Решила заняться расхламлением (неподъемная задача, поэтому постоянно откладываю) и наткнулась на всякие мамины заныканные и забытые вещички,в том числе письма и т.д. И так больно стало, что аж заплакала, потому что этого человека больше нет. Нет, она жива, общается, реагирует, нас помнит, ничего экстремального, но все же... Того человека, который делал эти нычки больше нет - очень независимого, сдержанного, упрямого, со своими планами, болями и тайнами, до конца так и не узнанного. Только доброта, наверное, осталась неизменной. Что уж там, если она иногда оговаривается и называет меня мамой - похоже, я действительно напоминаю ей бабушку Алиду, что не то чтобы лестно: с той мы общались мало и непродуктивно, бабушка выговаривала маме за то, что она меня распустила, мелкая я открыто возмущалась такой критикой меня и мамы. И мама сглаживала углы между этими двумя авторитарными скалами, восьмидесяти и восьми лет от роду Никогда не думала о себе в таком ключе, всегда избегаю ситуаций где нужно командовать или подчиняться, не люблю ни то ни то, но факт тот, что подчиненный из меня сомневающийся, а командир авторитарный, хотя воспитывали-то предельно демократично. Маму держали в строгости, а она выросла мягкой, хотя и упрямой, с очень хорошими границами по-нынешнему. Может быть и бабушка Алида не особо горела желанием командовать, но что еще может делать мать большого крестьянского семейства? Так и привыкла. А я пошла в нее, с небольшими поправками на другое время и обстоятельства.