Предыдущая глава
Поцелуй был коротким. Можно сказать, осведомительным. Затем он тотчас отстранился и снова принялся глазеть на озеро, а я продолжал валяться, пытаясь вспомнить, как дышать.
читать дальшеНаконец он снова заговорил:
– Я рассказал отцу, когда мне было… ну, может, тринадцать. Или четырнадцать. Наверно, ты думаешь, что это было глупо с моей стороны, но он принял это на удивление нормально. Не пытался меня переубедить, понимаешь? Не подкладывал под меня девчонок, надеясь, что это меня излечит. Ничего из подобного дерьма. Он вообще-то хороший отец. Но глубоко внутри он считает, что я слабак. Он никогда не говорил этого вслух. Просто ведёт себя так, будто я девчонка. Не то чтоб это бросалось в глаза. Просто… перестал посвящать меня в дела – не выставлял за дверь, но и не звал. Понимаешь, к чему я клоню? К тому времени, как до меня дошло, все уже считали меня посторонним. А про него пошли толки, будто он размяк, потому что ты не можешь защитить ребенка от дерьма, если сам в нём по самую задницу.
Он сорвал травинку и водил ей по нижней губе, обдумывая, что сказать дальше.
И это чертовски отвлекало.
– Однажды я услышал, как он говорит с кем-то – его я знал только по голосу. Я знал, что он – застрельщик, услугами которого отец часто пользуется. Не то чтоб на этот счет было какое-то правило, но я привык не входить в кабинет отца, когда дверь закрыта. Так вот, я даже толком не вслушивался, но что-то меня зацепило, так что я начал ловить каждое слово. Так вот, он рассказывал отцу, что его сын признался ему, что он – гей. И как с этим быть, учитывая, как относятся к этому люди. Сказал, что не хочет, чтобы его сын озверел, пытаясь отвоевать себе место под солнцем. И я подумал…
– Стоп. Ты что, хочешь сказать, что мой отец слил меня боссу?
Он кивнул, не глядя на меня.
– Он хотел с ним посоветоваться. Может, отец так же советовался насчет меня – уж не знаю. Ну так вот, отец сказал ему отстранить тебя от дел. Отправить в школу для бухгалтеров или ещё куда. В конце концов, бухгалтер и нам не помешает. Что ты не обязан ничего доказывать. А твой отец сказал, что так не годится. Сказал, что ты все равно пойдёшь по его стопам, нравится тебе это или нет, и что он хочет лишь, чтобы к тебе относились так же, как и ко всем прочим.
Можно подумать, всего предыдущего мне было недостаточно – и тут я не выдержал.
– Чёрт, я скучаю по нему, – задохнулся я.
Никки бросил на меня ошеломлённый взгляд, будто не ожидал подобной реакции, а потом виновато склонил голову:
– Извини. Это ведь случилось совсем недавно, так ведь? Я не хотел сыпать соль на рану. Но я должен был рассказать тебе об этом.
– Да знаю я. Я тебе не эфирное создание, Никки.
– Ну, я просто извинился.
– Хорошо.
Он пожал плечами и продолжил:
– Так вот я о чём: тогда-то я и понял, что делает отец. Отстраняет меня. Я обдумал это и сказал ему, к чему пришел. Сказал, что предпочту «озвереть», если это поможет. Что я не собираюсь становиться чёртовым бухгалтером. И знаешь, что он ответил? Сказал, что мне следует найти себе хорошего мальчика и успокоиться на этом. – Он сплюнул. – Так что пошёл он к чёрту. Пойду своей дорогой. Буду делать, что могу, на стороне, держа это в секрете – но всё равно слухи будут просачиваться. А потом, когда настанет время выйти на свет, они припомнят все эти слухи. Вспомнят, что опасались меня, пусть и не знали, почему. Вот таков мой план.
– Слыхал и похуже, – признал я. В носу все еще хлюпало: хотя я уже покончил с нюнями, до носа ещё не дошло. – То есть, мне не следует слишком усердствовать, доказывая, что это я их замочил?
– Ну да, в этом вся фишка. Но ты сам подумай, кого ты сможешь убедить, даже если захочешь?
– Может, и так.
– Вот и я подумал. Лжец из тебя дерьмовый, Джоуи.
– Ну ладно, а что там с «Аквариумом»? Почему мы там оказались, и как всё это связано?
