☾ 28

Несмотря на ранний подъем и плохой сон, я радовалась, что настал день, который полностью я проведу с Эдвардом. Как только отец ушел на рыбалку, я услышала стук в дверь, и мы поехали на моем пикапе не в Сиэтл, как планировали, а в лес. Причину я не знаю, но Эдвард сказал, что так надо. Мы три часа ехали, а потом пришлось идти пешком по лесу пять миль. В основном мы шли под гору, а когда на пути попадались папоротники, валуны или поваленные деревья, Эдвард брал меня за руки. Если я падала, а это случалось довольно часто, он тут же помогал подняться. Я старалась смотреть на безупречное лицо как можно реже, но слишком уж часто падала. Каждый раз его холодная красота острым ножом пронзала мое сердце. Мы почти не разговаривали. Лишь изредка он задавал какой-нибудь вопрос, совсем как вчера или позавчера. Как я справляла дни рождения, каких животных держала в детстве… Переход занял почти все утро. Лес напоминал бесконечный лабиринт, и я испугалась, что мы никогда не найдем обратную дорогу. Эдвард чувствовал себя великолепно, безошибочно ориентируясь среди вековых деревьев. Через несколько часов через густую листву просочились солнечные лучи, перекрасив мрачные оливковые тона в зеленовато-желтые. Синоптики не ошиблись, день действительно выдался ясным. Впервые с начала нашего похода я почувствовала радостное возбуждение и с нетерпением ждала, что случится дальше.

Наконец деревья расступились, и я оказалась на самой красивой поляне на свете. Мне захотелось поделиться своими впечатлениями с Эдвардом, но его не оказалось рядом. Перепугавшись, я стала оглядываться по сторонам и, наконец, увидела его среди густого папоротника, в тени, на самой границе с поляной. Только тогда я вспомнила о том, что красота солнечного дня окончательно стерла из моей памяти. Эдвард обещал показать, что с ним происходит в ясную погоду. На ярком солнце он выглядел более чем странно. Я никак не могла привыкнуть, хотя и наблюдала за ним уже несколько часов. Бледная кожа, слегка покрасневшая после вчерашней охоты, сияла, словно усыпанная алмазами. Эдвард неподвижно лежал на траве, а расстегнутая рубашка обнажала сверкающий мускулистый торс и блестящие руки. Мерцающие цвета бледной лаванды веки были полузакрыты, хота он, конечно, не спал. Мне казалось, что передо мной статуя, вытесанная из неизвестного людям камня, гладкого, как мрамор, сверкающего, как хрусталь. Но затем его эмоции сменились. Он начал кричать, что он самый совершенный хищник на земле, что меня привлекает все: его голос, грация, лицо, даже запах. Отломив толстую еловую ветку, он быстро обломал ненужные побеги, а потом швырнул в соседнюю сосну с такой силой, что бедное дерево еще долго качалось как на сильном ветру. И вот он снова в метре от меня — неподвижный, как статуя. Никогда раньше Эдвард не показывался мне в своем истинном обличий. Зверь, настоящий зверь… но какой красивый! Лицо мертвенно-бледное, глаза блестят… Я чувствовала себя маленькой птичкой, завороженно смотрящей на королевскую кобру.

После этого он сказал, что мне стоит бояться его, что я для него, словно героин для наркомана, самый любимый сорт героина. И что в тот самый первый день на биологии, он чуть не вскочил и не сожрал меня прямо в классе. Потом хотел выманить меня в тихое место или съесть в административном корпусе. А потом он увидел, как на меня несся автомобиль и подумал "только не она". А потом он сказал, что он не вынесет, если сделает мне больно или умертвит, что на всем свете для него нет никого дороже меня. Отныне и навсегда. А я сказала ему, что лучше умру, чем буду жить без него. Наши чувства были взаимны. Он обнял меня и прижался лицом к моей груди, слушая, как бьется сердце. Я понимала, что могу умереть, не чувствовала себя спокойно.