(из романа "Лица и маски" )
Выйдя из кареты, Алики сразу увидела уходящую дугой вправо широкую серую ленту Набережного бульвара, зажатого с одного бока серой же стеной домов и узкой непроезжей улицей, отделенной невысоким каменным заборчиком, а с другой ограниченного коваными перилами набережной. И все это пространство было сплошь заставлено открытыми лотками, лотками, прикрытыми какими-то подобиями палаток и тентов, пюпитрами, переносными витринами, занимавшим не только обочины, но и самую середину бульвара и разделяя его на два потока… И все пестрело такими непривычными в слякотной серости зимы, и потому казавшимися еще более броскими, яркими, аляповатыми, вызывающими красками развешанных на парапете набережной и выставленных на пюпитрах картин, расставленных на прилавках или просто на булыжнике мостовой безделушек, поделок и подделок самого разного свойства и качества… И все было заполнено людьми, копошащимися, грудящимися возле прилавков и пюпитров, стоящими и снующими, молчаливо разглядывающими и ожесточенно о чем-то спорящими и жестикулирующими, молодыми и пожилыми, простыми и богато разодетыми, мужчинами и женщинами… И над всем этим висел гул, в который сливались и голоса, и шелест одежд, и шлепанье ног по серому размокшему снегу, и шорох шин, и стук копыт многочисленных подъезжающих и отъезжающих экипажей…
(из романа "Когда закончится война" )
Полковник Аламак Менкар рассеянно перелистывал дело под кодовым названием «Стрекоза», когда в кабинет к нему будто нечаянно вошел доктор Лефф. Он всегда заходил к полковнику будто нечаянно. Вид у него был самый что ни на есть добродушный и бестолковый, как обычно: очки на носу сидели криво, волосенки, еще сохранившиеся на черепе, торчали в разные стороны, один бок крупновязаного джемпера длиннее другого. В руке у него была большая, чуть не квартовая, кружка толстого фарфора, на боку которой неприкаянно телепалась ниточка от заварочного пакетика. От кружки исходил смешанный аромат лимона и рома.
— Я вот подумал, — заявил он, пока дверь была еще распахнута, — надо бы вам хоть секундочку отдохнуть... Давайте чайку, что ли, попьем?
— Доктор, — укоризненно сказал полковник Менкар, закрывая дело и закидывая его в сейф. — Куда в вас столько влазит?
Доктор закрыл ногой дверь, доплелся до стола и приземлился сбоку от него, в кресле «для своих». Кружка прочно угнездилась на столешнице.
— В выходные был у меня на даче Рибатт, проводку поправлял после зимы, оборвалось там что-то... И девочку свою привез на природе погулять.
— Зачем? — спросил Менкар, потому что Рибатт явно не проводку к доктору ездил исправлять. Доктор, конечно, делает вид, что ленив, но и сам может найти, где у него обрыв, с электричеством и янтариникой он на «ты», недаром они на пару с Рибаттом смастерили год назад детектор лжи, причем мастерил большей частью сам доктор, а Рибатт главным образом проверял, как доктор технику безопасности соблюдает. Ибо в изобретательском запале доктор был склонен о ней забывать. Доктор Лефф маньяк самый настоящий, но в некоторых случаях это полезно.
— Посоветоваться. Что-то с девочкой не то. Дома жить не может — кажется, что опекун домогается. Нашли славную квартирку, переселили — с деньгами это не проблема даже сейчас. Пожила три дня, прибежала жить опять к опекуну. От опекуна опять к Рибатту — пристает опекун. Обратно водворяют в снятую квартирку — пожила три дня и снова по новой.
— А кто у нас опекун?
Лучшее
Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)