– А, это? Ну, Джимми сказал, что некогда наши отцы там тусовались, в былые дни. Просто хотел поглядеть на него. – Он резко встряхнул головой, словно желая, чтобы мысли встали на место. – Так и вышло, что отец весь такой: «Это сын Сэла Марино, ты ведь помнишь, Сэла Марино» – ну а я без понятия: «А мне-то какое дело?» Он пытался дать мне понять, что нашел мне хорошего мальчика, и что мы должны замутить типа как… ну, не знаю, Дживс и Вустер – а мужскую работу оставить мужчинам. – Он раздражённо рыкнул и пнул каблуком кусок дерна. – Да пошёл он! Не буду я мириться с этим дерьмом! Мы не должны с этим мириться.
– Ох. – Подумав с минуту, я изрёк: – О боже, ну я и тормоз.
Взглянув на меня искоса, он ухмыльнулся:
– Есть немного.
– В жизни бы до этого не додумался.
– Твоё счастье. Я бы тоже не стал тебе говорить, но я и сам вёл себя странновато, пытаясь во всё это въехать, вот и ты заметил, что что-то происходит.
– Ох. Но ты не… как тебе сама идея… ну, ты понял.
– Зажить безоблачной добропорядочной жизнью безобидного педика? Сменить пушки на чёртовы гардины? Нет, это мне не по душе, и шёл бы ты к чёрту за подобные идеи.
– Нет. – Я приподнялся, чтобы взглянуть ему в глаза, и тут обнаружил, что не знаю, что сказать.
– Ну и что тогда? – потребовал он.
– Я никогда… – Мне пришлось отвести глаза. Луна садилась над озером, и это зрелище было по-настоящему прекрасно. А я даже дышать толком не мог. – Чёрт. Даже когда меня как-то раз подстрелили, моё сердце так не колотилось. И что, свалишь всё это на меня?
– А кто тут разливался битый час, а? Теперь твоя очередь.
– Тебе просто нравится надо мной издеваться.
– Справедливость есть справедливость, – настаивал он. Подождав ещё немного, он пихнул меня в плечо: – Ну давай, колись.
– Ну, я о том, что, если ты мне типа нравишься?
Его взгляд смягчился, и он покачал головой.
– Джоуи. Ты что, хочешь, чтоб они взяли верх?
– Ни черта ты не понял, – вздохнул я. Внезапно ощутив страшную усталость, я встал и отряхнул брюки. – Я поднялся как и ты, и не имел шанса поспать. Может, поедем?
Никки отвёл глаза.
– Да, – шепнул он. – Поехали.
В машине я протянул ему ключи. Он приподнял бровь.
– Ты трезвый, а я чертовски устал. Ты веди.
Он взял их очень осторожно, старательно избегая прикосновения. Пассажирское кресло всё ещё было откинуто, и я не стал его поднимать. Он вёл отнюдь не так безбашенно, как я ожидал – или старался не лихачить ради меня. Я отрубился, прежде чем мы выехали на трассу, и не просыпался, пока он не тряхнул меня за плечо.
В лифте он сказал:
– У меня такое чувство, что сегодня я должен тебя тащить.
– С какой стати? – удивлённо моргнул я.
– Меняться ролями так меняться. Сколько раз ты меня затаскивал?
Я хотел было пробурчать, что не стоит беспокоиться, но тут понял, что тем самым он пытается извиниться за то, что отшил меня на озере. Дать мне понять, что он благодарен мне за то, что я заботился о нём, даже если ему не нравится причина, по которой я рядом с ним оказался. Так что, когда мы вышли из лифта, я предложил:
– Ну, ладно, ноги не ходят, тащи меня.
– Без проблем. – Он обхватил меня за спину, а другой рукой подхватил под колени. – Я могу… уф… Бог ты мой, Джоуи, сколько ты весишь?
– Больше, чем ты, это уж точно, – рассмеялся я и хотел было идти своими ногами, но он загородил мне дорогу.
– Иди к чёрту, я справлюсь. – Он прижался плечом к моему животу и с натужным ворчанием взвалил меня на спину.
– Ох, – недовольно отозвался я.
– Готово. Чёрт, как мне открыть дверь, если… прекрати пинаться!
– Я не пинаюсь.
– Ещё как пинаешься.
– Поставь меня на ноги.
– Ну уж нет – теперь это дело чести, так что смирись. – Наконец ему удалось отпереть дверь.
