Архив15 читателей тэги
Автор: Арабелла
#закон и беспорядок + #Англия с другими тэгами
День Святого Валентина
Увы, в силу разных обстоятельств этот праздник вызывает у многих неприязненные чувства. Тут виновато и слишком агрессивное его навязывание массовой культурой, и в целом достаточно пошлая атрибутика, и ассоциация с 90-ми, из-за чего он сейчас для многих перешел в категорию навязанных нам стереотипов западной культуры.
Но давайте посмотрим на него непредвзято :)
скрытый текстВедь этот праздник имеет к нам, людям увлекающимся средневековой Англией, ее культурой, мышлением людей того времени, воссозданием их жизни, интересов и в том числе развлечений, самое непосредственное отношение.
До XIV века, судя по всему, святой Валентин никого особо не интересовал, и никаких романтических традиций вокруг него не было. И вполне вероятно, что подарила миру новый праздник именно Англия. А возможно даже лично Джеффри Чосер, написавший в честь помолвки короля Ричарда II в 1382 году поэму «Птичий парламент», где упомянул день святого Валентина как тот день, когда птицы находят себе пару:
For this was оn seynt Volantynys day
Whan euery bryd comyth there to chese his make.
Это, возможно, было распространенным народным поверьем, потому что этот же мотив встречается у другого поэта, Джона Гауэра. Хотя не факт, потому что Чосер и Гауэр были друзьями и без стеснения таскали идеи друг у друга.
Потом это же поверье насчет птиц и дня святого Валентина развивали еще двое поэтов из Савойи и Валенсии, правда первый из них, Отто III де Грандсон, был на службе у английского же короля, но зато французы утверждают, что именно он популяризовал эту идею за пределами Англии. А вот второй - Pere Aznar Pardo de la Casta, то ли губернатор Валенсии, то ли его сын (их звали одинаково), вроде бы с Англией не особо связан, поэтому мог написать свое стихотворение о дне святого Валентина самостоятельно. Поскольку датировка у его произведения довольно условная - конец XIV века - испанцы даже претендуют на то, что это он придумал день святого Валентина, а Чосер и остальные поэты уже только подхватили его идею.
Кстати, ни у одного из них точная дата не указывается, поэтому современные исследователи склоняются к тому, что поэты имели в виду другого святого Валентина, не февральского, а майского. С другой стороны, современникам было виднее, тем более что календарь в то время был юлианский, и тогдашнее 14 февраля, когда птички могли начинать петь и искать себе пару, приходилось (сюрприз) на современное 23 февраля.
Как бы то ни было, благодаря Чосеру, новому витку моды на куртуазность и Столетней войне, тесно связавшей английскую и французскую аристократию и богему, идею быстро подхватили и развили. Конкретно дата 14 февраля в качестве ежегодного праздника любви появилось в уставе Двора Любви, написанном при дворе французского короля Карла VI в 1400 году. Не факт, что его действительно сразу стали праздновать ежегодно, но в Двор Любви, этот неформальный клуб, входило около 950 человек, от самого короля до обычных горожан, так что популяризация была обеспечена. В уставе описываются пышные празднества, пиры, песенные и поэтические конкурсы, рыцарские турниры, танцы, и все это обязательно посвященное теме любви и оформленное соответствующей символикой. Правда, сам устав я к сожалению не видела, поэтому не могу точно сказать, упоминается ли в нем святой Валентин.
Зато вот знаменитый французский полководец и поэт Шарль Орлеанский, сидя в английском плену с 1415 по 1440 год, с большим интересом знакомился с английской поэзией (и даже написал некоторые стихи на английском языке). Взял ли он идею дня святого Валентина именно оттуда, или застал отголоски Двора Любви Карла VI (самому герцогу Орлеанскому в то время было только 6 лет), а может в высших кругах этот праздник уже стал традицией - непонятно. Но своей жене он из плена писал стихи и называл ее своей Валентиной.
Ну и наконец точное закрепление даты и праздника подтверждает письмо Марджери Брюс Джону Пастону, написанное в феврале 1476 года (иногда называют 1477 год), где она называет его своим Валентином. Марджери и Джон были представителями английского среднего класса, поэтому можно смело говорить о том, что праздник к тому времени был уже не элитным, а распространенным среди широких кругов населения. По крайней мере образованного.
Из любопытных деталей об упоминавшихся персонах:
* Король Ричард II и Анна Богемская, к помолвке которых была написана та самая поэма Чосера, жили в любви и согласии, после смерти Анны король очень горевал. А предположительная дата его смерти - 14 февраля (хотя есть и другие версии).
* Карл VI женился по собственному выбору, и первое время их брак с Изабеллой Баварской был счастливым, но потом король сошел с ума, стал агрессивным, и увы. Королева из страха за свою жизнь подложила ему фаворитку, Одетту де Шамдивер, и с ней король счастливо прожил еще 16 лет, хотя просветления у него случались все реже. Зато есть легенда, что именно они с Одеттой придумали карточные игры на сексуальные желания.
* Жена Шарля Орлеанского, Бонна, умерла за то время, что он сидел в тюрьме, и освободившись он женился снова. Зато на них можно полюбоваться - на знаменитой иллюстрации из Роскошного часослова герцога Беррийского изображена именно их помолвка.
* Марджери Брюс и Джон Пастон поженились и жили долго и счастливо.
отсюда
В дополнение
скрытый текстВчерашний пост в Архиве манускриптов натолкнул на мысль, что, несмотря на появление в позднесредневековое время первых "валентинок", вообще-то имя Валентин было довольно слабо распространено во Франции и Англии. И стало интересно, что знает база данных The Soldier in Later Medieval England о не-святых-Валентинах, служивших в XIV-XV вв. в армиях английских королей. При поиске по этому имени в базе, насчитывающей более 250 000 записей, нашлось всего 13 строк, которые, по-видимому, относятся к четырём (максимум, шести) людям.
- лучник Валентин Ремстон, состоявший в свите сэра Томаса де Пойнингса, в 1387 г. участвовал в морской экспедиции под командованием Ричарда ФицАлана, графа Арундела (TNA, E 101/40/33, m. 8, 23)
- Валентин Дюк служил в ноябре 1434 - январе 1435 гг. в качестве лучника в свите Джона Стэнло, генерального казначея Нормандии, а к марту 1435 г. стал латником в гарнизоне Аркура (AN, K 63/34/17).
- Валентин Дэвидсон в сентябре 1448 г. был лучником в гарнизоне Арфлёра под командованием Джона, лорда Толбота (BL, Add. Ch. 6989)
- Валентин Гуд или Гудс (Goud, Goudes) служил во Франции в 1441-1448 гг. причём под началом одного и того же капитана, сэра Томаса Ху. Сперва он был лучником в гарнизоне Манта (1441-1444 гг.) и принимал участие в попытках снабжать осаждённый Понтуаз в 1441 г. (BNF, Fr. 25776, nos. 1529, 1532, 1621, 1636). В 1447 г. он уже лучник в личной свите сэра Томаса, ставшего к тому времени канцлером Нормандии (BNF, Fr. 25777, nos. 1777, 1794). Наконец, в сентябре 1448 г. он снова в гарнизоне Манта, но уже как пеший латник (BNF, MS. Fr. 25778, no. 1826). На картинке его имя, записанное как Wallentin (а встречаются также варианты Valentin, Valentyn) идёт четвёртым в списке лучников.
Следует оговориться, что, возможно, в данном случае часть записей относятся к другим людям, поскольку в BNF Fr. 2577, no. 1532 фамилия Валентина записана как Gale, а в BNF Fr. 25776, no. 1621 как Jude. Это, кстати отличный повод заглянуть в оригинальные документы, как недавно описывалось в статье, поскольку данные в базу вбивали вполне живые и совсем не святые люди (не исключая вашего покорного слугу), и ошибки транскрипции порой встречаются, однако проверка показала, что здесь всё верно. И всё же, учитывая редкость имени и совпадение гарнизона и капитана, хочется полагать, что речь идёт об одном и том же воине.
превью
Wallentin Goudes - четвёртый в списке лучников свиты канцлера Нормандии сэра Томаса Ху от 21 февраля 1447 г. (BNF, MS. Fr. 25777, no. 1777).
отсюда
Но давайте посмотрим на него непредвзято :)
скрытый текстВедь этот праздник имеет к нам, людям увлекающимся средневековой Англией, ее культурой, мышлением людей того времени, воссозданием их жизни, интересов и в том числе развлечений, самое непосредственное отношение.
До XIV века, судя по всему, святой Валентин никого особо не интересовал, и никаких романтических традиций вокруг него не было. И вполне вероятно, что подарила миру новый праздник именно Англия. А возможно даже лично Джеффри Чосер, написавший в честь помолвки короля Ричарда II в 1382 году поэму «Птичий парламент», где упомянул день святого Валентина как тот день, когда птицы находят себе пару:
For this was оn seynt Volantynys day
Whan euery bryd comyth there to chese his make.
Это, возможно, было распространенным народным поверьем, потому что этот же мотив встречается у другого поэта, Джона Гауэра. Хотя не факт, потому что Чосер и Гауэр были друзьями и без стеснения таскали идеи друг у друга.
Потом это же поверье насчет птиц и дня святого Валентина развивали еще двое поэтов из Савойи и Валенсии, правда первый из них, Отто III де Грандсон, был на службе у английского же короля, но зато французы утверждают, что именно он популяризовал эту идею за пределами Англии. А вот второй - Pere Aznar Pardo de la Casta, то ли губернатор Валенсии, то ли его сын (их звали одинаково), вроде бы с Англией не особо связан, поэтому мог написать свое стихотворение о дне святого Валентина самостоятельно. Поскольку датировка у его произведения довольно условная - конец XIV века - испанцы даже претендуют на то, что это он придумал день святого Валентина, а Чосер и остальные поэты уже только подхватили его идею.
Кстати, ни у одного из них точная дата не указывается, поэтому современные исследователи склоняются к тому, что поэты имели в виду другого святого Валентина, не февральского, а майского. С другой стороны, современникам было виднее, тем более что календарь в то время был юлианский, и тогдашнее 14 февраля, когда птички могли начинать петь и искать себе пару, приходилось (сюрприз) на современное 23 февраля.
Как бы то ни было, благодаря Чосеру, новому витку моды на куртуазность и Столетней войне, тесно связавшей английскую и французскую аристократию и богему, идею быстро подхватили и развили. Конкретно дата 14 февраля в качестве ежегодного праздника любви появилось в уставе Двора Любви, написанном при дворе французского короля Карла VI в 1400 году. Не факт, что его действительно сразу стали праздновать ежегодно, но в Двор Любви, этот неформальный клуб, входило около 950 человек, от самого короля до обычных горожан, так что популяризация была обеспечена. В уставе описываются пышные празднества, пиры, песенные и поэтические конкурсы, рыцарские турниры, танцы, и все это обязательно посвященное теме любви и оформленное соответствующей символикой. Правда, сам устав я к сожалению не видела, поэтому не могу точно сказать, упоминается ли в нем святой Валентин.
Зато вот знаменитый французский полководец и поэт Шарль Орлеанский, сидя в английском плену с 1415 по 1440 год, с большим интересом знакомился с английской поэзией (и даже написал некоторые стихи на английском языке). Взял ли он идею дня святого Валентина именно оттуда, или застал отголоски Двора Любви Карла VI (самому герцогу Орлеанскому в то время было только 6 лет), а может в высших кругах этот праздник уже стал традицией - непонятно. Но своей жене он из плена писал стихи и называл ее своей Валентиной.
Ну и наконец точное закрепление даты и праздника подтверждает письмо Марджери Брюс Джону Пастону, написанное в феврале 1476 года (иногда называют 1477 год), где она называет его своим Валентином. Марджери и Джон были представителями английского среднего класса, поэтому можно смело говорить о том, что праздник к тому времени был уже не элитным, а распространенным среди широких кругов населения. По крайней мере образованного.
Из любопытных деталей об упоминавшихся персонах:
* Король Ричард II и Анна Богемская, к помолвке которых была написана та самая поэма Чосера, жили в любви и согласии, после смерти Анны король очень горевал. А предположительная дата его смерти - 14 февраля (хотя есть и другие версии).
* Карл VI женился по собственному выбору, и первое время их брак с Изабеллой Баварской был счастливым, но потом король сошел с ума, стал агрессивным, и увы. Королева из страха за свою жизнь подложила ему фаворитку, Одетту де Шамдивер, и с ней король счастливо прожил еще 16 лет, хотя просветления у него случались все реже. Зато есть легенда, что именно они с Одеттой придумали карточные игры на сексуальные желания.
* Жена Шарля Орлеанского, Бонна, умерла за то время, что он сидел в тюрьме, и освободившись он женился снова. Зато на них можно полюбоваться - на знаменитой иллюстрации из Роскошного часослова герцога Беррийского изображена именно их помолвка.
* Марджери Брюс и Джон Пастон поженились и жили долго и счастливо.
отсюда
В дополнение
скрытый текстВчерашний пост в Архиве манускриптов натолкнул на мысль, что, несмотря на появление в позднесредневековое время первых "валентинок", вообще-то имя Валентин было довольно слабо распространено во Франции и Англии. И стало интересно, что знает база данных The Soldier in Later Medieval England о не-святых-Валентинах, служивших в XIV-XV вв. в армиях английских королей. При поиске по этому имени в базе, насчитывающей более 250 000 записей, нашлось всего 13 строк, которые, по-видимому, относятся к четырём (максимум, шести) людям.
