Текст №12

Нуждается ли космос в понимании, нуждаемся ли мы сами в понимании того, что собираемся подчинить? Человек овладел огнем, не зная о его природе, не задумываясь о том, из каких газов состоит эта низкотемпературная плазма. Человек овладел временем, воткнув в землю палку, наблюдая за тенью.

Два года назад ковчег «Самсон» отправился к планете Альфа Центавра B b. Несмотря на то, что существование экзопланеты подтвердили лет семьдесят назад, она осталась при таком некрасивом, техническом имени.

Нам сказали, что по прибытию сами назовем наш новый дом.

Мы – покорители вселенной. Это было в последнем видеосообщении с Земли.

Иногда я просыпаюсь в ужасе и поту – снова и снова мне снится, что я не помню голубую планету. Тогда я покидаю капсулу для сна и плыву в инфоцентр. Включаю Золотую Пластинку «Вояджера», чтобы убедиться – моя память на месте. На месте ли сама Земля, там, два с половиной световых года назад?

Сегодня запланирован выход в открытый космос для замены одного из насосов системы охлаждения. Делайла с инженерами подготовила новый модуль, а моя работа – демонтировать старый и установить новый. Делайла похожа на механизм – исполнительная, всегда под напряжением, всегда готова работать. Словно однажды ее сердце разбилось, и она заменила его искуственным, которое собрала сама. Мне не доводилось видеть ее спящей, возможно, уснув, она станет частью «Самсона», срастется с его кабелями своей кровеносной системой, разбавит лимфу ракетным топливом.

Это мой девяносто девятый выход в открытый космос. Следующий стоит отпраздновать. Соберу коллег. Делайлу позову, Питера, Джудит.

Все эти психотесты, проверки на совместимость и МРТ оказались бесполезны. Делайла превращается в машину. А Джудит с самого начала тащит с собой прах супруга. Вместе хотели лететь. А потом – несчастный случай во время подготовки. Джудит считает себя виноватой, а я думаю – не надо было подставляться под лопасти, технику безопасности не просто так расписали. Его голова катилась и катилась по блестящему покрытию – охранник показал мне видео с камер наблюдения. Одно можно сказать наверняка – теперь ее муж куда более удобный: не тратит кислород, не портит воздух, место, что он занимает – кубик Рубика из стеклопластика.

Питер – беглец. Пусть Центавра, пусть хоть червоточина Морриса-Торна, Питеру неважно куда, важно – откуда. Из нас всех он больше всех проводит на беговой дорожке, а толку? От себя не убежишь. Джудит тащит свое прошлое за собой, на себе, как улитка, и панцирь у нее в виде стеклопластикового кубика, а Питер – рак-отшельник, бегает от одной кучи мусора к другой, пока не поймают, не посадят в аквариум, в красивую прозрачную раковину, всем напоказ.

В космосе все говорят о тишине, говорят, уничтожая тишину. Лгут, обещая тишину. В скафандре шумно. Дыхание, шорох ткани, треск в динамиках, и, главное – стук собственного сердца, который из-за акустических особенностей шлема, словно взбесившийся назойливый метроном. Завидую Делайле и ее механическому сердцу. Оно точно не мешает.

Шлюз открыт, и я проверяю карабин на поясе – моя синтетическая пуповина, соединяющая с «Самсоном». Оборвись она, и я отправлюсь в большой мир. Некоторые звездолетчики поговаривали о спонтанно возникающем желании отцепить карабин. Вроде необъяснимых позывов спрыгнуть с высоты, «феномен высокого места». А мне хочется одного – снять шлем и услышать тишину.

Эта идея захватила меня давным-давно, еще на подготовительном этапе на Земле, во время симуляции сниженной гравитации в бассейне. Наблюдатели решили, что шлем разгерметизировался от удара о стену, но это было результатом моего спонтанного, отчаянного решения. В воде не было тишины: плеск волн на поверхности да рев фильтров, перекачивающих содержимое бассейна. Сознание вернулось ко мне быстро – из темноты вынырнули встревоженные лица коллег. Мы все тогда были под давлением. Срывы – сроков и нервные, ошибки и несчастные случае, вроде того, что случилось с мужем Джудит. Кажется, это была не запись с камер видеонаблюдения. Кажется, я был рядом, когда все произошло. В темноте под закрытыми веками, я вижу алый росчерк от прокатившейся головы, обнимаю Джудит – она пахнет землей и солью. Умирающая улитка.

