Приданое-то Аччайуоли спасти удалось, но осадок остался, и был записан в счет Медичи вместе с прочими обидами. Подходящий же момент счет предъявить, по мнению Аньоло, настал три года спустя. Козимо к тому времени умер, его наследник Пьеро серьезно болел и ничем особенным себя не зарекомендовал в глазах старых союзников главного Медичи, старший сын Пьеро Лоренцо был еще совсем молокосос семнадцати лет. В общем, самое время менять режим. Однако молокосос Лоренцо проявил недюжинную активность и храбрость, а подагрик Пьеро – хитрость. Режим остался на месте, а вот заговорщиков попросили в изгнание, объявили банкротами, а земли их конфисковали.
В общем нормальная для флорентийской (да и итальянской в целом) политики ситуация, хотя и неприятная для проигравших. Аччайуоли отбыли в назначенное им место (Неаполь), а монна Алессандра осталась за главную во Флоренции. На ее плечи легла традиционная обязанность жен флорентийских изгнанников – защита интересов семьи, прежде всего финансовых, в условиях, когда члены семьи мужского пола поражены в правах (ибо также по традиции считалось, что женщины к заговорам непричастны ни сном ни духом).
ох, и нелегкая это была работаПрежде всего она попыталась вернуть земли Аччайуоли, выставленные в свадебном контракте в залог ее приданого (которое считалось ее собственностью и поэтому конфискации не подлежало). Приданое было мы помним какое, так что в залог ушли все земли Аччайуоли (не зря они так волновались раньше). Столько ей, конечно, не отдали, но часть выбить удалось, а также и самые крупные алименты на содержание семьи (они тоже высчитывались с учетом размеров приданого), которые жена врага народа заговорщика могла надеяться получить от города Флоренции.
Второй важнейшей задачей жены изгнанника было надоедание власть имущим с просьбами изгнанника вернуть, и за это дело монна Алессандра взялась с неменьшим энтузиазмом. В Неаполь — навестить мужа – она наезжала частенько, хотя дело это было на самом деле рискованное, за несанкционированный визит ее саму могли изгнать с сопутствующей конфискацией имущества, прецеденты случались. Возможно, она так достала Лоренцо де’ Медичи, что он попросил не мешать ее воссоединениям с любимым супругом (в одном письме она прямо благодарит его за помощь в этом). Но если он надеялся, что в Неаполе ей будет не до него, то ошибался – самозаявленной «названой сестре» было не лень настрочить и два письма в месяц. «Давно я вам не писала», почти кокетливо начинает она одно; дальше идут уверения в полной дружбе и благонадежности «моего Раффаэлло», которому также дается блестящая характеристика с места проживания и работы от лица уважаемых жителей Неаполя.
ваша "как сестра" Алессандра ди Раффаэлло Аччайуоли"
Подписывается она обычно «Алессандра ди Раффаэлло Аччайуоли», однако по мере развития переписки чувствует все меньше потребности в формальностях, ограничиваясь простым «Ваша Алессандра». Отчаявшись увидеть Раффаэлло во Флоренции, она просит «названого старшего брата» (который на деле был младше ее лет на шесть) хотя бы позволить мужу жить с ней в их поместье под предлогом того, что она слабая женщина, да и в земледелии не очень понимает. Лоренцо, естественно, верил в существование слабых женщин, не разбирающихся в земледелии, но во Флоренции встречал их нечасто – и на это не клюнул.
ставшая просто "Ваша Алессандра"
Наконец в 1483 г., разобравшись с последствиями заговора Пацци и установив мир вокруг Флоренции, на радостях Лоренцо де’ Медичи разрешил участникам предыдущего заговора вернуться на родину. В их числе был и Раффаэлло Аччайуоли. Мало того, с Раффаэлло даже сняли запрет на занятие государственных должностей, обычно сохраняющийся для амнистированных изгнанников. Либо Лоренцо не считал Раффаэлло сколько-нибудь активным заговорщиком, в отличие от его покойного отца Аньоло, либо предвидел, что в противном случае монна Алессандра его в покое не оставит. Впрочем, было бы желание, а повод найдется – последнее ее послание Великолепному, сохранившееся в архивах Медичи, датируется 1489 годом, там она жалуется на финансовые трудности и просит поддержки. Любопытно, что от клише обращения к вышестоящему, всяких «великолепный и щедрый муж» и прочая здесь не остается и следа – записка совершенно неформальная и начинается с простого «Лоренцо». Раффаэлло со своей стороны высоко ценил несгибаемую супругу и ее эпистолярный дар. Даже публично выразил благодарность за то, как она защищала интересы Аччайуоли, пока он был в изгнании. Надо полагать, теперь они жили душа в душу.
А дальше, как могли бы сказать во Флоренции (а может и говорили) – «во Флоренции надо жить долго». У Лоренцо это не вышло, он умер в 1492 г., а через два года настало время его семье отправляться в изгнание. Раффаэлло с Алессандрой тут же подали иск к наследникам и получили обратно свою виллу в Монтепальди, которая за это время таинственным образом переплыла в руки Медичи (наверное, хорошая вилла была).
Та самая спорная вилла Монтепальди, как она выглядит после последней перестройки в 17 веке, когда Медичи, в чьи намагниченные ручки она все-таки вернулась, передали ее Корсини. Ныне там находится нечто вроде винодельческого факультета университета Флоренции вместе с производством кьянти.
Раффаэлло прожил еще лет двадцать, Алессандра же даже успела порадоваться назначению в 1518 г. сына Дзаноби папским библиотекарем – круче должности для филолога тогда в Италии не было (я бы и сейчас не отказалась). Ну а назначил его друг - сам папа Лев X, урожденный Джованни ди Лоренцо де' Медичи, но это уже совсем другая история.