- лучник Валентин Ремстон, состоявший в свите сэра Томаса де Пойнингса, в 1387 г. участвовал в морской экспедиции под командованием Ричарда ФицАлана, графа Арундела (TNA, E 101/40/33, m. 8, 23)
- Валентин Дюк служил в ноябре 1434 - январе 1435 гг. в качестве лучника в свите Джона Стэнло, генерального казначея Нормандии, а к марту 1435 г. стал латником в гарнизоне Аркура (AN, K 63/34/17).
- Валентин Дэвидсон в сентябре 1448 г. был лучником в гарнизоне Арфлёра под командованием Джона, лорда Толбота (BL, Add. Ch. 6989)
- Валентин Гуд или Гудс (Goud, Goudes) служил во Франции в 1441-1448 гг. причём под началом одного и того же капитана, сэра Томаса Ху. Сперва он был лучником в гарнизоне Манта (1441-1444 гг.) и принимал участие в попытках снабжать осаждённый Понтуаз в 1441 г. (BNF, Fr. 25776, nos. 1529, 1532, 1621, 1636). В 1447 г. он уже лучник в личной свите сэра Томаса, ставшего к тому времени канцлером Нормандии (BNF, Fr. 25777, nos. 1777, 1794). Наконец, в сентябре 1448 г. он снова в гарнизоне Манта, но уже как пеший латник (BNF, MS. Fr. 25778, no. 1826). На картинке его имя, записанное как Wallentin (а встречаются также варианты Valentin, Valentyn) идёт четвёртым в списке лучников.
Следует оговориться, что, возможно, в данном случае часть записей относятся к другим людям, поскольку в BNF Fr. 2577, no. 1532 фамилия Валентина записана как Gale, а в BNF Fr. 25776, no. 1621 как Jude. Это, кстати отличный повод заглянуть в оригинальные документы, как недавно описывалось в статье, поскольку данные в базу вбивали вполне живые и совсем не святые люди (не исключая вашего покорного слугу), и ошибки транскрипции порой встречаются, однако проверка показала, что здесь всё верно. И всё же, учитывая редкость имени и совпадение гарнизона и капитана, хочется полагать, что речь идёт об одном и том же воине.
превью
Wallentin Goudes - четвёртый в списке лучников свиты канцлера Нормандии сэра Томаса Ху от 21 февраля 1447 г. (BNF, MS. Fr. 25777, no. 1777).
отсюда
Рутьеры
Банды рутьеров во Франции конца XII – начала XIII века
Отсюда
«Фаланги Левиафана размножились сверх всякой меры и настолько усилились, что, ничего не страшась, живут и рыскают как враги Бога и народа, по провинциям и королевствам»
(«О развлечениях придворных». Готье Мап. Ок. 1180 года)
В Средневековье уровень военного насилия всегда был высоким. Это касалось не только действий со стороны феодалов и простых разбойников, но и профессиональных наемников. скрытый текстОднако были моменты, которые превращались в «пики» жестокости даже на этом неутешительном фоне. В истории Франции XII – XV веков было три периода, когда насилие над населением со стороны банд наемников стало серьезной проблемой: конец XII – начало XIII века, третья четверть XIV века (время «компаний»), период после Аррасского мира 1435 года. Причем самым затяжным и тяжелым психологически, хотя, наверное, не самым разрушительным, был именно первый из периодов. Мы оставим за рамками нашего разговора второй и третий периоды, относящиеся к Столетней войне, и частично поговорим о первом периоде и об ответной реакции властей, церкви и народа на эту ситуацию.
Военные действия в англо-французском регионе в XII веке, особенно во второй его половине, ознаменовались переходом к активному использованию наемников. Схожая ситуация была и в Священной Римской империи. Начиная с 50-х годов XII века можно говорить о наличии большого количества военных профессионалов-наемников на основных театрах боевых действий. Эти отряды активно использовали Генрих II, Ричард Львиное Сердце, Иоанн Безземельный, Людовик VII, Филипп Август, Фридрих Барбаросса. Не отставали от них и игроки рангом пониже.
Этих наемников называют в источниках по-разному, в основном по географическому признаку: геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски, мэнцы, германцы. Особо грозную и дурную славу приобрели брабансоны, то есть выходцы из Брабанта. Слово «брабансон» стало фактически нарицательным. Использовался также не совсем ясный общий термин сotherelli, появившийся в источниках еще в 1127 году с различными вариантами этимологии (производное от слов «couteau» - нож, «cottier» - бедный крестьянин, «coterie» - организация, секта, церковь или «coterel» – короткая кольчуга) и совсем редкое слово «триавердинцы», возможно, происходящее от thrialemello, в значении сильно (трижды) бронированный. Обобщающим термином для таких формирований было и слово «routier» (рутьер) от латинского ruttae. Это слово, появившееся в то время и происходящее от лат. rumpere, означало небольшой отряд, соединение. Термин routier применялся и в более поздний период. Кроме того, в ходу были слова типа «хищники», «разрушители», «грабители». Причины, по которым большие массы деклассированного народа превращались в наемников, лежат на поверхности: социальная ситуация в соответствующих регионах, постоянные разрушительные войны крупных феодалов и более мелкие частные войны. Эти столкновения с одной стороны заставляли людей сниматься с насиженных мест, а с другой предоставляли им возможность специфического военного заработка. Больше всего людей на рынок военных услуг поставляли три территории: Прованс, Пиренеи и Брабант-Фландрия-Геннегау. Это были или бедные горные районы, или перенаселенные.
Наемники (в большинстве своем пехотинцы, хотя встречались и конные отряды) быстро превращались в сплоченные и весьма боеспособные банды, кочевавшие с одного театра боевых действий на другой. Имена самых успешных командиров встречаются в источниках на протяжении долгих лет. Например, Гильом Камбрейский, бывший клирик из Брабанта, фигурирует в текстах с 1166 по 1177 год. В большинстве своем такие капитаны были выходцами из низших слоев общества. Из известных нам капитанов только один был знатного рода: это Вильгельм Ипрский, бастард графа де Лоос, капитан фламандских наемников и активный участник династической войны в Англии между Стефаном Блуасским и Матильдой. Но он действовал лет на десять раньше периода, о котором мы говорим. Единицам из командиров удавалось влиться в феодальную иерархию и стать хозяевами замков и даже бальи (Лобар, Меркадьер и особенно Ламбер Кадок). Однако рыцари и князья не забывали, что они были выскочками. В то же время реальная власть этих людей могла быть очень велика. Капитаны получали за свою кровавую работу большие деньги, не считая добычи от грабежа и бесчинств, когда им переставали платить.
Какова была численность наемников? Источники дают нам общие цифры: от 7000 до 17000 человек в 1183 году, когда костяк этих банд на юге Франции был уничтожен. Это вполне сопоставимо с войсками властей региона (!). Другое дело, что такие банды никогда не собирались вместе.
Историю брабансонов и им подобных можно поделить на две части: старшее поколение – многочисленное, действовавшее где-то до 1185 года, и младшее – более известное, но меньшее численностью и большей степени подконтрольное монархам. Нас интересует сейчас прежде всего первое поколение.
Начиная с 70-х годов XII века, «охотничьим раем» для брабансонов и прочих наемников стали земли запада Франции, особенно вольно они чувствовали себя к югу от Луары – в Аквитании. Как это случилось?
В 1166-1167 гг. в Италии войска наемников, приглашенных Фридрихом I Барбароссой, произвели сильное впечатление на европейских правителей. Брабансоны активно участвовали в боевых действиях, в том числе в разграблении Рима, и наводили ужас на население. Кстати, действовал там и вышеупомянутый Гильом Камбрейский. Чуть позже, уже во французском графство Шалон, брабансонов нанял граф Гильом I, который решил разгромить знаменитое аббатство Клюни – у светского владыки был застарелый конфликт с монахами. Город и монастырь так пострадали, что пришлось вмешаться Людовику VII. Король разорил в наказание земли графа и перевешал пойманных грабителей. Стало ясно, что вопрос с наемниками нужно урегулировать.
В итоге король Франции и император Священной Римской империи встретились 14 февраля 1171 года на границе своих земель между Тулем и Вокулёром и заключили договор. Оба отказывались от использования в случае войны брабансонов и сotherelli на землях между Парижем, рекой Рейн и Альпами. Исключение из договора составляли брабансоны, вступившие в брак с местными женщинами, и те, кто подписал пожизненный контракт с кем-то из местных феодалов. Остальные договоренности были аннулированы. В политической практике это означало, что Фридрих I будет активно использовать наемников против своих соперников – немецких князей и городов Италии, а Людовик VII – против Плантагенетов. Таким образом, значительная часть брабансонов переместилась на запад и юг Франции.
Туда же подтянулись их собратья из других регионов. Нанимателей всем хватало: продолжалось бесконечное противостояние Капетингов и Плантагенетов, шли внутрисемейные конфликты Плантагенетов, Сорокалетняя война и постоянные восстания баронов против герцога Аквитанского.
Мы не будем подробно рассматривать восстание сыновей Генриха II против отца в 1173 – 1174 годов, когда вспыхнула вся империя Плантагенетов. Оно достойно отдельного подробного рассказа. Ограничимся лишь замечанием, что обе стороны конфликта активно использовали наемников: король Генрих II – брабансонов и валлийцев, Генрих Молодой его братья и союзники – фламандцев. Добавим, что не все действия рутьеров остались без ответа: в августе 1173 года один из отрядов брабансонов, подчинявшихся королю Генриху II, был разбит при Сент-Жак-де-Беврон ополчением местных крестьян.
В дальнейшем основные события связаны с конфликтами аквитанских баронов между собой, их мятежами против Плантагенетов, попытками короля Генриха II и его сына Ричарда Львиное Сердце их усмирить и с новыми междоусобицами в королевском семействе. Следующее сообщение об использовании брабансонов приходится на 1176 год. В этот год сын графа Ангулема Вульгрин Тайлефер собрал большую банду наемников и вторгся в Пуату, пока граф Пуатье Ричард Львиное Сердце находился в Англии. Современники описывают взятые замки, разорение и обезлюдивание сельской местности, сожжение церквей и монастырей и прочее насилие над населением. Епископ Пуатье Иоанн собрал отовсюду войска, включая значительное количество наемников, во главе этих сил защиты встал Тибо Шабо, командующий рыцарями графа в его отсутствие. Ему удалось разбить Вульгрина при Барбезье, недалеко от Ангулема. Затем в Пуатье вернулся Ричард. Пообещав значительные награды, он собрал большое рыцарское войско и в последнюю неделю мая того же года разбил и захватил в плен Вульгрина и рассеял остатки его брабансонов. В том же году другой отряд брабансонов был уничтожен при Сен-Мегрен.
В апреле 1177 года от действий новых банд брабансонов и басков страдает уже Лимузен. Настоятель аббатства Сен-Марсиаль в Лиможе призывает народ к оружию. Его усилия поддерживают епископ Лиможа Геральд, виконт Адемар V Лиможский и еще несколько местных магнатов. 21 апреля 1177 года войска местной коалиции в пятичасовой битве у замка Бофор, занятого мародерами, разбивают и вырезают брабансонов, посланных Ричардом Львиное Сердце для разорения региона. По сообщениям источников погибло 2000 человек наемников, включая нонкомбатантов – женщин. Именно здесь окончил свои «подвиги» капитан брабансонов Гильом Камбрейский. Замок Бофор по этому случаю был переименован в Мальморт, что значит «плохая смерть». Однако это не означало устранения опасности. В тот же день новый лидер наемников - провансалец Лобар (в источниках также Лупациус), нанятый виконтом Тюрена Раймундом, захватил Сегюр и уничтожил его укрепления. У Лобара будет успешная карьера. Известно, что он все еще грабил маленькие города в 1181 в Лимузене, тогда уже под крылом виконта Вентадура. Никуда не подевались с юга Франции и гости из-за Пиренеев, во многом действовавшие как рука короля Арагона в регионе.
Все эти события не могли не обеспокоить Церковь, которая, как мы видим, участвовала в сопротивлении. Духовенство страдало от действий банд едва ли не больше всех, будучи уязвимее, чем рыцари, и богаче, чем горожане и крестьяне. Если верить хронисту Ригору, злодеи испытывали особые чувства к представителям Церкви: «Они называли их в шутку певчими и говорили им: "Ну же, певчие, затягивайте свои песни!", и тут же осыпали их оплеухами и ударами хлыста. Некоторые, избитые бичом, умирали, другие же избегали пыток в течение долгого пленения, только платя выкуп. Сии демоны топтали ногами священные гостии, а из алтарных покровов делали плащи для своих сожительниц».
Однако почти все, что могла сделать Церковь, – предать мучителей и их пособников анафеме вместе с еретиками из Альби и арбалетчиками. Постановление Третьего Латеранского собора 1179 года (двадцать седьмое каноническое правило собора) гласит: «Что касается брабансонов, арагонцев, наваррцев, басков и травердинцев, которые ведут себя столь жестоко с верными, не щадят ни церквей, ни монастырей, ни вдов, ни сирот, ни стариков, ни детей, невзирая на пол и возраст, а подобные язычникам разоряют и уничтожают все, мы подобным же образом приказали, что, те, кто возьмут их или продолжат содержать их на жалованье или будут защищать их в стране, где они показывают свою ярость, будут публично объявлены отлученными от Церкви все воскресенья и все торжественные праздники, что подвергает их такому же приговору и такому же наказанию, что и уже названных еретиков; они не могут быть допущены к церковному причастию, если прежде не отрекутся от своих грязных связей. Более того, мы им приказываем, как и всем верным, противодействовать всеми их силами этим несчастьям и защищать с оружием в руках христианские народы. Пусть имущество этих разбойников будет конфисковано, пусть будет дозволено князьям обращать их в рабство».
