* * *

Перед новым годом вписалась я в ведьмачьего Тайного Санту. Суть как и везде - написать, нарисовать, спеть, сплясать на анонимную заявку от такого же фаната означенного канона. Ну и тебе напишут, нарисуют, споют и спляшут в ответ. (хотя ответный дар может быть несопоставим с твоим по затраченным усилиям, да) Одна беда, никогда не знаешь придет ли тебе заявка по тому, что привык писать или что-то совершенно внезапное. Мне вот прилетело внезапное. Я двадцать дней чесала тыковку и ныла таким же страдальцам насколько заявка мимо меня. Но взялся за гуж — не говори, что ингуш. Текст я родила. Спасли канонодрочерство, внутренний Паустовский и миллион отсылок. Я реально, чтобы не возненавидеть текст уже даже на голом интересе впихивала туда отсылки ко всякому. Мне кажется если написать отдельно про них это будет интереснее текста

 

Название: По Спирали

Персонажи: Гелван из Aen Elle, male!Диллиан из Aen Seidhe, Ауберон Муиркетах, Королева Зимы, Аваллак’х, ОМП.

Метки: рейтинг G, слэш, согласование с каноном, пропущенная сцена, драма.

 

 

 

Старики говорят, что в уединенной пещере на берегу Пали Гап некогда жил известнейший бард, великий Ксирднех из Зангвебара, чья звонкая эльфская лютня некогда звучала от Назаира до Драконьих гор. Но за столетия до него эта лютня пела совсем другие песни…

 

 

В Laranna Haird`eis вечная стылость словно в приоткрытые Врата постоянно тянет межмировым лютым холодом. Когда в лежащей через море Xin'trea уже во всю цветут магнолии Гелван резким движением только поглубже натягивает капюшон отороченного мехом плаща. Ещё немного и каменный свод смыкается над ним отсекая магической завесой решивший напомнить о себе в конце бирке снег и ветер.

В обширных подгорных чертогах блаженно тихо и все идет по давно привычному распорядку: в ровном пламени светилен мерно булькают алхимические декокты и лишь не по-эльфски громкие шаги нарушают покой.

Тяжёлый плащ отброшен в сторону, посох глухо стучит о подставку. Подтянув к себе кресло Гелван тонет в его мягкой глубине, закидывает ноги на стол и не мигая смотрит в стену. Тяжело и пульсирующе болит голова, не то от совета, но скорее от приближающейся бури. Боль колотит в виски молоточком, смазывает мир по углам зрения, оседает противной тяжестью за глазами. Сейчас Гелван ненавидит острова, ненавидит Ауберона, требующего быть рядом, ненавидит Диллиана, что не соизволил поселиться где потеплее, ненавидит бесконечные советы и вынужденное бездействие.

 

Споры о кораблях полыхают столь ярко, что превзошли бы, наверно, зарево решись кто-то отчаянный сжечь предмет столь яростных дискуссий. Громче всех требует равного разделения флота Фелеаорн из Seidhe и многие из них внимают его речам, согласно кивают головами. “Как игрушечные болванчики в руках детей”, — думает Гелван, когда затихшие было споры взвиваются вновь стоит Айирилиль выйти в круг совета.

Seidhe, что успели обжиться, обрасти дворцами и садами, потеснить на материке всевозможных дикарей и недомерков, своим упорством напоминали ему скупцов, готовых сгноить хорошую, но ненужную вещь, только потому что она оказалась в их руках. Не желающие иного дома кроме этого, они упорно не хотят отдавать корабли. Elle же так и остались в большинстве своем на пороге этого мира, они дышали морозным воздухом иномирья, воздухом манящим их все дальше и дальше по спирали. Туда, где земля бы цвела и рожала так, как нравится им одним.

