Автор: Арабелла
СМИ в Средние века
Когда-то новости стоили очень дорого — посланник, доставивший письмо из Венеции в Рим менее чем за сорок часов, мог получить за это 40 дукатов (примерно как мелкий чиновник за год). Но тариф уменьшался пропорционально задержке: если требовалось четыре дня, выдавали уже 10 дукатов. В XV веке сотрудникам курьерской службы герцога Милана Филиппа Марии Висконти ставили, например, такие KPI:
«Cito Cito Cito Cito volando di et nocte senza perdere tempo („Торопись, торопись, торопись, скачи и днем и ночью, не теряя ни минуты”)».
скрытый текстИ новости/слухи, что называется, «работали». Так, в начале 1490 годов весть о том, что Венеция одержала победу над египетским султаном, обрушила цены на перец на внешнем рынке (султан был монополистом по части пряностей и хлопка). Экономика самой Венеции тогда очень зависела от внешней политики, поскольку параллельно Германия пыталась ввести эмбарго (безуспешно) на венецианские товары. Поэтому торговцы как могли следили за малейшими колебаниями политической повестки и ходом конфликтов — от этого напрямую зависела их предпринимательская деятельность. В дальнейшем в ходе войны цены на перец вновь выросли, но снизилась стоимость тканей. Начался мир — все изменилось с точностью до наоборот.
Слово «пасквиль» образовано от топонима «Пасквино». Это народное название статуи в Риме рядом с Пьяцца Навона, на которую крепили листки с анонимными сатирическими памфлетами о разных важных персонах — такая своеобразная «газета „Колючка“» в духе времени. Пишут, что статую так назвали в честь особо отличившегося поношением высокопоставленных лиц итальянского башмачника XV века по фамилии Пасквино (отсюда «ругаться как сапожник»?). Так или иначе, безрукий торс изначально не был связан с прилепившимися к нему листками и коннотациями (это либо статуя III в. до н. э., либо ее поздняя копия, сюжет — «Менелай, несущий тело Патрокла»).
Пасквиль
Эндрю Петтигри пишет, что в одно время основными очагами развития коммерческих информационных агентств были Рим и Венеция. Венеция была торговым центром с развитыми дипломатическими сетями и торговлей в Восточном Средиземноморье и Леванте, а также центральным почтовым и дипломатическим узлом (Париж, Лион, Брюссель, Испания, Инсбрук). Рим был важнейшим центром политической и церковной власти, а также местом интриг и многочисленных дипломатических миссий.
«Различный характер этих двух городов отражался и в еженедельных новостных рассылках. <...> самые изобретательные авторы даже пытались предлагать бюллетени двух видов — обычные и премиальные для избранных клиентов. Все было хорошо до тех пор, пока не совершались ошибки, как это было в случае с одним римским журналистом, чей секретный листок с критикой папского дома вскоре оказался в руках папы. <...> Новоназначенному помощнику при дворе одного кардинала строго предписывалось не иметь контактов с журналистами. Его предупредили, что для них „выудить у тебя информацию, как отобрать конфетку у ребенка”».
Впрочем, наказывали не только двурушников. В 1587 году в Риме казнили «главу секты газетиров», а шестью годами ранее еще одного «райтера» приговорили к пожизненному заключению за распространение слухов о здоровье папы. Авторы информационных бюллетеней и пасквилянты нередко воспринимались как одни и те же люди (поскольку первые были на виду, а вторые — анонимы). Кто-то пытался доказывать, что он не верблюд, но это редко срабатывало — да и все участники новостного рынка были в курсе возможных рисков.
Еще одним источником новостей были паломники, поскольку они много путешествовали и видели разные страны. В 1300 году Святую Базилику посетили около 200 000 путешественников. Появились путеводители, в которых описывался маршрут, указывались геолокации мест для привалов, а позже стали публиковаться заметки и наблюдения о местном колорите разных стран и экзотических животных — скажем, жирафах.
В 1440 году, специально для демонстрации мощей в Ахене, куда ожидалось прибытие множества паломников, один немецкий предприниматель изготовил 32 000 зеркал на продажу, но прогорел (партнеры ошиблись и не смогли погасить ссуды). Зато, как пишет Петтигри, это только «вдохновило некоего Иоганна Гутенберга перенаправить свою энергию на другую экспериментальную коммерческую технологию: печать».
Первые печатные издания — а точнее, публиковавшиеся в них отчеты о казнях и криминальная хроника — сразу же завладели умами граждан.
«В основном эти криминальные листовки читали те, кто добился определенной стабильности и материального успеха. Они служили напоминанием о том, что даже в самых счастливых домах опасность непредсказуемо таится за каждым углом, а мир и порядок может быть разрушен в одно мгновение».
Житель Вангена (150 км от Цюриха) убил шестерых детей и жену за то, что уличил ее в воровстве. В Руане некий мужчина погубил трактирщика, его жену и ребенка. Обо всем этом писали на «первых полосах» (других зачастую и не было), снабжая иллюстрациями.
