Текст №10

Знаешь, мне как-то незаметно стало не о чем тебе рассказать. Одинаковый топ-топ в сторону дома, одинаковые пунктирные разговоры... впору болтать о погоде, как истинные англичане, которых ни я, ни ты ни разу не видели. А хоть бы и о погоде. Вот, скажем, снег — он так и не перестал, так и сыплется потихоньку и еле слышно шелестит, а города за ним не видно, потому что город молчит. Устал, наверно, за день, устанешь тут. А если идти короткой дорогой, то даже и фонарей почти не видно, просто шелестящая темнота... зачем короткой? Да шут его знает, по привычке. И правда, зачем, кто меня там ждёт? Разве что те, что неправы в интернете.

Тропинка петляет, огибая деревья и лавочки, прижимается к парковой ограде, за которой совсем темно и совсем тихо, как будто вообще ничего нет, как будто мир взяли и обрезали по границе забора; жутковато, да, и хочется взять, да и свернуть туда, вот только дырок в заборе нет, поэтому пойдём по тропинке. Которая тоже не тропинка, а так — просто кто-то прошёл по снегу совсем недавно, шаг влево, шаг вправо, размашисто, враскачку... интересно, а он кто? и зачем он не спит в этот снег, куда он тут шёл? И куда я приду вслед за ним?

«В Несбывшееся», — говорит в голове почти сразу, как будто слово сидело наготове и только и ждало, чтобы выскочить, и надо бы отмахнуться, но всё-таки останавливаешься, прислушиваешься внутрь, ждёшь холодной, тянущей пустоты, которая...

«Ниже горла высасывает ключицы...»

...которая была. Раньше. И из неё приходили слова. Несбывшееся, ага. Вот оно и не сбылось, логично же. А тут просто снег, снег и ничего более, и мы давно уже стали другими, дорогой мой Гарвей, другими и не очень собой, а впрочем, и были — не очень. И петь я теперь не умею, разве что повторить за кем-нибудь, подстроиться шаг в шаг, вот как на этой тропинке, чтобы...

И снова останавливаешься, потому что тропинка кончилась. Посреди нигде, метрах в трёх от дороги и от торчащего из сугроба светофора, который всё мигает и мигает зелёным. Как будто шёл себе человек, шёл, месил потихоньку снег, а потом рраз — и... и два изогнутых росчерка по обе стороны от того места, где я стою; или просто ветка какая-нибудь упала и оставила отметину, или... а чего тогда раньше не взлетел? зачем тащился вдоль ограды столько времени, вот нечего же было делать... И, выбираясь на дорогу, проваливаясь по колено, ворчишь — да уж, крылья бы не помешали, удобная штука по такой погоде. И красиво, а что. И опять же романтика. Летишь такой прекрасный над улицей, живой литературный штамп... и в шубе до пят, потому что холодно там, наверху. Или в шкуре. Или в чешуе. И на работу тоже в чешуе, почему нет. «Они называли тебя земляным червяком...» Тьфу. Сам такой. В конце концов, я просто ползу домой пешком и рассказываю дурацкие истории, могу я хоть раз глупость придумать? Вот и придумываю; так вот, если бы у меня были крылья...

...то ничего бы не изменилось. Совсем. Себе-то зачем врать. «Тысячу лиц сменил я, чтоб обрести свободу...» Да так ничего и не обрёл, запутался в этих лицах и именах и застрял ждать рассвета в холодной темноте, где даже ветра нет. И уже почти стал камнем, архитектурным излишеством на обочине, инвентарный номер тысяча двести восемьдесят четыре эс-эм-зет... нет, дорогой Гарвей, это уже другая книжка, и тебе не надо её читать, там всё кончилось криво и жутко нелепо, да и моря там нет. А может, и есть, просто я до него так и не добрался. И не придумал, да. Впрочем, я и себя так до конца и не придумал — видишь, и здесь тоже застрял, на середине истории и на половине дороги, не умея хоть что-нибудь рассказать до точки; а туда же, крылья ему подавай... Ладно, чего стоять, недалеко уже.

Стоило двинуться — и свет догнал со спины, распугал тени деревьев, и они задрожали, забегали поперёк дороги, и моя тень тоже шлёпнулась на снег, широкая и кособокая, втянула голову в плечи, заёрзала неудобно... Автобус кряхтит, подползает, давит колёсами колею — отступить вбок, чтобы его пропустить, повернуться и...

...и прыгнуть почти под колёса, ещё не до конца поняв, что увидел, схватить, откатиться; а время вязкое, как будто замёрзло, и тянется еле-еле, и за шиворот сыплется снег, а шапка осталась где-то там, в колее, да и чёрт с ней. А далеко-далеко, где пыльные камни и нет моря, хрипло орёт архитектурное излишество, которое не я, орёт, что на этот раз успел... потому что и правда успел, чего уж.

Котёнок. Рыжий. Живой.

Всё, всё, не плачь, дуралей, сейчас домой пойдём, нас там в интернете заждались, да и вообще... И пожрать, ага, пожрать непременно.

И это, Гарвей... эй, ты тут ещё? ладно, будь по-твоему. Мы и правда стали другими, мы банальны до зубовного скрежета и говорим цитатами, а ещё пафосны совершенно не к месту... ну да, например, вот сейчас. Но мы всё ещё зачем-то. И только соберёшься впасть в элегическое уныние и запилить очередную историю ни о чём... ну да, что ты знаешь о Фудзи, улитка, ползи давай. И плеер включить не забудь.

Ладно. Прорвёмся. Ничего ещё не кончилось.

Да и рассвет наконец-то.