Предыдущая глава
Оказалось, что с Никки не так трудно иметь дело, как я боялся. Конечно, быть его шофёром – отнюдь не курорт, но сам он не создавал особых проблем. Порой он мне даже нравился. Он не пытался отобрать у меня ключи, отвязаться от меня, заставить меня пить за компанию или ещё что-нибудь из того, чего можно было от него ожидать – просто говорил, куда его доставить, и оставлял сидеть у дверей, пока не соберется куда-то ещё.
А ещё он давал мне деньги, чтобы я мог скоротать время в баре. Что я с ними делал? Вливал в себя столько апельсинового сока, что, пожалуй, никогда уже не простужусь.
читать дальшеПо ночам он по большей части тусил по клубам с друзьями. Я наблюдал, как он танцует, флиртует с девчонками, которых потом не тащит домой, и напивается, напивается, напивается. Это всегда происходило в несколько стадий: сперва он становился дружелюбным и остроумным, хохоча над любой шуткой, потом – язвительным и злым, и наконец впадал в мрачность – тогда-то я и увозил его домой. Я быстро усвоил, когда следует вытаскивать его из клуба, прежде чем он распустит нюни, а также научился затаскивать его наверх без помощи швейцара – Никки и весил-то немного.
Самым трудным в моей работе было наблюдать, как он катится по этой проторенной дорожке каждую ночь. Порой, когда я снимал его ботинки и укрывал его одеялом, он извинялся. Вот это было трудно вынести. Я понятия не имел, чего ради он себя губит, но не спрашивал – услуги психолога в мои обязанности не входили.
Не то чтобы я не предчувствовал, что вскоре этим и закончится: список моих обязанностей понемногу ширился по мере того, как пролетали недели. Можно сказать, я сам напросился: я один из тех, кому вечно больше всех надо. Мои предки растили меня в привычке к труду, аккуратности и завершению начатого. Началось всё с того, что я стал прибираться вокруг дивана всякий раз, когда сворачивал свою постель. Потом – на кухне, потому что я, как-никак, там ел, и странно было бы мыть только свою посуду, а его оставлять грязной. К концу месяца я уже убирал всю квартиру, занимался стиркой и кормил его.
По крайней мере, мне хотя бы не приходилось для него готовить: я не в силах состряпать ничего путного даже под страхом смерти. Но какого чёрта, не может же человек жить только на пицце и жареном рисе! При том, что моя старшая сестра работает у Бертелли [1], у меня никогда не было проблем с тем, чтобы оттуда прислали спагетти или жареного цыпленка в те ночи, когда он оставался дома. Ему это пошло на пользу – хотя бы поганочная бледность сошла с лица.
Однажды зашёл Большой Никки посмотреть, что поделывает его сынок. Окинув квартиру взглядом, он вручил мне пачку двадцаток толщиной с мой кулак:
– Готов поспорить, что ты кормишь его из собственного кармана.
Никки-младший уставился на меня:
– Да ладно. Ты ни словом не обмолвился.
Я лишь пожал плечами:
– Ну я же живу здесь задаром, так что…
Большой Никки похлопал меня по плечу:
– Не позволяй Мелкому садиться тебе на шею. – Он подмигнул. – Ну а теперь прогуляйся. Время для семейного воссоединения.
Я отправился навестить маму на пару часов, а когда вернулся, Никки спал на диване. Я выбросил пустые бутылки, накинул на него одеяло и завалился в его кровать. Это лишь справедливо: раз он узурпировал мою койку, и я отвечу тем же.
Я проснулся от звука захлопнувшейся двери. Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы врубиться, что это имеет хоть какое-то значение: было шесть утра, ещё не рассвело. Но мне нужно было отлить, потому что мама влила в меня целый кофейник, так что я провел рекогносцировку, раз уж всё равно встал.
Никки испарился. А с ним и ключи от ягуара.
Я от души обругал себя за то, что оставил их на столе в прихожей. Но черт подери, прежде он никогда не пытался их спереть. К счастью, мне слишком нужно было в туалет, чтобы по-настоящему поддаться панике. К тому времени, как я закончил, я уже достаточно успокоился, чтобы сесть и поразмыслить.
Ну хорошо, было и вправду безбожно рано, а он не то чтоб жаворонок. Но явно визит его предка не прошел без последствий: обычно он не напивается, не выходя из дома. Он рано отрубился, рано проснулся и решил малость развеяться. Посмотреть на рассвет или что-то в этом роде. При том, сколько он продрых, он, быть может, уже протрезвел.
И всё-таки это было моей чёртовой работой – не пускать его за руль.
«Для начала позвоню ему», – решил я. Он, конечно, не ответит, но, по крайней мере, я смогу сказать, что звонил, следующему, с кем свяжусь. Разумеется, не с Большим Никки – пока – звякну паре его друзей, пускай обзвонят остальных. Это выставит его порядочным идиотом, но впредь будет знать, как от меня сбегать.