Пользовались популярностью и репортажи с публичных казней (а позже и так называемые дневники палача, неоднократно переписываемые), сенсации о небесных явлениях и новости о рождении детей с генетическими отклонениями. Относительно вторых и третьих правдоподобная информация соседствовала с мифотворчеством — бумага все терпела. Например, поэт Себастиан Брант в 1492 году воспел Энсисхеймский метеорит и надолго закрепился в тогдашнем «топе яндекса» (новости тогда долго не теряли свежести, о каком-то громком событии можно было писать и спустя 10–15 лет). А в XVII веке несколько изданий перепечатали историю о дожде из кукурузы, который помог голодающему семейству справиться с их бедственным положением.
Еще в XVI веке города и веси облетела новость о некоей женщине, якобы родившей кошку (вбиваешь в поисковик соответствующий несуразный запрос — находится аналогичная история из жизни современников). История эта настолько возбудила умы сильных мира того, что они инициировали расследование (хорошо, хоть кто-то был делом занят):
«В 1569 году английский Тайный совет получил донесение о том, что некая женщина родила кошку; графу Хантингтону, одному из членов совета, было поручено расследование. Хантингтон вскоре отправил архиепископу Гриндалу подробную запись дознания мнимой матери, которое он дополнил рисунком кошки. Когда Гриндал ознакомился с показаниями Хантингтона, он понял, что это была лишь мистификация, однако никто так и не смог выяснить, для чего ее учинили. Но ясно одно: само событие не трактовалось как однозначная выдумка, и достаточно много времени было потрачено властями на выяснение правды».
Также были популярны истории о мерменах — «морских монахах» или «морских епископах». Специальному корреспонденту удалось восстановить их облик в гравюрах.
Переломный момент для средств массовой информации начался в XVIII веке, а XIX стал, по выражению Петтигри, «веком триумфа газет».
«Поставщики новостей вытерпели многое в последние три века, с тех пор как в начале XVI века новости впервые стали товаром. Теперь у них появилась возможность достичь не только влияния, но и достоинства. Они больше не собирались быть, хотя бы в собственных глазах, презренными мелкими торгашами, но смогли стать „трибуной народа”. Камиль Демулен писал в „Революсьон де Франс э де Брабан”: „Итак, я журналист, и это прекрасное призвание. Это больше не жалкая продажная профессия, порабощенная правительством. Сегодня во Франции именно журналист хранит скрижали, определяет цензуру, контролирует сенаторов, консулов и самого диктатора” <...>».
Похоже, что Демулену все чаще приходится вертеться в гробу.
Демулен
Дмитрий Борисов — о книге Эндрю Петтигри «Изобретение новостей»
«Cito Cito Cito Cito volando di et nocte senza perdere tempo („Торопись, торопись, торопись, скачи и днем и ночью, не теряя ни минуты”)».
скрытый текстИ новости/слухи, что называется, «работали». Так, в начале 1490 годов весть о том, что Венеция одержала победу над египетским султаном, обрушила цены на перец на внешнем рынке (султан был монополистом по части пряностей и хлопка). Экономика самой Венеции тогда очень зависела от внешней политики, поскольку параллельно Германия пыталась ввести эмбарго (безуспешно) на венецианские товары. Поэтому торговцы как могли следили за малейшими колебаниями политической повестки и ходом конфликтов — от этого напрямую зависела их предпринимательская деятельность. В дальнейшем в ходе войны цены на перец вновь выросли, но снизилась стоимость тканей. Начался мир — все изменилось с точностью до наоборот.
Слово «пасквиль» образовано от топонима «Пасквино». Это народное название статуи в Риме рядом с Пьяцца Навона, на которую крепили листки с анонимными сатирическими памфлетами о разных важных персонах — такая своеобразная «газета „Колючка“» в духе времени. Пишут, что статую так назвали в честь особо отличившегося поношением высокопоставленных лиц итальянского башмачника XV века по фамилии Пасквино (отсюда «ругаться как сапожник»?). Так или иначе, безрукий торс изначально не был связан с прилепившимися к нему листками и коннотациями (это либо статуя III в. до н. э., либо ее поздняя копия, сюжет — «Менелай, несущий тело Патрокла»).
Пасквиль
Эндрю Петтигри пишет, что в одно время основными очагами развития коммерческих информационных агентств были Рим и Венеция. Венеция была торговым центром с развитыми дипломатическими сетями и торговлей в Восточном Средиземноморье и Леванте, а также центральным почтовым и дипломатическим узлом (Париж, Лион, Брюссель, Испания, Инсбрук). Рим был важнейшим центром политической и церковной власти, а также местом интриг и многочисленных дипломатических миссий.
