* * *

Я уже обращался к теме антропонимики новгородских берестяных грамот.

Здесь хотел бы снова вернуться к ней для того, чтобы в её свете рассмотреть варяжский вопрос - то есть вопрос тождества летописных варягов со скандинавами.

Берестяные грамоты тем интересны для нас, что самые ранние из них написаны ещё в XI веке, Если практическое отсутствие скандинавских реалий в летописях можно объяснить их, летописей, сравнительно поздним возникновением, то новгородские грамоты, по сути, писались на истоке того периода, который норманисты отводят на "ассимиляцию" норманнской элиты. В Новгороде эта ассимиляция должна была идти особенно медленно - северный город стоял буквально на пороге Балтики и скандинавский элемент в нём должен был постоянно подпитываться новыми и новыми пришельцами из скандинавских земель.

[MORE=читать дальше]Что касается варягов, то летопись впрямую отождествляет их с новгородцами: И суть новгородстии людие до днешняго дни от рода Варяжска, говорит Первая Новгородская летопись, а "Повесть временных лет", утверждает, что "По сему же морю сѣдять варязисѣмо къ вьстоку до предѣла Симова", то есть варяги сидят от Балтики до Волжской Булгарии (Симова предела). Таким образом, в "варяжские" земли попадает вся Новгородчина.

Итак, обратимся к именослову новгородских берестяных грамот в поисках скандинавского следа.

В грамоте № 181 (с самими грамотами желающие могут познакомиться на замечательном сайте gramoty.ru ) упоминается имя  Дробн.

В грамоте №526, списке должников, названы Боян, Негорад, Живобуд, Добровит, Нежко, Прожневиц, Сирома, Добромысл, Животок, Хомуня, Дрозд, Азгут, Хрипан

Далее, в грамоте 613 называны Вонег и Ставр, в 912 -  Людьслав, Свень и Хотен, в 915 Рожнет и Коснятин, в 427 Рагул, в 607/563  - Сычевичи и Жизнобуд, в 789 Негосем, Режко, Доман, Тудор и Рокиш, в 903 Иван, в 905 Ретко, Хвалис, Тешата, в 909 Хотен, и, наконец, в грамоте № 13 из Старой Руссы упомянуты Нежатка и Стрея.

Итак, на XI век мы имеем подборку из тридцати шести антропонимов. Из них скандинавскими могут быть сочтены только два - Азгут и Свень. Как видим, доля скандинавских антропонимов в ономастиконе берестяных грамот более чем скромна.

Для сравнения предлагаю желающим сосчитать долю германских имён в современном испанском ономастиконе - при том, что с конца вестготской эпохи прошло почти полторы тысячелетия, да и никаких германоязычных соседей у Испании не было.

Более того, если мы обратимся не к статистике, а к содержанию грамот, то увидим, что и социальный уровень носителей скандинавских имён (не обязательно этнических скандинавов) не свидетельствует в пользу господства скандинавской элиты - Азгут выступает в грамоте 526, как должник славяноязычного кредитора, а в грамоте 912 Свень упомянут, как посыльный от Хотена к Людьславу.

То есть судя по данным берестяных грамот, в XI веке носители скандинавских имен составляли в составе местного населения малочисленную и не привилегированную группу.

UPD: Дело усугубляется тем, что "свень" может и не быть вовсе личным именем

свень "прочь, вон, кроме, без", у Ломоносова как устар., др.-русск. свѣне, свѣнь – предл. с род. п. "без; кроме", нареч. "прочь", по-свѣне "в стороне", ст.-слав. свѣнѥ с род. п. ἀπό (Супр.), болг. осве́н "кроме", сербохорв. о̏сим, о̏свем "кроме". Обычно связывается с возвратн. местоим. и.-е. *sve-, т. е. первонач. "само по себе"; см. Сольмсен, Unters. gr. Lautl. 206; Вальде–Гофм. 2, 542 и сл.; Младенов 574. Ср. также лат. sēd, sē "без", а также В. Шульце, Kl. Schr. 73, прим. (KZ 40, 417).

Что вполне упоминается в контекст грамоты № 912.

И получается, за весь одиннадцатый век в берестяных грамотах отметился один-разъединственный обладатель скандинавского имени...