Исторический блог
В основе средневековой музыки лежала восьмиладовая система, в несколько измененном виде унаследованная от древних греков. Если кто имеет представление о церковном пении у нас, это октоих (византийское восьмигласие), хотя нынешние гласы это, конечно, не совсем совсем не то, но источник один и тот же.
Древнегреческая музыка до нас не дошла (только в виде теоретических трактатов о ней и рисунков музицирующих, но это не дает возможности услышать звучание), однако средневековые товарищи были умнее и придумали ее записывать. Особо совершенная система записи была придумана в 11 в. Гвидо д'Ареццо, и с некоторыми модификациями мы пользуемся ею до сих пор.
Восьмиладовая система описывала монодическую (одноголосную) музыку, что естественно - любая музыка начинается как одноголосная. И таковой она была долго. Французы называют средневековые лады грегорианскими, но я не любительница одноименных хоралов, поэтому приведу в пример средневековой церковной монодии творения Хильдегарды фон Бинген, жившей уже на излете эпохи, в 12 в. Одна из вершин, как на мой слух, при том, что я все равно не поклонник:
Во времена Высокого Средневековья, как легко предугадать, профессиональным композиторам (а может и слушателям) захотелось чего-то посложнее, и появилась первая полифония. Полифония - это не просто многоголосие, а такое многоголосие, при котором каждый голос поет свою независимую мелодию, а композитор заботится о том, чтобы вместе это звучало хорошо. В рамках существовавшей тогда системы (см. выше) полифония была единственным вариантом многоголосия, и технически непростым.
Полифонию освоили, решили, что чем сложнее мелодии, ее составляющие - тем красивее. Возник так называемый ars nova (новый стиль, по сравнению с которым предыдущий теоретики обозвали старым, ars antiqua). И дальше развитие просто поскакало. За ars nova быстро последовало ars subtilior (более изящное искусство) с еще более заковыристыми мелодиями.
А потом принялись усложнять по всем фронтам, и в смысле мелодии, и в смысле ритма, и особенно - по количеству голосов. И сложилась ренессансная полифония. По ходу дела к восьми основным добавили еще четыре лада, так что всего вышло 12. Впрочем, исследователи полагают, что в светской музыке они существовали и раньше, просто считались недостаточно молитвенными (в том числе будущие до мажор и ля минор).
Раннеренессансная полифония - Дюфаи
Высокий Ренессанс - Жоскен Депре
Ну и дальше система достигла своего пика и стала распадаться. С одной стороны, желание больше-выше-сильнее стимулировало композиторов на создание произведений на невообразимое количество голосов. Томас Таллис написал "Spem in Alium" на 40, Алессандро Стриджо мессу на 60.
Да что там, простые нотно грамотные люди в пивных не пели свои песни про чудодейственную силу винища меньше чем на 4 голоса (и это сохранилось еще в следующем, 17 веке). Чем больше голосов, тем сложнее было уложить их в консонансы (приятно звучащие сочетания), и постепенно композиторы стали опираться на трехступенчатый аккорд (который и поныне опора всех опор). Сложилась модально-гармоническая система. С другой, изменения в религиозной жизни предъявляли новые (ну или старые новые) требования к словам в церковной музыке. Скажем прямо, слова в сильно многоголосной ренессансной полифонии, где каждый голос бесконечно распевал разные слоги на свою мелодию, были вообще не различимы. Реформаторы, от Савонаролы до Кальвина, требовали это дело упростить, чтобы сделать слова понятными. Ну и наконец, куда дальше после 60 голосов-то? 100? 120? 1000? Были и другие эксперименты, не с масштабом, а непосредственно с гармонией, безусловно интересные, но тоже, по большому счету, эту гармонию разрушающие.
Оказывается, в старорежимной Франции было принято дарить подарки именно на Новый год, а не на Рождество, и только после революции традиция сглобализировалась с общеевропейской (впрочем, рождественские подарки сравнительно недавняя традиция и мейнстримом стали только в 19 в.). Новогодние подарки назывались étrennes и имели солидную языческую историю, восходящую к древнеримской богине здоровья Стрене (Стрении), день которой праздновали именно 1 января - и тогда, то есть в римской еще Галлии, когда Новый год начинался 1 марта. Его в Риме тоже праздновали, но к стренам - подаркам в честь Стрены - это тогда не имело отношения. Изначально стрены были просто букетами/венками и пожеланиями здоровья, потом стали дарить вкусненькое, потом дорогое и понеслась... Когда Новый год перенесли, подарки еще удорожились, очевидно. Вторым праздником в году, когда было принято одаривать окружающих, была Пасха.
Людовик ХV, чтоб не заморачиваться выбором, всегда заказывал драгоценные табакерки (правда, спрашивал одариваемых придворных, получали ли они уже чего-нибудь от него раньше, и если нет, хотят ли), Людовик XVI дарил драгоценностей с размахом, но только близким (Марии-Антуанетте и мадам Элизабет, тетушке, любимой, судя по всему).