За стрельчатыми окнами башни, словно морские киты, плывут к северо-западу тяжелые штормовые облака и кружат чайки. Одна любопытная пристроилась на карнизе и глядела на Гелвана круглым агатовым глазом. Споры, что повторяются уже не первый день, навевают тоску и сожаление о бесцельно потраченном времени. Хорошо хоть Фелеаорн назначил этот в одной из редких на островах башен, а не в привычных подгорных чертогах - рисунок облаков и полетов чаек хотя бы менялся. Столь же лениво как туча, проплыла мысль: “Успеет ли Диллиан вернуться до шторма?”

Павшую на зал тишину можно было сравнить с громом, даже любопытная чайка испугалась и сорвалась с карниза с противным криком. За ней встрепенулся и Гелван, аккуратно обвел взглядом зал. Заметил и как каменеют лица Seidhe, как довольно прикрыл глаза Ауберон, и лишь в конце посмотрел на пылающую холодной яростью Айирилиль.

Кажется нашелся тот, кто готов жечь корабли.

 

Из задумчивости его вырвал шорох шагов и то, как теплая, чуть шероховатая от работы с веслом и луком, ладонь легла на его плечо. Диллиан все же вернулся до шторма.

— Вина? — и не дожидаясь ответа сунул ему кубок. — Вчера доставили от Диветафа, прошлогодний урожай гвинедд — чист как желтый топаз, напоен ароматом цветов как дыханье весны.

— И как тебе не надоедает тащиться сюда из Гавани? — Гелван щекой касается руки на плече и вздрагивает услышав ответ.

— Надоедает, — этой драматической паузе могут аплодировать даже в театре, — к сожалению, у меня нет личного портала и я ещё не бард из сказки, чей голос преодолевает любые преграды — приходится везти себя к тебе в лодке.

— Ещё в сказках украденные арфы, спеша на зов хозяина, убивают по пути девять похитителей.

— А вот это, кстати, правда, — Диллиан шутливо тыкает в него пальцем, сжимая в руке кубок. — Тебе стоило бы у неё поучиться.

— Знающий приходит ровно тогда, когда считает нужным, — так легко оказалось забыть про скуку и боль. — Зато Знающий поражен, как в столь поздний час ты умудряешься находить дорогу к нему.

— О, когда твои чертоги расположены между двух пиков, белых и высоких как груди Этайн — сложно сбиться с пути.

— Кхм… тебе видней.

Он даже не замечал до этого как душит его теплый, чуть спертый воздух, не замечал пока Диллиан, как порыв ветра, от которого он все пытался сбежать, не принес с собой запах снега, хвои, просоленной морем кожи и незнакомых, растущих только на материке трав. Гелван прошёлся взад-вперед, сунул недопитый бокал везле реторты к еще паре таких же. Вернулся к гостю, прочесал пальцами его распущенные волосы, заправил пряди за острое ухо. Диллиан вровень с ним — редкость для seidhe.

— Никогда не понимал твоей любви к морским путешествиям, почему не через башню? — медленно выдохнул, более всего желая сейчас зарыться лицом в эти волосы и так и уснуть. — Лучше поиграй мне, Диллиан. Ни за что не поверю, что в бешеной качке и соленых брызгах ты не нашел идей для новых мелодий.

— А еще в закатах в полнеба, пене, нежной как руки возлюбленной, и всех мыслимых оттенках синего, — почти пропели ему в ответ, невесомо целуя в лоб.

Диллиан мягко смеется, легко и охотно устраивается на теплой шкуре возле кресла и наигрывает первую за этот вечер мелодию. Гелван слушает перебор лютни, лениво поглаживает иссиня-черные, похожие на крыло ласточки, волосы своего барда и мысли его о старых сказках, волшебных голосах, разрушающих башни и летающих, почему-то среди звезд, арфах.

 

Когда через три дня затворничества он получил пугающе краткий вызов от Ауберона, Гелван по началу решил, что все плохо и брату нужны его чары. Но Laranna Haird`eis встретила его своим привычным шумом и подозрительным спокойствием.

