личным делам Ремуса попозже, когда тот успокоится, перестанет ершиться и позволит помочь хоть чем-нибудь. – Неожиданно, верно? Я сам, признаюсь, был поражён в своё время. Не скрою, поражён неприятно.
Ремус неопределённо пожал плечами.
– Я не успел составить о нём мнения. У Гарри есть друзья – уже хорошо.
– Да, но какие!
– Кажется, в этом отношении мы с вами тоже никому не можем послужить примером, – усмехнулся Ремус. – Время покажет, кто кому друг. Главное, чтобы у Гарри было это время, верно?
***
Как ни странно, наутро Гарри чувствовал себя превосходно, и даже воспоминания вчерашнего дня не особо портили настроение. То ли Нотт с Малфоем были круче дементоров, то ли сам Гарри привык к вечной свистопляске, происходившей вокруг него. Так или иначе, но проснулся он в отличном расположении духа и сразу же принялся тормошить Драко:
– Вставай, соня! Я голоден так, что даже овсянкой не побрезгую! Вставай-вставай-вставай!
– Поттер, угомонись, – зевнул Малфой, накрыл голову подушкой и пробубнил оттуда: – Спи, Мерлина ради! Баю-бай!
– Колыбельная от Малфоя! – восхитился вошедший в спальню Нотт. По своему обыкновению, с утра он был одет в одни лишь пижамные штаны, на шее висело полотенце, а по груди стекали капли воды. – Спой же и мне, а то давно кошмары не снились!
В ответ Драко лишь вяло похлопал рукой по постели, предлагая улечься рядом.
– Подъём! – заорал потерявший всякое терпение Гарри и сдёрнул с бесстыжего Хоря одеяло. – Тревога! Пожар! Потоп!
– Восстание гоблинов! – радостно подхватил Нотт. – Круши зеленорылых!
– Нашествие дебилов! – раздался страдальческий стон из-за задёрнутого полога кровати Забини. – Малфой, прокляни уже их! До завтрака целый час, сволочи!
– Я не умею колдовать во сне, – грустно сообщил Малфой из-под подушки. – Давай сам.
– Ой, – смутился Гарри. – Прости, Блейз, я… Прости, пожалуйста.
– Сначала Винс с Грегом топали как громамонты, – Блейз, позёвывая, раздвинул полог, потянулся и попытался пригладить растрёпанные со сна кудри. – Потом Теодор скакал бешеным книзлом, теперь Гарри орёт как пикси покусанный!
– Я сейчас сам кого-нибудь покусаю,– покаянно вздохнул Гарри. – Голодный – ужас, а до завтрака целый час! Ни у кого шоколадки не осталось?
– Ох, бедный мой! – всплеснул руками Блейз и соскочил с кровати; вся его сонливость мигом куда-то делась. ¬– Ни одной! Ни крошки! Драко! Гарри голоден, а ты дрыхнешь! Вот так всегда – кто-то погибает, а какой-нибудь балбес бесчувственный спит себе, как ни в чём ни бывало!
– Бесчувственный балбес напоминает, что у погибающего кого-то есть личный домовик, – Малфой откинул подушку в сторону, и, не открывая глаз, назидательно воздел указательный палец: – Чувства же мешают мыслить ясно!
– Точно! – обрадовался Гарри и позвал: – Динки!
Пока домовик верещал что-то восторженное и клялся раздобыть завтрак сию секунду, Малфой потихоньку снова заполз под одеяло и свернулся клубком. Гарри вздохнул и попросил Динки:
– Притащи, пожалуйста, побольше сэндвичей. Кажется, на завтрак я не попаду.
– Попадёшь, – пробормотал Драко. – Умывание – пять минут, душ – ещё пять. Ну хорошо, десять. Одеться – пять. Собрать сумку… – он сладко зевнул и потёр глаза: – Ладно, уже встал. Делись едой, жадина. Тео, ты собрался выхлебать всё молоко? Оставь хоть капельку. А где парни?
– Пошли в гостиную за новостями, – ответил Теодор и утёр полотенцем молочные «усы». – Холодненькое, класс! Теперь я готов к завтраку!
– И к восстанию гоблинов, – хихикнул Блейз. – Проглот! Я в душ. Оставьте парочку сэндвичей с тунцом. По дороге съем. Кто помнит наше расписание?
– Год начнётся хреново, – скривился Тео. – С трансфигурации.
– Вроде парных занятий теперь будет поменьше, да? – Гарри дожевал сэндвич и потянулся за следующим. – Я помню, что нам вчера раздавали расписание, но не помню, куда его дел. Драко?
– Без понятия. Зато зельеварение с грифферами опять, – Малфой ухитрялся великосветски тянуть гласные даже с набитым ртом, и Гарри в который раз позавидовал хорошо поставленной дикции чистокровных. – Уход за магическими существами тоже. Зачем я на него записался, а, Поттер?
– Да, Поттер, – встрепенулся Тео. – Зачем мы туда записались?
– Потому что лентяи? – с улыбкой предположил Гарри и закинул на плечо полотенце. – С ума сойти, я всё ещё голоден! Надо с завтрака что-нибудь прихватить подкрепиться на перемене.
– Боец растёт, – одобрительно кивнул Теодор. – Прихватим. Дуйте уже купаться, а то опоздаем.
***
Провидцем Тео оказался паршивеньким: урок трансфигурации впервые на памяти Гарри получился нормальным. Гарри не был уверен, что это его заслуга, но постарался от души. Перед занятиями он тщательнее обычного закутался в мысленную «мантию-невидимку», проверил блокировку браслета с черепами и на всякий случай ткнул Малфоя локтем под рёбра, чтобы тот ничего не учудил, папин сын.
