Сады Армиды21 читатель тэги

Автор: Armide

#женщины искать «женщины» по всему сайту с другими тэгами

Про монну Алессандру и Лоренцо де' Медичи, ее "друга" по переписке


Приданое-то Аччайуоли спасти удалось, но осадок остался, и был записан в счет Медичи вместе с прочими обидами. Подходящий же момент счет предъявить, по мнению Аньоло, настал три года спустя. Козимо к тому времени умер, его наследник Пьеро серьезно болел и ничем особенным себя не зарекомендовал в глазах старых союзников главного Медичи, старший сын Пьеро Лоренцо был еще совсем молокосос семнадцати лет. В общем, самое время менять режим. Однако молокосос Лоренцо проявил недюжинную активность и храбрость, а подагрик Пьеро – хитрость. Режим остался на месте, а вот заговорщиков попросили в изгнание, объявили банкротами, а земли их конфисковали.

В общем нормальная для флорентийской (да и итальянской в целом) политики ситуация, хотя и неприятная для проигравших. Аччайуоли отбыли в назначенное им место (Неаполь), а монна Алессандра осталась за главную во Флоренции. На ее плечи легла традиционная обязанность жен флорентийских изгнанников – защита интересов семьи, прежде всего финансовых, в условиях, когда члены семьи мужского пола поражены в правах (ибо также по традиции считалось, что женщины к заговорам непричастны ни сном ни духом).
ох, и нелегкая это была работаПрежде всего она попыталась вернуть земли Аччайуоли, выставленные в свадебном контракте в залог ее приданого (которое считалось ее собственностью и поэтому конфискации не подлежало). Приданое было мы помним какое, так что в залог ушли все земли Аччайуоли (не зря они так волновались раньше). Столько ей, конечно, не отдали, но часть выбить удалось, а также и самые крупные алименты на содержание семьи (они тоже высчитывались с учетом размеров приданого), которые жена врага народа заговорщика могла надеяться получить от города Флоренции.

Второй важнейшей задачей жены изгнанника было надоедание власть имущим с просьбами изгнанника вернуть, и за это дело монна Алессандра взялась с неменьшим энтузиазмом. В Неаполь — навестить мужа – она наезжала частенько, хотя дело это было на самом деле рискованное, за несанкционированный визит ее саму могли изгнать с сопутствующей конфискацией имущества, прецеденты случались. Возможно, она так достала Лоренцо де’ Медичи, что он попросил не мешать ее воссоединениям с любимым супругом (в одном письме она прямо благодарит его за помощь в этом). Но если он надеялся, что в Неаполе ей будет не до него, то ошибался – самозаявленной «названой сестре» было не лень настрочить и два письма в месяц. «Давно я вам не писала», почти кокетливо начинает она одно; дальше идут уверения в полной дружбе и благонадежности «моего Раффаэлло», которому также дается блестящая характеристика с места проживания и работы от лица уважаемых жителей Неаполя.

ваша "как сестра" Алессандра ди Раффаэлло Аччайуоли"

Подписывается она обычно «Алессандра ди Раффаэлло Аччайуоли», однако по мере развития переписки чувствует все меньше потребности в формальностях, ограничиваясь простым «Ваша Алессандра». Отчаявшись увидеть Раффаэлло во Флоренции, она просит «названого старшего брата» (который на деле был младше ее лет на шесть) хотя бы позволить мужу жить с ней в их поместье под предлогом того, что она слабая женщина, да и в земледелии не очень понимает. Лоренцо, естественно, верил в существование слабых женщин, не разбирающихся в земледелии, но во Флоренции встречал их нечасто – и на это не клюнул.