«Различный характер этих двух городов отражался и в еженедельных новостных рассылках. <...> самые изобретательные авторы даже пытались предлагать бюллетени двух видов — обычные и премиальные для избранных клиентов. Все было хорошо до тех пор, пока не совершались ошибки, как это было в случае с одним римским журналистом, чей секретный листок с критикой папского дома вскоре оказался в руках папы. <...> Новоназначенному помощнику при дворе одного кардинала строго предписывалось не иметь контактов с журналистами. Его предупредили, что для них „выудить у тебя информацию, как отобрать конфетку у ребенка”».
Впрочем, наказывали не только двурушников. В 1587 году в Риме казнили «главу секты газетиров», а шестью годами ранее еще одного «райтера» приговорили к пожизненному заключению за распространение слухов о здоровье папы. Авторы информационных бюллетеней и пасквилянты нередко воспринимались как одни и те же люди (поскольку первые были на виду, а вторые — анонимы). Кто-то пытался доказывать, что он не верблюд, но это редко срабатывало — да и все участники новостного рынка были в курсе возможных рисков.
Еще одним источником новостей были паломники, поскольку они много путешествовали и видели разные страны. В 1300 году Святую Базилику посетили около 200 000 путешественников. Появились путеводители, в которых описывался маршрут, указывались геолокации мест для привалов, а позже стали публиковаться заметки и наблюдения о местном колорите разных стран и экзотических животных — скажем, жирафах.
В 1440 году, специально для демонстрации мощей в Ахене, куда ожидалось прибытие множества паломников, один немецкий предприниматель изготовил 32 000 зеркал на продажу, но прогорел (партнеры ошиблись и не смогли погасить ссуды). Зато, как пишет Петтигри, это только «вдохновило некоего Иоганна Гутенберга перенаправить свою энергию на другую экспериментальную коммерческую технологию: печать».
Первые печатные издания — а точнее, публиковавшиеся в них отчеты о казнях и криминальная хроника — сразу же завладели умами граждан.
«В основном эти криминальные листовки читали те, кто добился определенной стабильности и материального успеха. Они служили напоминанием о том, что даже в самых счастливых домах опасность непредсказуемо таится за каждым углом, а мир и порядок может быть разрушен в одно мгновение».
Житель Вангена (150 км от Цюриха) убил шестерых детей и жену за то, что уличил ее в воровстве. В Руане некий мужчина погубил трактирщика, его жену и ребенка. Обо всем этом писали на «первых полосах» (других зачастую и не было), снабжая иллюстрациями.
Пользовались популярностью и репортажи с публичных казней (а позже и так называемые дневники палача, неоднократно переписываемые), сенсации о небесных явлениях и новости о рождении детей с генетическими отклонениями. Относительно вторых и третьих правдоподобная информация соседствовала с мифотворчеством — бумага все терпела. Например, поэт Себастиан Брант в 1492 году воспел Энсисхеймский метеорит и надолго закрепился в тогдашнем «топе яндекса» (новости тогда долго не теряли свежести, о каком-то громком событии можно было писать и спустя 10–15 лет). А в XVII веке несколько изданий перепечатали историю о дожде из кукурузы, который помог голодающему семейству справиться с их бедственным положением.
Еще в XVI веке города и веси облетела новость о некоей женщине, якобы родившей кошку (вбиваешь в поисковик соответствующий несуразный запрос — находится аналогичная история из жизни современников). История эта настолько возбудила умы сильных мира того, что они инициировали расследование (хорошо, хоть кто-то был делом занят):
«В 1569 году английский Тайный совет получил донесение о том, что некая женщина родила кошку; графу Хантингтону, одному из членов совета, было поручено расследование. Хантингтон вскоре отправил архиепископу Гриндалу подробную запись дознания мнимой матери, которое он дополнил рисунком кошки. Когда Гриндал ознакомился с показаниями Хантингтона, он понял, что это была лишь мистификация, однако никто так и не смог выяснить, для чего ее учинили. Но ясно одно: само событие не трактовалось как однозначная выдумка, и достаточно много времени было потрачено властями на выяснение правды».
Также были популярны истории о мерменах — «морских монахах» или «морских епископах». Специальному корреспонденту удалось восстановить их облик в гравюрах.
Переломный момент для средств массовой информации начался в XVIII веке, а XIX стал, по выражению Петтигри, «веком триумфа газет».
«Поставщики новостей вытерпели многое в последние три века, с тех пор как в начале XVI века новости впервые стали товаром. Теперь у них появилась возможность достичь не только влияния, но и достоинства. Они больше не собирались быть, хотя бы в собственных глазах, презренными мелкими торгашами, но смогли стать „трибуной народа”. Камиль Демулен писал в „Революсьон де Франс э де Брабан”: „Итак, я журналист, и это прекрасное призвание. Это больше не жалкая продажная профессия, порабощенная правительством. Сегодня во Франции именно журналист хранит скрижали, определяет цензуру, контролирует сенаторов, консулов и самого диктатора” <...>».
Похоже, что Демулену все чаще приходится вертеться в гробу.
Демулен
Дмитрий Борисов — о книге Эндрю Петтигри «Изобретение новостей»
Поделиться в соцсетях
2
Комментарии