Все участники экспедиции собрались в просторной комнате на первом этаже гостиницы. Окон в комнате не было, зато в потолке был широкий люк, через который солнце проникало в помещение.
– Так вот, друзья, – обратился к собравшимся Энцо, – я собирался рассказать вам о наших планах и о том, что удалось узнать мне и моим предшественникам… Однако сегодня ночью произошел инцидент. Некто попытался проникнуть в гостиницу; я убил его, а Ганил обнаружил на трупе зашифрованное письмо. Вот оно! – Он достал из кармана лист бумаги.
– Ты расшифровал его? – Голос норта Скальдика был, как обычно, спокоен.
– Да, расшифровал; и то, что у меня получилось, мне очень не понравилось… Здесь написано: «Медлить не стоит; останови нечестивцев, когда они уйдут в пустыню. Пусть твоя рука станет рукой смерти. Участь их станет предупреждением иным». Думаю, все поняли, что это значит…
– Шпиона велят наша убить? – привстал со своего места темнокожий вольноотпущеник с Дальнего Юга Бамара.
– Именно! Видимо, план Инквизиции таков: когда мы уйдем в пустыню – это произойдет сегодня вечером, когда спадет жара – шпион дожидается подходящего момента и убивает нас. Никто не придерется – еще одна экспедиция, отправившаяся искать неискомое, погибла от жажды, жары, клыков гулей – да мало ли от чего можно там погибнуть! Еще одна группа безумцев отдала свои жизни ради греховного знания. Еще один пример, показывающий люду: высочайшего – не ищи, глубочайшего – не исследуй!
– Постой, – прищурился Скальдик, – а как же сам шпион Инквизиции намеревается выбираться из пустыни?
– Ну, я бы на его месте взял запас воды, тайно вернулся в Сараиф и с помощью верных людей – а они у Инквизиции здесь наверняка есть; кто-то же ведь нанял этого ассасина – покинул бы эти края навсегда. Впрочем, не исключено, что наш шпион – фанатик, и такая мелочь, как собственная смерть, его не волнует… Поверьте, я и таких видывал, что с радостью шли на верную гибель, дабы воссоединиться с пророком Голеаном…
– Так может, ты скажешь наконец, кто из нас шпион? – подал голос Ганил.
скрытый текст
– А вот этого я, увы, не знаю, – развел руками Энцо. – Я уверен лишь в том, что шпион один из нас. Вопрос в том, кто? – Он оглядел собравшихся. – Начнем с меня. Да, да, с меня! Что вы обо мне знаете?
– Ну, мы знаем, что ты авантюрист, искатель приключений… – начал Скальдик. – Человек, держащий слово; если сказал – от своего не отступит! Не похож на голеановских псов, что за медный грош сдадут на пытки и муки мать родную!
– Если ты думаешь, дорогой друг, что на Инквизицию работают одни продажные шкуры – ты ошибаешься. Поверь мне, честных и прекраснодушных, служащих не за деньги, а за идею построения рая земного, в Инквизиции не меньше. Будь вся Инквизиция коррумпирована – нам было бы достаточно разбогатеть и купить всю эту публику. Так что я вполне могу быть завербованным псами Голеана… Дальше. Веслана никогда с Западной Церковью не сталкивалась, за исключением последних двух лет, когда она присоединилась ко мне. Значит ли это, что она никак не может быть агентом Инквизиции?
– Получается, никак не могу… – Веслана улыбнулась, однако Ганил видел в ее глазах тревогу.
– Не все так просто, дорогая, не все так просто… Вряд ли Инквизиция сумела завербовать тебя еще в Актравии. А вот в то время, пока ты пребывала в рабстве… Западные миссионеры вовсю действуют среди рабов с Востока; южане смотрят на это сквозь пальцы – главное, чтобы не подстрекали к мятежам. Тебя вполне могли обратить и завербовать.
– Да никогда!