ставшая просто "Ваша Алессандра"

Наконец в 1483 г., разобравшись с последствиями заговора Пацци и установив мир вокруг Флоренции, на радостях Лоренцо де’ Медичи разрешил участникам предыдущего заговора вернуться на родину. В их числе был и Раффаэлло Аччайуоли. Мало того, с Раффаэлло даже сняли запрет на занятие государственных должностей, обычно сохраняющийся для амнистированных изгнанников. Либо Лоренцо не считал Раффаэлло сколько-нибудь активным заговорщиком, в отличие от его покойного отца Аньоло, либо предвидел, что в противном случае монна Алессандра его в покое не оставит. Впрочем, было бы желание, а повод найдется – последнее ее послание Великолепному, сохранившееся в архивах Медичи, датируется 1489 годом, там она жалуется на финансовые трудности и просит поддержки. Любопытно, что от клише обращения к вышестоящему, всяких «великолепный и щедрый муж» и прочая здесь не остается и следа – записка совершенно неформальная и начинается с простого «Лоренцо». Раффаэлло со своей стороны высоко ценил несгибаемую супругу и ее эпистолярный дар. Даже публично выразил благодарность за то, как она защищала интересы Аччайуоли, пока он был в изгнании. Надо полагать, теперь они жили душа в душу.

А дальше, как могли бы сказать во Флоренции (а может и говорили) – «во Флоренции надо жить долго». У Лоренцо это не вышло, он умер в 1492 г., а через два года настало время его семье отправляться в изгнание. Раффаэлло с Алессандрой тут же подали иск к наследникам и получили обратно свою виллу в Монтепальди, которая за это время таинственным образом переплыла в руки Медичи (наверное, хорошая вилла была).

Та самая спорная вилла Монтепальди, как она выглядит после последней перестройки в 17 веке, когда Медичи, в чьи намагниченные ручки она все-таки вернулась, передали ее Корсини. Ныне там находится нечто вроде винодельческого факультета университета Флоренции вместе с производством кьянти.

Раффаэлло прожил еще лет двадцать, Алессандра же даже успела порадоваться назначению в 1518 г. сына Дзаноби папским библиотекарем – круче должности для филолога тогда в Италии не было (я бы и сейчас не отказалась). Ну а назначил его друг - сам папа Лев X, урожденный Джованни ди Лоренцо де' Медичи, но это уже совсем другая история.

Про монну Алессандру, которая заставила-таки мужа исполнить супружеский долг

В начале 1463 г. вся Флоренция с замиранием сердца следила за перипетиями последнего скандала из серии «богатые тоже плачут». Молодая жена Раффаэлло Аччайуоли в ночи покинула дом мужа и в компании вооруженного эскорта под водительством кузена Лоренцо д’ Иларионе вернулась в родительский дом. Так отреагировала семья монны Алессандры, старинный и могущественный клан Барди, на ее жалобы по поводу плохого обращения со стороны мужа и свекра. Главным обвинением было неисполнение мужем супружеского долга – Раффаэлло, видите ли, предпочитал ей мальчиков - в связи с чем монна Алессандра просила признать ее брак недействительным.
Флоренция, естественно, дружно принялась умирать со смеху, включая и тех, кто сам был не дурак насчет мальчиков. Cодомия считалась скорее молодежной забавой (надо же юношеству чем-то заняться, пока не женились, а женились во Флоренции поздно, лет в 30), но даже если кто не бросал этого дела и потом, на священных супружеских обязанностях оно сказываться не должно было никак. Интересы рода важнее личных прихотей, особенно греховных, а сексуальной ориентации тогда еще не изобрели.


скрытный текстПоскольку дело касалось семейных разборок и было щекотливым, в суд (где публичный опрос свидетелей и прочее полоскание грязного белья) Барди с Аччайуоли не пошли, а по традиции договорились передать решение вопроса в руки арбитра. Арбитр выбирался из уважаемых в среде тяжущихся людей (напомним, обе семьи принадлежали к высшему кругу), так что неудивительно, что им оказался сам Козимо де' Медичи.
Козимо было над чем задуматься. С одной стороны, Аччайуоли – старые политические союзники, к тому же дочь Аньоло и сестра Раффаэлло Лаудомия замужем за племянником Козимо Пьерфранческо. С другой – Барди, семья жены и деловых партнеров (в частности, отец и дядья скандалистки Алессандры в свое время работали в различных зарубежных филиалах банка Медичи). Если уж говорить о его личных симпатиях, то они были никак не на стороне безответственного мужа.

