Постмодерн

Эта сказка - как лед, эта летопись врет,

Этой правды никто никогда не найдет,

Не вдохнет в разнарядку потасканных слов,

На лубочных картинках - лишь тени миров.

Наша жизнь на пределе, и соль на губах,

Безнадежность, замывшая жалость и страх,

Близость тронет теплом - полупризрачный миг...

Вспышка боли... и песня, вобравшая крик.

Хохот, жаркий как пламя. Усмешка: «Налей».

Быстрый росчерк клинка - для врагов, для друзей.

Холод звезд... что встречаем мы холодом глаз,

Пустота... пустота, пустота вокруг нас...

Опьянение жизнью и ярость в бою,

Шаг за грани - и танец на самом краю:

Грязь, летящая в пропасть от черных сапог,

Я смеюсь: видишь, мир - как хотели - у ног!

Лето, бьющее солнцем и мокрой травой...

Черный ком из плаща под моей головой,

Черный ком вместо сердца. А пальцы - в крови...

Я смеюсь, когда мне говорят о любви...

Вечность - путь наизлет... я сейчас упаду...

Кто встряхнул за плечо - «Отоспишься в аду»?

И рука на мече - я не в силах разжать,

Горло сводит от горечи... больно дышать.

Слишком сильно. Перчатка взметнется ко рту,

Смерть, потершись о ногу, рычит в пустоту,

Взгляд - ударом по лицам в глухой тишине...

Это сказка. Лишь сказка. Людей - о войне...

Комментарии

Арджи Линсе 31 декабря 2017 (04:18:49)

Вот когда за горло ухватит болью (и не взвидишь свет, не почуешь тьму) - не помогут тут ни осина с солью, ни клинок, в рябинном калён дыму. Волшебство такое, приятель, дело - обожжёт врага, отпугнёт зверей, что испачкал - сделает снова белым, наведёт мосты через сотню рек. Призовёт химеру на чай с печеньем, распылит валун, как песок в горсти, посчитает "пи" до любых значений, если надо - можно и до пяти. Защитит от мора, морей и моли, в жаркий летний день раскидает снег.

Но бессильна магия против боли. Ничего, увы, не придумать с ней.

Здесь у нас не сотни, а сотни сотен важных книг, тугих колдовских томов. Здесь такое прячется в переплётах - ты б за жизнь свою прочитать не смог. Всё: рецепты зелий, да карты кладов, да узор ковра, чтобы мог летать...

Есть один совет, чтобы с болью сладить. Не волшебный, каждый сумеет так. За руками смотришь? Гляди на блюдце, наливное яблочко покати; вот узоры тянутся, вьются, вьются, в тридцать девять царств без одной версты. Тридцать девять царств, тридесятый витязь молча смотрит в тёмный глухой экран; и царевны-Лебеди карта бита, а Иван... как водится, он дурак. Кто-то, в дождь лицо запрокинув, бродит по пустым дворам, распугав котов. Кто-то тихо плачет, а кто-то вроде зубы стиснул - к бою, ваш-мать, готов. Кто-то спит в обнимку с чужой гитарой, иль играет в покер с самим собой. Во вселенной нашей - огромной, старой - каждый миг свечою мерцает боль. От любви, от памяти, от обиды, от того, что снова не позвонил, слишком мелких искорок не увидеть, и нельзя винить, а кого винить?

Да, я знаю, плохо. Хоть вой, хоть тресни, хоть рычи барбосом в ночную тьму... Дай мне руку, хочешь - мы будем вместе? Протяни ладонь, я её возьму. А потом - другому тяни, не струхни. Нас так много, искорок в темноте. Кто-то вдалеке включит свет на кухне, кто-то тихо ляжет без слёз в постель. Улыбнётся Лебедь дурной привычке, да Ивана вроде отпустит чуть. Зажигает небо от спички спичку, люди держат Землю - плечом к плечу.

Тридцать девять царств пробежит дорога, за пустынный край, за зелёный бор. Просто боль, разделенная на многих - это лишь частичка, почти не боль. Это лишь кусочек, витраж узорный, рыцарь с витража, напои коня.

Небо стало серым - а было чёрным.
Протяни мне руку. Коснись меня.

(с) wolfox