Русалочий омут (публикации за 26 февраля 2018)15 читателей тэги
Автор: Виэль Эзис
История из сна
Сегодня я расскажу одну историю, сюжет которой, пожалуй, мог бы послужить основой для романа или повести. Хотя речь в ней идёт, казалось бы, о разных людях, стоит помнить, что все эти персонажи живут в пространстве одной и той же личности и, как и во всех снах, ничто и никто не является тем, кем выглядит.
вражда, любовь и вечностьДействие этой истории разворачивается в стране, завоёванной врагом. Представьте себе город в период ВОВ под властью нацистов, и вы получите примерное представление о том, каково было в ней жить. Мы, то есть жители захваченной страны, находились под постоянным присмотром наблюдателей, которых в достатке водилось в каждом городе. Жестокие и безжалостные люди в форме следили за каждым нашим шагом, выискивали любые подозрительные действия, так что мы жили в постоянном страхе разоблачения и вынуждены были всегда действовать осторожно и с опаской, чтобы не навлечь на себя подозрений. В этой стране был только один закон - тот, по которому мы были бесправны. Среди нас, обычных людей, жили подростки, владевшие особой магией. Мы называли их лламы. Ещё в самом начале войны, когда "нацисты" только утвердили свою власть, им пришлось уйти, потому что их магию захватчики объявили запретной и намеревались перебить всех её носителей. Подростки-лламы скрывались в поезде, бывшем, вероятно, творением их рук, который мог свободно перемещаться между временем и вечностью. Изредка он возвращался сюда, мы знали его расписание, и время от времени пробирались к месту его прибытия. Ходили, конечно, тайно, небольшими группами. Поезд останавливался не на вокзалах, а на перегонах, в тех частях страны, куда легче добраться незамеченными. Мы сколько-то ехали на нём, потом возвращались и так же тайно пробирались домой. "Нацисты" знали, что лламы где-то выжили и скрываются, усердно искали их, но про поезд не догадывались. А мы, конечно же, старались держать всё в тайне.
В один из таких дней я возвращалась с поезда домой на автобусе, и по дороге к нашей компании пристали наблюдатели. Их появление застало меня врасплох. Мне нужно было выдумать уважительную причину, по которой я была в городе, но как назло, я не помнила, что находится по ходу этого автобусного маршрута, о каком месте я могла бы солгать, что была там, чтобы не упоминать про поезд. Я боялась вопроса, на который не смогу ответить, но, к счастью, его так и не последовало. Наблюдатели расспрашивали моих спутников и говорили о других вещах. Мы с друзьями вернулись в дом одного из нас, а наблюдатели увязались за нами. Я сидела и просматривала сообщения на телефоне, а наблюдатель настойчиво заглядывал через плечо, так что в конце концов меня охватило навязчивое ощущение, что в каждом моём действии есть что-то предосудительное, и вот сейчас "нацист" это заметит и скажет вслух, и тогда будет уже невозможно ничего изменить. Они никогда не отменяют своих приговоров. Я что-то сбивчиво лепетала, стараясь объяснить каждое своё действие, чтобы оно не было истолковано неверно. Впрочем, ничего плохого не случилось и в этот раз, а случилось позже и совсем другое.
Так вышло, что я и один из наблюдателей-"нацистов" влюбились друг в друга. Как именно развивались события, история оставляет за кадром, но, думаю, их можно без труда вообразить. В фильмах такое сплошь и рядом случается между захватчиками и их жертвами, когда они общаются друг с другом достаточно долго и волей-неволей начинают видеть друг в друге личности, а не только роли. Но я всё так же его боялась. Страшно, когда тот, кто говорит о любви, обладает над тобой полной властью, и неизвестно, чем обернётся его любовь.
Как-то раз, спустя какое-то время после того, как мы прояснили взаимные чувства, мы стояли в моём доме у окна и разговаривали.
- Я увезу тебя в свою страну, - сказал он, - будем жить вместе, я спрячу тебя в своём доме, так что никто не найдёт.
Я представила себе эту жизнь - взаперти, в вечном страхе быть обнаруженной.
И ответила:
- Нет, - и, пожалуй, в первый раз говорила с ним икренне и без опаски, как говорили бы между собой два равных человека. - Я не хочу жить в клетке. Я хочу быть свободной. Ты должен выбрать, что для тебя важнее, любовь или вражда.
Он, вероятно, не ожидал этих слов и не был готов ответить, и потому спросил:
- А что выбираешь ты?
- Я выбираю любовь, - спокойно ответила я.
Какое-то время он молчал, обдумывая мой ответ, а потом, неожиданно уже для меня, попросил прощения.
- Я тоже выбираю любовь, - сказал он. И я поняла, что это было правдой, что он принял решение и изменился.
Мы не были больше врагами, не были захватчиком и его жертвой. Мы были теперь на одной стороне и могли доверять друг другу.
Я знала, куда мы можем пойти. Я отвела его к рельсам, на то место, куда приходит поезд вечности. Для этого нам пришлось устроить маленький спектакль, связав ему руки, чтобы лламы, увидев его, не решили, будто бы он привёл меня силой. Я позвала их, и они появились со своим поездом. Я представила им своего спутника и попросила у них убежища, и они согласились нас принять. Так мы сели на поезд и покинули войну и время. Надолго ли? И что будет дальше? Этого я не знаю.