в красной шапочке - Козимо де'Медичи (с фрески Гоццоли)

В итоге Козимо посоветовал жалобу монны Алессандры удовлетворить, а окончательное решение – помириться с мужем или разводиться – оставить за ней. Таким и стал вердикт епископского суда Кортоны. Но в случае развода Аччайуоли должны были вернуть ей приданое, и тут-то началось самое интересное, потому что приданое у нее было не простое, а самое крупное из когда-либо выплаченных в городе…

Алессандра д’Убертино была чрезвычайно долгожданным (во всех смыслах слова) ребенком. Когда Убертино де’ Барди узнал, что его жена наконец-то забеременела, он посчитал это чудом, достойным основания нового монастыря (св. Моники). Конечно, он надеялся, что беременность закончится мальчиком, но и на девочку денег не пожалел – все-таки своя кровь. А может быть просто сильно не любил родственников-наследников. Как бы то ни было, приданое Алессандры составило 8 500 флоринов золотом (не считая имущества). Для сравнения - это пятая часть стоимости небольшого графства. Хорошим во Флоренции считалось приданое в 1000 флоринов, очень хорошим - 1200, семьи уровня Медичи давали за своими девицами до 2000.
И вот эти огромные деньги надо было возвращать. Аччайуоли взвыли. Для начала, у них просто не было такой суммы наличными, приданое было давно инвестировано и переинвестировано. Даже если возвращать по частям, финансовые потери неизбежны. Да и вообще подобное пятно на репутации семьи не отмоешь не за год и не за два.

по словам Вазари, на этой фреске Гирландайо кто-то из троих мужчин по центру - свекр Алессандры Аньоло Аччайуоли

На их счастье, монна Алессандра тоже не торопилась разводиться. Во-первых, развод тогда был делом затяжным, когда-то еще снова выйдешь замуж. Во-вторых, все равно придется по новой строить семью мужа выстраивать отношения с семьей мужа, а тут уже полдела сделано, по столу кулаком треснуто. В-третьих и в главных, Алессандра к тому времени была сиротой, братьев у нее тоже не было. Зато остались неприятные воспоминания от того, как матери после смерти отца пришлось делить имущество с наследниками мужа (Алессандра д’ Убертино принадлежала к Барди по обеим линиям, немаловажно, что вступились за нее именно родственники матери). В общем, двадцатилетней (именно столько ей было) женщине для защиты своих интересов нужны были собственные родственники мужского пола, и почему бы не семья мужа - главное, заставить их сотрудничать. К тому же по некоторым сведениям одного ребенка ей все-таки удалось выбить из Раффаэлло родить, и в случае развода (аннулирования брака, если быть совсем точными) он остался бы с Аччайуоли.


Как бы то ни было, примирение состоялось, подробности и договоренности, правда, уже не узнаешь. Доподлинно известно, что вопрос с супружеским долгом утрясти удалось, так как у Раффаэлло и Алессандры родилось по крайней мере еще две дочери. Детей могло бы быть и больше, если бы супруги чаще жили вместе, но у них это с трудом получалось, и тут уже совсем не по их воле.

продолжение следует...