В добавление к этому архиепископ Нарбонны Понс повелел аббатам и священникам своего диоцеза отлучать от церкви всех иностранных солдат, как и их нанимателей – князей, шатленов и рыцарей. Более того (и это редкий случай), Понс открыто назвал имена виновных: граф Раймунд Тулузский, Рожер, виконт Безье, Бернар, виконт Нима, и уже упоминавшийся Лобар, сеньор Терразона. Надо, впрочем, заметить, что кое-кто из клириков не стеснялся использовать анафематствуемых наемников в своих целях. В том же 1179 году это делал архиепископ Кёльна, правда, на другом театре боевых действий – в Германии.
скрытый текстВозвращаясь во Францию, отметим, что решить проблему с рутьеров было нелегко: крупные феодалы, убедившись в эффективности наемников, активно пользовались их услугами. Прекратить это было невозможно: кто и как мог воспрепятствовать, например, одному из Плантагенетов? В том же 1179 году Ричард Львиное Сердце нанял смешанное войско из брабансонов, басков и наваррцев, чтобы вновь разобраться с Вульгрином Ангулемским и его союзником Жоффруа де Ранконом. Наемники прекрасно проявили себя в осадной войне. Ричард смог изолировать цитадель Понса, а затем за три дня взять неприступный замок Тайбур. Эта победа создала репутацию 21-летнему герцогу Аквитанскому, графу Пуатье. Мятежные бароны склонились перед ним. В конце сезона Ричард распустил наемные войска и уехал в Англию к отцу, Генриху II. В его отсутствие наемники отпраздновали свои победы, разграбив пригороды Бордо.
Неудивительно, что в начале 1180-х годов уровень военной активности наемников на юге Франции достиг своего пика. Этому способствовали и местные конфликты, и политика нового короля Франции Филиппа II Августа, который использовал наемные мечи гораздо активнее отца и успешно вмешивался в конфликты в семье Плантагенетов. Бесчинства банд не оставили равнодушным Ричарда Львиное Сердце. В 1182 году у Экса на реке Вьенна он блокировал и разгромил силы басков под командованием Гильома Аларда, нанятого вечно бунтующими ангулемскими баронами. С пленными он поступил безжалостно: часть утопил в реке, часть изрубил, а восемьдесят человек ослепил и отпустил, чтобы они донесли вести до своих краев. Молодой герцог не терпел банд на своей территории, – кроме своих собственных рутьеров, естественно. Но на место старых капитанов прибывали новые. В феврале 1183 года виконты Адемар Лиможский и Раймунд Тюренский нашли двух новых командиров - Санчо де Саваньяка, вероятно, гасконца, и Курбарана, о котором известно лишь то, что он выдавал себя за благородного. Эти силы заняли Лимож, а затем под руководством виконта Адемара за три дня заставили капитулировать город Пьер-Буфер: правитель города сдался и вывесил на башнях знамена короля Генриха II, виконта Адемара и Курбарана. Затем Санчо де Саваньяк и Курбаран атаковали Бриуд.
«Война братьев» 1182–1183 годов, разразившаяся после очередного замирения в семействе Плантагенетов, тоже не обошлась без действий наемников. Тогда за власть над Аквитанией схватились Ричард Львиное Сердце и его старший брат Генрих Молодой, номинальный соправитель короля Англии. Первого поддерживал король Генрих II, а второго – еще один брат-Плантагенет, герцог Бретонский Жоффруа, король Франции Филипп Август, граф Тулузы, герцог Бургундии и местные бароны. Король Франции отправил на помощь старшему из сыновей короля Англии большое войско наемников, которых источники называют palearii, вероятно, из-за соломинок на их головных уборах.
Проходя мимо города Ноайе в Пуату, эта банда уничтожила его по любопытному поводу. Местные жители обладали чувством юмора, но не рассудительностью. В ответ на просьбу остановиться на постой, они напомнили наемникам о судьбе их коллег при замке Мальморт в 1177 году и предложили убраться подальше. Результат был предсказуем – начался штурм города. Только при самой обороне погибли 153 человека. Palearii взяли бург, разграбили аббатство Брантом и, отягощенные добычей, двинулись дальше. Оставшиеся в живых жители и монахи разбежались по округе и распространили горестный рассказ об этих событиях. Оставив за собой кровавый след, эти рутьеры прибыли в Лимож, где их ждали Генрих Молодой и Адемар Лиможский, уже собравшие также войска басков и брабансонов. Еще один отряд брабансонов на помощь брату вел Жоффруа Бретонский. К несчастью для Генриха Молодого, его финансовые возможности не соответствовали амбициям. Не в силах заплатить наемникам напрямую, он вначале взял ссуду у горожан Лиможа, а затем, когда деньги быстро кончились, позволил наемникам разграбить церковные богатства, включая аббатство Сен-Марсиаль в Лиможе, монастырь Грандмон в диоцезе Лиможа, аббатство Ла Куронь в диоцезе Ангулема и храм в Рокамадуре. Дальнейшее разграбление территории остановили болезнь и внезапная смерть Генриха Молодого в первые недели июня 1183 года. Хронист Жоффруа де Вижуа (наш основной источник по событиям на юге Франции) даже не рассматривает другие варианты объяснений этого события кроме руки Господа. Этот поворот событий убрал с игровой доски центр притяжения наемников в регионе – Генриха Молодого, и частично разрешил кризис. Впрочем, местные бароны при поддержке наемников и внешних сил продолжали борьбу еще некоторое время.
Многие капитаны наемников и их люди встретили свой конец в 1182 –1185 годах. В итоге их активность снизилась. Они погибли не только от рук официальных властей. Казалось, вернулись времена движения Божьего мира. Против банд поднялись народные коалиции в основном из горожан и рыцарей. Эти коалиции назывались «братства мира». Данное движение распространилось широко, особенно на юге Франции, и было довольно эффективно, хотя продлилось всего несколько лет. Сердцем движения «братств мира» было движение «капюшонников» из Ле Пюи. О нем мы поговорим отдельно.
скрытый текстВ 1183 году в Берри погибли все palearii. Возможно, они отступили туда, спасаясь от преследований со стороны Ричарда Львиное Сердце. Paciferi, то есть «миротворцы», вероятнее всего, «капюшонники», окружили их 20 июля при Дун-ле-Руа недалеко от города Бурж. Победа была быстрой и полной. Погибших наемников было столько, что для их погребения вопреки обычной христианской традиции сложили гигантский костер. Хронист Жоффруа де Вижуа, описывая это, не преминул привести параллель с участью грешников в аду. Спустя двадцать дней после этой резни 10 августа в засаду войск то ли Ричарда Львиное Сердце, то ли короля Генриха II в Руэрге попал Курбаран. Его повесили вместе с пятьюдесятью сообщниками. В этот же день отряд рутьеров, засевший в городе Шатонеф-сюр-Шер, столкнулся с «братством мира», и от меча погиб еще один капитан наемников – Раймонд ле Бран, дядя упоминавшегося выше Гильома Аларда, убитого за год до того Ричардом Львиное Сердце. В том же году в Оверни «братство мира», на этот раз состоявшее из местной знати под командованием графа Роберта IV, наконец, накрыло банду брабансонов численностью в 3000 человек, терроризировавшую регион в течение нескольких лет, и уничтожило их всех. Хотя характерное сообщение об отсутствии потерь у победителей, конечно, не соответствует действительности.
Однако не все капитаны встретили свою судьбу. Санчо де Саваньяк, потеряв своего союзника Курбарана, объединил усилия с Лобаром. Вместе ветераны, впечатленные действиями Ричарда Львиное Сердце и «братств мира», покинули земли свирепого герцога Аквитании и отступили в Прованс. По дороге, впрочем, они разграбили Эксиден и в начале 1184 года отобрали у монастыря Геральда Орильякского 25 000 су. Они вновь станут появляться лишь после того, как молодой граф Тулузский Раймунд VI примет их на службу, и будут тревожить Аквитанию молниеносными рейдами. И все же время старых волков уходило. Наступало время новых банд рутьеров – менее многочисленных, и новых капитанов – не менее жестоких, но более управляемых. Лидерами нового, второго поколения станут цепные псы королей - в 1182 году взошла звезда Меркадьера.
Примечания
Аррасский мир — соглашение, заключённое 20 сентября 1435 года между королём Франции Карлом VII и Филиппом III Бургундским в ходе Столетней войны.
Бальи́ (фр. bailli) — средневековой Франции представитель короля или сеньора, управлявший областью, называемой бальяжем, в которой представлял административную, судебную и военную власть.
Сорокалетняя война – в 1159-1196 годах серия конфликтов между Плантагенетами и графами Тулузы (Тулузский дом – Раймундиды).
Го́стия (хо́стия, о́штия, происходит от лат. hostia — «жертва») — евхаристический хлеб в католицизме латинского обряда, а также англиканстве и ряде других протестантских церквей. Используется во время литургии для таинства Евхаристии.
Арбалет - Церковь считала арбалет слишком жестоким оружием и выступала против его применения в войнах с христианами.
Диоцез (лат. dioecesis) — церковно-административная территориальная единица в католической, англиканской и некоторых протестантских церквях, во главе которой стоит архиерей (епископ или архиепископ).
Божий мир – духовное и социальное движение X – XI веков организованное Католической церковью и поддержанное светскими властями. Его целью было принести умиротворение Христианскому миру и ограничить применение насилия в обществе.
Библиография
скрытый текстHercules Géraud. Les Routiers au douzième siècle. In: Bibliothèque de l'école des chartes. 1842, tome 3. pp. 125-147
J. F Verbruggen. The Art of Warfare in Western Europe During the Middle Ages From the Eighth Century to 1340. 1997.
Jacques Boussard. Les mercenaires au XIIe siècle: Henri II Plantegenet et les origines de l'armée de métier. In: Bibliothèquede l'école des chartes. 1946, tome 106, livraison 2. pp. 189-224;
John France. A changing balance: cavalry and infantry, 1000-1300/ Revista de Historia de ideas vol.30. 2009.
John France. Capuchins and Crusaders: Southern Gaule in the XII century./ Reading Medieval Studies,36 (2010), p. 77 – 93.
John France. Mercenaries and Capuchins in Southern France in Late Twelfth Century. / Shipping, Trade and Crusade in the Medieval Mediterranean. 2016. p. 289 – 317.
John France. Peoples against Mercenaries: Capuchins in Southern Gaul / Journal of Medieval Military History. VIII. 2010. p. 1 – 23.
John France. Western Warfare in Age of Crusades 1000 – 1300. 1999.
Matthew Strickland. Henry the Young King. 2016.
Perrel J. Une révolution populaire au Moyen-Âge: le mouvement des Capuchonnés du Puy (1182-1184): in Cahiers de la Haute-Loire 1977, Le Puy-en-Velay, Cahiers de la Haute-Loire, 1977.
Steven Wayne Isaac. Down upon the fold: Mercenaries in the XII century. 1998.
Ашиль Люшер. Французское общество времен Филиппа Августа. СПб. 1999.
Жорж Дюби. Трехчастная модель, или Представления Средневекового общества о самом себе. М. 2000.
Филипп Контамин. Война в Средние века. СПб. 2001.
Отсюда
«Фаланги Левиафана размножились сверх всякой меры и настолько усилились, что, ничего не страшась, живут и рыскают как враги Бога и народа, по провинциям и королевствам»
(«О развлечениях придворных». Готье Мап. Ок. 1180 года)
В Средневековье уровень военного насилия всегда был высоким. Это касалось не только действий со стороны феодалов и простых разбойников, но и профессиональных наемников. скрытый текстОднако были моменты, которые превращались в «пики» жестокости даже на этом неутешительном фоне. В истории Франции XII – XV веков было три периода, когда насилие над населением со стороны банд наемников стало серьезной проблемой: конец XII – начало XIII века, третья четверть XIV века (время «компаний»), период после Аррасского мира 1435 года. Причем самым затяжным и тяжелым психологически, хотя, наверное, не самым разрушительным, был именно первый из периодов. Мы оставим за рамками нашего разговора второй и третий периоды, относящиеся к Столетней войне, и частично поговорим о первом периоде и об ответной реакции властей, церкви и народа на эту ситуацию.
Военные действия в англо-французском регионе в XII веке, особенно во второй его половине, ознаменовались переходом к активному использованию наемников. Схожая ситуация была и в Священной Римской империи. Начиная с 50-х годов XII века можно говорить о наличии большого количества военных профессионалов-наемников на основных театрах боевых действий. Эти отряды активно использовали Генрих II, Ричард Львиное Сердце, Иоанн Безземельный, Людовик VII, Филипп Август, Фридрих Барбаросса. Не отставали от них и игроки рангом пониже.
