* * *

Чегой-та мне в очередной раз встретились слюнопускания по поводу эпически огромных джонок адмирала Чжен Хэ, мол это была вершина кораблестроения, эти ваши варварские ивропы так не могли....

Я уже бурчал по этому поводу с цифрами и линейками, а теперь обращусь к европейским байкам об античном кораблестроении, на фоне которых китайцы с их джонками - явные лохи и аусайдеры.

[MORE=Корабль Гиерона]Я думаю, нельзя умолчать и о корабле, построенном Гиероном Сиракузским, тем более что постройкой его руководил геометр Архимед. Некий Мосхион издал об этом судне сочинение, которое я недавно внимательно прочитал. Вот что пишет об этом Мосхион:

«Диоклид из Абдеры удивляется осадной машине, которую Деметрий подвел к стенам города Родоса; Тимей дивился погребальному костру сициийского тирана Дионисия, Иероним — колеснице, изготовленной для перевозки тела Александра, Поликлит — светильнику, сделанному для персидского царя. Сиракузский же царь Гиерон, друг римлян, строитель храмов и гимнасиев, более всего усерден был в сооружении кораблей и строил множество судов для перевозки зерна. О постройке одного из них я напомню.

Заготовляя материал, царь велел привезти с Этны столько лесу, что его хватило бы на шестьдесят четырехрядных кораблей. Когда это было исполнено, он доставил — частично из Италии, частично из Сицилии — дерево для изготовления клиньев, шпангоутов, поперечных брусьев и на другие нужды; для канатов коноплю привезли из Иберии, пеньку и смолу — с реки Родана; словом, все необходимое было свезено отовсюду. Гиерон собрал также корабельных плотников и других ремесленников, а во главе их поставил Архия, кораблестроителя из Коринфа, и приказал ему немедленно приступить к работам. Он и сам также целые дни проводил на верфи. За шесть месяцев корабль был наполовину закончен. Каждая готовая часть немедленно обшивалась свинцовой чешуей; ее выделывали триста мастеров, не считая подручных. Наконец царь приказал спустить наполовину готовое судно на воду, чтобы там завершить остальные работы. О том, как это сделать, было много споров; но механик Архимед один с немногими помощниками сумел сдвинуть огромный корабль с места, изготовив систему блоков с лебедками: Архимед первым изобрел устройство сложных блоков. Остальные работы на корабле заняли также шесть месяцев. Все судно было сбито медными скрепами, большей частью они весили по десять мин каждая, а иные и в полтора раза тяжелее: они скрепляли поперечные брусья, и гнезда для них сверлили буравами. Дерево обшили свинцовой чешуей, подложив под нее пропитанное смолой полотно. Когда внешняя отделка корабля была закончена, стали оборудовать его изнутри.

Это было судно с двадцатью скамьями для гребцов (должен отметить, что это скорее всего был широко-многорядный корабль, на котором каждым веслом управлял не один гребец, а несколько, как на поздних галерах, такие корабли были известны в античном мире, прим. мое) и с тремя проходами один под другим (то есть это был трехпалубный корабль). Самый нижний проход, к которому нужно было спускаться по множеству крепких лестниц, вел к трюму, второй был сделан для тех, кто хотел пройти в каюты, и, наконец, последний предназначался для вооруженных воинов. По обе стороны среднего прохода находились каюты для едущих на корабле, числом тридцать, по четыре ложа в каждой. Помещение для корабельщиков имело залу на пятнадцать лож и три отдельных покоя по четыре ложа в каждом; к ним примыкала находившаяся на корме кухня. Пол этих кают был выложен из плиток разного камня, и на нем были удивительно изображены все события «Илиады». Там же искусно было сделано и остальное: потолки, двери, убранство.

Возле верхнего прохода находились гимнасий и помещения для прогулок, соразмерные величине корабля. В них были грядки, дивно цветущие разными растениями, получавшие влагу из скрытых свинцовых желобов. Были там и беседки из белого плюща и виноградных лоз, корни которых питались из наполненных землею глиняных бочек; эти тенистые беседки, орошавшиеся точно так же, как и сады, служили местом для прогулок. Рядом было святилище Афродиты, в котором могли поместиться три ложа, его пол сложили из агата и других самых красивых камней на острове, потолок и стены были из кипарисового дерева, а двери — из слоновой кости и туи. Покой был обильно украшен картинами, статуями и разными сосудами.