На первом занятии в году Макгонагалл всегда превращалась в кошку, и Гарри, набравшийся опыта в «Волшебном зверинце», решил спрятать свою магию понадёжнее. Кажется, старания окупились: Макгонагалл, обернувшись, не топорщила шёрстку на холке и не била себя хвостом по бокам, а грациозно запрыгнула на стол и вальяжно прошлась туда-сюда. Кошка из Макгонагалл получалась очень милая, с забавными «очками» на мордочке, и девчонки сразу же заулыбались и захлопали в ладоши. Гарри тоже улыбнулся и вежливо похлопал, но про себя подумал, что до Бродяги Маккошке далеко. Грим – это всё-таки грим, а собаки в общении куда приятнее кошек.
Вдоволь накрасовавшись, кошка спрыгнула на пол и вновь стала деканом Макгонагалл.
– Анимагия, – сказала она непривычно мягко, – один из самых интересных разделов трансфигурации. Анимагом может стать каждый, но для этого необходимы прилежание и железная самодисциплина.
– Директор Дамблдор не стал, – брякнул дубина Нотт, и Гарри в досаде зажмурился: за снятые на первом же уроке баллы Ургхарт их прикончит и выбросит трупы в озеро, на корм гриндилоу.
Однако Макгонагалл не осадила нахала, а – спаси, Мерлин! – поощрительно кивнула.
– Ни один маг не станет использовать магию, пришедшуюся ему не по душе, мистер Нотт. Например, у вас сил предостаточно. Полагаю, и самодисциплина имеется, хоть мне вы её ни разу не демонстрировали. Но у вас нет желания облечь свои душевные порывы в анимагическую форму. Нет внутренней нужды в этом. Вот и профессор Дамблдор, обладая незаурядными способностями в трансфигурации, не стал анимагом.
– И какие такие душевные порывы заставляют обернуться, скажем, кошкой? – осмелел Нотт, а Паркинсон тихо застонала: «Ой, дура-ак!»
Макгонагалл вскинула брови, и Нотт торопливо добавил:
– Я не посмеяться, мэм, мне и впрямь интересно. Я вот никогда не хотел… Э-э-э… Стать, простите, животным. Зачем?
– Очень интересный вопрос, – сказала Макгонагалл спокойно, и все в классе украдкой перевели дух. – Человечество издревле замирялось с природой путем обретения родства с самыми удачными её созданиями. Разумеется, чаще всего в «родичи» брали хищников. Однако нередко ими становились нехищные животные и рыбы, насекомые или даже растения. Любое качество, нужное для выживания, как бы заимствовалось у зверя-покровителя. Например, умение распознавать ядовитые травы или видеть в темноте, быстро плавать или бегать, чуять опасность на расстоянии или внушать ужас одним лишь своим видом. В современной науке за объектом такого поклонения-подражания закрепился термин «тотем». Слово пришло к нам от аборигенов Северной Америки, ибо собственные слова для обозначения этого явления жители Старого света уже не помнят. Пожалуй, тотемизм – самая древняя социально-религиозная система, и её отголоски до сих пор можно найти во всех культурах мира. Мы говорим «силён как медведь» или «упрям как осёл», рисуем в гербах драконов и украшаем праздничные наряды мехом или перьями.
– Флаги факультетов! – обрадованно воскликнула Дафна.
– Верно, – Макгонагалл приподняла уголки губ, обозначая одобрительную улыбку. – И статуи вепрей на главных воротах. Волшебники в этом отношении ничуть не отличаются от маглов. Однако маги могут принять облик своего духовного «родича». Не стать им, – она сделала паузу и внимательно оглядела класс, – а принять облик! Это важно, запомните! Анимаги обретают лишь внешнее сходство с животными и полностью сохраняют свою личность!
– Тогда зачем?! – Тео развёл руками и помотал головой. – Не понимаю! Интересно же стать тигром, а не посмотреть на тигра! Нет, если там для разведки… Не тигр, конечно, а мышь или кош… Э-э-э… Ну, собака там. Ворона. Кто-то привычный, а потому незаметный. А можно выбрать себе аниформу?
– Нет, мистер Нотт, – покачала головой Макгонагалл. – Аниформа – это часть человека. Мы не можем выбрать вместо себя кого-то другого. Насчёт же стать тигром… Что интересного в жизни тигра вы надеетесь отыскать? Я имею в виду настоящего тигра, а не ваше представление о нём.
– Э-э-э… Ну не знаю. Я вообще-то про тигров ничего не знаю. Сильные, свирепые, полосатые. Охотятся, наверное, много. Большой зверь, еды много нужно. Самки там, детёныши… Не знаю, мэм. Не думал об этом, – Нотт наморщил лоб, а потом внезапно спохватился, что беседует с преподавателем сидя, и вскочил с места. – Простите, мэм. Но вообще-то они красивые, судя по картинкам. Очень красивые. Так что был неправ, мэм. Посмотреть на тигра я тоже не откажусь. На всякого – и в покое, и на охоте.
– Вы видите красоту лишь в силе? – заинтересованно склонила голову Макгонагалл. – Простите за праздное любопытство, но в беседах об анимагии красоту мне обсуждать как-то не приходилось. Да и вы первым делом заинтересовались пользой, а не красотой.