А затем он запорол весь мой план тем, что ответил с третьего же гудка.
– Ну да, знаю, – сказал он, прежде чем я успел вымолвить хоть слово. – Думал, что вернусь, пока ты спишь.
– Господи, Никки – если кто-нибудь увидит тебя за рулем…
– Я трезв как хреново стеклышко, ясно тебе?
– Я тебе верю, хотя не должен.
– Чёрт, Джоуи… чёрт.
Из трубки донесся приглушенный гудок, затем рев движка. Должно быть, он застрял перед зелёным светофором – в этой части города люди от этого на стенку лезут, в особенности в утренний час пик. Я прикусил язык, чтобы не спросить, где он – мне ни к чему это знать – так что тишина в трубке затянулась.
– Ты такой хороший парень, – сказал он наконец. Я ожидал услышать в его голосе сарказм, но различил лишь печаль. – Все мне об этом твердят.
– Все или только твой отец? Слушай… ты ведь по гарнитуре разговариваешь? Не рулишь коленом или ещё как?
Он вздохнул.
– Отвяжись, Джоуи. Извини, что уснул на твоем диване. Я просто хочу кое с кем встретиться. Вернусь через час.
– Встретиться?.. И ты собрался туда один? Мне до лампочки, кто это, но ты не должен ездить на деловые встречи в одиночку.
– Это не бизнес. Просто позавтракаю со старым другом отца. Ну а теперь прекрати совать нос в мои дела и ступай спать. Может, я и не твой босс, но и ты не мой, усёк?
Разговаривая с ним, я смотрел в окно, и потому первый луч восходящего солнца угодил мне прямо в чёртов зрачок.
– Оу!
– Извини, – пробормотал Никки, видимо, приняв мой возглас за реакцию на свои слова. – Вернусь через час, Джоуи. Пока, – и повесил трубку.
Я сел и принялся смотреть на восходящее солнце, размышляя надо всем этим. Впервые он говорил, будто разумный человек. То, что он – сын босса, не делало его одним из нас. Насколько мне известно, он и сам-то не особо «делал» – ни разу рук не замарал, не то что все мы. Но, по правде, я не так уж много о нём знаю. Может, вся эта замутень и правда не моего ума дело. Может, и правда не стоит совать туда нос, как он и сказал.
А может, он в полном дерьме, и я должен известить Большого Никки, чтобы они успели спасти его задницу.
Восход в городе – странная штука. Само солнце видишь редко – в основном его блики на окнах. Они мечутся от здания к зданию, словно в лабиринте из зеркал, и порой можно увидеть отражение солнца на какой-нибудь стене далеко внизу, куда оно в жизни не заглядывает. Вот такое сумасшедшее место этот город. Ну а что я могу знать? Я просто вожу машину.
Я встал и приготовил себе кофе с яичницей, потом помыл посуду в ожидании Никки. С ней пришлось повозиться, потому что я капитально спалил яйца и они прижарились к сковороде намертво.
Он вернулся через час, как и говорил. На нем был костюм, волосы стянуты в хвост. Он не спускал с меня глаз, закрывая за собой дверь, словно ожидал, что я съем его живьём, и был готов сожрать меня, если я попытаюсь.
– Проклятье, Никки, – ухмыльнулся я. – Выглядишь как чертов гангстер.
Он криво усмехнулся:
– С этим прикидом всегда так.
Я налил ему кофе. Он двинулся мне навстречу, протягивая ключи. Я протянул ладонь, и мы оба прыснули над воспроизведенной сценой с его дня рождения. Он уронил ключи мне в руку, и я тут же сомкнул пальцы. Некоторое время он так и простоял, держа руку над моей, пока его уши не побагровели.
Я хотел было спросить его, к чему всё это, но почему-то не стал. Когда он не пьяный в дупель, не мается со скуки и в сознании, он вполне симпатичный парень – всё это я осознал в то самое мгновение. Не самое лучшее для таких откровений, надо сказать. Теперь уже мои уши ощутимо потеплели. Я убрал руку и поставил его кофе на стойку, а сам уселся за стол, где остывала моя уже четвёртая по счёту чашка.
– Знаешь, что сказал отец, когда ты ушел? – спросил он.
– И что?
– Он спросил, почему ты спишь на диване.
– А с этим что-то не так? Ты не говорил. Ну, я могу переселиться обратно к маме, если…
– Он имел в виду, почему не в моей постели.
Кофе так и брызнул у меня изо рта, и я закашлялся.
– Чего? – прохрипел я в перерыве между кашлями. – А с чего он… почему… он, что, думает?..
– Видимо, он и правда велел тебе только водить машину. Что ж, стоило выяснить. – Он обошел меня и протянул тряпку, чтобы я мог вытереть стол.