– Кто знает, кто знает… Просто поставим отметку. Ганил, в твоей жизни вроде не было туманных периодов; и все же…
– Да… – Юноша опустил взор. – Когда я поступал в Академию, я еще не знал…
– …Что Академия Кошкоглазых уже давно снискала сомнительную славу поставщика кадров для Инквизиции?.. Нет, нет, я не обвиняю тебя; просто поставим отметку. Бамара, ты когда-нибудь видел миссионеров?
– Среди миссионеров бывают и агенты Инквизиции. Они вербуют обращенных дальнеюжан, дабы распространить влияние Церкви на юг. Кто знает, может, Бамара один из завербованных?.. Поставим отметку.
– Ну, уж меня-то точно не может быть среди подозреваемых, – заговорил Скальдик. – Голеановские псы убили моих родителей, расправились с моим кланом; души их парят над Сумеречным океаном и взывают к мести! Пока убийцы и их последыши топчут эту землю – моим предкам не попасть в Вархалланг, не испить из Небесного Источника! А потому с псами Инквизиции у меня разговор короткий!.. – Скальдик сделал движение рукой, как будто ударил кого-то воображаемым кинжалом.
– Не ты один. У Ганила тоже есть счеты с Инквизицией; его старшая сестра была сожжена на костре. Тем не менее, я его не исключаю…
– Ты меня подозреваешь?
– Нет, я просто поставил…
– Ты меня подозреваешь. Ты понимаешь, что это значит.
Скальдик говорил спокойным, отрешенным тоном, но Ганил хорошо понимал, что спокойствие это обманчиво. Он вспомнил, что Альбертин говорил про нортов: «Они кажутся холодными, точно лед, но под этим льдом течет пылающая магма. Север умеет ждать и не умеет забывать».
– Хочешь вызвать меня на поединок чести? Я не против; но давай, сделаем это попозже.
– Нет, я не хочу. Но ты говорил, что подозревать можно всех?
– Да, и меня в том числе.
– Не хотел бы я подозревать тебя… Но твои слова вызывают тревогу. Если каждый из нас будет видеть в своих товарищах возможных врагов и предателей, то что станет с нами? Во что мы превратимся? В безумцев, боящихся собственной тени? Я не хочу подозревать…
– Спасибо, – Энцо приложил руку ко лбу, стараясь скрыть смущение. – Ты прав, Скальдик, увлекаться всеобщей подозрительностью не следует. Но, – опустив руку, он выпрямился и улыбнулся, – и терять бдительность тоже не надо. Враг рядом, и я уверен в этом! А теперь перейдем к делу. Как думаете, что мы ищем?
– Город Древних, – ответил Ганил. – Кстати, почему его называют Метрополис?
– Его называют по-разному. Ирем, Убар, Сарнат… Совершенно очевидно, что это не его истинные наименования; так его стали называть уже тогда, когда пески надежно укрыли все дороги к нему. Когда культисты пытались заниматься, помимо идиотских обрядов, еще и реальными исследованиями, им удалось «заглянуть за стену сна». Не спрашивайте, какова была цена этих исследований… Но кое-что удалось узнать. Метрополис в действительности был чем-то вроде города в городе. В гигантском городе, населенном людьми и Древними, занимавшим всю сушу… а может, и не только сушу. Впрочем, город предназначался исключительно для жизни Древних; люди существовали в нем, подобно тараканам или крысам. С той только разницей, что крысы людям приносят лишь вред; а вот люди Древним были нужны…
– Зачем же? – спросила Веслана.
– Скорее всего, в качестве «деталей» для каких-то своих машин. Многое неясно… непонятно… Похоже, Древние имели некий план, направленный на предотвращение великой катастрофы. Людям в этом плане уделялось не последнее место… пусть даже и в качестве «инструментов». Возможно, Древние проводили направленную селекцию человеческой породы; плодом этой селекции стали люди со сверхъестественными способностями. Таких людей собирали в городе, который называли… – Энцо замолчал, глядя куда-то перед собой, – Метрополис… Город сверхсуществ, должных подняться над человечеством… Еще не Древних, уже не людей. Не исключено, что Голеан – или тот, кто послужил для него прообразом – был одним из них.
– Голеан не был человеком?! – Ганил даже вскочил на месте от изумления.