За ним шла зала для занятий размером на пять лож, стены и двери здесь были из самшита (здесь была библиотека), а на потолке — небесная сфера, как на солнечных часах в Ахрадине. Была на корабле и баня размером на три ложа с тремя медными котлами и ванной из пестрого тавроменийского камня, вмещавшей пять метретов воды. Было и много кают для солдат и надсмотрщиков трюмов. Поодаль находились конюшни, по десять у каждого борта, рядом с ними был сложен корм для лошадей и пожитки конников и рабов. Закрытая цистерна для воды находилась на носу корабля и вмещала две тысячи метретов; она была сделана из досок и просмоленного полотна. Рядом с нею был устроен рыбный садок, также закрытый, сделанный из досок и полос свинца; его наполняли морской водой и держали в нем много рыбы. А по обе стороны бортов через равные промежутки наружу были вынесены балки, на которых находились клети для дров, печи, кухни, мельницы и многие другие службы. Снаружи борт корабля опоясывали атланты по шести локтей в высоту; расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, они поддерживали всю тяжесть надстройки. И все судно было покрыто подобающей росписью.

На корабле было восемь башен, сообразной ему величины: две на корме, столько же на носу, остальные — посредине. На каждой было по две выступающих балки с проемами, чтобы бросать камни в плывущих внизу врагов. На каждой башне стояли четверо тяжело вооруженных воинов и два стрелка из лука. Вся внутренность башен была заполнена камнями и стрелами. (Судя по наличию в каждой башне всего 6 человек, башни эти были не очень-то велики, но в абордажном бою сулили немалые преимущества). Вдоль всех бортов шла стена с зубцами, а за ней — настил, поддерживаемый трехногими козлами. На настиле стояла катапульта, бросавшая камни весом в три таланта (примерно 50 кг) и копья длиной в двенадцать локтей. Машину эту построил Архимед; и камни, и копья она метала на целый стадий (в зависимости от страны и времени от 172 до 230 метров). За стеной были подвешены на медных цепях кожаные занавесы из плотно сплетенных ремней. К каждой из трех мачт корабля было приделано по две балки для метания камней; с них в нападающего противника можно было бросать абордажные крючья и свинцовые глыбы. Корабль был обнесен частоколом из железных брусьев против тех, кто захотел бы ворваться на судно. Железные крючья вокруг бортов, приводимые в движение механизмами, могли захватить вражеский корабль, силой повернуть его и поставить под удар метательных орудий. У каждого борта стояло по шестьдесят юношей в полном вооружении, и столько же окружало мачты и башни с камнеметами. И на мачтах, на их медных верхушках, сидели люди; на первой — трое, на второй — двое, на третьей — один. Рабы поднимали камни и дротики в плетеных корзинах при помощи ворота.

На корабле были четыре деревянных якоря и восемь железных. (Самое забавное, что якоря, пригодные для кораблей столь крупного размера, датируемые примерно описываемым временем и пригодные для использования на судах довольно-таки больших размеров действительно находили, в том числе и железные, а вот китайских весом больше 300 кг, то есть способных удержать судно водоизмещением хотя бы тонн в 500 - не слыхал. Если вдруг у кого есть данные - делитесь). Бревна для второй и третьей мачты были найдены легко; но дерево для первой мачты с трудом отыскал в горах Бруттия какой-то свинопас, а к морю его доставил механик Филей из Тавромения. Трюмную воду, даже когда ее набиралось очень много, вычерпывал только один человек при помощи винта, изобретенного Архимедом. Назвали корабль «Сиракузия», но когда Гиерон отослал его [в Египет], он был переименован в «Александриду». На буксире за ним шли: первым — грузовой бот грузоподъемностью в три тысячи талантов, двигался он только на веслах, а за ним — рыболовные суда, по полторы тысячи талантов каждое, и множество лодок. Экипаж судна составлял не менее [...] человек; кроме тех, кого я уже упомянул, еще шестьсот человек стояло на носу в ожидании распоряжений. Чтобы судить за совершенные на корабле преступления, был создан суд, состоящий из корабельщика, кормчего и командира над гребцами; судили они по сиракузским законам.

На корабль погрузили шестьдесят тысяч медимнов хлеба (в другом переводе - 60000 талантов хлеба, то есть примерно вдвое меньший объем, здесь талант имеет смысл принимать как меру объема сыпучих тел, то есть примерно 26 литров вместо 52 л для медимна. В целом это дает нам вместимость в 1500/3000 метров кубических или 620/1240 брутто-регистровых тонн по хлебу, что вполне реалистично для деревянного корабля), десять тысяч бочек с сицилийскими соленьями, две тысячи талантов шерсти и две тысячи талантов прочих грузов, не считая продовольствия для плывших на нем людей. (То есть в целом вместимость этого корабля приближается к 1000-1500 брТ, что тоже не совсем фантастично). Однако, когда к Гиерону стали приходить сообщения, что такой корабль в одни гавани вообще не сможет войти, в других же не будет находиться в безопасности, он решил послать его в дар царю Птолемею в Александрию, потому что в Египте тогда был недород. Так он и сделал: корабль был отведен в Александрию и там вытащен на берег. Гиерон также вознаградил поэта Архимела, написавшего в честь корабля эпиграмму, тысячью медимнов пшеницы, отослав их в Пирей за свой собственный счет. [/MORE]

