* * *

Суть этого эссе сводилась к тому, что единственное достойное занятие для русского человека — это творчество. Любое — художественное, техническое, философское, научное и т.п. С этим спорить бессмысленно — творчество есть высшая форма рода деятельности для любого человека, в том числе и для русского. Проблема в другом — в качестве единственной формы, при которой реализовывался творческий потенциал русского человека, было названо правление Сталина. Автор очень опытный полемист, поэтому постарался не оставить зацепочек для опровержения, но всё же один раз проговорился: помянул помещения для проживания домработницы в домах для творческой элиты сталинской постройки.

Кстати, академики, народные артисты и писатели были не только русскими: физиолог Леон Абгарович Орбели вполне себе армянин, равно как и физик академик Алиханян, писатель Самед Вургун как бы азербайджанец (а может, и не как бы, а просто азербайджанец), артист Геловани — вполне грузин, а кем были академик Лев Давидович Ландау, писатель Илья Григорьевич Эренбург и солист Большого театра Марк Осипович Рейзен, даже страшно подумать, перед этим надо осенить себя крестным знамением и трижды сплюнуть — на всякий случай — через левое плечо. А вот домработницами были чаще всего вполне русские тётки из небогатых кварталов города либо пригородных деревень. Даже если репрессировать всех нерусских творческих граждан (начать, разумеется, с Эренбурга, до алиханянов доберутся, в соответствии с анекдотом, когда закончатся зельдовичи), то ситуация с тётками-домработницами никак не изменится. Иными словами, для реализации высшего назначения — творчества — одних русских людей требуется обречь на совершенно не творческий и более того, холуйский по сути, труд других русских людей.

И вот что выясняется: оказывается, начиная с 1940 года начали предприниматься усилия по закреплению в своём статусе людей физического труда, по затыканию шахт социальных лифтов самыми что ни на есть экономическими методами (заявить что-то в стиле графа Делянова открытым текстом и ввести приказную принудиловку в этом вопросе не мог даже всемогущий Сталин, для этого следовало бы открытым текстом объявить о ликвидации Советской власти).

26 октября 1940 года было введено постановление № 638 «Об установлении платности обучения в старших классах средних школ и в высших учебных заведениях СССР и об изменении порядка назначений стипендий». В старших классах школ и в вузах вводилось платное обучение и с установленным размером годовой оплаты. Обучение в столичных школах стоило 200 рублей в год; в провинциальных — 150, а за обучение в институте уже приходилось выкладывать 400 рублей в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик, и 300 — в других городах. Годовая плата примерно соответствовала средней месячной номинальной зарплате советских трудящихся в то время: в 1940 году она составила 338 рублей в месяц. Однако введение даже такой скромной платы для многих советских граждан закрыло возможность продолжить образование после 7 класса. А колхозники тогда вообще зарплаты не получали и работали в колхозе за трудодни.

В результате проведенных «реформ» количество выпускников средних школ (8-10 классы), средних специальных учебных заведений и вузов сократилось вдвое. Советская власть сознательно добивалась ограничения количества людей со средним, средним специальным и высшим образованием. Стране нужны были люди у станка. И этого добивались мерами экономического характера: за учебу устанавливалась плата. Фактически Сталин в то время начал формирование новой сословности. Те же крестьяне не могли «выбиться в люди» даже через учёбу в техникуме, а рабочие — через вуз. Напомним, что в семьях того времени нормой было по 5-7 детей у крестьян и по 3-4 — у рабочих. И платить за обучение 2-3 детей было для них непосильной ношей.

Тогда же, в конце 1940-го появилось положение «О государственных трудовых резервах СССР». Совет Народных Комиссаров получил право ежегодно призывать от 800 тысяч до 1 млн. человек городской и колхозной молодежи, начиная с 14 лет, в училища и школы фабрично-заводского обучения (ФЗО). Выпускники получали направления на предприятия, где обязаны были проработать 4 года. А позже появился указ об уголовной ответственности сроком до 1 года «за самовольный уход или за систематическое и грубое нарушение школьной дисциплины, повлекшее исключение» из училища (школы)». Фактически государство прикрепляло учащихся к ФЗО.

Ну, если речь идёт о 1940 году, я ещё могу понять: о том, что приближается война, не догадывались разве что олигофрены. Но когда война закончилась и нашлись деньги и натуральные ресурсы на помпезные московские многоэтажки, высокохудожественные станции метро и на прочие престижные проекты (вроде Сталинских премий писателям и художникам, в размере от 25,000 до 100,000 руб.), плату за учёбу в старших классах и в вузах не отменили, это произошло только в 1956 году.

Но недолго музыка играла. Вообще говоря, нелюбовь к тяжёлому физическому труду естественна для человека. Он вызывает дискомфорт и в той или иной мере вреден для здоровья (вреднее всего в горячих цехах, при работе под открытым небом и в химическом производстве; но 8-часовое стояние на ногах, как у станочников, или страшный грохот ткацких цехов тоже здоровья никому ещё не прибавили). Другое дело, что есть немало людей, которые более ни к чему не годны, они едва ли сумеют освоить программу высшего или среднего специального учебного заведения просто в силу сочетания двух факторов: природных задатков и недостаточного прилежания в освоении основ знаний в средней школе, иногда не из-за тупости, а из-за влияния среды, которая полагает, что быть «профессором» и «ботаником» западло, и те, кто пытаются стать такими, получают трындюлей на регулярной основе. И у них нет иного выбора. Но Никита, видимо пожалевший о том, что создал лазейку против припашки к физическому труду, провёл своеобразную реформу средней школы.

24 декабря 1958 года был принят закон «Об укреплении связи школы с жизнью», вводивший обязательное восьмилетнее образование. Но при этом учащиеся 9-10-го классов должны были по 2 дня в неделю работать на производстве или в сельском хозяйстве — всё, что они производили за эти 2 дня работы на заводе или в поле, шло в оплату школьного образования. Для поступления в вуз теперь требовался стаж работы не менее двух лет после окончания школы. Эта «школьная реформа» была отменена сразу после смещения Хрущёва, а окончательно современный вид школьное образование приняло лишь при Брежневе, в 1966 году.

Напротив заводоуправления, где я работал в конце 80-х, находился цех зубчатых колёс, в столовую которого я обычно ходил обедать. Потихоньку познакомился с персоналом. У входа в цех находился торцевальный станочек самой простой конструкции. На нём работали, меняясь по сменам, мужичок с сизым носом и тётка могучей комплекции. Суть работы: взять поковку массой кг в 10, закрепить её на машинке, используя имеющийся в ней упор, и нажать на кнопку. Потом, когда машинка выполнит работу и остановится, вынуть, померить длину скобой у одной из 10 шт. и если всё в порядке, положить в ёмкость с готовой продукцией. Если не в порядке, расфиксировать и покрутить регулирующий винт упора, затем зафиксировать его взад. И так раз 250 за смену. Время от времени остановиться, чтобы закидать лопатой стружку в контейнер и дальше в том же духе. Понятно, что можно было придумать машинку, которая за смену, при минимальном участии рабочих, подрезала бы торец сразу всему месячному запасу поковок (из которых делали одну из шестерён, кажется, для дифференциала, но не уверен, что именно для него). Даже без всяких роботов, тут они ни к чему. Вопрос: кому это на фиг нужно, если можно поставить метать поковки мужичка и тётку? Они же не творческие люди по определению, соответственно, по логике «Ёшкиного кота» из начала поста, они недостойны называться русскими, будь они хоть трижды Ивановыми, и не фиг тратить на них ресурсы...