– Возможно. Многое в его биографии наводит на эту мысль; впрочем, стоит учесть, что его жизнеописания переписывались многократно, и там, скорее всего, уже давно один благочестивый вымысел. Но вернемся к Метрополису. Это был город жестоких чудес; будущих полубогов здесь сращивали с машинами Древних, обрекая на участь хуже смерти – но это было необходимо ради грядущего. А потом – произошло то, что произошло…
– Что же?
– Не исключено, что проект, который должен был предотвратить катаклизм, в итоге этот катаклизм и спровоцировал… Впрочем, как я уже говорил, наши знания туманны и фрагментарны; слишком о многом нам приходится лишь догадываться. Древние соорудили в небесах колоссальные дворцы, в которых могла бы свободно разместиться самая крупная из гор земных. Во время катаклизма все это рухнуло; шрамы от тех падений остались до сих пор. Начался хаос. Обезумевшие люди метались по миру, рушащемуся им на головы. Спустя какое-то время мир успокоился – ровно настолько, чтобы люди поверили, что время испытаний закончилось. Древних к тому моменту уже не было…
– Куда они делись? – спросил Скальдик.
– Не знаю. Видимо, покинули наш мир, уйдя… куда-то… в какие-то более благоприятные миры… Но повторю, многое, что я вам сейчас говорю – лишь догадки. Так вот, Древние ушли – но оставили свои младшие подобия. Им было далеко до настоящих Древних – но они намного превосходили людей в своем развитии. Однако люди уже не хотели признавать над собой власть этих недобогов. Начались восстания, которые затем переросли в масштабную войну… Повторяю, все, что у нас есть – причудливые видения людей, застрявших у той грани, из-за которой им уже не возвратиться. Возможно, воевали не люди против низших Древних, а низшие Древние, совместно с людьми – друг с другом. Никто не победил – проиграли все. Войны уничтожили то немногое, что пощадил катаклизм… А то, что было после, вы уже знаете.
– А… Ме-тор-польса?.. – подал голос Бамара.
– Да, Метрополис. Вроде бы как его обитатели сумели защитить свою обитель от катаклизмов… и от чрезмерного внимания младших собратьев. Правда, на это ушли все их силы, так что жители Метрополиса вынуждены были уснуть. Они спят до сих пор – спят и видят непостижимые для нас сны. Там, по ту сторону песков… по ту сторону стены сна…
Воцарилось тягостное молчание – как будто призрак тысячелетней тайны повис над людьми.
– Господин Энцо… – промолвил вполголоса Ганил. – Энцо, мне нужно кое-что сказать… наедине!..
Против ожиданий Ганила, Энцо не удивился – словно догадывался о подобной возможности.
– Значит, Веслана видела во сне эпизоды из твоей памяти? – Энцо потер подбородок, на котором – юноша только сейчас это заметил – появилась заметная щетина. Похоже, дерзкий искатель ответов не брился уже, как минимум, неделю. – Сам ты пока не видел ничего подобного?
– Нет… По крайней мере, я не помню…
– Знаешь, Ганил… Скажу тебе откровенно: из всей нашей компании тебе я доверяю больше всего. Не спрашивай, почему. Просто интуиция. Ты знаешь, что такое интуиция?
– Мм… способность… к бессознательному выводу… озарению…
– Я уверен, что интуиция есть остаток того дара, что предки ныне живущих получили от Древних. Сверхлюди обладали интуицией высочайшего уровня, который мы ныне именуем ясновидением. Они не просто прозревали то, что еще не случилось, или могло случиться – они видели несбывшиесяя реальности в их состоянии не-реальности. Более того, они могли не только наблюдать их, но и воздействовать на них. Это давало им невероятные возможности; простым смертным они казались полубогами…
– Но это же ужасно!..