Этих наемников называют в источниках по-разному, в основном по географическому признаку: геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски, мэнцы, германцы. Особо грозную и дурную славу приобрели брабансоны, то есть выходцы из Брабанта. Слово «брабансон» стало фактически нарицательным. Использовался также не совсем ясный общий термин сotherelli, появившийся в источниках еще в 1127 году с различными вариантами этимологии (производное от слов «couteau» - нож, «cottier» - бедный крестьянин, «coterie» - организация, секта, церковь или «coterel» – короткая кольчуга) и совсем редкое слово «триавердинцы», возможно, происходящее от thrialemello, в значении сильно (трижды) бронированный. Обобщающим термином для таких формирований было и слово «routier» (рутьер) от латинского ruttae. Это слово, появившееся в то время и происходящее от лат. rumpere, означало небольшой отряд, соединение. Термин routier применялся и в более поздний период. Кроме того, в ходу были слова типа «хищники», «разрушители», «грабители». Причины, по которым большие массы деклассированного народа превращались в наемников, лежат на поверхности: социальная ситуация в соответствующих регионах, постоянные разрушительные войны крупных феодалов и более мелкие частные войны. Эти столкновения с одной стороны заставляли людей сниматься с насиженных мест, а с другой предоставляли им возможность специфического военного заработка. Больше всего людей на рынок военных услуг поставляли три территории: Прованс, Пиренеи и Брабант-Фландрия-Геннегау. Это были или бедные горные районы, или перенаселенные.
Наемники (в большинстве своем пехотинцы, хотя встречались и конные отряды) быстро превращались в сплоченные и весьма боеспособные банды, кочевавшие с одного театра боевых действий на другой. Имена самых успешных командиров встречаются в источниках на протяжении долгих лет. Например, Гильом Камбрейский, бывший клирик из Брабанта, фигурирует в текстах с 1166 по 1177 год. В большинстве своем такие капитаны были выходцами из низших слоев общества. Из известных нам капитанов только один был знатного рода: это Вильгельм Ипрский, бастард графа де Лоос, капитан фламандских наемников и активный участник династической войны в Англии между Стефаном Блуасским и Матильдой. Но он действовал лет на десять раньше периода, о котором мы говорим. Единицам из командиров удавалось влиться в феодальную иерархию и стать хозяевами замков и даже бальи (Лобар, Меркадьер и особенно Ламбер Кадок). Однако рыцари и князья не забывали, что они были выскочками. В то же время реальная власть этих людей могла быть очень велика. Капитаны получали за свою кровавую работу большие деньги, не считая добычи от грабежа и бесчинств, когда им переставали платить.
Какова была численность наемников? Источники дают нам общие цифры: от 7000 до 17000 человек в 1183 году, когда костяк этих банд на юге Франции был уничтожен. Это вполне сопоставимо с войсками властей региона (!). Другое дело, что такие банды никогда не собирались вместе.
Историю брабансонов и им подобных можно поделить на две части: старшее поколение – многочисленное, действовавшее где-то до 1185 года, и младшее – более известное, но меньшее численностью и большей степени подконтрольное монархам. Нас интересует сейчас прежде всего первое поколение.
Начиная с 70-х годов XII века, «охотничьим раем» для брабансонов и прочих наемников стали земли запада Франции, особенно вольно они чувствовали себя к югу от Луары – в Аквитании. Как это случилось?
В 1166-1167 гг. в Италии войска наемников, приглашенных Фридрихом I Барбароссой, произвели сильное впечатление на европейских правителей. Брабансоны активно участвовали в боевых действиях, в том числе в разграблении Рима, и наводили ужас на население. Кстати, действовал там и вышеупомянутый Гильом Камбрейский. Чуть позже, уже во французском графство Шалон, брабансонов нанял граф Гильом I, который решил разгромить знаменитое аббатство Клюни – у светского владыки был застарелый конфликт с монахами. Город и монастырь так пострадали, что пришлось вмешаться Людовику VII. Король разорил в наказание земли графа и перевешал пойманных грабителей. Стало ясно, что вопрос с наемниками нужно урегулировать.
В итоге король Франции и император Священной Римской империи встретились 14 февраля 1171 года на границе своих земель между Тулем и Вокулёром и заключили договор. Оба отказывались от использования в случае войны брабансонов и сotherelli на землях между Парижем, рекой Рейн и Альпами. Исключение из договора составляли брабансоны, вступившие в брак с местными женщинами, и те, кто подписал пожизненный контракт с кем-то из местных феодалов. Остальные договоренности были аннулированы. В политической практике это означало, что Фридрих I будет активно использовать наемников против своих соперников – немецких князей и городов Италии, а Людовик VII – против Плантагенетов. Таким образом, значительная часть брабансонов переместилась на запад и юг Франции.
Туда же подтянулись их собратья из других регионов. Нанимателей всем хватало: продолжалось бесконечное противостояние Капетингов и Плантагенетов, шли внутрисемейные конфликты Плантагенетов, Сорокалетняя война и постоянные восстания баронов против герцога Аквитанского.
Мы не будем подробно рассматривать восстание сыновей Генриха II против отца в 1173 – 1174 годов, когда вспыхнула вся империя Плантагенетов. Оно достойно отдельного подробного рассказа. Ограничимся лишь замечанием, что обе стороны конфликта активно использовали наемников: король Генрих II – брабансонов и валлийцев, Генрих Молодой его братья и союзники – фламандцев. Добавим, что не все действия рутьеров остались без ответа: в августе 1173 года один из отрядов брабансонов, подчинявшихся королю Генриху II, был разбит при Сент-Жак-де-Беврон ополчением местных крестьян.
В дальнейшем основные события связаны с конфликтами аквитанских баронов между собой, их мятежами против Плантагенетов, попытками короля Генриха II и его сына Ричарда Львиное Сердце их усмирить и с новыми междоусобицами в королевском семействе. Следующее сообщение об использовании брабансонов приходится на 1176 год. В этот год сын графа Ангулема Вульгрин Тайлефер собрал большую банду наемников и вторгся в Пуату, пока граф Пуатье Ричард Львиное Сердце находился в Англии. Современники описывают взятые замки, разорение и обезлюдивание сельской местности, сожжение церквей и монастырей и прочее насилие над населением. Епископ Пуатье Иоанн собрал отовсюду войска, включая значительное количество наемников, во главе этих сил защиты встал Тибо Шабо, командующий рыцарями графа в его отсутствие. Ему удалось разбить Вульгрина при Барбезье, недалеко от Ангулема. Затем в Пуатье вернулся Ричард. Пообещав значительные награды, он собрал большое рыцарское войско и в последнюю неделю мая того же года разбил и захватил в плен Вульгрина и рассеял остатки его брабансонов. В том же году другой отряд брабансонов был уничтожен при Сен-Мегрен.
В апреле 1177 года от действий новых банд брабансонов и басков страдает уже Лимузен. Настоятель аббатства Сен-Марсиаль в Лиможе призывает народ к оружию. Его усилия поддерживают епископ Лиможа Геральд, виконт Адемар V Лиможский и еще несколько местных магнатов. 21 апреля 1177 года войска местной коалиции в пятичасовой битве у замка Бофор, занятого мародерами, разбивают и вырезают брабансонов, посланных Ричардом Львиное Сердце для разорения региона. По сообщениям источников погибло 2000 человек наемников, включая нонкомбатантов – женщин. Именно здесь окончил свои «подвиги» капитан брабансонов Гильом Камбрейский. Замок Бофор по этому случаю был переименован в Мальморт, что значит «плохая смерть». Однако это не означало устранения опасности. В тот же день новый лидер наемников - провансалец Лобар (в источниках также Лупациус), нанятый виконтом Тюрена Раймундом, захватил Сегюр и уничтожил его укрепления. У Лобара будет успешная карьера. Известно, что он все еще грабил маленькие города в 1181 в Лимузене, тогда уже под крылом виконта Вентадура. Никуда не подевались с юга Франции и гости из-за Пиренеев, во многом действовавшие как рука короля Арагона в регионе.
Все эти события не могли не обеспокоить Церковь, которая, как мы видим, участвовала в сопротивлении. Духовенство страдало от действий банд едва ли не больше всех, будучи уязвимее, чем рыцари, и богаче, чем горожане и крестьяне. Если верить хронисту Ригору, злодеи испытывали особые чувства к представителям Церкви: «Они называли их в шутку певчими и говорили им: "Ну же, певчие, затягивайте свои песни!", и тут же осыпали их оплеухами и ударами хлыста. Некоторые, избитые бичом, умирали, другие же избегали пыток в течение долгого пленения, только платя выкуп. Сии демоны топтали ногами священные гостии, а из алтарных покровов делали плащи для своих сожительниц».
Однако почти все, что могла сделать Церковь, – предать мучителей и их пособников анафеме вместе с еретиками из Альби и арбалетчиками. Постановление Третьего Латеранского собора 1179 года (двадцать седьмое каноническое правило собора) гласит: «Что касается брабансонов, арагонцев, наваррцев, басков и травердинцев, которые ведут себя столь жестоко с верными, не щадят ни церквей, ни монастырей, ни вдов, ни сирот, ни стариков, ни детей, невзирая на пол и возраст, а подобные язычникам разоряют и уничтожают все, мы подобным же образом приказали, что, те, кто возьмут их или продолжат содержать их на жалованье или будут защищать их в стране, где они показывают свою ярость, будут публично объявлены отлученными от Церкви все воскресенья и все торжественные праздники, что подвергает их такому же приговору и такому же наказанию, что и уже названных еретиков; они не могут быть допущены к церковному причастию, если прежде не отрекутся от своих грязных связей. Более того, мы им приказываем, как и всем верным, противодействовать всеми их силами этим несчастьям и защищать с оружием в руках христианские народы. Пусть имущество этих разбойников будет конфисковано, пусть будет дозволено князьям обращать их в рабство».
В добавление к этому архиепископ Нарбонны Понс повелел аббатам и священникам своего диоцеза отлучать от церкви всех иностранных солдат, как и их нанимателей – князей, шатленов и рыцарей. Более того (и это редкий случай), Понс открыто назвал имена виновных: граф Раймунд Тулузский, Рожер, виконт Безье, Бернар, виконт Нима, и уже упоминавшийся Лобар, сеньор Терразона. Надо, впрочем, заметить, что кое-кто из клириков не стеснялся использовать анафематствуемых наемников в своих целях. В том же 1179 году это делал архиепископ Кёльна, правда, на другом театре боевых действий – в Германии.
скрытый текстВозвращаясь во Францию, отметим, что решить проблему с рутьеров было нелегко: крупные феодалы, убедившись в эффективности наемников, активно пользовались их услугами. Прекратить это было невозможно: кто и как мог воспрепятствовать, например, одному из Плантагенетов? В том же 1179 году Ричард Львиное Сердце нанял смешанное войско из брабансонов, басков и наваррцев, чтобы вновь разобраться с Вульгрином Ангулемским и его союзником Жоффруа де Ранконом. Наемники прекрасно проявили себя в осадной войне. Ричард смог изолировать цитадель Понса, а затем за три дня взять неприступный замок Тайбур. Эта победа создала репутацию 21-летнему герцогу Аквитанскому, графу Пуатье. Мятежные бароны склонились перед ним. В конце сезона Ричард распустил наемные войска и уехал в Англию к отцу, Генриху II. В его отсутствие наемники отпраздновали свои победы, разграбив пригороды Бордо.
Неудивительно, что в начале 1180-х годов уровень военной активности наемников на юге Франции достиг своего пика. Этому способствовали и местные конфликты, и политика нового короля Франции Филиппа II Августа, который использовал наемные мечи гораздо активнее отца и успешно вмешивался в конфликты в семье Плантагенетов. Бесчинства банд не оставили равнодушным Ричарда Львиное Сердце. В 1182 году у Экса на реке Вьенна он блокировал и разгромил силы басков под командованием Гильома Аларда, нанятого вечно бунтующими ангулемскими баронами. С пленными он поступил безжалостно: часть утопил в реке, часть изрубил, а восемьдесят человек ослепил и отпустил, чтобы они донесли вести до своих краев. Молодой герцог не терпел банд на своей территории, – кроме своих собственных рутьеров, естественно. Но на место старых капитанов прибывали новые. В феврале 1183 года виконты Адемар Лиможский и Раймунд Тюренский нашли двух новых командиров - Санчо де Саваньяка, вероятно, гасконца, и Курбарана, о котором известно лишь то, что он выдавал себя за благородного. Эти силы заняли Лимож, а затем под руководством виконта Адемара за три дня заставили капитулировать город Пьер-Буфер: правитель города сдался и вывесил на башнях знамена короля Генриха II, виконта Адемара и Курбарана. Затем Санчо де Саваньяк и Курбаран атаковали Бриуд.
«Война братьев» 1182–1183 годов, разразившаяся после очередного замирения в семействе Плантагенетов, тоже не обошлась без действий наемников. Тогда за власть над Аквитанией схватились Ричард Львиное Сердце и его старший брат Генрих Молодой, номинальный соправитель короля Англии. Первого поддерживал король Генрих II, а второго – еще один брат-Плантагенет, герцог Бретонский Жоффруа, король Франции Филипп Август, граф Тулузы, герцог Бургундии и местные бароны. Король Франции отправил на помощь старшему из сыновей короля Англии большое войско наемников, которых источники называют palearii, вероятно, из-за соломинок на их головных уборах.
