Дом на краю кладбища8 читателей тэги

Пятница. Вечер. Звонок на сотовый телефон. Чей-то голос едва слышно бормочет про банк ВТБ. Отвечаю:

— Извините, вас не слышно.

— Удобно ли вам разговаривать? (все так же тихо)

— Мне разговаривать не удобно, потому что я вас не слышу.

— Скажите, а когда перезвонить, чтобы вам было удобно разговаривать?

— Если вы про одобренный кредит, то было бы крайне удобно, чтобы вы вообще мне никогда не перезванивали.

— Хорошо, мы перезвоним вам через <неразборчиво> дней.

Дальнейшее — молчание. Выждав некоторое время, я сбросил звонок. Возможно, будущее уже наступило и в ВТБ теперь вместо людей работают плохо написанные чат-боты?

Однажды на первом курсе нашей группе предложили написать текст на уже не помню какую тему. С прицелом на зачет автоматом.

На заданную тему я сразу решил забить, ведь почему бы и нет. И вместо нее принялся за фанфик-продолжение по «Преступлению и наказанию». Не остановило даже, что оригинал я дочитал тогда лишь до смерти Мармеладова, в остальном ограничившись кратким пересказом для школьников. Главное я помнил ясно: в самом конце Раскольников сидит на каторге и читает Евангелие. С этого и решено было начать.

Предложенная Достоевским «история постепенного обновления человека» меня, видимо, увлекла недостаточно, поэтому в моем сиквеле Раскольников, досрочно (при помощи дореволюционной коррупции) освободившись с каторги, успешно переквалифицировался в киллера. Ну, чтобы наработанный скилл с топором не пропадал. Окружающий город по возможности такому сюжету соответствовал, напоминая Петербург скорее из фильма "Брат".

Евангелие, впрочем, Раскольников все равно не забрасывал, превратившись в моем представлении в адепта этакого православного дзэна, сперва очищающего разум чтением Библии, а затем разбирающего врагов на части с филигранной точностью достигшего сатори и обкурившегося весенней сакурой самурая. Фанфик заканчивался коротким, но кровожадным «экшеном» с участием топора и тремя трупами (ну, потому что в первой части жертв было двое, а в сиквеле, как положено, в количестве и качестве фрагов ожидался лавинообразный рост).

Дальше предполагалась глава, где Порфирий Петрович осматривал мелко нарубленные тела и под конец с интонациями лейтенанта Коломбо изрекал что-то про знакомый почерк убийцы. Но этому удивительному замыслу уже не предстояло воплотиться, потому что отпущенная на текст пара закончилась, да и для зачета автоматом написанного хватило с лихвой.

Зачет, разумеется, был по социологии.

Вчера шел с лекции из Первой научной библиотеки. Прямо перед метро на глаза (хотя поначалу, скорее, на слух) попался какой-то человек, весьма громко и увлеченно излагающий своим друзьям — по виду, таким же гопникам, как и он — перемежаемые матом размышления о распятии Христа.

"Кто кричал? Кто кричал, %@&#$?" — вопрошал он громогласным голосом. И сам же немедленно отвечал: "Толпа, толпа кричала: распни его, №*%*, распни его, на!"

Сразу видно, как переезд "Пунктума" на Павелецкую облагораживает район. Думаю, еще немного и вместо "дай закурить" там будут подкатывать с обсуждением догмата филокве.

А я никогда и не сомневался, что есть.

продолжение следует…

Благодаря "Пунктуму" все глубже на личном примере познаю, что такое "сексизм".

Все началось со случая, когда я похоронил лошадку. На упражнении про фабулу и сюжет, где надо было по разному складывать в связную историю картинки с клоуном, мальчиком и лошадкой, я на предположение, что клоун — это тот же мальчик, только подросший, ответил, что в таком случае лошадка видимо киборг, так как иначе она бы "не дожила". Все присутствующие сочли, что так логично приговорить бедное животное мог только мужчина.

Второй раз — на лекции про прерафаэлитов, где я обидел Деву Марию, сказав, что идеальная женщина викторианской эпохи из нее получается довольно-таки неоднозначная: чистая, непорочная, но ребенок-то при этом непонятно от кого. Увы, так подумать мог только мужчина. К тому же во мне оказалось много от Россетти.

И в третий раз это случилось на занятиях по созданию интересных текстов, где мы обсуждали, как не нужно расстраиваться, если пишешь хуже Фета, ведь он, зараза такой, дожил до глубокой старости, и у тебя еще есть фора. Я тогда сказал, что в таком случае неплохо бы умереть пораньше, ведь обидно дожить до преклонного возраста, и обнаружить, что Фет все еще недосягаемо впереди. И, разумеется, так "кокетничать со смертью" тоже может только мужчина.

Даже и не знаю, радоваться такому переизбытку маскулинности у себя или нет?