* * *

Подведем основные итоги. В состав правящего слоя 1725-1762 гг., к которому мы отнесли лиц находившихся на действительной службе в чинах 1-5 классов Табели о рангах («генералитет»), членов высших органов власти, а также руководителей центральных и губернских учреждений, входило, в общей сложности, 1159 человек, в том числе, 772 русских (67%) и 387 иноземцев (33%).
Изучение родственных связей внутри этой группы с помощью методов анализа социальных сетей позволило выявить структуру элиты: ее внутренний круг (40% элиты; в т. ч. ядро, этим термином обозначены наиболее сплоченные сообщества, составлявшие 10%), внешний круг (16%) и периферию (44%). Плотность родственных связей в сети сильно различалась: если во внутреннем круге все без исключения представители правящего слоя были объединены между собой близким или дальним родством, то периферия являлась мозаикой из сотен лиц в «генеральских» рангах, как правило не связанных между собой и не имевших других родственников в элите. Социальный состав правящего слоя от его ядра к периферии тоже менялся.
скрытый текст
Основная масса традиционной элиты (65-91%), в первую очередь аристократия, закрепилась во внутреннем круге; новичков из числа русских и иноземцев здесь насчитывалось только 25-32%. Периферия являлась почти зеркальным отражением внутреннего круга: новых людей здесь было гораздо больше, чем старой элиты. Оценка влиятельности представителей разных фамилий показала, что решающую роль в коммуникации внутри элиты играла московская знать – Голицыны, Долгоруковы, Салтыковы, Головины, Шереметевы, Прозоровские, Одоевские, Бутурлины, Куракины, Черкасские, Трубецкие, а также ряд родов, попавших в Думу при первых Романовых – Нарышкины, Стрешневы, Татищевы и Волконские. Вместе с тем, концепция Дж. ЛеДонна о борьбе в элите двух «расширенных кланов» Салтыковых и Нарышкиных не нашла наглядного подтверждения.

Анализ также показал, что между местом человека в этой сети родства, его карьерой и благосостоянием существовала очень сильная взаимосвязь.
Подчеркну, что решающую роль здесь играли именно родственные узы, а не происхождение. Входившие в ядро правящего слоя быстрее остальных продвигались по карьерной лестнице, чаще состояли на привилегированных видах службы (придворная, гвардейская, дипломатическая), имели в среднемсамые высокие чины, им дольше других удавалось сохранять свои позиции во власти и, наконец, в их собственности было гораздо больше крепостных.
Вошедшие в ядро элиты, по сравнению с остальными, получали лучшие шансы на сохранение высокого социального статуса семьи: 41-54% из них имели в составе элиты отца или деда, а 58% – одного или нескольких сыновей. По мере удаления от ядра перечисленные показатели снижались, а наиболее низкие отмечались на периферии элиты. Интересно, что место человека в этой сети влияло даже на характер служебных назначений и тип карьеры (военная, гражданская или смешанная). Лица, интегрированные в ядро правящего слоя, медленнее других отказывались от традиционного московского типа смешанной карьеры, тогда как аутсайдеры, оставшиеся на периферии и имевшие слабые связи в элите, более явно, чем остальные, демонстрировали новый подход к карьере, предпочитая специализацию только в одной сфере.

В результате петровских реформ важной частью российского правящего слоя стали иноземцы, но из-за религиозных барьеров они имели меньше возможностей закрепиться в его составе, чем русские. Так, во внутренний круг элиты вошли 48% русских и только 25% иноземцев, на периферии же остались 38% и 58% лиц соответственно. Успешнее других с задачей интеграции справлялись уроженцы Восточной Европы (во внутреннем круге 48% лиц; многие из них являлись православными), остзейцы (38%) и иноземцы «старого выезда» (31%). Браки, как и прежде, заключались в основном в своей конфессиональной среде: родственников среди русских имели 59% выходцев из Восточной Европы, 31% иноземцев «старого выезда» и лишь 13-14% уроженцев Центральной и Западной Европы, Скандинавии и Прибалтики.

Сравнение чинопроизводства в Московском государстве и в России после петровского времени (1725-1762 гг.) показало, что Табель о рангах существенно ограничила вертикальную мобильность: интенсивность пополнения состава элиты новыми людьми в изучаемый период была вдвое ниже, чем в 1613-1689 гг. Как и прежняя система, Табель поддерживала «непотизм» старых фамилий и способствовала его распространению среди новых. Неизменным остался способ закрепиться в правящем слое – породниться со старой элитой, в первую очередь с наиболее влиятельной ее частью, аристократией.
Несомненно, по своему замыслу Табель о рангах была продуктом рационального стиля мышления. Свидетельством этого, в частности, является введение иерархического чиновного деления, систематизация чинов (воинских, статских, придворных), требование прохождения службы с самых нижних рангов независимо от происхождения, обязательность получения дворянством образования. Однако выявленная тесная взаимосвязь между родственными отношениями и службой позволяет поставить под сомнение укоренившуюся точку зрения о том, что созданная Петром I система чинопроизводства кардинально отличалась от старой московской.

С. В. Черников «Союз родства и узы крови»: генеалогия и структура правящей элиты России 1725-1762 гг. // Cahiers d’histoire russe, est-européenne, caucasienne et centrasiatique, 65/1, Janvier-mars 2024