Проходя мимо города Ноайе в Пуату, эта банда уничтожила его по любопытному поводу. Местные жители обладали чувством юмора, но не рассудительностью. В ответ на просьбу остановиться на постой, они напомнили наемникам о судьбе их коллег при замке Мальморт в 1177 году и предложили убраться подальше. Результат был предсказуем – начался штурм города. Только при самой обороне погибли 153 человека. Palearii взяли бург, разграбили аббатство Брантом и, отягощенные добычей, двинулись дальше. Оставшиеся в живых жители и монахи разбежались по округе и распространили горестный рассказ об этих событиях. Оставив за собой кровавый след, эти рутьеры прибыли в Лимож, где их ждали Генрих Молодой и Адемар Лиможский, уже собравшие также войска басков и брабансонов. Еще один отряд брабансонов на помощь брату вел Жоффруа Бретонский. К несчастью для Генриха Молодого, его финансовые возможности не соответствовали амбициям. Не в силах заплатить наемникам напрямую, он вначале взял ссуду у горожан Лиможа, а затем, когда деньги быстро кончились, позволил наемникам разграбить церковные богатства, включая аббатство Сен-Марсиаль в Лиможе, монастырь Грандмон в диоцезе Лиможа, аббатство Ла Куронь в диоцезе Ангулема и храм в Рокамадуре. Дальнейшее разграбление территории остановили болезнь и внезапная смерть Генриха Молодого в первые недели июня 1183 года. Хронист Жоффруа де Вижуа (наш основной источник по событиям на юге Франции) даже не рассматривает другие варианты объяснений этого события кроме руки Господа. Этот поворот событий убрал с игровой доски центр притяжения наемников в регионе – Генриха Молодого, и частично разрешил кризис. Впрочем, местные бароны при поддержке наемников и внешних сил продолжали борьбу еще некоторое время.
Многие капитаны наемников и их люди встретили свой конец в 1182 –1185 годах. В итоге их активность снизилась. Они погибли не только от рук официальных властей. Казалось, вернулись времена движения Божьего мира. Против банд поднялись народные коалиции в основном из горожан и рыцарей. Эти коалиции назывались «братства мира». Данное движение распространилось широко, особенно на юге Франции, и было довольно эффективно, хотя продлилось всего несколько лет. Сердцем движения «братств мира» было движение «капюшонников» из Ле Пюи. О нем мы поговорим отдельно.
скрытый текстВ 1183 году в Берри погибли все palearii. Возможно, они отступили туда, спасаясь от преследований со стороны Ричарда Львиное Сердце. Paciferi, то есть «миротворцы», вероятнее всего, «капюшонники», окружили их 20 июля при Дун-ле-Руа недалеко от города Бурж. Победа была быстрой и полной. Погибших наемников было столько, что для их погребения вопреки обычной христианской традиции сложили гигантский костер. Хронист Жоффруа де Вижуа, описывая это, не преминул привести параллель с участью грешников в аду. Спустя двадцать дней после этой резни 10 августа в засаду войск то ли Ричарда Львиное Сердце, то ли короля Генриха II в Руэрге попал Курбаран. Его повесили вместе с пятьюдесятью сообщниками. В этот же день отряд рутьеров, засевший в городе Шатонеф-сюр-Шер, столкнулся с «братством мира», и от меча погиб еще один капитан наемников – Раймонд ле Бран, дядя упоминавшегося выше Гильома Аларда, убитого за год до того Ричардом Львиное Сердце. В том же году в Оверни «братство мира», на этот раз состоявшее из местной знати под командованием графа Роберта IV, наконец, накрыло банду брабансонов численностью в 3000 человек, терроризировавшую регион в течение нескольких лет, и уничтожило их всех. Хотя характерное сообщение об отсутствии потерь у победителей, конечно, не соответствует действительности.
Однако не все капитаны встретили свою судьбу. Санчо де Саваньяк, потеряв своего союзника Курбарана, объединил усилия с Лобаром. Вместе ветераны, впечатленные действиями Ричарда Львиное Сердце и «братств мира», покинули земли свирепого герцога Аквитании и отступили в Прованс. По дороге, впрочем, они разграбили Эксиден и в начале 1184 года отобрали у монастыря Геральда Орильякского 25 000 су. Они вновь станут появляться лишь после того, как молодой граф Тулузский Раймунд VI примет их на службу, и будут тревожить Аквитанию молниеносными рейдами. И все же время старых волков уходило. Наступало время новых банд рутьеров – менее многочисленных, и новых капитанов – не менее жестоких, но более управляемых. Лидерами нового, второго поколения станут цепные псы королей - в 1182 году взошла звезда Меркадьера.
Примечания
Аррасский мир — соглашение, заключённое 20 сентября 1435 года между королём Франции Карлом VII и Филиппом III Бургундским в ходе Столетней войны.
Бальи́ (фр. bailli) — средневековой Франции представитель короля или сеньора, управлявший областью, называемой бальяжем, в которой представлял административную, судебную и военную власть.
Сорокалетняя война – в 1159-1196 годах серия конфликтов между Плантагенетами и графами Тулузы (Тулузский дом – Раймундиды).
Го́стия (хо́стия, о́штия, происходит от лат. hostia — «жертва») — евхаристический хлеб в католицизме латинского обряда, а также англиканстве и ряде других протестантских церквей. Используется во время литургии для таинства Евхаристии.
Арбалет - Церковь считала арбалет слишком жестоким оружием и выступала против его применения в войнах с христианами.
Диоцез (лат. dioecesis) — церковно-административная территориальная единица в католической, англиканской и некоторых протестантских церквях, во главе которой стоит архиерей (епископ или архиепископ).
Божий мир – духовное и социальное движение X – XI веков организованное Католической церковью и поддержанное светскими властями. Его целью было принести умиротворение Христианскому миру и ограничить применение насилия в обществе.
Библиография
скрытый текстHercules Géraud. Les Routiers au douzième siècle. In: Bibliothèque de l'école des chartes. 1842, tome 3. pp. 125-147
J. F Verbruggen. The Art of Warfare in Western Europe During the Middle Ages From the Eighth Century to 1340. 1997.
Jacques Boussard. Les mercenaires au XIIe siècle: Henri II Plantegenet et les origines de l'armée de métier. In: Bibliothèquede l'école des chartes. 1946, tome 106, livraison 2. pp. 189-224;
John France. A changing balance: cavalry and infantry, 1000-1300/ Revista de Historia de ideas vol.30. 2009.
John France. Capuchins and Crusaders: Southern Gaule in the XII century./ Reading Medieval Studies,36 (2010), p. 77 – 93.
John France. Mercenaries and Capuchins in Southern France in Late Twelfth Century. / Shipping, Trade and Crusade in the Medieval Mediterranean. 2016. p. 289 – 317.
John France. Peoples against Mercenaries: Capuchins in Southern Gaul / Journal of Medieval Military History. VIII. 2010. p. 1 – 23.
John France. Western Warfare in Age of Crusades 1000 – 1300. 1999.
Matthew Strickland. Henry the Young King. 2016.
Perrel J. Une révolution populaire au Moyen-Âge: le mouvement des Capuchonnés du Puy (1182-1184): in Cahiers de la Haute-Loire 1977, Le Puy-en-Velay, Cahiers de la Haute-Loire, 1977.
Steven Wayne Isaac. Down upon the fold: Mercenaries in the XII century. 1998.
Ашиль Люшер. Французское общество времен Филиппа Августа. СПб. 1999.
Жорж Дюби. Трехчастная модель, или Представления Средневекового общества о самом себе. М. 2000.
Филипп Контамин. Война в Средние века. СПб. 2001.
Помилование Жиле де Луантрена
Потащено отсюда
Знаете, за что я люблю грамоты о помиловании? Во-первых, за ситуации класса "и это у них прокатило не на ролёвке". Во-вторых, за то, что даже самые удивительные истории обязательно заканчиваются хорошо, это же всё-таки помилование. Ну и вообще, это та ещё энциклопедия средневековой жизни, хотя и в достаточно неординарном разрезе преступлений, карающихся смертной казнью. За последнее, впрочем, их вообще много кто из историков любит.
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести одну такую грамоту. Надеюсь, будет интересно не только мне.
Помилование Жиле де Луантрена
(AN, JJ172/460)
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести свою любимую грамоту о помиловании, изданную в 1424 г. в Ланкастерской Франции для некого Жиле де Луантрена. Документ известен по современной событиям копии в одном из регистров Сокровищницы Хартий, ныне во французских Национальных Архивах в Париже (AN, JJ172/460, fos. 257v-259r). Собственно, грамота довольно хорошо известна: её опубликовал ещё в начале XX в. Поль Ле Кашё в в Actes de la Chancellerie d'Henri VI concernant la Normandie sous la domination Anglaise (1422-1435)
(Paris, Rouen, 1907-1908, t. I, pp. 82-87), хоть и с некоторыми купюрами, но зато и идентифицировав большинство упомянутых людей и поселений. C тех пор на эту грамоту немало ссылались, но русского перевода я вроде бы видел, так что попробовал сделать свой со всем доступным мне занудством и канцеляритом.
Мне эта история в своё время запала в память тем, что впервые наткнулся в источнике на знакомую до того по "Уленшпигелю" практику, что если девушка захочет взять приговорённого к смерти в мужья, тот будет помилован. Если кому такой казус тоже интересен, отсылаю к статье О. И. Тогоевой на эту тему или к её же "Делам Плоти". (Ознакомиться с отрывками можно здесь и здесь )
Но и в том, что касается службы главного героя и неудач, приведших его на виселицу случай по-моему весьма интересный.
скрытый текстИтак:
Генрих, милостью Божьей король Франции и Англии *. Да будет известно всем ныне и впредь, что нам было нижайше представлено со стороны родственников и близких Жиле де Луантрена, бедного человека, происходящего из благородного рода, уроженца прихода Сен-Жермен де Лизё в шателлении Шатонёф-ан-Тимерэ близ Вернёйя, в диоцезе Шартра, 30 лет или около того от роду, что в начале войны (должно быть, около 7 лет назад), поскольку из-за этой войны он не мог жить мирно ни в [этих] землях, ни в своём городе, ни в доме, он покинул тот дом, где он проживал (в указанном приходе), и стал латником у сеньора д’Иври (того, который был [носителем этого титула] в то время), и служил ему в военных действиях в течение двух лет или около того.
И затем покинул Иври и отправился в гарнизон в Милли-ан-Гатинуа с тем, кто именовал себя сеньором де Монтене, и там с ним нёс добрую службу полтора года. И затем покинул Милли и отправился в Вандом в отряде Жана де Круа, рыцаря, с каковым он пробыл , занимаясь военным делом, в течение года и более. И затем покинул его и отправился в Мортань в отряде некого Элиота Турнебёфа, который был тогда капитаном в этом городе, где он пробыл добрых 15 дней. И оттуда отбыл вместе со многими другими из отряда этого Турнебёфа, и [они] отправились в земли близ Руана, живя за счёт [этих] земель, думая найти свою удачу.
И, когда они возвращались, ничего не найдя, их встретили [воины] из гарнизона Данвиля, которые схватили оного Жиле и многих других из его отряда, и за него был затребован выкуп в 81 экю золотом, и он оставался пленником в течение 7 месяцев, поскольку не мог уплатить свой указанный выкуп. И после этого он отправился в гарнизон Сенонша в отряде некого Обертена де ла Вежеоля, капитана воинов в крепости этого города, и там он был добрых полгода. И, когда он был в указанном гарнизоне, [он] с другими из этого гарнизона был в набеге на земли близ Шамбруа, и там они встретили некого Робена Мэна, коего они схватили и привели в указанный Сенонш и затребовали выкуп суммой в 40 экю, из которых частью указанного Жиле было 4 экю.
И в то время, когда указанный Жиле был в указанном гарнизоне, ему были отданы указанным капитаном на откуп приходы Сен-Пьер и Сен-Мартен де Серньер, с каждого из каковых приходов он получал 12 экю. И в оное время [он] был среди многих других из указанного гарнизона, тогда, когда были захвачены многие англичане из гарнизона Вернёя, среди которых был Жан де Монфор, мэтрдотель нашего возлюбленного и верного лорда Скейлза, капитана указанного Вернёя, и было это около последнего прошлого Иванова дня [24 июня 1423 — А.Л.]. И через 8 дней или около того указанный Жиле отбыл из указанного города Сенонша сам-шесть, дабы испытать удачу в землях Нормандии, как это делают воины. Каковые столкнулись с другими [воинами] из гарнизона Вернёя, так что указанный Жиле и 3 из его отряда были захвачены и приведены в указанный Вернёй.
И через 8 дней после того как оный Жиле был пленён, он был куплен Робертом Эштоном, Гильомом Кампене, Честором и Ромпеном, англичанами из этого гарнизона, каковые купили его за 81 экю и затем держали его в тюрьме 6 месяцев или около того, потому что он не мог ничего заплатить и уже всё потерял ранее в указанном Данвиле; и случилось так из-за того, что он опасался умереть в этой тюрьме, что он согласился им служить и держать нашу сторону и в этом принёс клятву, и тогда его отдали упомянутому Кампене, чтобы он был при нём и служил ему. И через 8 дней после того, как это случилось, упомянутый Кампене отправил этого Жиле и ещё одного [человека] из своего отряда в земли близ Лэгла; и когда эти Жиле и паж возвращались, сопровождая повозку, гружёную сидром для упомянутого Кампене, они были пленены кем-то из гарнизона Ножана-ле-Ротру, держащими противную нам сторону, каковые были вооружены и были в большом числе по сравнению с указанными Жиле и пажом. И [те] были захвачены силой, потому что указанный Жиле и указанный паж, принимая во внимание их [противников] силу, не смогли оказать сопротивление, хотя и имели [к тому] доброе намерение и, насколько это было в их силах, защищались, и были отведены пленниками в указанный Ножан.
