30

я не знаю, как об этом рассказать, потому что не знаю, как можно описать боль, которую чувствуешь. мне всегда казалось, что всякую, практически любую боль можно пережить, перетерпеть, да, что любая боль со временем проходит, и что нужно просто ждать, что можно спастись ожиданием. эта боль не похожа на такую, и терпеть ее не так просто. иногда приходится сжимать зубы, сжимать их до того самого резкого звука, сжимать так сильно, что затем они болят. но тогда появляется минимальный кратковременный шанс заменить одну боль другой. я стараюсь уже не плакать, как это было в начале, потому что у меня не хватает слез, да, оказалось, что у меня есть определенный запас, но его я уже весь использовал. а еще плакать само по себе очень сложное занятие, ведь чувство того, что сейчас задохнешься ни чем не лучше той боли, а ощущение того, что ты не сможешь остановиться в своем плаче, оно очень настораживает и от того становится просто страшно. у меня, наверное, впервые за мою жизнь так сильно болят кости. будто кто то ломает меня на части и пытается составить заново, будто все мои кости были сломаны, будто все мои кости разъедают сами себя, будто они хотят изогнутся так, чтобы их уже не исправили, будто они просто хотят вдавить меня навсегда в постель и не позволить встать. у меня прежде никогда не болели кости черепа, так будто моя голова живет отдельно от меня. и дело не в том, что я не могу говорить об этом, наверное, все сводится к тому, что я не могу кричать. потому что мой крик, он остается эхом во мне, каждый мой крик в мир так и остался сидеть глубоко во мне, там, где то между ребер. в моих ушах теперь часто звон, всегда непонятный шум, от которого хочется упасть на пол. но я дышу, по прежнему, как могу, иногда крайне сложно, иногда легко, как будто со мной все в порядке и ничего этого не было. и я молчу, я стараюсь не жаловаться, не говорить об этом часто. мне кажется, что то, о чем ты молчишь не так сильно может проявить себя. оно ждет, что ты будешь извещать о нем, ждет, что о нем узнает каждый, ждет своего признания и того, что с ним смирятся и примут. да, я теперь верю в идею отрицания боли, верю в самовнушение, когда часами лежишь и повторяешь, что ее нет, я верю, но от этого мне не бывает лучше, я не чувствую, что она уходит. ночами всегда сложнее, потому что сон требует больше сил, он требует забыть о своей боли, он требует забыть обо всем, только так он может придти. поэтому ко мне он приходит несколько раз за ночь, и уходит, приходит и уходит снова, потому что не может оставаться надолго с тем, кто постоянно его будоражит. и остается только падать, падать снова, и падать заново, падать, не считая какой это раз, потому что каждый раз нужно вставать, чтобы повторять этот цикл падений. ибо тот, кто падает и не стремится хотя бы к тем же новым падениям – не получает больше ничего. а я не хочу получить что то особое, я просто хочу остаться в этом падении как можно дольше, задержаться в нем, и тогда это станет первым удачным полетом, а затем вверх, вверх, не думаю, что когда то получится, но все же, я знаю, что я гораздо более навязчивый, чем эта боль, а еще, я умею ждать, о, ожидание – это все, чему мы посвящаем свою жизнь, и я к нему готов.