Поэтический клуб "Серебряный ветер"

Может быть, так влияют мысли о музыке, лирике, просмотр фоток косплейщиц перемешанные с чтением фантастики и поиском малоизвестных поэтов девятнадцатого века... Казалось бы, ничего особенного. Ничего такого, чего не могло бы произойти в этом мире. И в то же время я знаю, что тут такого не встречу. В лучшем случае попадется горькая пародия на события этого сна.

Извечная беда моих снов - я не помню начальные сцены. Сон был от первого лица, и я ощущал себя собой реальным, а не кем-то еще. Поднимаюсь по лестнице какого-то магазина. Она идет с изломом, напоминая букву "Г". Справа, стена увенчанная балконом-ограждением. Что было слева - не помню. Какая-то стена Шредингера. Перила с левой стороны крепились к лестнице, а не к стене, и по ощущениям там дальше должно было быть что-то еще. А с другой стороны - я этого "что-то еще" не видел, словно там была стена.

Продолжаю подъем, поравнявшись на промежуточной площадке лестницы с двумя девушками. В тот самый момент, как одна из них дарила другой что-то вроде кошелька или чего-то подобного. Нечто чуть больше чехла для мобильника. Почему-то этот предмет виделся как что-то тканевое, в разноцветную полосочку перпендикулярно широкой стороне, но воспринимался как что-то такое кошачье. (ред.: КОШ-елёк) Заметно приятный подарок. Я еще позавидовал, точнее подумал, что было бы приятно получить вот что-то аналогичное. Это было больше чем подарок, точнее сам факт дарения только подчеркивал отношения между ними. Не знаю, нет таких слов в нашем языке. Духовная близость не совсем то. Это скорее что-то в стиле Аарн, эмпатии и завязок в стиле "дарю потому, что мне приятно чувствовать, как тебе приятно от того, что мне приятно".

Второй этаж представлял собой просторный холл плотно забитый мебелью, невольно вызывая ассоциации с магазином по продаже диванов. Самый широкий проход - в ширину лестницы, шел вдоль стены. Справа от него два-три ряда диванов и кресел, довольно массивных, подчеркнуто прямоугольных, приземистых. Обитых белой... не кожей, а чем-то подобным: меньше пачкающимся, чем тканевые варианты, но без узоров и фактуры. Все они были обращены к центру зала, олицетворяемому стеклянным журнальным столиком. Я устроился у ближайшего к лестнице кресла. Не уверен был ли там ряд, или одно кресло, так как передомной оказалась колонна; вроде стандартной ширины, но так получалось, она меня в определенной степени скрывала, но я видел что было за ней. Слева от неё вдоль стены уходил ряд диванов и кресел. На одном из диванов, в паре мест от меня, сидела девушка. Она внимательно слушала свою подругу. Та сидела в полоборота у столика в следующем ряду кресел, практически скрытая от меня колонной. Она в свою очередь смотрела на собеседницу, сидящую в кресле или диване у перил-балкона, тех что примыкают к лестнице.

Та девушка за колонной - читала стихи. Странные, чарующие и не запомнившиеся. У меня сложилось впечатление, что у этих стихов необычно длинные строки и в то же время сохраняется рифмовка и определенный поэтический ритм. Что-то вроде "Скрипки" Гумилева или "Королевны" Мельницы, только строки еще длиннее. Дочитав, следует сказать, что читала она их по памяти, она обернулась через левое плечо к той первой девушке и сказала что-то в стиле "а это стихотворение для тебя, <имя>" или что-то подобное. Вот только это было сказано с непередаваемой интонацией: спокойствием, привязанностью, симпатией. И еще меня удивило, как она назвала ту, к кому обращалась. К сожалению я не запомнил точное имя, но что-то напоминающее "Сладкое Облако Грез" или подобное этому (и Муркок с "Концом времени" тут ни при чем). И отвернувшись стала декламировать следующее стихотворение, в том же странном ритме, с увеличенной длинной строки.

Я же смотрел на все это и удивлялся. Я понимал, что это у них что-то вроде встречи книжного клуба. Немногочисленного, но это и не имело значения. Посетителей могло быть больше или меньше и это было так же не важно. У них не было проблем с тем чтобы попасть сюда или организовать встречу. Их бы никто не прогнал и не было необходимости спрашивать разрешения. Они читали прекрасные стихи и делали это не для того чтобы выпендриться или самоутвердиться, а потому, что эти строки родились и должны быть произнесены. И объединяет их не клуб или дружба, а нечто большее, чего я не могу представить даже с допущением о существовании общества эмпатов. Они умели не только наслаждаться обществом друг друга, но для них было важнее... нет, это не верный термин... приятней делать приятно другим. Но не это удивило, а естественность и чистота этих отношений. Они жили так не потому что есть какие-то правила приличия или нормы обязывают... Не знаю как это описать. Словно эгоизм, расчетливость, нормы и каноны - все было заменено чем-то светлым, что в нашем мире не имеет даже названия. Они не знали морали и моральный выбор перед ними никогда не стоял, но это была та аморальность, что выше всякой морали.

В тот миг я ощутил, что не подхожу, не дотягиваю до их уровня и в то же время острое желание когда-нибудь к ним присоединиться.