В каковом месте капитан и прочие хотели предать смерти указанного Жиле, говоря, что он англичанин и что он принёс клятву. И случилось так, что упомянутый капитан Сенонша написал про него [в Ножан], о том, что он принёс указанную клятву потому, что он не мог заплатить выкуп и из страха смерти. И затем упомянутый Жиле сообщил в Вернёй своим хозяевам (или одному из них), чтобы им было угодно помочь ему и уплатить его выкуп, ибо иначе ему угрожает смерть. На что они ему передали, что помогут ему не более чем одной маркой серебра. И поэтому случилось так, что по принуждению и из страха смерти он обязался указанному капитану Ножана и прочим из гарнизона этого города держать их сторону, как некогда. И после этого, немного спустя, покинул упомянутый Жиле город Ножан и прибыл в указанный Сенонш, и покинул его вместе с прочими из гарнизона этого города по наущению врага [рода человеческого], а также потому, что не мог жить иначе, и они направились в земли Нормандии, в их часть близ Бомениля, и были обнаружены людьми из гарнизона Бомениля, и доставлены в указанный город, и за этого Жиле был затребован выкуп в 40 экю золотом; и чтобы ему собрать и начать искать свой указанный выкуп, капитаном этого города ему была выдана охранная грамота.
И при возвращении из упомянутого Сенонша, где он был, чтобы собрать свой указанный выкуп, и возвращаясь в упомянутый Бомениль, чтобы исполнить свою клятву, был встречен близ Рюгля некими людьми из гарнизона Вернёя, и доставлен в нашу тюрьму, и ими передан нашим людям и судебным чиновникам в указанном городе через месяц и более. Каковые допросили упомянутого Жиле касательно вышеуказанных вещей, которые он признал верными, и поэтому был отдан под суд и осуждён заместителем в указанном городе бальи Алансона к смерти, а именно быть повешенным за шею, хотя никто не подавал жалобу на него и не выступал с иском против него, только лишь [королевское] правосудие. И после того, как этот приговор был вынесен, пришла к лорду Скейлзу, указанному заместителю, и другим нашим чиновникам в [этом] городе одна юная невинная девушка с хорошей репутацией, находящаяся (как и её родственники и близкие) в повиновении нам, [и] проживающая в Вернёе, каковой девице было 15 лет или около того, [и она] будучи приведена своей матерью и другими своими близкими, попросила, чтобы [суду] было угодно отдать ей в мужья указанного Жиле. После того как эта просьба указанной девицы была произнесена, исполнение указанного приговора было отсрочено, и оный Жиле был ей отдан из петли и возвращён в нашу тюрьму до тех пор, пока мы не дадим ему помилование.
Однако при этом указанный Жиле (который является свободным и вольным [человеком] и любим теми, кто его знает), если он в указанных военных действиях и вёл себя так, как воины обычно ведут себя во время разумных военных действий, то он не поджигал, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин и не совершал других преступлений. И то, что он так нарушил указанную клятву – это было потому, что он не мог уплатить свой вышеупомянутый выкуп и ради того, чтобы он не погиб.
И потому, с согласия родственников и близких указанной девушки (каковая [происходит] из добропорядочных людей), извещённых и удостоверившихся в том, что сказано, в надежде, что он обратится к благому делу и будет отныне жить мирно в послушании нам, как он им обещал и имеет доброе намерение сделать, [и учитывая что, хотя] оная девушка таким образом попросила себе в мужья и супруги указанного Жиле, ему, тем не менее, возможно, грозит прискорбно окончить свои дни, если по этому поводу ему не будут дарованы наша милость и милосердие, как об этом говорят указанные истцы, [они] смиренно просят, чтобы, приняв во внимание, что указанный Жиле во всех своих иных деяниях был человеком доброй жизни, репутации и честного поведения, мы из почтения к Святой неделе и благословенным страстям нашего Спасителя Иисуса Христа пожелали бы оказать нашу вышеуказанную милость и милосердие.
Поэтому мы, долгое время обдумав эти вещи, что указанный Жиле, происходящий из благородного рода, находится в заключении, и в честь святого таинства брака, который мог бы быть совершён между указанным Жиле и юной девушкой, надеясь, что они будут процветать и хорошо управятся вместе, учитывая также, что в указанных военных действиях указанный Жиле вёл себя так, как это принято в доброй и всякой войне, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин, указанного Жиле де Луантрена [мы], желая в данном случае предпочесть милосердие строгости правосудия, освободили, возвратили [в милость] и простили, и этой настоящей [грамотой] из особой милости, полновластия и королевской власти возвращаем [в милость], освобождаем и прощаем за вышеуказанный случай и деяния от всякого наказания, штрафа или позора, телесного, уголовного или гражданского, которые за это могли бы последовать от нас и [нашего] правосудия. И возвращаем ему, и восстанавливаем его в добром имени и репутации, в землях и в неконфискованном имуществе, притом, что компенсация будет дана в гражданском порядке той [другой] стороне (если таковая имеется), которой она должна быть дана.
И [мы] даём распоряжение нашему бальи Алансона, всем нашим другим судебным чиновникам или их заместителям, нынешним и будущим, и каждому из них, насколько [это] их касается, что из нашей нынешней милости, возвращения [в милость] и прощения сделают, допустят и позволят указанному Жиле в полной мере и беспрепятственно наслаждаться и пользоваться его телом и имуществом, передав их ему полностью. И [они] не будут его беспокоить, притеснять или чинить препятствия и не позволят, чтобы его беспокоили, притесняли или чинили ему препятствия, сейчас и в будущем никоим образом касательно указанных тела и имущества. Но, если вопрепятствуют этой передаче, то пусть безотлагательно и полностью передадут или велят передать их.
И, чтобы это было установлено и закреплено навсегда, мы велели приложить нашу печать к этой настоящей [грамоте], сохраняя в других делах наше право и всё остальное во всём.
Дано в Париже в апреле месяце в год от Благодати тысяча 423 перед Пасхой [т.е. между 1 и 22 апреля 1424 – А.Л.], и нашего правления второй.
Также подписано: в Прошениях, проведённых монсеньором регентом герцогом Бедфордом.
Грель.
Источник (на фр.)
***
Прим. Имеется в виду Генрих VI, третий и последний король Англии из династии Ланкастеров.
Знаете, за что я люблю грамоты о помиловании? Во-первых, за ситуации класса "и это у них прокатило не на ролёвке". Во-вторых, за то, что даже самые удивительные истории обязательно заканчиваются хорошо, это же всё-таки помилование. Ну и вообще, это та ещё энциклопедия средневековой жизни, хотя и в достаточно неординарном разрезе преступлений, карающихся смертной казнью. За последнее, впрочем, их вообще много кто из историков любит.
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести одну такую грамоту. Надеюсь, будет интересно не только мне.
Помилование Жиле де Луантрена
(AN, JJ172/460)
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести свою любимую грамоту о помиловании, изданную в 1424 г. в Ланкастерской Франции для некого Жиле де Луантрена. Документ известен по современной событиям копии в одном из регистров Сокровищницы Хартий, ныне во французских Национальных Архивах в Париже (AN, JJ172/460, fos. 257v-259r). Собственно, грамота довольно хорошо известна: её опубликовал ещё в начале XX в. Поль Ле Кашё в в Actes de la Chancellerie d'Henri VI concernant la Normandie sous la domination Anglaise (1422-1435)
(Paris, Rouen, 1907-1908, t. I, pp. 82-87), хоть и с некоторыми купюрами, но зато и идентифицировав большинство упомянутых людей и поселений. C тех пор на эту грамоту немало ссылались, но русского перевода я вроде бы видел, так что попробовал сделать свой со всем доступным мне занудством и канцеляритом.
Мне эта история в своё время запала в память тем, что впервые наткнулся в источнике на знакомую до того по "Уленшпигелю" практику, что если девушка захочет взять приговорённого к смерти в мужья, тот будет помилован. Если кому такой казус тоже интересен, отсылаю к статье О. И. Тогоевой на эту тему или к её же "Делам Плоти". (Ознакомиться с отрывками можно здесь и здесь )
Но и в том, что касается службы главного героя и неудач, приведших его на виселицу случай по-моему весьма интересный.
скрытый текстИтак:
Генрих, милостью Божьей король Франции и Англии *. Да будет известно всем ныне и впредь, что нам было нижайше представлено со стороны родственников и близких Жиле де Луантрена, бедного человека, происходящего из благородного рода, уроженца прихода Сен-Жермен де Лизё в шателлении Шатонёф-ан-Тимерэ близ Вернёйя, в диоцезе Шартра, 30 лет или около того от роду, что в начале войны (должно быть, около 7 лет назад), поскольку из-за этой войны он не мог жить мирно ни в [этих] землях, ни в своём городе, ни в доме, он покинул тот дом, где он проживал (в указанном приходе), и стал латником у сеньора д’Иври (того, который был [носителем этого титула] в то время), и служил ему в военных действиях в течение двух лет или около того.
И затем покинул Иври и отправился в гарнизон в Милли-ан-Гатинуа с тем, кто именовал себя сеньором де Монтене, и там с ним нёс добрую службу полтора года. И затем покинул Милли и отправился в Вандом в отряде Жана де Круа, рыцаря, с каковым он пробыл , занимаясь военным делом, в течение года и более. И затем покинул его и отправился в Мортань в отряде некого Элиота Турнебёфа, который был тогда капитаном в этом городе, где он пробыл добрых 15 дней. И оттуда отбыл вместе со многими другими из отряда этого Турнебёфа, и [они] отправились в земли близ Руана, живя за счёт [этих] земель, думая найти свою удачу.
И, когда они возвращались, ничего не найдя, их встретили [воины] из гарнизона Данвиля, которые схватили оного Жиле и многих других из его отряда, и за него был затребован выкуп в 81 экю золотом, и он оставался пленником в течение 7 месяцев, поскольку не мог уплатить свой указанный выкуп. И после этого он отправился в гарнизон Сенонша в отряде некого Обертена де ла Вежеоля, капитана воинов в крепости этого города, и там он был добрых полгода. И, когда он был в указанном гарнизоне, [он] с другими из этого гарнизона был в набеге на земли близ Шамбруа, и там они встретили некого Робена Мэна, коего они схватили и привели в указанный Сенонш и затребовали выкуп суммой в 40 экю, из которых частью указанного Жиле было 4 экю.
И в то время, когда указанный Жиле был в указанном гарнизоне, ему были отданы указанным капитаном на откуп приходы Сен-Пьер и Сен-Мартен де Серньер, с каждого из каковых приходов он получал 12 экю. И в оное время [он] был среди многих других из указанного гарнизона, тогда, когда были захвачены многие англичане из гарнизона Вернёя, среди которых был Жан де Монфор, мэтрдотель нашего возлюбленного и верного лорда Скейлза, капитана указанного Вернёя, и было это около последнего прошлого Иванова дня [24 июня 1423 — А.Л.]. И через 8 дней или около того указанный Жиле отбыл из указанного города Сенонша сам-шесть, дабы испытать удачу в землях Нормандии, как это делают воины. Каковые столкнулись с другими [воинами] из гарнизона Вернёя, так что указанный Жиле и 3 из его отряда были захвачены и приведены в указанный Вернёй.
И через 8 дней после того как оный Жиле был пленён, он был куплен Робертом Эштоном, Гильомом Кампене, Честором и Ромпеном, англичанами из этого гарнизона, каковые купили его за 81 экю и затем держали его в тюрьме 6 месяцев или около того, потому что он не мог ничего заплатить и уже всё потерял ранее в указанном Данвиле; и случилось так из-за того, что он опасался умереть в этой тюрьме, что он согласился им служить и держать нашу сторону и в этом принёс клятву, и тогда его отдали упомянутому Кампене, чтобы он был при нём и служил ему. И через 8 дней после того, как это случилось, упомянутый Кампене отправил этого Жиле и ещё одного [человека] из своего отряда в земли близ Лэгла; и когда эти Жиле и паж возвращались, сопровождая повозку, гружёную сидром для упомянутого Кампене, они были пленены кем-то из гарнизона Ножана-ле-Ротру, держащими противную нам сторону, каковые были вооружены и были в большом числе по сравнению с указанными Жиле и пажом. И [те] были захвачены силой, потому что указанный Жиле и указанный паж, принимая во внимание их [противников] силу, не смогли оказать сопротивление, хотя и имели [к тому] доброе намерение и, насколько это было в их силах, защищались, и были отведены пленниками в указанный Ножан.
В каковом месте капитан и прочие хотели предать смерти указанного Жиле, говоря, что он англичанин и что он принёс клятву. И случилось так, что упомянутый капитан Сенонша написал про него [в Ножан], о том, что он принёс указанную клятву потому, что он не мог заплатить выкуп и из страха смерти. И затем упомянутый Жиле сообщил в Вернёй своим хозяевам (или одному из них), чтобы им было угодно помочь ему и уплатить его выкуп, ибо иначе ему угрожает смерть. На что они ему передали, что помогут ему не более чем одной маркой серебра. И поэтому случилось так, что по принуждению и из страха смерти он обязался указанному капитану Ножана и прочим из гарнизона этого города держать их сторону, как некогда. И после этого, немного спустя, покинул упомянутый Жиле город Ножан и прибыл в указанный Сенонш, и покинул его вместе с прочими из гарнизона этого города по наущению врага [рода человеческого], а также потому, что не мог жить иначе, и они направились в земли Нормандии, в их часть близ Бомениля, и были обнаружены людьми из гарнизона Бомениля, и доставлены в указанный город, и за этого Жиле был затребован выкуп в 40 экю золотом; и чтобы ему собрать и начать искать свой указанный выкуп, капитаном этого города ему была выдана охранная грамота.