Если человек использует слово "средневековый" как синоним "жестокий", "невежественный", "беспросветный" и вообще "всеплохо", либо он исторически необразован, либо мало способен к критическому мышлению. Либо просто слишком стар и не имеет сил и желания пересматривать школьные клише.
Когда я училась, средневековая литература не доставляла мне проблем. Читать было интересно - не буду утверждать, что я все поняла и тем более разобралась, как мыслили люди, ее писавшие и читавшие, но ощущения разрыва, абсолютного невосприятия у меня не возникало. В отличие от античной - "Эфиопику" Гелиодора я так и не осилила - глаза начинали скашиваться от всех бессмысленных перипетий сюжета и не менее бессмысленных героев. Ну и комедии вгоняли в ступор (с трагедиями было куда ближе). Чего стоили одни изнасилованные девы, воссоединенные в законном браке с напавшим на них насильником (из хорошей семьи, конечно же) после его идентификации - и это сходило за нормальный такой хеппи-энд. В средневековой литературе такого не было - хотя в обществе, случалось, и практиковалось. Тем не менее, само собой разумеющимся и тем более забавным это уже не считали. Как я уже сказала, дистанция чувствуется, но разрыва нет.
К немалому своему удивлению узнала, что последний задокументированный в западной истории случай эксгумации вампира (с последующим удалением сердца и прочими необходимыми для устранения угрозы действиями) датируется 1892 г. То есть "Дракула" Стокера был написан буквально по горячим следам - Стокер наверняка читал об этом в газетах, событие наделало шума. Вообще оказывается, что по сельским общинам в восточных штатах США именно во второй половине 19 века прокатилась целая волна вампирской истерии. Отдельные случаи отмечались и раньше, и просвещенные американцы 18 века ругались на своих суеверных сограждан, в конце 19-го же у просвещенной публики это вызвало примерно ту же реакцию, что могло бы и сейчас: оторопь и "да эти фермеры просто прикололись, ничего такого не было".
Тем не менее, это было. В стране, идущей на гребне научно-технического прогресса, и в период, когда этот самый прогресс протекал с максимальной за всю историю человечества интенсивностью.
Основной причиной коллективной истерии послужила вспышка эпидемии туберкулеза - болезни тогда неизлечимой, внешне характеризующейся превращением человека в подобие живого трупа, кашляющего кровью, и выкашивающей целые семьи. Возбудителя болезни в 1882 г. все-таки выделили, но вряд ли эта новость дошла до широкой публики в 1896 г. - не уверена, что и сейчас до всех дошла (помню, как в 2002 г. я шокировала группу норвежской молодежи сообщением о том, что у них внутри живут миллионы бактерий).
Видимо, для объяснения (а значит и контроля неподконтрольной, в общем, ситуации) лучше всего подошел образ вампира. Дополнительными факторами послужили относительная изолированность небольших общин и городов (то есть они варились в собственном соку и наблюдали, как их знакомые мрут друг за другом) и общая депрессивность региона - самые здоровые и активные массово уезжали на освоение Дикого Запада, где, как утверждалось, земля была лучше и длинный доллар зашибить проще. Умирали не только люди, но и города и деревни, в которых они жили. Отягчающим обстоятельством стала слабость организованной религии - в 19 веке только 10 % жителей сельских районов Новой Англии официально принадлежали к церкви, хотя и жили в поселениях, когда-то основанных бежавшими от религиозных гонений пуританами чтоб спокойно практиковать свою веру. Теперь же доходило до того, что к ним посылали миссионеров из городов. Хотя люди были вполне грамотные, читали местные газеты (и вряд ли что еще), во что только не верили, ставили ловушки, чтобы черт не пробрался по трубе в дом и вырезали колдовские обереги на дверях. Заодно и скормили Эдвину Брауну, продавцу, умиравшему от выкосившего его семью туберкулеза, сожженное сердце вампира-сестры, но не помогло. Да, эксгумация проходила в присутствии врача и журналиста, все-таки 19 век и прогресс, все цивилизованно.
В той истории было и чудо - а именно, глава несчастного семейства туберкулезников, который так никогда и не заболел и дожил до старости. Он в вампиров не верил (оно и понятно, раз его ничто не брало), но согласие на эксгумацию своих женщин дал, чтоб соседи отвязались (их, в отличие от вампиров, наверное, побаивался, и не зря). А тайны человеческого иммунитета до сих пор толком не разгаданы.
Вообще-то ничего удивительного, если подумать. В наше время тоже язычников полно, как среди "верующих", так и "неверующих", причем именно такого, докультурного толка язычников. В подходящих условиях и вампиры могут появиться, наверное, и никакой марсоход с Интернетом не помеха.
Лучшее
Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)