Он хорошенько приложил меня головой об стену, когда развернулся, чтобы закрыть её, и извинился за это, но не отпустил меня. Наконец он донёс меня до своей комнаты и уронил на кровать, а затем принялся вращать рукой и растирать плечо, кривя такие рожи, будто наелся лимонов. Когда я попытался встать, он толкнул меня обратно, потом уселся у моих ног и принялся развязывать шнурки.
Надежда, которая забрезжила было, когда он принес меня в спальню, вновь угасла: он лишь собирался проделать со мной то же самое, что я с ним. Я вздохнул.
– Эй, Никки?
– Чего? – Он плюнул на шнурки и просто стащил ботинок с ноги.
– Когда я делал это для тебя… у тебя никогда не возникало желания, чтобы я прилёг рядом?
Он поднял взгляд и встретился со мной глазами – они были полны растерянности. Чёрт, а ведь я не хотел его расстраивать. Возможно, и он не хотел меня огорчать. Вот только теперь, когда все выяснилось, как нам об этом забыть?
– Ты мне нравишься, – пояснил я. Хотя я уже говорил это и был отвергнут, может, теперь сработает. – Типа, сильно.
Он со вздохом опустил глаза, потом стащил с меня второй ботинок и уронил на пол.
– И ты мне тоже, Джоуи. Но… – Он умолк, склонив голову набок, словно птица, и принялся созерцать дыру в моём носке.
Я помахал ему торчащим из неё большим пальцем.
– Джоуи, балда, почему бы тебе не потратить немного бабок из того, что вручил тебе отец, на новые носки?
– Не знаю. Как-то не подумал об этом. – Я сел на кровати и схватил его за руку, прежде чем он успел её отдёрнуть.
– Ну так что, Никки? Посмотри на меня.
Он посмотрел.
А потом мы просто долго пялились друг на друга. Я не мог отвести взгляд, а он, если и мог, то не хотел. Теперь его лицо казалось таким искренним. Он никогда ни перед кем так не открывался. И тут я понял, что он мне не просто нравится. Я понял, что схожу по нему с ума. Схожу с ума по этим глазам цвета линялых джинсов и длинным лохматым волосам, по его тощему телу и дурацким дешёвым кольцам, по язвительным ответам, вспышкам гнева и внезапной мягкости. Просто без ума от него. Много же времени мне понадобилось, чтобы это осознать.
– К чёрту добропорядочную жизнь, – заявил я. – Мы не пай-мальчики. И не звери. Мы умны и бесстрашны, и не знаю, доверяешь ли ты мне, но я тебе – безраздельно. Когда придёт время тебе выходить на свет, я хочу быть рядом с тобой. По одному твоему слову, Никки.
Растерянность пропала с его лица, сменившись широкой улыбкой:
– А ты умеешь подобрать верные слова, так ведь? Ты скор на язык.
– Могу замедлить его, если пожелаешь, – невинно предложил я.
Он вновь толкнул меня на кровать и целовал, пока голова не пошла кругом. Когда мы прервались, чтобы глотнуть воздуха, он сказал:
– Это ж неисчерпаемый источник тупых шуток. Моя правая рука. Прикрой меня.
– Господи, – вздохнул я. – Как ты вообще можешь сейчас говорить?
– И то верно. – Он снова меня поцеловал, и некоторое время нам было не до разговоров.
***
Гораздо позже, когда я то засыпал, то просыпался, утыкаясь носом в его шею, один вопрос всплыл из целой глыбы мыслей, слежавшихся, словно комок желе. Я пробормотал его имя. В его ответе я не разобрал ни единой гласной и попробовал снова.
– Никки, послушай. Кое-что меня по-прежнему беспокоит.
– М-мфл.
– Кто сказал Рэю Растрелли?
– Унх? – Он приоткрыл один глаз и прищурился на меня. – Чего скзал?
– На твоем дне рождения он подошел ко мне весь такой крутой и назвал меня педиком. Он, что, тоже под той дверью подслушивал или как?
На сей раз Никки ещё дольше созерцал меня прищуренным глазом, и выглядел при этом зашибенно. Наконец он фыркнул.
– Не, мужик, просто Ратсо – сволочь. Верно, хотел поставить тебя на место, потому что отец говорил о тебе.
– Ох.
Он неуклюже развернул меня так, чтобы теперь я служил ему подушкой.
– Когда я стану королём мира, убьем его на фиг, ладно, малыш? А теперь заткнись и дай мне поспать.
Уж не знаю, возможно ли заснуть, улыбаясь от уха до уха, но, насколько помню, именно так я и поступил.
Экстра. Вечер четверга.
Комментарии