Спрятав мерзнущие руки поглубже в рукава они неспешно шагали к каменному “языку” чуть ниже замка, с которого открывался вид на всю бухту.

— Я удивлен, что в Гавани еще не звенят мечи, как тебе удалось их успокоить?

— Каомхан Маха воистину ценнейшее приобретение для нашего совета со времен Исхода, и способен продать даже солнце слепцу, — Ауберон на мгновение замер, подставляя лицо светилу и позволяя ветру трепать свои волосы. — Сторговался с Фелеаорном на треть флота.

— Но…

— Знаю, — в голосе лязгнул металл, — На треть флота и “рог”, что протрубит сквозь пространство и время, чей голос достигнет любого из миров по спирали, чтобы мы могли вернуться к родичам если в этом наступит нужда. — Ты отказался.

— Нет.

Гелван так резко повернулся к брату, что уткнулся носом в пышную меховую опушку плаща. Сбросив фесову тряпку он догнал спокойно шагающего брата, придержал за плечо, пытаясь найти в его лице следы веселья. Нашел только вежливое удивление.

— И ты считаешь существование столько могучего артефакта возможным? Кажется Айирилиль выдает тебе желаемое за действительное. А ты и рад ей верить! Как же, это поддерживает твои амбиции. После возвращения от Хлада она приобрела на тебя влияние не по силам, брат мой.

— Ты сделаешь это возможным, — это “ты” разило не хуже молота. Ауберон словно и не слышал горячей тирады и явно наслаждался выражением лица своего собеседника. — Раз уж компетенции нашей Королевы Зимы кажутся тебе недостаточными.

Рука Гелвана бессильно опустилась. За обрывом хрипло хохотали чайки. Ауберон, похожий на него как близнец, с его свинцовыми глазами и волосами цвета набухших снегом туч, в этот момент выглядел истинным порождением сурового острова хоть и ни единой каплей крови не принадлежал этой земле.

— Ты затем и введен в королевский совет, дорогой брат, чтобы претворять в жизнь волю своего короля к вящей славе Aen Elle. И раз уж ты решил все же не портить постелью своей нежной дружбы с этим seidhe — направь нерастраченный пыл на работу, которая увековечит твое имя.

— Как пожелает мой король, — закаменевшая спина непривычно гнется в поклоне. — Что-то еще?

— Если только портал до Соколицы.

 

На поросшем редкими соснами утесе хорошо думается. Гелван чувствует как стылый воздух словно морская вода вливается в его легкие. И он отпускает себя, захлебывается, тонет в этом ледяном бунте против весны.

На поросшем редкими соснами утесе ветер то воет волком и пытается отгрызть лицо, то стихает до почти нежного, аккуратно лезет под одежду холодными пальцами брошенной любовницы. На материке капризы погоды мягче, заметно теплее, настолько, что небольшая часть Elle отправилась к югу и отвечает на все более и более гневные послания Ауберона хорошо если через раз. Гелван бы и думать о них забыл, если бы не постоянное обсуждение их в ближнем кругу брата. Но какой-то потаенной стрункой внутри он чувствует, что именно здесь, на островах больше похожих на клыкастую пасть, видна истинная душа этого мира. И мир этот словно всем собой кричит, шепчет, огрызается - он не собирается меняться по чьей-либо прихоти, - щерится острыми скалами, гневно плюется соленой морской пеной.

Гелван смотрит с высоты на Гавань такую же белую от кораблей, как окрестные утесы полные чаек, давшие ей имя. И почти насмешкой над гордыми кораблями смотрятся утлые суденышки, вышедших на промысел дикарей, которым Seidhe позволяют жить рядом. И все бы ничего, если бы жалкие лодчонки со всей их с грубой резьбой и примитивно раскрашенными парусами, не были сделаны явно в подражании кораблям Elle.