И при возвращении из упомянутого Сенонша, где он был, чтобы собрать свой указанный выкуп, и возвращаясь в упомянутый Бомениль, чтобы исполнить свою клятву, был встречен близ Рюгля некими людьми из гарнизона Вернёя, и доставлен в нашу тюрьму, и ими передан нашим людям и судебным чиновникам в указанном городе через месяц и более. Каковые допросили упомянутого Жиле касательно вышеуказанных вещей, которые он признал верными, и поэтому был отдан под суд и осуждён заместителем в указанном городе бальи Алансона к смерти, а именно быть повешенным за шею, хотя никто не подавал жалобу на него и не выступал с иском против него, только лишь [королевское] правосудие. И после того, как этот приговор был вынесен, пришла к лорду Скейлзу, указанному заместителю, и другим нашим чиновникам в [этом] городе одна юная невинная девушка с хорошей репутацией, находящаяся (как и её родственники и близкие) в повиновении нам, [и] проживающая в Вернёе, каковой девице было 15 лет или около того, [и она] будучи приведена своей матерью и другими своими близкими, попросила, чтобы [суду] было угодно отдать ей в мужья указанного Жиле. После того как эта просьба указанной девицы была произнесена, исполнение указанного приговора было отсрочено, и оный Жиле был ей отдан из петли и возвращён в нашу тюрьму до тех пор, пока мы не дадим ему помилование.
Однако при этом указанный Жиле (который является свободным и вольным [человеком] и любим теми, кто его знает), если он в указанных военных действиях и вёл себя так, как воины обычно ведут себя во время разумных военных действий, то он не поджигал, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин и не совершал других преступлений. И то, что он так нарушил указанную клятву – это было потому, что он не мог уплатить свой вышеупомянутый выкуп и ради того, чтобы он не погиб.
И потому, с согласия родственников и близких указанной девушки (каковая [происходит] из добропорядочных людей), извещённых и удостоверившихся в том, что сказано, в надежде, что он обратится к благому делу и будет отныне жить мирно в послушании нам, как он им обещал и имеет доброе намерение сделать, [и учитывая что, хотя] оная девушка таким образом попросила себе в мужья и супруги указанного Жиле, ему, тем не менее, возможно, грозит прискорбно окончить свои дни, если по этому поводу ему не будут дарованы наша милость и милосердие, как об этом говорят указанные истцы, [они] смиренно просят, чтобы, приняв во внимание, что указанный Жиле во всех своих иных деяниях был человеком доброй жизни, репутации и честного поведения, мы из почтения к Святой неделе и благословенным страстям нашего Спасителя Иисуса Христа пожелали бы оказать нашу вышеуказанную милость и милосердие.
Поэтому мы, долгое время обдумав эти вещи, что указанный Жиле, происходящий из благородного рода, находится в заключении, и в честь святого таинства брака, который мог бы быть совершён между указанным Жиле и юной девушкой, надеясь, что они будут процветать и хорошо управятся вместе, учитывая также, что в указанных военных действиях указанный Жиле вёл себя так, как это принято в доброй и всякой войне, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин, указанного Жиле де Луантрена [мы], желая в данном случае предпочесть милосердие строгости правосудия, освободили, возвратили [в милость] и простили, и этой настоящей [грамотой] из особой милости, полновластия и королевской власти возвращаем [в милость], освобождаем и прощаем за вышеуказанный случай и деяния от всякого наказания, штрафа или позора, телесного, уголовного или гражданского, которые за это могли бы последовать от нас и [нашего] правосудия. И возвращаем ему, и восстанавливаем его в добром имени и репутации, в землях и в неконфискованном имуществе, притом, что компенсация будет дана в гражданском порядке той [другой] стороне (если таковая имеется), которой она должна быть дана.
И [мы] даём распоряжение нашему бальи Алансона, всем нашим другим судебным чиновникам или их заместителям, нынешним и будущим, и каждому из них, насколько [это] их касается, что из нашей нынешней милости, возвращения [в милость] и прощения сделают, допустят и позволят указанному Жиле в полной мере и беспрепятственно наслаждаться и пользоваться его телом и имуществом, передав их ему полностью. И [они] не будут его беспокоить, притеснять или чинить препятствия и не позволят, чтобы его беспокоили, притесняли или чинили ему препятствия, сейчас и в будущем никоим образом касательно указанных тела и имущества. Но, если вопрепятствуют этой передаче, то пусть безотлагательно и полностью передадут или велят передать их.
И, чтобы это было установлено и закреплено навсегда, мы велели приложить нашу печать к этой настоящей [грамоте], сохраняя в других делах наше право и всё остальное во всём.
Дано в Париже в апреле месяце в год от Благодати тысяча 423 перед Пасхой [т.е. между 1 и 22 апреля 1424 – А.Л.], и нашего правления второй.
Также подписано: в Прошениях, проведённых монсеньором регентом герцогом Бедфордом.
Грель.
Источник (на фр.)
***
Прим. Имеется в виду Генрих VI, третий и последний король Англии из династии Ланкастеров.
Средневековая Англия. Ведьмы и колдуны
Отсюда
Распространенное заблуждение – что охота на ведьм происходила на протяжении всего Средневековья. На самом деле в Англии и большей части Западной Европы массовая истерия началась не раньше конца 15-го – начала 16-го века. В средневековой Англии существование ведьмовства, разумеется, признавалось, однако довольно долго оно не считалось тяжким преступлением (таковым оно было признано в 1563 г.). Папа Иннокентий VIII официально приравнял его к ереси в 1484 г. Первый закон о колдовстве появился в Англии в 1542 г.; в редакции 1563 г. он грозил казнью за чародейство, повлекшее за собой чью-то смерть.
скрытый текстТем не менее, вплоть до середины пятнадцатого столетия отношение к магии в Англии было довольно снисходительным – конечно, в отсутствие отягчающих обстоятельств, о чем ниже. Церковь, разумеется, признавала возможность контакта с дьяволом и осуждала практики, которые считала магическими, но наказания были не такими уж строгими, и тем более не было никакого масштабного преследования ведьм и колдунов.
Магические практики – ведовство, гадание, изготовление «зелий» и проч. - существовали бок о бок с обычной человеческой жизнью и, с вероятностью, не привлекали особого внимания, если только не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Возможно, среднестатистический судья 13-14 века посмотрел бы на представшую перед ним ведьму не как на реально опасное существо, а как на мошенницу или глупую суеверку. Представление о ведьмах, которое теперь кажется нам «классическим», толком не оформилось до 15 века; и уж точно они не представлялись могущественной сектой.
Что могло до тех пор случиться с человеком, обвиненным в колдовстве? Если его проступок не был обременен ничем дополнительно и если он признавал свою вину, скорее всего, его ждали публичное покаяние и епитимья, более или менее продолжительная и строгая. Смертная казнь грозила колдуну или ведьме, если ведьмовство сочеталось с преступлением, переводившим его в разряд тяжких – например, если человека обвиняли в том, что он посредством колдовства отравил колодец. Впрочем, судили и казнили его, в первую очередь, за отравление колодца (что, собственно, и являлось тяжким уголовным преступлением, караемым смертью).
Можно сказать, что к колдовству и чернокнижию до 15 века в целом относились как к опасной глупости, суеверию, которое больше вредит тем, кто им занимается. Для Уильяма Ленгленда, писавшего во второй половине 14 века, чернокнижие, алхимия, астрология, гадания и чародейство – напрасная трата сил и времени, «сплошной туман», «ерунда», которой занимаются либо глупцы, либо плуты, обманывающие глупцов; хороший христианин не станет в это ввязываться из опасения погубить душу. Как известно, лучший способ избежать дьявольского соблазна – полностью игнорировать его; дьявол опасен лишь тому, кто сам его впускает.
Суды над колдунами и колдуньями в средневековой Англии довольно редки. Как правило, их жертвами становились люди, принадлежавшие к элите общества или связанные с нею; можно предположить, что эти дела имели политическую подоплеку. Такова история Элеоноры Глостер и Марджери Журдемен в 1441 г. Элеонора была любовницей, а затем женой герцога Глостера; чтобы жениться на ней, он аннулировал брак с первой супругой. Элеонора имела большое влияние при дворе и, вероятно, нравилась Генриху VI. Известно, что она консультировалась с астрологами, желая знать будущее, и те предсказали ей, что в июле или августе 1441 г. король будет страдать от серьезной болезни. Когда слухи об этом дошли до короля, тот сильно встревожился; его приближенные разыскали и арестовали двух астрологов по обвинению в измене.
На допросе те назвали имя Элеоноры, однако та бежала и укрылась в Вестминстерском аббатстве, чтобы избежать светского суда. Вероятно, столь серьезные обвинения были выдвинуты против нее, чтобы сократить амбиции Глостера. Находясь в убежище, Элеонора была допрошена священнослужителями; она отрицала большинство обвинений, однако призналась, что владела зельями, которые приготовила ей «ведьма» Марджери Журдемен. Она утверждала, что приобрела эти зелья для скорейшего зачатия, а также для «усиления любви». Элеонора и ее сообщники были признаны виновными. Журдемен, как оказалось, была профессиональной «ведьмой» - к ее услугам придворные дамы прибегали не раз. Кроме того, в ходе разбирательств выяснилось, что десять лет назад она провела несколько месяцев в тюрьме по обвинению в колдовстве и была освобождена при условии безупречного поведения в будущем. Рецидив, вдобавок усугубленный обвинением в измене, был налицо; в итоге Журдемен сожгли, а Элеоноре пришлось пройти публичное покаяние и расстаться с мужем, так как ее приговорили к пожизненному заключению. В 1452 г. она умерла в замке Бомарис.
Некоторые исследователи предполагают, что демонизация женщин и возникновение образа могущественной ведьмы связаны, в том числе, с развитием экономики в 14-15 веках, в частности с появлением новых возможностей у вдов и жен гильдейных мастеров. В эпоху до расцвета городской экономики реальное положение большинства женщин не давало особых оснований приписывать им силу и власть; на худой конец, логичней уж было представить чародейкой знатную даму, чем изображать как нечто угрожающее ведьму-простолюдинку. Конечно, вряд ли это единственная причина, но, во всяком случае, объяснение представляется довольно рациональным.
Следует отметить, что под подозрение в колдовстве попадали и мужчины – в том числе статусные и высокообразованные. Так, в 1301 г. Уолтер Лэнгтон, епископ Ковентрийский и Личфилдский, был обвинен в том, что при помощи колдовства разбогател и приобрел влияние при дворе.
Что же произошло?
Уильям Лэнгтон был влиятельной фигурой на рубеже 13-14 веков. Начал свою карьеру он при дворе Эдуарда I как служитель в королевской гардеробной и в конце концов поднялся до казначея; в 1296 г. он был избран епископом Ковентрийским и Личфилдским. Современники отмечали, что Лэнгтон был любимцем короля. Он улаживал политические дела, оттесняя даже королевских советников. Королева Маргарита в одном из частных писем назвала Лэнгтона «правым глазом короля». Разумеется, положение епископа вызывало зависть. Некий сэр Джон Лавтот твердо вознамерился погубить Лэнгтона (возможно, в связи с тем, что он задолжал Лэнгтону около тысячи фунтов). В феврале 1301 года он выдвинул против Лэнгтона многочисленные обвинения, обратившись с ними не к королю, который, скорее всего, оставил бы их без внимания, а к папе Римскому.
В частности, Лавтот обвинил Лэнгтона в том, что тот был любовником мачехи Лавтота, Джоан де Бриансон, и помог ей удушить своего супруга. Шла речь также и о злоупотреблении священнослужительской властью – симонии, продаже реликвий и т.д. Но главным пунктом обвинения было то, что Лэнгтон якобы пользовался колдовством, чтобы достичь власти. Лавтот утверждал, что Лэнгтон заключил союз с дьяволом, регулярно с ним общался и даже приветствовал его «непристойными поцелуями». Наконец, Лавтот заявил, что связь Лэнгтона с дьяволом была прекрасно известна «всей Англии».
Римский папа, Бонифаций VIII, серьезно отнесся к этим обвинениям и вызвал Лэнгтона в Рим; впрочем – вероятно, с одобрения Эдуарда I – Лэнгтон явился на суд лишь спустя год. Началось расследование; при содействии глав францисканских и доминиканских орденов фиксировались показания свидетелей. До исхода суда Лэнгтон был временно освобожден от должности. В Англии случившееся вызвало настоящую бурю. Эдуард I активно писал в Рим – племяннику папы, папскому секретарю, лично самому Бонифацию – стараясь вызволить своего фаворита. В переписку включилась и королева, которая утверждала, что Англии грозит опасность в случае долгого отсутствия Лэнгтона. Папа попросил Эдуарда не обращаться сурово с Лавтотом. В ответ Эдуард арестовал Лавтота и сообщил папе, какой это бесчестный, подлый и лживый человек.
Следствие окончилось в 1303 г., и ни одно обвинение против Лэнгтона не подтвердилось. Многочисленные свидетели признавали, что, конечно, о нем ходили разные слухи, но их распускали соперники, питавшие к нему зависть. Папа назначил Лэнгтону небольшую епитимью, однако затем тот был восстановлен в должности и с триумфом вернулся на родину.
Такого рода обвинения, судя по всему, были нередки в средневековой Англии. Спустя несколько лет некто Адам Страттон, служащий казначейства, также был обвинен в том, что при помощи колдовства приобрел богатство и влияние при дворе. Еще одного королевского фаворита, Пирса Гавестона (1284-1312), обвиняли в том, что он околдовал короля, питавшего к нему очевидное пристрастие.
Ничего личного – просто политика.
Распространенное заблуждение – что охота на ведьм происходила на протяжении всего Средневековья. На самом деле в Англии и большей части Западной Европы массовая истерия началась не раньше конца 15-го – начала 16-го века. В средневековой Англии существование ведьмовства, разумеется, признавалось, однако довольно долго оно не считалось тяжким преступлением (таковым оно было признано в 1563 г.). Папа Иннокентий VIII официально приравнял его к ереси в 1484 г. Первый закон о колдовстве появился в Англии в 1542 г.; в редакции 1563 г. он грозил казнью за чародейство, повлекшее за собой чью-то смерть.