– Да, ужасно. И все же это было – у меня нет сомнений. Более того, в наших жилах тоже течет кровь созданных Древними сверхлюдей. Время от времени среди нас появляются люди, наделенные ясновидением высокой степени. Они могут видеть невидимое, читать чужие мысли, провидеть будущее… Точнее, могли. Уже давно настоящие ясновидящие не появляются среди нас – ты знаешь, почему…
– Инквизиция…
скрытый текст
– Она самая. Стоит только пройти слуху, что в некоей местности родился необычный ребенок, как туда немедля приходят черные плащи. Они убивают свидетелей, разрушают здания, уничножают или подправляют документы… Целые деревни и даже небольшие города вычеркиваются из памяти, как будто их никогда и не было. А сами дети… Раньше всех, в ком подозревали дар ясновидения, отправляли на костер, как отродье дьявола. Потом таких детей стали отправлять в тайные инквизиторские цитадели, где их путь потерялся навечно. Сейчас настоящих ясновидящих почти не осталось – что на Западе, что на Востоке, что на Юге. Разве что на Крайнем Востоке еще есть истинные ясновидцы… Поэтому я собрал здесь вас.
– Нас?!.
– Да. Все вы – ты в том числе – обладаете хорошей интуицией. Ваши души чувствительнее к тем колебаниям реальности, которые большинство давно не замечает. И похоже, колокол Метрополиса уже находит в них отзвук.
Солнце уже миновало зенит. Жаркий южный день был в самом разгаре. Улицы опустели; все жители попрятались в свои глинобитные лачуги, выглядящие, словно маленькие шипастые чудища. Над домами поднималась башенка минарета, а еще дальше высились черные монолиты Древних.
Даже рыночная площадь Сараифа в этот час была почти безлюдной. Лишь в дальнем ее конце, возле палатки балаганщика, стояло несколько людей – в основном местных подростков. Ганил подошел к ним.
Над входом в палатку висела криво начертанная на деревянной дощечке надпись:
НАСТОЯЩИЙ ГУЛЬ
УБИЛ ЧЕТВЕРЫХ ПРЕЖДЕ ЧЕМ БЫЛ ПОЙМАН
ЛОВЦЫ ДОСТАВИЛИ ЕГО СЮДА
ЦЕНА ПЯТЬ ТАНЬГА
– Он правда настоящий? – спросил Ганил у одного из мальчишек.
– Настоящий, ага, – кивнул мальчишка. – Только на самом деле никого он не убил, это так, для привлечения…
Сунув толстому балаганщику монету, Ганил вошел в палатку.
В палатке стоял резкий запах – не звериный, не человеческий и не трупный (со всеми этими запахами Ганил был знаком). В свете ламп на земляном масле (дававших больше вони, чем света) Ганил увидел сидящее в клетке на четвереньках существо. В этом существе почти не осталось ничего человеческого – оно больше напоминало уродливых кошек-сфинксов, которых держали у себя дома знатные дамы Ахатенбурга. Заострившиеся уши, искривленные ноги – для полного сходства не хватало только хвоста. Омерзительнее всего были виднеющиеся под кожей наросты темно-серого цвета, напоминающие тонкие канаты или ребристые гибкие стержни.
Похоже, гуль услышал шаги Ганила. Поднявшись на изуродованные ноги, он ухватился за прутья клетки. На юношу уставились лишенные век белесые глаза; они выглядели слепыми, однако Ганил подозревал, что в действительности гуль его видит. Вместо носа зияла треугольная дыра. Собственные зубы гуля давно сгнили и выпали, оставив зияющие черным лунки, но из десен выросли шипы, мешающие гулю закрыть рот. Уголки губ представляли собой две расчесаные болячки – постоянно вытекавшая из незакрытого рта слюна разъедала кожу. «А ведь когда-то это был человек…» – с ужасом подумал Ганил.
– А-гга-гхга… – промычал гуль. Ганила не мог отделаться от мысли, что это существо хочет сказать ему что-то осмысленное и, возможно, важное – но не может, ибо рот его давно уже не приспособлен к речи.
Гуль кивнул – или просто рефлекторно дернул головой?
– Еще раз… Ты понимаешь меня?..
На этот раз никакой реакции не последовало. Гуль повернулся спиной к юноше и сел на пол, схватившись за голову. Ганил остолбенело взирал на спину несчастного существа; омерзительные ребристые наросты образовали вдоль позвоночника прободающий кожу гребень.