вражда, любовь и вечностьДействие этой истории разворачивается в стране, завоёванной врагом. Представьте себе город в период ВОВ под властью нацистов, и вы получите примерное представление о том, каково было в ней жить. Мы, то есть жители захваченной страны, находились под постоянным присмотром наблюдателей, которых в достатке водилось в каждом городе. Жестокие и безжалостные люди в форме следили за каждым нашим шагом, выискивали любые подозрительные действия, так что мы жили в постоянном страхе разоблачения и вынуждены были всегда действовать осторожно и с опаской, чтобы не навлечь на себя подозрений. В этой стране был только один закон - тот, по которому мы были бесправны. Среди нас, обычных людей, жили подростки, владевшие особой магией. Мы называли их лламы. Ещё в самом начале войны, когда "нацисты" только утвердили свою власть, им пришлось уйти, потому что их магию захватчики объявили запретной и намеревались перебить всех её носителей. Подростки-лламы скрывались в поезде, бывшем, вероятно, творением их рук, который мог свободно перемещаться между временем и вечностью. Изредка он возвращался сюда, мы знали его расписание, и время от времени пробирались к месту его прибытия. Ходили, конечно, тайно, небольшими группами. Поезд останавливался не на вокзалах, а на перегонах, в тех частях страны, куда легче добраться незамеченными. Мы сколько-то ехали на нём, потом возвращались и так же тайно пробирались домой. "Нацисты" знали, что лламы где-то выжили и скрываются, усердно искали их, но про поезд не догадывались. А мы, конечно же, старались держать всё в тайне.
В один из таких дней я возвращалась с поезда домой на автобусе, и по дороге к нашей компании пристали наблюдатели. Их появление застало меня врасплох. Мне нужно было выдумать уважительную причину, по которой я была в городе, но как назло, я не помнила, что находится по ходу этого автобусного маршрута, о каком месте я могла бы солгать, что была там, чтобы не упоминать про поезд. Я боялась вопроса, на который не смогу ответить, но, к счастью, его так и не последовало. Наблюдатели расспрашивали моих спутников и говорили о других вещах. Мы с друзьями вернулись в дом одного из нас, а наблюдатели увязались за нами. Я сидела и просматривала сообщения на телефоне, а наблюдатель настойчиво заглядывал через плечо, так что в конце концов меня охватило навязчивое ощущение, что в каждом моём действии есть что-то предосудительное, и вот сейчас "нацист" это заметит и скажет вслух, и тогда будет уже невозможно ничего изменить. Они никогда не отменяют своих приговоров. Я что-то сбивчиво лепетала, стараясь объяснить каждое своё действие, чтобы оно не было истолковано неверно. Впрочем, ничего плохого не случилось и в этот раз, а случилось позже и совсем другое.
Так вышло, что я и один из наблюдателей-"нацистов" влюбились друг в друга. Как именно развивались события, история оставляет за кадром, но, думаю, их можно без труда вообразить. В фильмах такое сплошь и рядом случается между захватчиками и их жертвами, когда они общаются друг с другом достаточно долго и волей-неволей начинают видеть друг в друге личности, а не только роли. Но я всё так же его боялась. Страшно, когда тот, кто говорит о любви, обладает над тобой полной властью, и неизвестно, чем обернётся его любовь.
Как-то раз, спустя какое-то время после того, как мы прояснили взаимные чувства, мы стояли в моём доме у окна и разговаривали.
- Я увезу тебя в свою страну, - сказал он, - будем жить вместе, я спрячу тебя в своём доме, так что никто не найдёт.
Я представила себе эту жизнь - взаперти, в вечном страхе быть обнаруженной.
И ответила:
- Нет, - и, пожалуй, в первый раз говорила с ним икренне и без опаски, как говорили бы между собой два равных человека. - Я не хочу жить в клетке. Я хочу быть свободной. Ты должен выбрать, что для тебя важнее, любовь или вражда.
Он, вероятно, не ожидал этих слов и не был готов ответить, и потому спросил:
- А что выбираешь ты?
- Я выбираю любовь, - спокойно ответила я.
Какое-то время он молчал, обдумывая мой ответ, а потом, неожиданно уже для меня, попросил прощения.
- Я тоже выбираю любовь, - сказал он. И я поняла, что это было правдой, что он принял решение и изменился.
Мы не были больше врагами, не были захватчиком и его жертвой. Мы были теперь на одной стороне и могли доверять друг другу.
Я знала, куда мы можем пойти. Я отвела его к рельсам, на то место, куда приходит поезд вечности. Для этого нам пришлось устроить маленький спектакль, связав ему руки, чтобы лламы, увидев его, не решили, будто бы он привёл меня силой. Я позвала их, и они появились со своим поездом. Я представила им своего спутника и попросила у них убежища, и они согласились нас принять. Так мы сели на поезд и покинули войну и время. Надолго ли? И что будет дальше? Этого я не знаю.