– Ну-у…
Не происходи дело на уроке у декана Гриффиндора, Гарри уже хохотал бы вовсю – до того потешно-взъерошенный видок был у Нотта. Бравый мелкий боевик, день ото дня изъяснявшийся всё короче и решительней, был вынужден вслух размышлять о предмете, о котором ровным счётом ничего не знал и ещё пять минут назад знать не хотел. Тео не был глупым, нет. Но он почти никогда не участвовал в праздных разговорах и старался держаться в одном, равнодушно-доброжелательном, настроении («В соплях я – смерть, Поттер! Отъебись!»), так что «красота тигра» оказалась неожиданной для всех. Вон, даже Винс с Грэгом рты открыли, а про девчонок и говорить нечего.
– Сила – это здорово, чего уж! – Теодор слегка опамятовался и засиял своей обычной улыбкой. – Красиво и полезно! Когда просто так красиво, тоже ничего. Но, может, я просто не замечаю силу в такой красоте. Медленную силу, что ли. Плющ, например, камни дробит только так, успевай от стен отдирать. Красиво, а без дома можно остаться запросто. Не знаю, мэм. Честно, не знаю.
– Вот как, – задумчиво вздохнула Макгонагалл. – Однако вы почти ответили на свой же вопрос, мистер Нотт. Разумеется, любое направление магической науки – это поиск силы, ранее недоступной. Анимаги заимствуют у своего «тотема» отличительные признаки – ловкость, скорость, наблюдательность и прочее. Человеческие возможности существенно дополняются возможностями аниформы. Я могу всю оставшуюся жизнь не превращаться в кошку, а хорошая физическая форма останется со мной навсегда. Нужное качество для волшебника, не так ли, господа боевые маги?
В ответ согласно закивали все, не только Нотт.
– Но! – Макгонагалл подняла указательный палец вверх и внезапно улыбнулась. – Мне нравится обращаться кошкой. В конце концов, это просто красиво. Однако мы немного отвлеклись. Класс! Открыли учебники на странице восемь. Итак, принцип материальности или третье исключение Гампа. Правило кажется простым лишь поначалу, потому что граница между материальным и нематериальным вовсе не так очевидна…
Всю перемену Малфой, соскучившийся за полтора часа вынужденного молчания, задирал Нотта и предлагал наколдовать тому полосатый хвост, а Нотт беззлобно грозился подпалить Малфою бесхвостую задницу.
Гарри же просто уселся на газон, подставил лицо под неяркое сентябрьское солнце и прикрыл глаза. Мирный урок трансфигурации поднял настроение, и Гарри лениво размышлял, добрался ли Сириус до Хогвартса и не пора ли отправить Драко на встречу с «дражайшим дядюшкой».
Письмо для Сириуса уже было почти готово. Коротенькое, оно содержало просьбу не рисковать понапрасну и спрятаться в доме Блэков. Ещё Гарри хотел предупредить Сириуса о новых преподавателях Хогвартса: по всему выходило, что полагаться на помощь Хагрида не стоило. Дописать послание Гарри планировал на большой перемене после Прорицаний, чтобы не терять времени зря.
«Усажу Драко на метлу, и пусть полетает немного, – думал он. – Вдруг заметит сверху Бродягу. Тогда же нужно идти к Дамблдору и врать про несчастную собачку, привязавшуюся к хозяину. Делать себе алиби. Сириус особенно на этом настаивал. Интересно, будет ли у меня хоть один спокойный год в Хогвартсе?»
***
Таким идиотом Драко не чувствовал себя уже очень давно – как бы не с памятного похода в Запретный коридор. Мало того, что весь вчерашний день он тупил как заведённый, так и ночью упустил единственный шанс признаться Гарри, что…
«Какой ещё шанс, придурок? – угрюмо поинтересовался не вовремя очнувшийся Драко Блэк. – Наш Повелитель едва избежал самой страшной участи, а тебя волнуют только твои непристойные фантазии!»
«Тебя будто не волнуют!» – огрызнулся внутренний Малфой и злорадно хихикнул над смущённым сопением своей дурной половины.
Однако Блэк был прав. В столкновении с чужой Изнанкой и её порождениями Гарри чудом не погиб и потом долго был не в себе – не та ситуация, чтобы поведать о своих чувствах.
Да и чувства у Драко случились какие-то ненормальные, о которых и сказать-то неловко, если вообще возможно.
Если верить девчачьим романчикам, то влюблённость – это такое необыкновенное светлое чувство, когда любимый превращается в неземное чудо, мир вокруг расцвечивается радугой, а сверху безостановочно сыплется пыльца фей. «Ликование души», как выразилась некая мадам Демонесса в своём последнем творении.
Ерунда, конечно. Однако какая-то реальная основа в дамском чтиве имелась. Пусть рассказы взрослых радугу и пыльцу не упоминали, но лица у всех рассказчиков всё равно делались восторженно-глуповатые.
Если допустить, что основной симптом влюблённости есть снижение умственных способностей, то всё становилось понятным. Собственная тупость злила, но не удивляла.
Дело неприятное, но должно было чем-то компенсироваться. Ничего не берётся ниоткуда и не даётся бесплатно, но если где-то убыло, то где-то непременно прибыло. Уж кто-кто, а Драко Малфой, сорок девятое колено чистой крови – наичистейшей! Про вейл всё врут! – знал это совершенно точно. Должен быть – и был! – какой-то фактор, помогавший не только преодолеть внезапное оглупление, но и получать от него удовольствие.
У Драко же сразу всё пошло наперекосяк. Фактор не включился, и мир не похорошел. Хогвартс остался Хогвартсом, шестой Уизел – шестым Уизелом, а упрямство Поттера и его совершенно дебильное стремление со всем на свете справиться в одиночку бесили по-прежнему, без всяких скидок на «ликование души».