Мы не могли подвести планету, ждавшую нашего Исхода, пусть все шло не по плану. Делайла сказала, что нас вышвырнут в космос, даже если мы не переживем тренировок. Для этого записывали радостные видео с приветствиями для Земли. Зараннее. А они говорили – на случай, если сигнал будет плохо идти.

- У нас тут отклонение из-за крена паруса. Можем попасть под поток звездного ветра, так что не задерживайся. Ты ведь не хочешь получить дозу гамма-излучения? – динамики внутри шлема размазывают чужие слова по стеклу. Связь так себе, не могу разобрать даже, кто из операторов со мной разговаривает. Имя так и не прозвучало.

- Разве скафандр не должен меня защитить? – спрашиваю я, и подхватываю ключ, пытающийся ускользнуть в бездну.

- Ты не хочешь это проверять, дружище. Потарапливайся.

Я не могу. Я двигаюсь медленно, точно сквозь кисель. Я двигаюсь быстро – скорость Самсона близка к световой, и мы оба несемся свозь океан звезд. Разве может быть в таких условиях «быстрее»?

- Сколько у меня времени?

- Сейчас уточню. А, знаешь, все еще бу...

В динамиках хруст и писк, до противного похожий на искаженные человеческие крики. Кажется, начинается. Соединяю последние кабеля, и тут же что-то щелкает у меня в голове. Нелепая, страшная мысль.

«Этот голос похож на мой».

«Этот голос – мой».

Миллион теорий одна ужаснее другой вспыхивают в моей голове под колючими звездами.

То, что в космосе нет никаких монстров, стало ясно в первый месяц полета, когда кончились шутки про «Чужих», вирусы и мутантов. Но если мы что-то упустили?

Межзвездная среда, в которой я нахожусь, расцветает переливами всех цветов радуги. Вспыхивают невидимые человеческому глазу частички материи. Рушатся связи между частицами – и формируются новые. «Самсон» словно вошел в русло перламутровой реки, а я, точно якорь, болтаюсь на веревке за бортом, погружаясь в эти смертоносные не-воды. Очень жарко.

Как мало мы способны увидеть. Ранее считалось, что в космосе ничего нет, вакуум, но теперь мы знаем что он заполнен темной материей, электромагнитным излучением и космическими лучами. Здесь все еще гремит эхо Большого Взрыва. Здесь нет пустоты, кроме меня.

Шлюзовая едва закончила заполняться воздухом, я пытаюсь отдышаться , стаскиваю шлем и касаюсь лица. Все горит. Срываю скафандр, точно кожу или кокон. Словно пытается освободиться нечто большее, чем я. Нечто, во что космический ветер вдохнул жизнь, а поток фотонов – пробудил ото сна, заставил проломить скорлупу уродливым острым клювом.

Питеру хватило одного взгляда на мое превращение, чтобы его сердце остановилось прямо на беговой дорожке. Внезапная коронарная смерть способна настигнуть и в космосе, но не бег его убил, а ужас, ужас перед пустотой в человеческом обличьи. Перед безымянным, невиданным и не объяснимым.

Иду мыть руки. Они чистые, но разлетающиеся в стороны шарики воды розовые. Возможно, это игра света. Света слишком много, поэтому закончив с Питером, перемещаюсь к электрораспределительному блоку. Хватит и звездного света.

Остальные сами все поняли. Мне почти не пришлось помогать им стать настоящими, сбросить их поддельные личины. Делайла стала частью корабля и сменила курс «Самсона». Так что я не знаю даже, куда теперь мы держим путь.

Перед моим сотым, юбилейным выходом в космос все в сборе, а даже супруг Джудит стоит на стуле, пусть он и единственный, без кого можно было обойтись. Мы смотрим Золотую Пластинку Вояджера. В полумраке золотой диск похож не то на выключенное Солнце, не то на нимбы святых.

Операторы сидят отдельно. Найти двойника, если он и был, мне не удалось. Возможно, тварь все еще на корабле, тварь, которую принесло космическим течением, которая украла мой голос и мое лицо. Неделями блуждая по «Самсону» в полной темноте, я все больше убеждаюсь в ее присутствии. Но, по крайней мере, экипажу больше ничего не грозит.

Больше никаких шлемов.