— Такова природа вещей, встретив прекрасное примитивные расы начинают этому подражать в меру своего разумения, но видя недостаточность или бесплодность своих усилий их мозги способны породить только зависть, а не стимул к развитию. И недалек тот день, когда pavien решит уничтожить, то чем не сумеет обладать, чтобы не тревожило непостижимое их скорбный разум самим своим существованием. Подражание — зависть — ненависть.

Гелван гадал, что за будущее ждет гордые корабли-птицы в руках Seidhe — обрастать ракушками у причалов, пыльным памятником славы былых дней? Или превратиться в прогулочные кораблики и возить пресытившихся родичей по Aevon у Pont ar Gwennelen?

 

О том, что Гелван слишком глубоко задумался и стал похож на одну из кривых сосен напомнили противные крики взлетающих чаек — громкие голоса ниже по тропинке спугнули птиц с облюбованного уступа. Он узнал голос Фаэнгиля из seidhe, который явно в насмешку исполнял любимую балладу Диллиана на весьма развеселый мотив. Нежные слова истории о разлученных, ищущих воссоединения, возлюбленных превратились в его исполнении в остроумную перебранку за праздничным столом.

Tá tú ag dul go dtí Scarborough Ffair?

Persli, saets, rosmari y theim

Cuimhnigh orm le ceann amháin atá ina chónaí ann

Do bhí sí aon uair amháin le grá fíor de mianach

Холодный ветер словно ножом отрезал строки и уносил их куда-то в неспокойную морскую даль.

— Ну и cuach aep arse ты, Фэль, а не друг!

— Но-но, я попрошу! Зато ты умотал меня скакать полдня по утесам. Давай передохнем.

Гелван уже было собрался спуститься им на встречу, как Фаэнгиль заговорил вновь, шумно хватая воздух между словами:

— Зато песня прям про вас с колдуном. Не от того ли ты ее так часто поешь? Вы так и ходите друг против друга, одному рубашку без иглы пошей, второму — земли между берегом моря и кромкою вод.

— Иди ты со своими выдумками. Гелван — друг. Да и не думает он ни о чем таком.

— Ага, только взглядом облизывает. Ай! Arse..

Вниз по тропинке посыпались мелкие камешки, слышалось громкое сопение и звуки возни. И Гелван все же поспешил вперед.

— Ха, Dillian aep Merridill, победить ты меня можешь только языком, — под сдавленные, но не злые ругательства и шум упавшего тела, провозгласил Фаэнгиль. — Признаешь ли ты свое поражение?

— Признаю, признаю. Слезай уже, кабан. Ты мне все ребра помял.

Картина представшая взгляду Гелвана была словно из жаркого сна — разметав по жухлой прошлогодней траве черные волосы ничком лежал лукаво улыбающийся Диллиан. Прикрывал от солнца глаза, бросая тень ресниц на бледные щеки, расцвеченные легким морозным румянцем. Его противник же гордо восседал у него на груди, прижимая руки к бокам бедрами.

— Слушай, — доверительно наклонившись ниже сообщил Фаэнгиль, — а может это Ауберон твоему колдуну дозволение на любовь “с каким-то seidhe” не дает?

— Колдун в состоянии решить сам.

Так быстро вскакивать словно ничего и не было, наверно, не могли и юные любовники пойманные суровым отцом. К чести Фаэнгиля, он покраснел. Суетливо отряхнул прилипшие листья, в затянувшейся паузе невнятно буркнул что-то похожее на “ну, я пошел” и поспешил вниз по тропе.

— Не злись на Фэля, друг мой, удачные шутки не его конек, — Диллиана словно совсем не беспокоила сцена, свидетелем которой Гелван стал, ни то, что он мог увидеть не только ее. — Ты кого-то ждешь?

— Что?

— Ты не любишь море, не любишь острова, вряд ли бы стал искать уединения, которого и в лаборатории хватает. И уж точно ты здесь не ради вдохновения.