Короче, дураком Драко стал, но обрадоваться этому не смог. Утешая самого себя, он малодушно надеялся, что ещё не всё потеряно. Ведь если где-то убыло, то где-то прибыло.
Или прибудет.
Потом.
Когда наступит пора сводить баланс.
Да и Мерлин с ним, пришла беда страшнее. С некоторых пор Гарри в глазах Драко стал… Драко долго искал подходящее слово, и нашёл только одно – «распадаться». Только оно всё равно не могло описать случившееся в точности. Драко совершенно перестал воспринимать Гарри целиком. Физически, в смысле. Телесно.
Ещё совсем недавно он знал, что Гарри красив, и мог аргументированно объяснить, в чём именно заключается красота – глаза, кудри, черты лица, сложение. Теперь же засбоивший мозг мог лишь выхватить из общей картины лишь какие-то детали и залипнуть на них до полной потери соображения.
Тёмный завиток на шее, выбившийся из-под магловской резинки, которой Гарри стягивал волосы. Сухая корочка на нижней губе. Левая бровь. Или правая. Обе красивые, но разные – «гениальное» открытие.
Детали же ниже шеи были такими, что умей Драко краснеть, сгорал бы, как тот феникс, раз по семь-восемь за день. И возрождался бы вновь – каждый раз чуть тупее, чем был до того.
Щиколотки, например. Вкупе с лодыжками. Косточки и косточки, внутренние и наружные – у девчонок изящные, у парней покрепче. Драко и свои рассмотрел как-то в душе – совершенно обычные. Хорошо, что они есть, – можно ходить, бегать и вдевать ноги в стремена. И только у Гарри эти косточки были особенными – такими, что Драко мог пялиться на них неотрывно. Хотелось бы сказать «часами», но босиком в Хоге не походишь, а жаль.
Или руки, внезапно отделившиеся от самого Гарри и распавшиеся на пальцы, запястья, локти, предплечья и прочую анатомию.
Да что анатомия, Драко залипал даже на пару волосков, за лето пробившихся у Гарри на груди! А ещё на груди были... Да. Они самые. Соски. Каждый наособицу.
Как снова «собрать» Гарри в целого человека, чтобы не рехнуться окончательно, Драко не знал, и в отчаянии обратился за советом к единственной, кому мог довериться.
– Это нормально, Дракон, – с вымученной улыбкой сказала Милли и опустила печальные глаза. – Это называется «разглядеть». Ты разглядел Гарри.
– Да чихать, как оно называется! – тихо взвыл Драко. – Что с этим делать?!
– Ничего. Ждать. Надеяться, что тебя разглядят в ответ, и бояться, что не разглядят.
– А что-то толковое и… Ну… Активное в этой вашей любви вообще существует? – разозлился Драко. – Ждать и надеяться? Скажи, что ты шутишь!
– Существует, – внезапно ухмыльнулась Милли его собственной, наглой малфоевской улыбочкой. – Но только после «ждать и надеяться», и если это у вас взаимно.
– Бесстыдница, фу!
– Да! – гордо кивнула Милли. – Так что жди, Дракон. Надейся.
Драко одарил её негодующим взглядом и сбежал, не поблагодарив, хотя совет был толковым.
Стоило подождать, пока хоть что-нибудь не прояснится. Если признаться сейчас, то получится ужасно. Говорить надо правду, а правда была такой: «Гарри, я тебя люблю по частям! Нет, я понимаю, что нужно целиком, но пока не получается. Потерпи, пожалуйста, я скоро исправлюсь. Наверное. А сейчас можно мне поцеловать лодыжку? Любую».
После такого признания Гарри его проклянёт. Драко и сам проклял бы идиота с откровенно похабными планами на все части его тела, включая брови. Проклял бы, заавадил и схоронил бы на ближайшей опушке Запретного леса.
Нет, признаваться нельзя. Милли права, нужно ждать.
С другой стороны, предупредить о неладах с мозгами стоило. Гарри наверняка рассчитывал на его интеллект, но теперь под сводами малфоевской черепушки было пусто и гуляло эхо. Эхо и придурок Драко Блэк.
Хорошо, что дражайший дядюшка сбежал из тюрьмы. Гарри нужен настоящий защитник. Что ж, Драко может передавать письма. На это он сгодится. Ещё Драко мог отогревать Гарри по ночам, когда тот возвращался с Изнанки. Сова и грелка, да. Ладно, это лучше, чем ничего.
***
– Что случилось? – спросил вдруг Гарри.
Драко, вздрогнув, вынырнул из своих раздумий.
Гарри сидел на траве и жмурился под лучами солнца, и Драко снова залип. В этот раз на губах – чётко очерченных и словно подкрашенных по краям.
– Эй! – окликнул его Гарри и нахмурился.
– О чём ты? – уточнил Драко.
– Ты сегодня какой-то рассеянный, – Гарри склонил голову набок и подозрительно прищурился. – Признавайся, что затеял!
– Ничего! – замотал головой Драко.
– Так я и поверил!
– Точно, надо что-то затеять! – встрял Теодор и пихнул Драко в бок. – Думай, Хорь! Поттер, грифферы за вчерашнее очень даже заработали.
– Это за что? – напрягся Гарри. – Когда я очнулся, вы вроде не дрались.
– Не дрались, – кивнул Драко, обрадованный переменой темы. – Но стоило бы! Особенно рыжие напрашивались! Всем выводком!
– Ну так и подрались бы, – буркнул Гарри. – Тео, ты соображаешь вообще? На живых людей натравить Малфоя! В прошлый раз Ронни и Пупс удирали от акромантулов!