[MORE=Корабли Птолемея Филопатора]Калликсен так рассказывает о них в первой книге своего сочинения «Об Александрии»:

«Филопатор построил тессараконтеру (по разным версиям это корабль имевший 40 весел на борт, корабль имевший по 40 гребцов на весельную пару /в случае с кораблем Филопатра возможно и весельную четверку, но об этом чуть позже/ и другие версии, такие как 40 рядов весел, но это бугагага), имевшую в длину двести во семьдесят локтей (140 метров), а от борта до борта тридцать восемь локтей (19 метров); в вышину же до верхнего края борта — сорок восемь локтей (есть предположения, что это высота от киля до фальшборта), а от верха кормы до ватерлинии — пятьдесят три локтя (что указывает на развитую кормовую надстройку, либо огромный акростоль). Корабль имел четыре рулевых весла по тридцать локтей; длина весел верхнего ряда — самых больших — была тридцать восемь локтей (чуть длиннее весел на самых крупных галерах); так как в их рукоятках находился свинец, то они во внутренней части корабля были очень тяжелыми, что давало им равновесие и делало удобными для гребли. Корабль имел два носа и две кормы (скорее всего будучи катамараном, что в принципе объясняет, почему он не переворачивался при столь впечатляющем соотношении высоты и ширины) и семь бивней, из них один передний, а другие постепенно уменьшающейся длины, некоторые на скулах корабля. Скрепляющих обвязок он имел двенадцать, каждая длиной в шестьсот локтей (подразумеваются стяжки корпуса, выполнявшиеся из тросов, компенсирующие недостаточную поперечную жесткость набора, использовались аж до 12-13 века, скорее всего). Корабль имел необычайно красивые пропорции. Удивительно красиво было и его снаряжение: на корме и на носу были фигуры не менее двенадцати локтей вышиной, и повсюду он был расцвечен восковыми красками, а часть борта с отверстиями для весел до самого киля была разукрашена резьбой — листвой плюща и тирсами. Очень красивы были и снасти; они заполняли все отведенные для них части корабля. При испытании корабль имел свыше четырех тысяч гребцов (если на каждой весельной четверке (по две пары в каждом корпусе) сидело 40 рыл, то получается 100 весел, то есть по 25 на борт каждого корпуса, что представляется уже более реалистичным) и четыреста человек обслуживающей команды; на палубе поместилась пехота в числе трех тысяч без ста пятидесяти; да кроме того, под скамьями гребцов — еще много людей и немало продовольствия. Спущен он был с помоста, на который, говорят, пошло столько дерева, сколько на пятьдесят пентер, и толпа стаскивала его с криками и трубными звуками. Лишь потом один финикиец изобрел иной способ спуска. Он выкопал рядом с гаванью ров, длиною равный кораблю, и выложил его крепким камнем на глубину пяти локтей, и расставил по нему поперечные катки во всю ширину рва, оставлявшие пространство глубиной в четыре локтя. Проведя канал от моря, он наполнил морской водой вырытое пространство и легко ввел туда корабль при помощи первых попавшихся людей. Загородив потом ...[порча в оригинале]... канал, они вычерпали воду машинами. После этого корабль оказался прочно посаженным на упомянутые выше катки.

(обращаем внимание, что кораблестроители вновь сталкиваются со сложностями спуска на воду и решают их другим путем, нежели Архимед)

