И снова подростковый юст и страдашки

Этой парочкой меня упороло мгновенно и мощно. Мой любимый типаж подростковых драм, да.

Александр Аарон - сын Ареса, официально бог Страха, но я хэдканоню, что слившиеся силы Ареса, Зевса и Амацу-Микабоши дали уникального бога Истины и тех, кто преодолевает страх перед нею.

Себастьян Лудгейт, которого в основном называют по прозвищу отца Друидом, это очаровательный ребенок, преодолевший путь от "я перепутал провода сигнализации" до "я тут слегка умер, но это нормально. Сейчас упокою эту огромную армию трупов". В самом начале Дейзи говорит, что магия Себастьяна берёт силу из ДНК монстра, а поскольку он - гаваец, а морские боги, вроде Ктулху, издавна считались монстрами, я радостно хэдканоню, что это как раз такой полукровка, которому с папой повезло, от чего там ещё и смертная душа завелась.

Про новый пантеон это мой личный любимый хэдканон. Просто они все такие аняня.

Таймлайн зарисовки - начало комикса Секретные Воины.

На кухне горел свет. Алекс этому не удивился. Он так и знал, что скребущее изнутри ощущение, это не жажда водички выпить далеко заполночь, а природные способности снова под руку толкают, Аид бы их побрал. Бежать было бессмысленно. Нет, Алекс мог бы попытаться, но итог был бы хуже. Поэтому он глубоко вдохнул, отмахнулся от страха и оправданий и смело шагнул вперёд.

Включена оказалась только тусклая подсветка, создававшая мягкий полумрак, приятный привыкшим к темноте глазам. За столом сидел Себастьян. Он водил пальцами по жёлтым от старости страницам своего гримуара и что-то попивал из красивой кружки с цветами. Кажется её притащила Йо-йо с последней миссии со словами: "гляньте какая няка!" И каким-то образом эта легкомысленная вещь оказалась плотно закреплена за Себастьяном.

Алекс только тяжело вздохнул и пошел к холодильнику за молоком.

- Доброй ночи. - тихо поздоровался Себастьян. - Мед в крайнем справа нижнем ящике.

- Угу. - нейтрально отозвался Алекс, ставя молоко греться. В команде его любовь к сладкому уже стала анекдотом. Дейзи - нехорошая женщина! - растрепала всем, что Алекс стребовал с Фьюри пополнение конфет, ссылаясь на свой дар. Что интересно, конфеты на базе больше не заканчивались никогда.

- Не спится? - предпринял Себастьян ещё одну попытку наладить диалог. Он вообще был в высшей степени милым существом, всегда готовым выслушать, утешить и поддержать. Алекс понимал, почему Фьюри держит Себастьяна в команде, но не мог понять почему гоняет на задания. Не смотря на явные магические способности, бойцом Друид не был и в драке пугался, терялся и зачастую портил всю налаженную работу остальной команды. Впрочем даже со способностями Алекса главного хитрожопого разведчика в мире понять было не так-то просто.

- Угу. - отозвался Алекс всё так же нейтрально и с заметной задержкой. Он с Себастьяном говорить не хотел. Это существо - в мыслях называть его иначе не выходило - задевало что-то внутри, вызывало ворочаюшееся под ребрами ощущение цунами: мощного, неотвратимого, равнодушного. Алекс закономерно боялся, что его может накрыть и погрести под собой от любого неосторожного жеста это всепоглощающее нечто, поэтому старался ограничить контакт с Себастьяном. Но сейчас глубинное ощущение _правильного_ течения событий держало на этой кухне, не позволяло уйти и закрыться.

Присев достать мёд, Алекс краем глаза заметил, что Себастьян дернул плечом и вернул взгляд в гримуар. Наверное обиделся. Алекс в этом не разбирался. Отец вообще с ним был предельно мил, но в чувствах даже в личных чувствах не учил разбираться, ибо сам не умел. Богу войны рефлексия в принципе была неведома. А вот Алексу, с его неведомым синтезом сил, который Страхом назвать - упростить и сильно, постоянные попытки разобраться в себе причиняли немало неудобств, а прозрения о других людях часто и вовсе ставили в тупик. Алекс правда старался справиться с рухнувшей на него мощью, но порой всё выходило из-под контроля. Даже застывший в условных двенадцати внешний облик при фактических восемнадцати ставил в тупик. Не, вон Гестия вообще всю жизнь ребенком ходит, у Афродиты на лице двадцатилетней девушки ни морщинки не найдешь, но Зевс то постарел! Отец же говорил, что внешний вид глубокой одрябшей старости для владыки Олимпа был невероятно странен, но не объяснил отчего так. То ли нужным не посчитал, то ли сам не знал. Ух, бесит.

Бухнув чашку с молоком на стол и банку с медом рядом, Алекс инстинктивно положил на стол Траворез так, чтобы в любой момент выхватить его и обороняться. Хотя почти все навыки, полученные в плену у Амацу-Микабоши, стерлись и их пришлось заново нарабатывать, но вот эта привычка держать катану на расстоянии вытянутой руки осталась.

- Прости. - тихое слово застигло Алекса за размешиванием пятой ложки меда.