Словно и не нуждаясь в ответе, Диллиан бесстрашно подошел к самой кромке скалы, разглядывая зубчатые утесы и темные волны внизу. — Ты так хорошо меня знаешь, — Гелван не знал льстила или пугала его такая проницательность. — А вот ты здесь явно за вдохновением. — Возможно… Говорят, что Elle скоро покинут нас?

— Брат договорился о разделении флота.

— Понятно.

Гелван не совсем понимал куда клонит друг, но отчего-то испытал страх, что Диллиан сейчас бросится в море и подошел ближе, коснулся руки. Но тот немного взволнованно заговорил первым.

— Не думал остаться? Переехали бы на материк, не обязательно к морю, можно и дальше, на юг или к северу. Говорят в Cáelmewedd есть горячие источники. Я хотел бы посмотреть.

— Но мой брат…

— Уже давно король, и ни нянька, ни еще один чародей ему не нужны.

— Погоди, — Гелван верил и не верил тому что слышит — Диллиан хочет жить с ним или ему показалось? И причем здесь уход и Ауберон? — Но я вхожу в королевский совет, у меня есть долг перед народом.

— Dana! Какой долг, Гелван, когда ты последний раз что-то делал на благо своего народа? За все время знакомства ты занимался только благом своей магии! Не нужен тебе никакой народ.

Ему словно влепили пощечину, хлесткую, обидную, ни за что. Мгновенно вскипело внутри что-то темное бушующее, недостойное Elle, что захотелось выплеснуть, швырнуть в это еще мгновенье назад любимое лицо.

— А ты значит мне нужен?

— Гелван…

— Не думал уехать со мной? Конечно, же нет. Хвастаешься своими странствиями, но ты ограничен, как и все Seidhe, поешь для pavien по ночам, крутишься в своем уютном мирке не помышляя даже выйти за его пределы!

— Вот как. Выходит прав был Фэль. Я не чародей, не король, а всего лишь бард и охотник, какой-то там seidhe, что я могу понимать. И какая же роль уготована мне в твоем новом мире? Красивой безделушки в твоей постели? Увольте!

Задев его плечом Диллиан поспешил вниз.

Что за помрачение это было? Кто их устами говорил все эти слова? Гелвану стало холодно будто с души сорвали покрывало и вытолкнули голой на мороз. Надо броситься следом, задержать, объяснить. “Не ты это начал” — шептало что-то внутри и он словно примерз к месту. Из-под ног посыпались камешки, море раззявило жадную пасть.

 

— Focáil sasanach!

Тело было чужим и словно набитым мокрыми перьями. От неловкого движения кувшин слетел со стола и покатился по полу, разливая остатки вина. Гелван тупо смотрел на заваленный бумагами стол, на многочисленных скомканных листах, что сегодня служили ему постелью, пестрели корявые пометки и формулы, кляксы и, похожие на солнечную корону в затмение, отпечатки залитых вином кубков.

— Лучше бы я вчера умер…

Попытки воскресить события вчерашнего вечера и ночи вызывали только горечь. В основном в сердце. Кажется, не доверяя себе после утеса он не стал открывать портал, а едва не переломав ноги спустился в Гавань. Кажется, кто-то знакомый хлопал его по плечу и звал погреться пряным вином. Кажется, он забрал с собой столько вина, сколько сумел унести. Каждый поворот головы взрывался фейерверком в глубине черепа, но скромный подсчет кувшинов и бутылок подтвердил последнее воспоминание.

Мысли ворочались тяжелые и хмельные. “Посещай я все те дружеские гулянки, куда меня звали первые лет шестьдесят, было бы мне сейчас легче?” Но тот шип в сердце, что был таким мучительным вчера, словно притупился, не исчез, но не пронзал уже насквозь, терялся в сладком винном мареве.

Спустя пару часов нашлись силы даже разобрать ночные записи. Где посмеяться, где зарыть лицо рукой, а парочку отложить в освобожденный от мусора угол стола. Задача вчера еще столь грандиозная и неохватная начинала обретать очертания.