– Удрали же, – пожал плечами Нотт. – Герои-гриффиндорцы и всё такое. Им только в радость, спорим? Тем более, Пупс наконец на человека стал похож, а Уизел и раньше не слабак был. Такие даже от Дикой охоты удерут запросто. Что им Малфой с акромантулами? Тьфу!
– Но-но! – возмутился Драко и выпрямился, задрав подбородок. – Да я погибель всего живого!
– Разумного живого, – уточнил Нотт, скроив серьёзную морду. – Я, например, три раза подумаю, трогать ли эдакую пакость. А этим-то что? Им ебуки, что нюхлерам цацки.
Гарри в негодовании возвёл глаза к небу и вдруг резко вскочил с места:
– Они там!
– Кто? – хором спросили Драко и Тео и разом же задрали головы. Что увидел Нотт, Драко не знал, а сам он полюбовался хаотичной пляской вихрей, взбивавших воздушную влагу в пышные облака. Завтра будет дождь. Мелкий, унылый, на весь день.
– Дементоры! – прошипел Поттер с ненавистью и ткнул пальцем куда-то в зенит.
– Да ладно! – не поверил Нотт. – Сказали же, что за щитами школы будут.
– Они и за щитами, – Драко прищурился, но всё равно ничего не разглядел: обилие воздушных потоков расцвечивало небо тысячью оттенков синего, серого и фиолетового. – Щиты не стены, а купол, дурень.
– Точно, – хлопнул себя по лбу Нотт и злорадно оскалился. – Тогда плакал ваш квиддич, придурки! Поле далековато от замка, там наверняка щиты еле-еле над кольцами!
Драко обиженно ругнулся и ткнул Тео кулаком в плечо:
– Убью, если так!
– Меня за что?
– За поганый язык!
– Кто бы говорил!
– А где вообще эти щиты проходят? – спросил Гарри, хмурясь.
– По идее, по границам, – Теодор почесал в затылке. – У Винса спроси, он их должен видеть.
– А ты?
– А я щиты только осадные увижу. Их все видят, они плотные очень. Вот нападёт на Хог кто-нибудь, так сразу активируют.
– Кто-то нападал? – заинтересовался Гарри.
– На людскую школу магии? Ясен день! Все нелюди отметились, а вейлы с гоблинами так и не по разу. В старину, понятно. Говорят, в последний раз щиты от штурмовиков Гриндевальда поднимали пару раз. На всякий случай, когда у наших дела были не ахти и прикрыть Хог лишних троек не было.
– Троек?
– Стандартная штурм-группа – три мага, – пояснил Драко. – В Косом видел посты? Тройки.
– Видел, но не обращал внимания, – озадаченно кивнул Гарри, а потом просиял: – Сметвик просто тактику бойцов для целителей использовал, да? Двое работают, один страхует. Он мне рассказывал!
– Везёт! – с откровенной завистью сказал Тео. – Я б целителя Сметвика тоже послушал. Баек про него много ходит, а вот так, чтобы сам… Блин, Поттер! Ты записывай, что ли!
Гарри улыбнулся и покачал головой:
– Это обмолвки, а не рассказы. На записи не тянет. Ладно, идём. Что там у нас по расписанию?
– Прорицания! – сказал Драко с досадой. – Поттер, ты специально предметы выбирал, чтобы я издох с тоски на первом же занятии?
– Я – специально! Для себя! А почему ты сам себе предметы не выбрал?
Драко уже привычно замешкался с ответом, загоняя в подсознание придурочного Блэка с его воплем: «Потому что я всегда должен быть рядом с тобой, Гарри!»
Вместо него ответил Теодор:
– Тебя, Поттер, без присмотра оставлять нельзя. Декан это сразу просёк – вон, даже домовика приставил с первого же дня.
– А тебя кто приставил? – слегка разозлился Гарри. – Я не просил!
– Я сам! – гордо расправил плечи Теодор. – Потому что боец! Где беда, там и подвиг, верно?
– Идиоты! – обиделся Гарри, поднял из травы сумку и закинул на плечо. – Сейчас на уроке ка-ак напророчу вам по три отработки у Снейпа!
– Шарлатан! – засмеялся подошедший Забини. – Я напророчил бы им по шесть отработок у Хагрида, но я умный и иду на нумерологию. Пока, лодыри!
– Всегда-то я у него дурак, – проворчал себе под нос Теодор. – Вот и приставал бы к умным, я ему зачем?
Драко чуть не споткнулся: он-то полагал, что дубина Нотт в упор не замечает подкатов Блейза, и уже готов был поддать другу пинков в нужном направлении. Только теперь стало понятно, что Тео как-то чересчур ничего «не замечает» и что подобная глухота хоть сколько-то вменяемым людям обычно не свойственна. «Вот тебе и тупая боёвка!» – мелькнуло у него в голове.
«Тупая боёвка» должна знать, чем дышит каждый из его подчинённых, – буркнул в ответ чем-то раздражённый Драко Блэк. – Наблюдать за людьми и делать верные выводы будущий лорд «тупой боёвки» обучен крепко, не сомневайся даже. Молча наблюдать и помалкивать о выводах. Он не мозгоправ, он задачи должен правильные ставить. Не утешать, а поберечь. Малфоев же проклятие изменило. Из нормальных бойцов получилось... Расстройство одно, короче, получилось. Во-от с такущим языком и самомнением – куда там Мерлину».