- А? - полубог оторвался от своих мыслей и поднял взгляд куда-то на уровень ладоней. Они были очаровательно пухлыми и очень мягкими и нежными на вид. У самого Алекса пальцы стерты до кровавых мозолей и привычны к любому оружию, а вот эти вот - руки мага, гражданского, не воина. Нельзя человека с такими руками на поле боя. Нельзя.

- Я тебя вывожу из себя. И ты защищаешься. - тихий голос убаюкивающим речетативом вливался в уши, так что хотелось слушать, не обращая внимания на слова. Алекс себе такой роскоши позволить не мог. Его холодная и равнодушная сила моментально схватилась за смысл фразы, отчистила его и сунула назад мол "на, любуйся".

- Я не боюсь тебя, Себастьян. - твёрдо произнёс Алекс, не поднимая взгляда.

- Тогда почему положил между нами Траворез и очень яростно размешиваешь мед в молоке? - спросил Себастьян всё так же тихо, без намешки, веселья или иронии, только с бесконечной печалью.

Алекс перевел взгляд на своё оружие. Действительно, как меч между рыцарем и его дамой. Неловко.

- Инстинкты. - просто объяснил Алекс и сделал глоток, а потом блуждающий взгляд наткнулся на грумуар и сфокусировался. Колдовская сирень залила глаза, начиная с провала зрачка и до всей площади белка, а пальцы рефлекторно потянулись к Траворезу.

В гримуаре клубился Хаос. Почти такой же грязный и мерзкий, как у Амацу-Микабоши, он пробуждал воспоминания о том, как чужая сжиженная сила лилась в горло вместе с наркотиком и дурманила рассудок, заставляя ненавидеть любимого отца.

Алекс сам не успел осознать как оказался на другой стороне комнаты в защитой стойке. Тяжёлое дыхание с хрипом вырывалось из его рта, звучало как предвестник рыданий.

Себастьян медленно встал, не делая лишних движений.

- Алекс? - тихий чарующий голос ударил по натянутым нервам. Взгляд полубога автоматически метнулся с гримуара на его владельца и... Это было странно.

Жуткую книгу укрывал такой слой барьеров, который и титана б сдержал, если б понадобилось, но от неё мощные канаты силы тянулись к Себастьяну. В основном они были пусты и больше напоминали цепи, мешающие даже дышать, но некоторые медленно наполнялись звонкой и чистой силой, словно бьющей из горного родника. И эта прекрасная энергия вливалась в скованную запретами оболочку, наполняя её струящейся силой. Взгляд Алекса видел глубже неказистой внешности, глубже бельм глаз глубоководной рыбы и оскаленного частокола острых зубов, глубже, в самую суть чужой души. И стоило это увидеть, как накатило осознание - мощное и неотвратимое, как и всегда.

В двадцатом веке началась новая Эпоха Героев. Последняя такая была в Элладе и породила олимпийцев. Сейчас тоже рождались новые боги. Юный Локи, сын Сатаниша Хэллшторм, невероятный по таланту Верховный Маг Стрэндж, сам Александр, они все были пока только коконами, из которых появится новый пантеон. И Себастьян тоже был таким коконом, а его суть была самой удивительной и трепещуще-нежной. Надежда отчаявшихся - сладкая, горькая, опасная и безумная, она сопровождала взращивание души в ребёнка мага и морской богини. Это просто чудо, что подобное вообще произошло.

Алекс опустил Траворез. Один раз увидев, он больше не мог ослепнуть. То мощное ворочавшееся под ребрами подняло голову и погребло его под собой.

Это была любовь. Вот такая, с первого взгляда вглубь, но разве могла быть другая у провидца, знающего обо всём истину? Он тоже был таким: отчаявшимся, который жадно цеплялся за эту надежду, как за последнее, что может спасти.

- Алекс? - повторил Себастьян, делая шаг вперёд. Алекс поднял взгляд и в чужих глазах прочитал свой приговор.

Надежда остаётся последней, потому что ей становится некого больше убивать. Алекс умрёт. Он знал это и раньше, но теперь осознавал с такой обескураживающей чёткостью, что хотелось плакать, что умрёт с радостью, сделав всё, что мог, не зная предстоит ли воскреснуть.

Траворез выпал из рук, а Алекс осел на пол, погребённый своим прозрением. Он закрыл глаза, чтобы больше не видеть, но не смог даже попытаться забыть. Безжалостность силы Алекса заключалась в том, что он не мог лгать себе.

Шаги прозвучали в возникшей тишине громовыми ударами гонга.

- Можно? - осторожно спросил Себастьян совсем рядом, почти над ухом. Алекс, не чувствуя себя, кивнул и тут же ощутил, как его обнимают. Бережно, как положено с детьми, не с воинами. Слёзы сами полились по щекам, и Алекс уткнулся в чужое плечо, чтобы скрыть их. Умирать - страшно, особенно когда есть время осознать что ты теряешь.

Так они и сидели на полу кухоньки убежуща, пока не забрезжил рассвет. С первыми лучами невидимого тут солнца, Алекс встал, вытер слёзы и извинился за свой нервный срыв, а потом ушел и больше никогда не смотрел в диковинные глаза, изменчивые по цвету как морская гладь. И всё же до самой смерти Алекс не мог отделаться от мысли, что Себастьян тогда тоже всё понял и оплакивал грядущее вместе с ним.

Кто сказал, что Надежде легко губить других?