Работать, не думать, забываться от усталости и вина. Повторить столько раз сколько будет нужно.

 

Присутствие Айирилиль раздражало, не явно, но где-то на краю сознания кусалось морозом. Она же, словно зная это, стала частой гостьей на его острове. Никогда не оставаясь надолго, иногда приходя даже ради того, чтобы просто пройтись по комнатам и поставить рядом новый кувшин вина или изгнать едкий запах реактивов после неудачной трансмутации, она была не только глазами и ушами Ауберона, но и проявляла порой не только вежливый интерес к его экспериментам. Задавала каверзные вопросы и под взглядом ее безразличных, почти прозрачно-аквамариновых после встречи с Хладом, глаз не получалось солгать.

— Что-то новенькое, — Айирилиль подняла книги, небрежно брошенные у несвежей постели. — Баллады и… сказки, ты серьезно? Кажется сегодня вина тебе не стоит оставлять.

— Его не должно волновать, что я читаю перед сном, — Гелван не глядя стягивал волосы шнурком — алхимическая реакция требовала его вмешательства.

— Ты в отчаяньи и рыщешь впотьмах. Вот что волнует твоего короля. И меня.

— Могу посоветовать сменить причину волнений.

— Гелван, — Айирилиль было чуждо сочувствие, но еще доступна солидарность. — Нельзя преодолеть границы миров песнями и сказками. Оставь это детям. Если ты хочешь преуспеть — нужно уподобиться Хладу, что играя ломает эти границы, или тому, чем можно противостоять ему — облечь в материю силу и ярость! Вот — путь.

Так и не дождавшись ответа, она сунула книги на край стола и поджав губы удалилась.

— … или любовь.

Постояв мгновение, словно оценивая последнюю мысль, Гелван вернулся к перегонному кубу. У него еще много работы. Неровно сложенная стопка за его спиной покачнулась и с глухим стуком упала на пол. Одна из книг раскрылась на странице с ласточкой прежде чем на нее упали другие.

 

— Диллиан?! Сегодня же твоя стража в гавани, что-то случилось? — уже почти три луны прошло с последней встречи, а он все еще помнит и считает дни.

Диллиан мгновение медлит в проходе, изогнув бровь смотрит как Гелван непривычно суетливо убирает бисерным почерком исписанный лист и пяток скомканных черновиков, прежде чем ответить:

— О, не переживай, Фэль — настоящий друг, согласился постоять эту ночь за меня, — он идет по комнате легко и немного вальяжно, так словно покинул ее вчера. Любовно пристраивает лютню в кресле.

— Фаэнгиль? Не верю, — поборов свое странное беспокойство, Гелван наконец ему улыбается. — Вы же не разлей вода, как он решился на столь опасное дело без тебя?

— Ночная стража подобралась все как один игроки в кости — они хорошо проведут время и без моей лютни.

— И что, этот шутник даже ничего про твой побег не сказал? — Скорее дал пару дельных советов.

— Каких?

Диллиан молча сокращает расстояние между ними и касается лбом лба. Прикрывает глаза, прижимается устало, обдавая лицо теплым дыханием. Гелван улавливает заминку и как может мягко, совсем не настойчиво, касается напряженных плеч, поглаживает их круговыми движениями. Следом касается висков самыми кончиками пальцев. Зарывается в волосы.

Он догадывается о сути полученных от друга советов и что-то дикое, незнакомое радостно воет внутри него от мысли о том, что Диллиан решился им следовать.

— Ты не должен, если не хочешь, — шепчет он, изо всех сил душа этот радостный вой, не давая даже тени его проскользнуть в голосе. — Еще скажи, что нашей дружбы ничто не испортит, — Диллиан позволяет себе звучать нервно, кусает губы. — Этих сказок мне и Фэль уже напел. — Забудь! Я подарю тебе свою.