– Будь осторожен! – подал голос дюжий малый, сидящий в стороне на скамейке (Ганил не заметил его сразу из-за плохого освещения). – Укусы гулей крайне болезненны, заживают плохо!
– Простите… Этот гуль… Он и в самом деле ничего не понимает?
– Понимает, а как же! – Малый взял в руки палку и постучал по прутьям клетки. Гуль, услышав стук, съежился сильнее. – Палку даже это отродье поймет!
– Нет, я имел в виду… Ведь этот… это… он когда-то был человеком…
– Ну был, и что? Это же мертвец, нежить. Он понимает, только если палкой ему вмазать…
Ганил вновь бросил взгляд на заключенное в тесной клетке существо. Гуль приподнял голову, и его уродливое личико показалось юноше куда более осмысленным, чем тупая физиономия малого с палкой.
Когда Ганил вернулся в гостиницу, его встретил незнакомец.
– Ты Ганил? – обратился он к юноше. – Меня зовут Мардуф, я пустыноходец.
– Где Энцо?
– Пошел договариваться насчет верблюдов. Мы выступаем, как только сойдет жара. Не голоден? Я тут баранину приготовил…
Горячая баранина была обильно сдобрена луком, перцем и приправлена песком. Последний ингредиент был неизбежен; здесь, в Сараифе, песок набивался в любую незакрытую полость. Казалось, он не заносится туда ветром, а вырастает из неких незримых семян, кружащих в воздухе.
Оторвавшись от миски, Ганил обежал взглядом Веслану и Скальдика, уплетающих кушанье.
– Ох, наелась я! – Веслана отодвинула миску с остатками баранины. – Я теперь совсем встать не смогу!.. Скальдик, а правда, что северяне едят много мяса?
– Север – суровый край; истинный воин Севера должен всегда быть бодр и готов к бою. А мясо – это сытно; особенно когда хорошо отбито и прожарено.
– А правда, что северяне едят… – на мгновение Веслана, смутившись, закрыла рот рукой, – …тухлую рыбу? Да еще и выдерживают ее в земле, чтобы как следует провоняло!
– Веслана! – Ганил аж закашлялся.
– Есть такое. – Скальдик улыбнулся. – Понимаешь, соли в наших краях мало, поэтому рыбу, вместо того, чтобы засаливать, квасят в земляных ямах. Кушанье, конечно, на любителя… Я вот, например, попробовал это один раз, и больше не хотел.
В это время в комнату вошел Энцо.
– Обедаете? – усмехнулся он. – Готовьтесь, скоро нам отправляться…
Ганил почувствовал нарастающую тоску. Этот город, полузасыпанный песком, с уродливыми глинобитными зданиями, сейчас показался ему таким уютным, точно он вырос здесь. «Вернусь ли я сюда?..» – подумал он.
Солнце уже клонилось к закату. Группа горожан Сараифа стояла в тени черных колоссов. Люди смотрели на уходящую в пустыню группу.
– Они не вернутся… – промолвил находящийся среди провожающих хозяин гостиницы. – Нет. Не вернутся…
…Верблюжьи лапы мягко ступали на не успевший еще остыть песок. Ганил поймал себя на том, что у него из головы не выходит тот гуль. Кем он был до того, как проклятие пустыни поразило его? И много ли в нем теперь осталось от прежнего себя? Возможно, гораздо больше, чем можно подумать. Может, он пытался вспомнить, кто он, и, ухватившись за обрывки памяти, точно за веревку, выбраться из болота безумия… Всего-то навсего нужно было, чтобы ему помогли, узнали его, напомнили, протянули руку. Вместо этого – клетка и туповатый смотритель с палкой.
«Вдруг и нам уготована подобная судьба? – с тревогой размышлял Ганил. – Может быть, спустя время один из нас вернется в Сараиф – почти обезумевшим, изуродованным живым мертвяком. Может, это буду я… или Энцо… или Скальдик… или… Ах, только бы это была не Веслана!»