Я наконец сумел овладеть собой.
– Какого чёрта, Никки.
С минуту он вглядывался в моё лицо, затем тряхнул головой и отвернулся.
– Я ещё должен над этим подумать.
– Это ты должен подумать? А как насчёт меня? Ты же не можешь просто…
– Ну ладно, и ты подумай. – Он вышел из комнаты и закрыл дверь.
Я встал, чтобы последовать за ним.
– Никки! Ты не можешь просто вывалить всё это на меня и смыться!
– Можешь взять машину, если хочешь, – ответил он из-за двери. – Возвращайся к восьми, я собираюсь в клуб. – До меня донесся шорох одежды. – А если хочешь присоединиться ко мне в душе, и думать забудь. Я запираю дверь.
Так что я сделал то, что сделал бы любой взбешённый, упёртый, вооруженный гей под прикрытием – вывел ягуар.
Я не мыслитель. Мой мозг уже разрывался на части – а ведь это только начало. Хотел бы я, чтобы Небеса послали мне того, с кем бы я мог это обсудить. Но единственным, кому я признался, был отец. Он и велел мне никому больше не говорить. Сказал, что от этого любит меня не меньше, но я должен впредь хранить это в тайне. В этом мире – нашем мире – репутация решает всё, и ни один из этих крепколобых парней не посмотрит на голубого с уважением. Меня втопчут в грязь, или мне придется превратиться в зверя, чтобы доказать, что со мной стоит считаться. И он не хотел, чтобы мне пришлось через это пройти.
Но Большой Никки, выходит, знал? Или подозревал и просто проверял меня? Или младший Никки знал – подозревал – и проверял меня… но зачем? И какое вообще кому до этого дело? Не то чтобы я думал об этом целыми днями кряду. Я даже не пустился на другую крайность – обращаться с женщинами, как с грязью, чтобы доказать, что я мужик. Я всегда был милым парнем, которого девушки бросают ради более клёвых, и с общепринятой точки зрения просто ожидал, пока меня поженят, как послушного католического маменькиного сынка, как и полдюжины других, которые уж точно были натуралами. Я не давал никому повода.
«Ну хорошо, – подумал я. – Остановимся на Никки. Остальное чересчур сложно. Его отец предупредил его насчет меня. Или и правда ожидал застукать меня в постели Никки – значит, он тоже гей?»
Эта мысль заставила меня вспомнить об его покрасневших ушах, когда он возвращал мне ключи. То, как он медлил убрать руку, прямо перед тем, как сказал мне об этом.
Но если Никки…
Тогда его отец…
Но как он узнал…
К тому времени, как я добрался до хаты Никки, я уже заработал приличную головную боль.
После всего этого я, вроде как, боялся посмотреть ему в глаза. По правде, вообще боялся на него посмотреть. Всё это время мне удавалось не думать о том, какой он вообще из себя, но теперь я уже не смогу закрыть на это глаза. Он оделся как всегда, собираясь в клуб – штаны в облипку, майка, открывающая татуировку на плече и подчёркивающая мускулы на его тощих руках. Прежде всё это меня ни капли не занимало.
«Притворяйся до последнего, – велел я себе. – Если старательно делать вид, что тебе наплевать, авось и вправду сработает. Ведь если он заметит, что я пускаю на него слюни… как тогда на машину. М-да, после утреннего разговора он бы и этому с легкостью поверил. Хреновый из тебя притворщик, Джоуи».
Не знаю, сколько он торчал в дверях, ожидая, пока я наконец среагирую.
– Мне что, такси вызвать? – потребовал он наконец.
– Ох, прости. Я типа устал. – Я двинулся к лифту. Оправдание было так себе, но он не стал придираться.
Когда мы сели в машину, он спросил:
– Знаешь, где «Аквариум»?
– Н-не-а. Это что-то новое?
– Не, мужик, он существует со времен, когда ещё были настоящие ночные клубы. С ансамблями, бальными танцами и всем таким. Сейчас-то это порядочная дыра – я типа хочу посмотреть на место, где раньше проворачивали большие дела.
А тут ещё этот завтрак со старым другом отца. С чего это его вдруг ностальгия замучила? Но я уж точно не собирался допытываться – просто проследовал согласно его указаниям к обветшалому ночному клубу в районе, что знавал лучшие времена. И сейчас можно было видеть, что некогда он был шикарным, но теперь я парковал ягуар рядом с единственной новой машиной на стоянке. Всё это порождало какое-то недоброе предчувствие.
И, пожалуй, мне стоило к нему прислушаться. Едва мы вылезли из машины, как двое незнакомцев загородили нам дорогу, тыча в нас дулами, словно им без разницы, кто перед ними.
– Открывай багажник, – велел один из них.
Примечание переводчиков:
[1] Бертелли (Berrelli's) – итальянский ресторан в США.
Следующая глава
Комментарии