И не было вина слаже первого поцелуя. И музыки нежнее вздохов влюбленных.

 

Гелван проснулся как от толчка. Поморгал, привыкая к сумраку, прислушался к мерному дыханию за спиной. Сладкая истома все еще растекалась по его телу, хотелось перевернуться на другой бок, подгрести к себе теплое и податливое во сне тело и остановить это мгновение. Подарить ему вечность.

Он даже потянулся уже у Диллиану, но неясная тревога ворочалась где-то внутри. Последний месяц он засыпал от усталости и вина, кроме сегодняшнего дня. Разве один кубок вина сделает эту ночь хуже? Вряд ли, но точно утолит этот страх.

Шипение портала заставило его забыть о вине и оказаться в лаборатории за три удара сердца.

— Одевайся!

В него еще летел комок вещей, а Айирилиль уже скидывала в сумку записи и ценнейшие артефакты с полок.

— Эй! Передай брату — он переходит все границы.

— Одевайся, — она могла даже кричать шепотом, — или не будет у тебя брата. Гавань горит!

Смущенный и обескураженный он едва попадал в рукава, пытаясь поспевать за ней.

— Айи, да что за фес происходит?!

Вместо ответа его втолкнули в портал.

Тонкую мантию тут же разрезало ветром как ножом, холод обжег разнеженное в тепле тело. Но в спину его толкала Айирилиль и Гелван, понукаемый словно пленник, поспешил к пристаням. Выхватил только свой посох из чужих рук.

Кругом спешили его братья, Elle, и узкие улочки превратились в полноводные реки. И слившись на перекрестке эта живая река подхватила их и несла безвольных за собой:

— Говорят, seidhe решили сами корабли сжечь.

— Отправить их на материк.

— Затопить!

— Было покушение на короля.

— Отравители.

— Нет, Фелеаорн инсценировал покушения на себя!

— Он хочет очернить нас.

Говорят, что безумие толпы заразно, оно убивает волю, ослепляет разум, пробуждает инстинкты. Толпа могуча, как селевой поток, и в своём безумии способна как на величайший подвиг, так и на невиданную низость. Когда их вынесло к пристаням Гелван и сам едва не поверил в смерть брата. И возликовал, и внимал, и со всеми кричал, когда открылся его взору освещенный огнем король, подобный королям древности, что разжег речами ещё большее пламя:

— Забудьте о слабых! Забудьте о своих сокровищах! Еще немало всего создадим мы! Отправляйтесь налегке; но возьмите с собою мечи! Ибо мы пойдем дальше, чем Seidhe.

Вперёд! На корабли!

 

Но Seidhe дали им отпор, и многих Elle сбросили в море. Тогда извлечены были из ножен мечи, и завязалась кровавая битва: на кораблях, на озаренных светильниками причалах и пирсах и даже на гигантской арке врат гавани.

Трижды Seidhe оттесняли народ Ауберона, и много погибших было и с той, и с другой стороны.

Так напишут в анналах. А в этой ночи останутся звон клинков и кричащие лица, как где-то вспыхнул огонь и об кого-то затушили факел. Многих Elle нашли меткие стрелы. Из стремительного сражения Гелван навсегда запомнил только раненую эльфку, что бросилась на него с ножом из-за кучи тюков.

— Minteoir!

И пока он, не успев отбросить прочь, принял выпад на посох, её походя срубил один из гвардейцев короля. А потом, у самых сходен, его нашёл чей-то меч и Гелвана обняла темнота.

 

— Не было никакого предательства. Явного, по крайней мере. И пока ты был занят своими поисками и перестал смущать совет безразличием к судьбе народа и сытым довольством рутины, было решено сыграть на опережение. Подарить народу дом и не ждать пока сердца истинных Elle остынут в постелях сородичей.