* * *

Местные краеведы в ФБ принесли интересную ссылочку. Вкратце, она о том, что у крепостных крестьян могли быть свои крепостные. Покупали их у помещиков для последующей заместительной отдачи в рекруты или для собственно работы. Небогатые помещики также могли отдавать крепостными долги богатым крестьянам - торговцам или ростовщикам (тоже крепостным). И крепостные могли одалживаться у других крепостных - например, для выкупа на волю, но поскольку таких денег у них не было, платили они опять-таки работой по длительному кабальному договору. Почему эти богатые крестьяне и крестьянки не выкупали себя для начала? Видимо, было невыгодно.
крестьянская девка Головина Пелагея Ивановна выкупает в двадцатилетнюю кабалу девку Федосью Семенову
Второй договор датирован 19 февраля 1806 г., изложен от имени вольноотпущенной от госпожи, дворянской девицы Елизаветы Васильевны Грековой девки Федосьи Семеновой. Федосья дала обязательство Ростовской округи, вотчины Его Сиятельства графа Владимира Григорьевича Орлова села Поречья крестьянской девке Пелагее Ивановой Головиной. Указано село Поречье, расположенное в окрестностях Ростова, владелец села с указанием титула, полного имени и отчества. Пелагея Иванова имела фамилию – Головина.
По условиям, Головина выплачивала упомянутой госпоже Грековой 210 рублей за получение Федосьей вольной. Затем, Федосья должна была жить у Головиной в услужении весьма длительный срок - 20 лет, отрабатывая деньги. Отметим, что в подобных договорах это самый большой срок отработки, составлявший обычно от 8 до 12 лет. У Федосьи имелась возможность уйти от Головиной ранее указанного срока, заплатив ей оставшуюся сумму. В подтверждении указанных условий Федосья передала в руки Головиной подлинник полученной от помещицы Грековой своей отпускной.
Таким образом, перед нами переход живого имущества, крепостной девки, от помещицы к лицу, имеющему аналогичный социальный статус крепостной, через предоставление денег на выкуп и закабаления на длительный срок. Отметим, что в больших ростовских приозерных селах женщина - крестьянка из богатой семьи могла владеть своим обособленным имуществом, доставшимся ей по наследству, завещанию, брачному контракту, семейному разделу или дарению.

Интересный нюанс, который в официальной историографии я как-то не встречала.
http://rostland.blogspot.ru/2018/03/blog-post_30.html

* * *

Чем дольше читаю, тем больше начинают раздражать претендующие на научность тексты, которые на самом деле больше говорят о присущей времени написания идеологии, чем о собственно предмете исследования. Я никогда не зацикливалась на тацитовских sine ira et studio, не обязательно прикидываться безэмоциональным ученым сухарем, просто интеллектуальная честность меня бы устроила, но как-то с этим на самом деле непросто.
Вот, например, читаю это:
Тон всей музыкальной жизни при дворе задавал сам король Людовик XIV. Он по-своему жаловал музыку, возможно, даже любил ее, хотя от природы был мало музыкален, не имея, - по свидетельству Сен-Симона, - ни голоса, ни слуха. Естественно, что пел он весьма плохо, играл и сочинял еще хуже. Его привычка напевать одни и те же отрывки из опер, особенно французских, чаще всего тех, в которых восхвалялась его собственная персона, вряд ли могла свидетельствовать о его музыкальном вкусе. Зато уверенности у него было много, свой вкус он считал непогрешимым. Он сам судил, отбирая для себя, а, стало быть, и для двора, музыкантов, и этот выбор подчас был решающим для судеб музыки во Франции.


скрытный текстИ наплевать, что немногим ранее автор печалится, что Сен-Симон почти ничего не писал о музыкантах в своих мемуарах, то есть музыка его не интересовала - теперь он внезапно авторитет. Ничего, что вообще трудно представить себе человека, который с детства занимается музыкой и никак не развил бы слух. А каким боком из склонности напевать любимые оперные арии (и не из безымянных "французских опер", а из опер Люлли вообще-то, который тут назван "сильным талантом", помогло рабоче-крестьянское происхождение, видимо) проистекает отсутствие музыкального вкуса? Процесс отбора музыкантов тоже был далеко не таким простым делом как хочет изобразить автор, король в нем участвовал, лоббировал своих протеже, но лично поназначать всех никогда и не пытался.
Получается вообще-то смешно: не имевший никакого музыкального вкуса король каждый раз как ни ткнет пальцем в небо, так "гений" или "сильный талант". И вот как-то ни одного промаха, так чтобы бездаря какого протолкнул. И совсем не по мнению придворных, а вовсе даже разнообразных музыковедов пару столетий спустя. И даже Куперена, про кого сей вполне хвалебный текст, пригласил работать при дворе он, когда композитор еще не был ничем особо знаменит, и автор сам про это пишет.