Построил Филопатор и речное судно, так называемую «барку с каютами» (θαλαμηγός), длина которой достигала полутора стадий, а ширина тридцати локтей, высота же вместе с палубными надстройками — почти сорок локтей. Конструкция барки, будучи приспособленной к плаванью по реке, отличалась и от длинных военных судов, и от круглых торговых. А именно, для придания ей малой осадки днище ниже ватерлинии было сделано плоским и широким, корпус же был высок и широко растянут, особенно в носовой части, что придавало силуэту барки изящный изгиб. Барка имела два носа и две кормы (снова катамаран?), борта же были сделаны высокими из-за того, что на реке нередко поднимались большие волны. Внутри корпуса были обеденные комнаты, спальни и все остальное, необходимое для проживания. Вокруг судна с трех сторон шла двухэтажная галерея длиной не менее пяти плетров. По своему устройству нижняя палуба походила на перистиль; верхняя же — на закрытый перистиль, обнесенный стеной с оконцами. Поднимаясь на барку с кормы, человек оказывался перед открытым помещением с колоннадами справа и слева, со стороны же носа находились пропилеи из слоновой кости и дорогого дерева самых ценных пород. Проходящие его оказывались как бы перед крытым просцениумом, за которым находилось за четырьмя дверями помещение с выходом на галерею. По обе стороны, слева и справа, на уровне пола находились амбразуры, обеспечивавшие проток воздуха. Через эти входы можно было пройти в большой зал на двадцать лож и с колоннами по стенам. Большинство колонн было из расколотого кедра и милетского кипариса; а двадцать дверей со всех сторон были склеены из туевых досок и украшены слоновой костью. Декоративные гвозди и дверные кольца были из красной меди, позолоченной на огне. Стволы колонн были из кипариса, капители же, коринфского ордера, были покрыты золотом и слоновой костью. Балка над колоннами была из чистого золота, и на ней был фриз с видными фигурами из слоновой кости высотой более локтя — посредственной работы, но впечатлявший роскошью. Потолок был штучный, из кипарисового дерева, с позолоченной лепниной. К обеденному залу примыкала спальня на семь лож; из нее можно было выйти в узкий коридор, шедший поперек всего судна от одного борта до другого; он отделял женскую половину от мужской. На женской половине был обеденный зал лишь на девять лож, но великолепием не уступавший мужскому, и женская спальня на пять лож. Таково было устройство первого этажа.

Поднявшись на второй этаж по лестницам, расположенным около спальни, можно было пройти в зал на пять лож с потолком из ромбовидных панелей. Рядом располагался круглый храм Афродиты с мраморной статуей богини. Напротив него был еще один роскошный обеденный зал, окруженный колоннадами из индийского мрамора. На этом этаже также размещались спальни, убранством подобные нижним. Пройдя по направлению к носу барки, можно было войти в зал тринадцати лож, посвященный Дионису, тоже со всех сторон с колоннами. Карнизы и архитравы всех четырех колоннад были позолочены; потолок же был расписан в духе этого бога. Со стороны правого борта в зале была устроена ниша; снаружи она имела вид природного камня, но была искусно изготовлена из драгоценностей и золота. Здесь стояли портретные статуи царского семейства из паросского мрамора. Очень хорош был и верхний обеденный зал, располагавшийся над самым большим залом; он был устроен на манер шатра и вместо крыши имел навес: на дугообразных прутьях, шедших вдоль длины всего зала, натягивались пурпурные ткани. За этим залом шла открытая палуба, располагавшаяся над нижним вестибюлем. С нее по винтовой лестнице можно было спуститься в крытую галерею и обеденный зал на девять лож. Он был выстроен в египетском стиле. У египтян колонны утолщаются кверху и складываются поочередно из разных барабанов, белых и черных. Иногда капители их колонн круглы и походят на приоткрывшийся розовый бутон. А вокруг идут не завитки и аканфы, как на эллинских капителях но чашечки цветов речного лотоса и бутоны финиковых пальм; иногда бывают изваяния и других цветов. Нижние части капителей, так называемые «корни», прилегающие к барабану, были в том же стиле: они представляли собой переплетенные цветы и листья египетских бобов. Таковы египетские колонны; стены они разукрашивают полосами из белого и черного кирпича; однако иногда их делают также из так называемого алебастрового камня. На корабле было еще много других помещений, размещавшихся на всем протяжении корпуса. Мачта имела высоту семьдесят локтей, парус был выткан из виссона, а его верхняя часть была окрашена пурпуром».

Этакая мажорская "яхта" а-ля Абрамович.

Кстати:

Останки аналогичной прогулочной яхты товарища Калигулы, который был скромнее и запилил корыто на 96 метров длины, зато отыгрался на роскошной отделке с банями, водопроводом, мозаиками, блекджеком и всем остальным. Зато таких яхт у него было две. Обращаем внимание, что это плоскодонки, не предназначенные для морских плаваний, оно и понятно - строились исключительно для прогулок по озеру. К сожалению вживую уже не увидим, сгорели обе во время Второй Мировой, а жаль.

К сожалению, уважаемый китайцы не могут показать ископаемых джонок длиной больше 30 метров, что легко объясняется тем, что плавали мегаджонки в море-окияне и там же и потонули. Жаль, чесслово. [/MORE]

Чо-чо там про мудрость востока :) ?