«Отлично всё получилось! – разозлился Драко Малфой. – Молча тоже можно херни всякой натворить! Уж Блэки этим славны дальше некуда! Им языком шевельнуть сложнее, чем потом всю жизнь своё гордое молчание расхлёбывать!»
«Это ты ещё про Нотта или уже про себя, любимого? – фыркнул Блэк. – Тео не смолчит, если надо. Видишь, взял и сказал, чтобы ты не лез. Сами разберутся».
– Да ладно тебе, – Гарри успокаивающе улыбнулся Теодору. – Блейз не одного тебя обозвал, а нас троих, – мгновение подумал и добавил лукаво: – Меня – незаслуженно.
– Меня – тоже, – мгновенно подхватил игру Драко. – Так что обижаться на Забини нужно нам, а тебе не стоит. Ведь Блейз прав, да?
– Где эта мантикорова башня и как туда добраться? – вместо ответа спросил Нотт.
Гарри пожал плечами, и Драко повторил его жест. Где обреталась несуразная мадам Трелони со всеми её запасами бус, шалей и хереса, он не знал. И знать не хотел, но кто его спрашивал.
– Внемлите же с благоговением! – сказал Драко важно и величественно простёр руку в сторону замка. – Моё первое пророчество: опоздаем!
***
В отличие от Нотта, Малфой оказался годным пророком. На урок они опоздали.
«Мантикорова» башня на самом деле называлась Северной, и путь туда прямым не был. Торопливые пояснения встреченных по дороге девчонок, спешивших на занятия, позволили худо-бедно определить основные ориентиры, но они всё равно пару раз свернули не туда, пропустили пару нужных переходов и поднялись на восьмой этаж по какой-то совсем уж заброшенной лестнице, узкой и выщербленной.
– Хорошо хоть лестницы сегодня не выделывались, – очутившись на перекрестье коридоров, Нотт озадаченно завертел головой. – Теперь куда?
– Туда! – уверенно ткнул пальцем Драко.
– Почему это?
– Север там!
– Как ты определил? Тут ни единого окна!
– Ты, неуч, стоишь в самом центре некоей мозаики. Она изображает розу ветров, и северный луч указывает – какой сюрприз! – на север.
– Военная хитрость! – не согласился Тео. – Кто будет делать врагам подсказки, куда бежать?
– Замок Хогвартс неприступен! Идём!
Гарри хихикнул и пошёл следом за приятелями, шутливо толкавшими друг друга плечами. Пожалуй, плечи у Малфоя были чуть шире. И ростом он не догнал Тео совсем чуть-чуть, где-то на дюйм. «Опять я самый мелкий на курсе, – с досадой подумал Гарри. – Меня даже Панси с Дафной переросли, хотя в прошлом году мы с девчонками почти сровнялись. Блин!»
Роза ветров не обманула, и они дошли до очередной лестницы – на сей раз винтовой.
– Туда? – спросил Нотт и на всякий случай посмотрел под ноги. Пол ногами были каменные, давно не метённые полы.
– Получается, – вздохнул Гарри и осмотрелся.
У лестницы висела какая-то огромная картина в пышной раме: судя по размерам, групповой портрет. Однако холст был ожидаемо пуст, впрочем, как и на всех картинах, встреченных по дороге.
– Задолбало блуждать! Куда бы мы ни пришли, я там и останусь! – пригрозил Тео и пошёл первым.
Гарри перевесил сумку на другое плечо и поплёлся следом, а сзади топал Малфой. Вскарабкавшись по крутой лестнице, они очутились на тесной площадке, не ведущей никуда – вокруг были камни неоштукатуренных стен.
– Спорим, в старину тут морили голодом узников, – зловеще подвывая, выдал Малфой. – Их души оставались тут навечно!
Гарри поёжился и локтем двинул Хорька в бок – нашёл место для своих дурацких сказочек!
– Точно! – поддержал его Нотт. – И эти души до сих пор гомонят, слышишь?
Гарри прислушался. Откуда-то явственно донёсся слабый шум голосов. Затем у них над головами что-то скрипнуло.
– Где вас носит, придурки? – раздался громкий шёпот Паркинсон. – Хотите, чтобы нас всех сгноили на отработках?
Гарри поднял глаза и еле удержался, чтобы не выругаться: Панси сердито смотрела на них из люка в потолке. Нотт сдерживаться не стал, и Паркинсон мстительно сбросила верёвочную лестницу прямо ему на голову.
– Твою Моргану! – взвыл Тео и полез наверх.
– Давай! – хмуро скомандовал Малфой. – Я придержу эту хрень.
Гарри, поколебавшись, вцепился в грубые волокна верёвок, зачем-то выкрашенных в серебристый цвет, и полез следом за Тео. Лестница ходила ходуном, сумка соскочила с плеча и била по ногам, а Гарри оцарапал какой-то колючкой левую ладонь и к концу путешествия был зол, как котяра Гермионы, запертый в переноске. У него ещё хватило человеколюбия помочь Драко влезть в люк, а потом оно закончилось.
Разом, в единый миг, на фразе худой лохматой женщины в громадных очках с толстенными стёклами – профессора Сивиллы Трелони:
– Добро пожаловать в класс! Я знала, что вы трое не сразу найдёте дорогу сюда, и не торопилась начать урок!
– Тогда почему вы не послали кого-нибудь навстречу? – поинтересовался он, намеренно опуская приветствие и вежливое обращение. – Известное будущее вам дороже попавших в затруднение людей?
Трелони растерянно моргнула и в изумлении приоткрыла рот.
– Поттер! – прошипел сзади Драко и затараторил извиняющимся голосом: – Просим прощения, мадам! Мы сожалеем, что не выяснили путь в Северную башню заранее!
