(из романа "Быть тварью" )
Стремительно наступает новая эра, о которой раньше только в фантастических книжках писали; вот взять телефон: его изобрели совсем недавно, уже после рождения Квилли, а теперь по Столице уже не меньше тысячи аппаратов, и, говорят, можно даже из Столицы говорить с Таласом! А авиация, похоже, вот-вот зародится на глазах у Квилли. Во всяком случае, вон у того аппарата, который сейчас выкатили на поле, есть большие шансы стать летательным. Не так давно в клубе «Мотор» соорудили стенд с аэродинамической трубой, и все дружно начали мастерить модельки для изучения эффектов, получающихся при обтекании разных объектов воздушным потоком. Квилли тоже разрешили поучаствовать, главным образом в наклеивании на модельки полосок из папиросной бумаги. Потом шевеления этих полосок под действием воздушного потока наблюдали. Потом обсуждали. И вот, пришли к выводу, что из всех моделек наибольшие шансы взлететь у модели, изображающей приготовленный сейчас к испытаниям аппарат.
Рет-Ратус вошел в «Трилистник» едва рассвело, и обратился к портье:
― Господин Тенедос здесь?
― Еще не выходили, ― ответил тот, глянув на стеллаж с ключами от номеров.
Рет-Ратус кивнул и поднялся на второй этаж.
Он потрогал ручку двери ― не заперто, и надавил на нее. В комнате царило то, что принято называть художественным беспорядком: на столе грудой лежат закрытые и раскрытые книги, исписанные листы бумаги; к стенам по обе стороны окна было прислонено по чертежной доске, поставленной на стулья: на одной карандашная паутина ничего пока не говорящих постороннему глазу линий, на другой ― чертеж начал уже обрастать тушью, да так и остался брошенным; бутылочка туши и стаканчик с торчащими рейсфедерами и запачканная тушью тряпочка находились тут же, на самой табуретке. На крючке вешалки вместе с одеждой висели боком таласские счеты; у двери ― квадратная плетеная корзина со скомканными, разодранными бумагами и какими-то смятыми брошюрки.
(из романа "Когда закончится война" )
Полковник Аламак Менкар рассеянно перелистывал дело под кодовым названием «Стрекоза», когда в кабинет к нему будто нечаянно вошел доктор Лефф. Он всегда заходил к полковнику будто нечаянно. Вид у него был самый что ни на есть добродушный и бестолковый, как обычно: очки на носу сидели криво, волосенки, еще сохранившиеся на черепе, торчали в разные стороны, один бок крупновязаного джемпера длиннее другого. В руке у него была большая, чуть не квартовая, кружка толстого фарфора, на боку которой неприкаянно телепалась ниточка от заварочного пакетика. От кружки исходил смешанный аромат лимона и рома.
— Я вот подумал, — заявил он, пока дверь была еще распахнута, — надо бы вам хоть секундочку отдохнуть... Давайте чайку, что ли, попьем?
— Доктор, — укоризненно сказал полковник Менкар, закрывая дело и закидывая его в сейф. — Куда в вас столько влазит?
Доктор закрыл ногой дверь, доплелся до стола и приземлился сбоку от него, в кресле «для своих». Кружка прочно угнездилась на столешнице.
— В выходные был у меня на даче Рибатт, проводку поправлял после зимы, оборвалось там что-то... И девочку свою привез на природе погулять.
— Зачем? — спросил Менкар, потому что Рибатт явно не проводку к доктору ездил исправлять. Доктор, конечно, делает вид, что ленив, но и сам может найти, где у него обрыв, с электричеством и янтариникой он на «ты», недаром они на пару с Рибаттом смастерили год назад детектор лжи, причем мастерил большей частью сам доктор, а Рибатт главным образом проверял, как доктор технику безопасности соблюдает. Ибо в изобретательском запале доктор был склонен о ней забывать. Доктор Лефф маньяк самый настоящий, но в некоторых случаях это полезно.
— Посоветоваться. Что-то с девочкой не то. Дома жить не может — кажется, что опекун домогается. Нашли славную квартирку, переселили — с деньгами это не проблема даже сейчас. Пожила три дня, прибежала жить опять к опекуну. От опекуна опять к Рибатту — пристает опекун. Обратно водворяют в снятую квартирку — пожила три дня и снова по новой.
— А кто у нас опекун?
Лучшее
Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)