С другой стороны имеем это.
The gradual suppression of singing by Christian women can be linked with various factors: a reaction to the singing among women in other religious groups; the characterization of women musicians as prostitutes and courtesans; the identification of women with the arousal of sexual desire and worldly temptation; and, chiefly, the political victory of the Roman Church over heretics and Gnostics. The Gnostics, who treated women and men in an egalitarian fashion, were the dominant Christian community in Egypt and northern Syria from the third century until the time of Augustine and posed the greatest threat to the Roman Church. The subjugation of women by the Roman Church occurred simultaneously with its suppression of the Gnostic community. The exclusion of women from the music of public worship was also deeply rooted in patriarchy: the domination of women was viewed as a means of retaining and enhancing the power of the Latin church fathers.
Despite actions that were likely to thwart compositional creativity, some women did emerge as composers.

Этот текст, конечно, не такой наивно-самодискредитирующийся, как выше, но линия партии и тут превыше предмета исследования и гнется не менее безжалостно. Сознательно закрываются глаза на то, что " представление о женщинах-музыкантах как о проститутках и куртизанках" и проч. это вполне себе наследие блистательной античности (хвалимой автором), а не изобретение коварных Святых отцов, которые были вполне себе продуктами своего времени. Романтические "если бы да кабы" о безвременно загубленных гностиках мешают задуматься о том, что став властью, они отбросили бы свои эгалитаристские идеалы, как это всегда бывало. Я не говорю уж о ничем не подкрепленной предпосылке, что совместное равноправное пение простейших религиозных гимнов толпой разноодаренных к музыке женщин и мужчин как-то способствовало развитию "compositional creativity" у женщин. Понятно, что ни от первых христианок, ни от гностичек ничего не дошло, а дошло только от угнетаемых Церковью ее дочерей. Однако и позднейший эксперимент протестантов свидетельствует, что введение практики общего пения простых гимнов (при одновременном запрете на уже существовавшую тогда профессиональную музыку высокого уровня) ничьей (ни мужской, ни женской) креативности в музыке не поспособствовал и даже наоборот, помешал. В Швейцарии кальвинисты вообще умудрились угробить профессиональную музыку на пару веков. Механизм простой. Если есть профессиональные хоры из мужчин и мальчики, получающие образование в таком хоре - есть высокая музыкальная культура в обществе и шанс для женщин, хотя и немногих, по сравнению с мужчинами, получить музыкальное образование через кого-то из этих мужчин. Если же все в один голос тянут "Отче наш" и псалмы и это все - никакой музыкальной культуры в обществе нет и шансы ей приобщиться равны нулю для всех. Зато равноправие, да.
Christian women's communities took оn new significance from the fourth century, when the nunnery offered women virtually their оnly opportunity to sing and compose music in praise of God. The convent nourished leadership and creativity among women.

Ну да, дальше угнетаемые женщины вопреки господствующей религии в учрежденных этой зловредной религией местах впервые в истории получили возможность профессионально заниматься разными, не связанными с ведением хозяйства и рождением-воспитанием детей видами деятельности, в том числе и сочинением-исполнением музыки. И для этого не надо было обладать личным богатством и не надо было проституировать себя. Патриархальная Церковь их вынудила. А кабы их не зажимали так, они б уж точно строчили музыку между готовкой борщей и вытиранием носов в воображаемом эгалитарном мире раннего Средневековья.
И вот так у них все, у гендерно-грантовых. Ничуть не хуже советской науки.

Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)