– Ага, – поддакнул Нотт. – Простите, мэм, мы не подумали.
– Э… – профессорша тряхнула головой, приходя в себя, и все её бесчисленные бусы, цепочки, браслеты и подвески забренчали, отзываясь на движение. – Извинения приняты. Садитесь.
– Куда? – спросил Малфой.
– Туда, где вам будет удобно. Выбирайте сами.
Чуть остывший Гарри огляделся и едва не присвистнул от удивления: класс был не класс, а какая-то… Кондитерская, вот. Круглые столики, пуфики, диванчики и десятки чайных сервизов, в беспорядке расставленных по полкам и полочкам. Ещё здесь было жарко и темно: окошки под самым потолком были закрыты плотными шторами, а старинные лампы прятались в тёмно-красных абажурах.
Студентов было немного: девчонки и пара ребят из Хаффлпаффа, а ещё Булстроуд и Паркинсон, занявшие столик рядом с «дверью» в класс. Теодора цапнула за руку всё ещё сердитая Панси и усадила рядом с собой, на обитый шёлком пуфик, отчего Тео стал похожим на бродячего пса, насильно усаженного на любимую подушку комнатной болонки.
Гарри хихикнул над пришедшим в голову сравнением и потащил Драко подальше от профессорши, в самый тёмный угол. Столика там не было, а вот диванчик, несмотря на нелепый вид, оказался неожиданно удобным.
Мадам Трелони меж тем замогильным голосом вещала, что прорицания – самая сложная из всех магических дисциплин и что к ясновидению должны быть врождённые способности.
– Отлично, – обрадовался Гарри и с чистой совестью откинулся на мягкую спинку диванчика. Врождённых способностей к прорицаниям у него не было, а вот способностей вздремнуть минут десять под монотонный бубнёж профессорши – сколько угодно. И врождённых, и приобретённых. Он сладко зевнул, вытянул ноги, запахнул мантию и закрыл глаза, чтобы почти сразу быть разбуженным.
– Вставай, пора, – Драко потряс его за плечо.
– Что? Куда?
– В Большой зал. Урок закончился, пора на обед. Вставай.
– Да?! Мне показалось, я на пару минут всего… Блин! Сколько баллов сняли?
– Нисколько, – ухмыльнулся Малфой. – Я сказал, что ты впал в пророческий транс.
– Чего?
– Осталось только придумать, что тебе примерещилось, и изложить в эссе.
– Какое ещё эссе?
– Забей, – Драко потянул его за руку, заставляя встать. – Ты отдохнул, и это хорошо. А эссе я сам напишу, не переживай.
– Эссе будет что надо, – пообещал Теодор; за его левый локоть цеплялась Панси, на этот раз весёлая и оживлённая. – Старая дура трясётся от радости всякий раз, когда обещает кому-то беду. Видно, сама горя не нюхала, а потому совести вообще никакой.
– Точно, дура, – опасливо покосившись в сторону преподавательского столика, шёпотом подтвердила Панси. – А я так надеялась, что научусь гадать!
***
– Ужасно устала! Первый день всегда такой длинный! – пожаловалась цаца Гринграсс и чмокнула свою бестолковую подружку Паркинсон в щёку. – Как ты, милая? Что на прорицаниях?
– Ерунда, – махнула рукой Паркинсон. – Гадание по чаинкам! Можешь себе представить чаепитие без ситечка для чая? Мне выпали тоска и одиночество.
– Это была моя чашка! – засмеялась Гринграсс. – Тоска и одиночество на древних рунах! Несчастная я, пол-Рейвенкло и храпящий на парте Гойл.
– Один? – изумилась Паркинсон. – Крэбб, а ты где храпел?
– Рядом, – зевнул в ответ Винс. – Только под партой, на лавке. Хороший предмет, я не пожалел о выборе.
Теодор одобрительно хлопнул довольного Грега по плечу:
– Бойцы! Но на вашем месте я просыпался бы время от времени. Папаня рассказывал, что руны егеря любят накалывать. Мол, не амулет – не отнимут, не пропьёшь и не потеряешь. Я и сам такие татухи пару раз видел. Выглядят круто.
Гарри почему-то горько вздохнул, но в разговор вступать не стал, а взялся за вилку с ножом.
– Ой! – округлила глаза и рот Гринграсс, отчего стала похожа на игрушечного пупса. – Как интересно! Жаль, что девочкам неприлично иметь татуировки.
– Наколи, где маменька не увидит, и будет прилично, – посоветовала бешеная Деррек и плюхнулась на свободное место рядом со своим братцем. – На бедро там. Или на жопу.
– Фу, Деррек! – зафыркали девчонки хором. – Что за слова?! Ты за столом! Вечно у тебя всякие гадости на уме! При чём тут маменька? Это неприлично, потому что девушка с татуировкой выглядит… Этой… Ну, ты поняла.
– Шлюхой, что ли? Это в голове прописано, дуры, а не на заднице.
– Три-икс! – тихо застонал Перегрин Деррек. – Уймись, а?
Остальные парни благоразумно помалкивали, делая вид, что оглохли, ослепли и вообще сидят не здесь, но сдержать ухмылки смогли не все. Особенно плющило старших, и на Деррек они поглядывали с весёлым одобрением.
Девчонки же злобно шипели что-то неразборчивое, но явно нелестное, пока дурища Уилкис не хлопнула в ладоши:
– Закончили! Стыдно, дамы! Деррек, с тебя пять баллов! Такое болтать! Последнего ума лишилась!