Не дождавшись ответа Ауберон ушел на корму, а Гелван в бессилии привалился к борту. Мог бы он рыдать, уже давно проклинал бы судьбу и рвал на себе волосы подобно дикарским плакальщицам. Но лишь в отчаянии молил так почитаемую Seidhe Ard Dana, чтобы Диллиан нашёл то последнее, незаконченное его послание. Нашёл, и однажды простил.

Побелевшие не от иномирового холода, но от напряжения, пальцы казалось намертво сжались на борту корабля. И уносясь вместе с флагманом в зияющую пасть портала, Гелван в последний миг сумел разглядеть четыре измученных пузатых судна, врывающихся в покинутый им мир из-за пелены.

 

Весна в Tir ná Lia выдалась в этом году неожиданно жаркая, пыльная. Поздняя, но стремительная. Она была словно нетерпеливый любовник, который, понимая что встреча коротка, стремится сделать все и сразу — и раздеть, и расцеловать бледные щеки рыжей россыпью веснушек. Она тягучей густой акациевой сладостью оседала на языке. Словно заждавшаяся любовница благоухала зарослями филадельфиса.

В напоенном солнцем воздухе, как в мираже, подрагивали ажурные минареты, купола и острые башенки. Пустые аллеи, виа и патио только добавляли сходства. Эльфские голоса все больше звучали у реки и фонтанов, тонули в сонной послеполуденной неге. Но Аваллак'х не видел, не дышал всей этой мимолетной прелестью, поглощенный видением чего-то совершенно необоримого, не обращая внимания на беспорядок одежд, он спешил через город так, будто тот полыхал у него за спиной.

Весь резной и словно бы сахарный в тени платанов притаился дворец. Небольшой и изящный, он был как подарок единственному и нежно любимому ребенку. Ребенку, готовому совершить одну большую, просто невероятную, глупость. Распахнутые по случаю жары двери. Эхо торопливых шагов в затененных залах. Напуганная его спешкой, шмыгнула прочь служанка с глупым лицом. Он воспринимал это все бездумно и привычно, как рябь на воде.

Открытая терраса под нетронутой, узловатой и раскидистой ветвью старой ауракарии, не выглядела покинутой. Все: от небрежно брошенной на балюстраду шали и недопитого бокала до блюда с фруктами и заложенной цветущей веточкой книги на софе — лгало, что хозяйка еще рядом.

Поднимая книгу, словно ядовитую змею, Аваллак'х уже видел знакомый бархат и золото переплёта летописи Исхода.

“Его создали чтобы Aen Seidhe могли призвать корабли Aen Elle. Теперь же это символ упущенного шанса на объединение двух народов. Сейчас мало кто знает историю о Гелване и Диллиане с Белых Кораблей.

Гелван был Знающим из Народа Ольх. Он влюбился в эльфа из Aen Seidhe, но Диллиан отверг его любовь. В день отплытия Белых Кораблей Гелван подарил ему Солнечный камень. Он думал, со временем сердце Диллиана смягчится. Знающий велел ему использовать камень, когда он начнет по нему тосковать: тогда он вернулся бы даже из другого мира. Но Диллиан так и не использовал дар, а Гелван умер от тоски”.

Легкий ветер равнодушно шевелил тонкие богато украшенные страницы, подобно парусам раздувал шёлковые занавески и утешающе шептал голосом давно забытого elle.

— Ох, Лара…

 

 

 

Laranna Haird`eis — “Чаячья Гавань”, в дальнейшем будет известна как Каэр Трольде

Соколица — Tor Gvalch'ca

 

Tá tú ag dul go dtí Scarborough Ffair?

Persli, saets, rosmari y theim

Cuimhnigh orm le ceann amháin atá ina chónaí ann

Do bhí sí aon uair amháin le grá fíor de mianach —

На ярмарку в Скарборо держишь ты путь

(Петрушка, тимьян, розмарин и шалфей)

Красотке одной поклонись, не забудь -

Была она прежде любимой моей - Пер. bely_den

 

Minteoir — предатель