– Ты, курица, много о себе воображаешь, – прищурилась Деррек; её явно несло по кочкам. – Мелочь спросила, я ответила. Что не так?
Уилкис покраснела и поджала губы, игнорируя вопрос.
– Руны и вправду очень красивые. И да, я жалею, что нельзя сделать татуировку. Роберта, ты несправедлива, – дрожащим голоском сказала Гринграсс, и Драко заинтересованно вскинул голову. Он не ожидал, что Дафна осмелится встрять в свару, да ещё на стороне безголовой Деррек. Храбрая цаца, надо же!
– Гринграсс, ты… – Уилкис покраснела ещё больше и собралась что-то сказать, но её перебил Забини.
– Картиночки! – сладко пропел он и умильно похлопал глазками. – Ди-ивные картиночки отнял злой-злой декан у приличной девочки!
Уилкис выскочила из-за стола и понеслась на выход, забыв даже сумку, а дружный гнев разъярённых ведьм обрушился на храбреца Забини. Впрочем, длилось светопреставление недолго. Снейп даже встать не успел со своего места за преподавательским столом, когда Блейз надменно выпрямился и холодно поинтересовался:
– Полагаю, приличия нам дороже действующей лаборатории. Верно, дамы?
Шум мгновенно стих, и на лицах «приличных дам» нарисовалось осознание того, что всё имеет цену. Временами непомерную.
Драко не выдержал и засмеялся, заработав укоризненный тычок локтем от Гарри.
– Эй, Забини! – обернувшаяся на шум Анджелина Джонсон сурово свела брови. – Ты чего удумал? Я только-только разжилась золотишком на твою отраву, и на тебе! А ну быстро сказал, что пошутил!
– Зачем тебе золото, la mia bellezza? – солнечно улыбнулся Блейз. – Ты и без того прекрасна, храбрая охотница!
– Ага, особенно с отёками на полморды после Костероста! Забини, убью, понял?
– Неприличным девочкам – скидки, – объявил Блейз громко. – Отважным девочкам с синяками, отёками и прочими издержками отваги – неприличные скидки. Анджелина, ты довольна?
– Моя ты детка! Девочки, мы любим мелкого хитрого засранца?
– Да! – радостно завопили гриффиндорские охотницы и ловец Рейвенкло Чжоу Чанг.
– Ну охренеть теперь, – буркнула Деррек. – Им-то зачем? Они и так в отличной форме.
– Я тебе потом объясню, дева битвы, – мурлыкнул Блейз. – Если будешь делать тату, сам сварю краски. Даром.
– Пришибу обоих! – возмутился Перегрин. – Забини, ты охренел? Трикс, угомонись! Отцу скажу! Видит Салазар, скажу! Что с тобой такое?
– Ой, да пусть чудит, – снисходительно проронила Виникус-средняя. – Всё одно, хорошей партии ей не видать, даже если на мослах хоть что-то нарастёт.
Деррек хищно оскалилась, но её брат раздражённо махнул палочкой:
– Силенцио! Хорош! Остынь, Трикс! И без того с Уилкис разбираться ещё. Терри нас убьёт!
– Убьёт, – подтвердил Ургхарт с дальнего конца стола и скрестил руки на груди. – Трикси Деррек, минус ещё пять баллов! И на тренировках чтобы я тебя не видел неделю! Вон, к Забини сходи и выпроси успокоительного, раз не умеешь гонор унять! Всё ясно?
Трикс кивнула и опустила голову.
– Пообедали, блин, – выдохнул Теодор, и Драко согласно хмыкнул. – Что-то мне учиться захотелось прямо со страшной силой. Что там у нас дальше?
– Профессор Хагрид, уход за магическими существами, – ответил Драко, заглянув в расписание. – Гриффера прилагаются. Это плохо. Очень плохо.
– Почему? – удивился Тео.
– В прошлом году Пятикратный удостоил факультет отважных знакомством с корнуэльскими пикси. Чем захочет Хагрид порадовать своих обожаемых однокашников, даже представить боюсь.
– Жаб будем нянчить. Тебе понравится, – пообещала Паркинсон скривившемуся Теодору, взяла расстроенную Гринграсс под ручку и, задрав нос, поволокла её на выход.
– Все нервные какие-то, – Гарри завернул в салфетку небольшой пирог и вручил его Драко. – Спрячь. Предлагаю сбежать с ухода и посидеть где-нибудь рядышком, в кустах.
– А что так? – Тео последовал геройскому примеру и тоже запасся едой. – Нет, идея хороша, но от тебя я не ожидал.
– Кажется, с уходом я налажал, – повинился Гарри. – Как выяснилось этим летом, большинство магического зверья не выносит змееустов. Надо поговорить с Хагридом. Может быть, придётся менять предмет.
– Древние руны? – засмеялся Нотт. – Парням понравилось.
– Руны? – Гарри шутку не поддержал, а задумался и тяжело вздохнул. – Вряд ли.
– Почему? Будете храпеть втроём, а потом рисовать девчонкам татушки, – Тео подвигал бровями и хитро добавил: – На задницах.
Гарри помрачнел и передёрнул плечами.
– Рисую я неважно, – ответил он хмуро. – Чёрт-те что получается.
– Да ладно, портрет Хорька классный!
– Гады! – обиделся Драко. – С этой секунды я вас не знаю! Сами сидите в своих кустах!
– Уговорил, рисую классно, – невесело улыбнулся Гарри и сам – сам! – извиняясь, чмокнул Драко в щёку. – Но клиенты всё равно недовольны. Идёмте, пора.
Комментарии 12