скрытый текстТем не менее, вплоть до середины пятнадцатого столетия отношение к магии в Англии было довольно снисходительным – конечно, в отсутствие отягчающих обстоятельств, о чем ниже. Церковь, разумеется, признавала возможность контакта с дьяволом и осуждала практики, которые считала магическими, но наказания были не такими уж строгими, и тем более не было никакого масштабного преследования ведьм и колдунов.
Магические практики – ведовство, гадание, изготовление «зелий» и проч. - существовали бок о бок с обычной человеческой жизнью и, с вероятностью, не привлекали особого внимания, если только не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Возможно, среднестатистический судья 13-14 века посмотрел бы на представшую перед ним ведьму не как на реально опасное существо, а как на мошенницу или глупую суеверку. Представление о ведьмах, которое теперь кажется нам «классическим», толком не оформилось до 15 века; и уж точно они не представлялись могущественной сектой.
Что могло до тех пор случиться с человеком, обвиненным в колдовстве? Если его проступок не был обременен ничем дополнительно и если он признавал свою вину, скорее всего, его ждали публичное покаяние и епитимья, более или менее продолжительная и строгая. Смертная казнь грозила колдуну или ведьме, если ведьмовство сочеталось с преступлением, переводившим его в разряд тяжких – например, если человека обвиняли в том, что он посредством колдовства отравил колодец. Впрочем, судили и казнили его, в первую очередь, за отравление колодца (что, собственно, и являлось тяжким уголовным преступлением, караемым смертью).
Можно сказать, что к колдовству и чернокнижию до 15 века в целом относились как к опасной глупости, суеверию, которое больше вредит тем, кто им занимается. Для Уильяма Ленгленда, писавшего во второй половине 14 века, чернокнижие, алхимия, астрология, гадания и чародейство – напрасная трата сил и времени, «сплошной туман», «ерунда», которой занимаются либо глупцы, либо плуты, обманывающие глупцов; хороший христианин не станет в это ввязываться из опасения погубить душу. Как известно, лучший способ избежать дьявольского соблазна – полностью игнорировать его; дьявол опасен лишь тому, кто сам его впускает.
Суды над колдунами и колдуньями в средневековой Англии довольно редки. Как правило, их жертвами становились люди, принадлежавшие к элите общества или связанные с нею; можно предположить, что эти дела имели политическую подоплеку. Такова история Элеоноры Глостер и Марджери Журдемен в 1441 г. Элеонора была любовницей, а затем женой герцога Глостера; чтобы жениться на ней, он аннулировал брак с первой супругой. Элеонора имела большое влияние при дворе и, вероятно, нравилась Генриху VI. Известно, что она консультировалась с астрологами, желая знать будущее, и те предсказали ей, что в июле или августе 1441 г. король будет страдать от серьезной болезни. Когда слухи об этом дошли до короля, тот сильно встревожился; его приближенные разыскали и арестовали двух астрологов по обвинению в измене.
На допросе те назвали имя Элеоноры, однако та бежала и укрылась в Вестминстерском аббатстве, чтобы избежать светского суда. Вероятно, столь серьезные обвинения были выдвинуты против нее, чтобы сократить амбиции Глостера. Находясь в убежище, Элеонора была допрошена священнослужителями; она отрицала большинство обвинений, однако призналась, что владела зельями, которые приготовила ей «ведьма» Марджери Журдемен. Она утверждала, что приобрела эти зелья для скорейшего зачатия, а также для «усиления любви». Элеонора и ее сообщники были признаны виновными. Журдемен, как оказалось, была профессиональной «ведьмой» - к ее услугам придворные дамы прибегали не раз. Кроме того, в ходе разбирательств выяснилось, что десять лет назад она провела несколько месяцев в тюрьме по обвинению в колдовстве и была освобождена при условии безупречного поведения в будущем. Рецидив, вдобавок усугубленный обвинением в измене, был налицо; в итоге Журдемен сожгли, а Элеоноре пришлось пройти публичное покаяние и расстаться с мужем, так как ее приговорили к пожизненному заключению. В 1452 г. она умерла в замке Бомарис.
Некоторые исследователи предполагают, что демонизация женщин и возникновение образа могущественной ведьмы связаны, в том числе, с развитием экономики в 14-15 веках, в частности с появлением новых возможностей у вдов и жен гильдейных мастеров. В эпоху до расцвета городской экономики реальное положение большинства женщин не давало особых оснований приписывать им силу и власть; на худой конец, логичней уж было представить чародейкой знатную даму, чем изображать как нечто угрожающее ведьму-простолюдинку. Конечно, вряд ли это единственная причина, но, во всяком случае, объяснение представляется довольно рациональным.
Следует отметить, что под подозрение в колдовстве попадали и мужчины – в том числе статусные и высокообразованные. Так, в 1301 г. Уолтер Лэнгтон, епископ Ковентрийский и Личфилдский, был обвинен в том, что при помощи колдовства разбогател и приобрел влияние при дворе.
Что же произошло?
Уильям Лэнгтон был влиятельной фигурой на рубеже 13-14 веков. Начал свою карьеру он при дворе Эдуарда I как служитель в королевской гардеробной и в конце концов поднялся до казначея; в 1296 г. он был избран епископом Ковентрийским и Личфилдским. Современники отмечали, что Лэнгтон был любимцем короля. Он улаживал политические дела, оттесняя даже королевских советников. Королева Маргарита в одном из частных писем назвала Лэнгтона «правым глазом короля». Разумеется, положение епископа вызывало зависть. Некий сэр Джон Лавтот твердо вознамерился погубить Лэнгтона (возможно, в связи с тем, что он задолжал Лэнгтону около тысячи фунтов). В феврале 1301 года он выдвинул против Лэнгтона многочисленные обвинения, обратившись с ними не к королю, который, скорее всего, оставил бы их без внимания, а к папе Римскому.
В частности, Лавтот обвинил Лэнгтона в том, что тот был любовником мачехи Лавтота, Джоан де Бриансон, и помог ей удушить своего супруга. Шла речь также и о злоупотреблении священнослужительской властью – симонии, продаже реликвий и т.д. Но главным пунктом обвинения было то, что Лэнгтон якобы пользовался колдовством, чтобы достичь власти. Лавтот утверждал, что Лэнгтон заключил союз с дьяволом, регулярно с ним общался и даже приветствовал его «непристойными поцелуями». Наконец, Лавтот заявил, что связь Лэнгтона с дьяволом была прекрасно известна «всей Англии».
Римский папа, Бонифаций VIII, серьезно отнесся к этим обвинениям и вызвал Лэнгтона в Рим; впрочем – вероятно, с одобрения Эдуарда I – Лэнгтон явился на суд лишь спустя год. Началось расследование; при содействии глав францисканских и доминиканских орденов фиксировались показания свидетелей. До исхода суда Лэнгтон был временно освобожден от должности. В Англии случившееся вызвало настоящую бурю. Эдуард I активно писал в Рим – племяннику папы, папскому секретарю, лично самому Бонифацию – стараясь вызволить своего фаворита. В переписку включилась и королева, которая утверждала, что Англии грозит опасность в случае долгого отсутствия Лэнгтона. Папа попросил Эдуарда не обращаться сурово с Лавтотом. В ответ Эдуард арестовал Лавтота и сообщил папе, какой это бесчестный, подлый и лживый человек.
Следствие окончилось в 1303 г., и ни одно обвинение против Лэнгтона не подтвердилось. Многочисленные свидетели признавали, что, конечно, о нем ходили разные слухи, но их распускали соперники, питавшие к нему зависть. Папа назначил Лэнгтону небольшую епитимью, однако затем тот был восстановлен в должности и с триумфом вернулся на родину.
Такого рода обвинения, судя по всему, были нередки в средневековой Англии. Спустя несколько лет некто Адам Страттон, служащий казначейства, также был обвинен в том, что при помощи колдовства приобрел богатство и влияние при дворе. Еще одного королевского фаворита, Пирса Гавестона (1284-1312), обвиняли в том, что он околдовал короля, питавшего к нему очевидное пристрастие.
Ничего личного – просто политика.
Большой королевский совет (Curia regis) в средневековой Англии
Пишет kate-kapella
отсюда
Большой королевский совет (Curia regis) в средневековой Англии
Искала информацию по баронам и рыцарям, системе подчинения, держателям маноров, происхождению джентри и т. д. По сути не нашла ничего нового, мои представления вполне верны, разве что мелочи всякие дополнились. Но зато решила сохранить отрывок из статьи в Вики про Большой королевский совет в средневековой Англии. В робингудовскую тему это не лишнее, поскольку дает представление о том, кто же такие английские бароны.
скрытый текстВ английской историографии под Большим королевским советом обычно понимается орган, возникший сразу после нормандского завоевания и представляющий собой трансформацию англосаксонского витенагемота, осуществлённую в интересах короля Вильгельма Завоевателя. Большой королевский совет англо-нормандского периода представлял собой собрание, на которое должны были являться все бароны королевства, держащие свои земли непосредственно от короля (великие бароны), а также высшее духовенство (епископы и аббаты). Участие в совете было одной из основных обязанностей феодальной аристократии, наряду с обязанностью выставлять определённое количество рыцарей в армию. В отличие от витенагемота Большой королевский совет заседал регулярно, три раза в год: на Рождество, Пасху и Троицу.
Сфера компетенции совета примерно соответствовала компетенции витенагемота, однако практика вынесения на обсуждение текущих проблем государственной власти была прекращена: эти вопросы теперь решались узким кругом приближённых короля в королевской курии. На рассмотрение Большого королевского совета выносились наиболее глобальные и политически важные вопросы, требующие согласования с баронами государства. Именно на таком совете на Рождество 1085 г. было принято решение о проведении всеобщей переписи земельных владений в Англии, чьи результаты составили «Книгу Страшного суда». Совет также играл важную церемониальную роль: сбор всех крупных баронов страны демонстировал послам иностранных монархов силу и авторитет власти короля Англии. Ещё большее значение совет имел для обеспечения непосредственной коммуникации короля с предствителями аристократии и отдалённых регионов страны и для урегулирования разногласий между различными баронами мирным путём, не прибегая к междоусобным вооружённым конфликтам. Судебные полномочия совета не играли большой роли: для нормандской Англии была характерна развитая судебная системы, подчинённая непосредственно королю как единственному источнику судебной власти в стране. Законодательные функции в англо-нормандский период также находились в зачаточном состоянии: опираясь на англосаксонские традиции, короли единолично издавали законы и устанавливали налоги, не запрашивая одобрения совета. Не требовалось согласие совета и на взыскание налогов: помимо платежей, предусмотренных феодальным правом, короли периодически облагали население «датскими деньгами», а во время Анжуйской империи по решению короля были введены некоторые дополнительные виды поборов.
Значение Большого королевского совета в Англии резко возросло после утверждения в 1215 г. Великой хартии вольностей, которая установила, что введение налогов должно осуществляться с согласия «общего совета». Хартия также зафиксировала персональный состав совета: в него должны призываться епископы, аббаты, графы, крупные бароны и представители рыцарства графств. Был создан специальный комитет для надзора над королевской администрацией. Позднее, в период правления Симона де Монфора, в состав совета были включены представители городов. С этого момента институт Большого королевского совета трансформировался в орган сословного представительства, получивший название парламент. По традиции, первым английским парламентом считается собрание, созванное в 1265 г. Симоном де Монфором, на котором впервые была применена избирательная система, а горожане стали полноправными участниками совета. Окончательное оформление парламента как высшего органа законодательной и судебной власти Англии произошло в 1295 г.
Немного о пэрстве.
В Англии, при наследниках Вильгельма Завоевателя, пэрами были все непосредственные вассалы короны; позднее это имя применялось только к тем из них, которые заседали в королевском совете (Curia regis) — к так называемым Barones majores. Таким образом, звание Пэра было тожественно со званием члена Curia regis; когда король призывал кого-либо в последнюю, то eo ipso он делал его Пэром; вследствие этого различались Пэры крупные землевладельцы (peerage by tenure) от пэров призванных (peerage by writ).
И наконец кто такой шериф
В англо-саксонский период истории Англии одной из основных локальных административных должностей, назначаемых королём, была должность рива (reeve). В графствах (shires) представитель власти короля назывался соответственно «рив графства» — shire-reeve. Именно от этого сочетания уже в средневековой Англии и произошло слово шериф.
То есть, фактически это королевский наместник в графстве, фигура и правда очень значительная.
Также о шерифах Здесь
отсюда
Большой королевский совет (Curia regis) в средневековой Англии
Искала информацию по баронам и рыцарям, системе подчинения, держателям маноров, происхождению джентри и т. д. По сути не нашла ничего нового, мои представления вполне верны, разве что мелочи всякие дополнились. Но зато решила сохранить отрывок из статьи в Вики про Большой королевский совет в средневековой Англии. В робингудовскую тему это не лишнее, поскольку дает представление о том, кто же такие английские бароны.
скрытый текстВ английской историографии под Большим королевским советом обычно понимается орган, возникший сразу после нормандского завоевания и представляющий собой трансформацию англосаксонского витенагемота, осуществлённую в интересах короля Вильгельма Завоевателя. Большой королевский совет англо-нормандского периода представлял собой собрание, на которое должны были являться все бароны королевства, держащие свои земли непосредственно от короля (великие бароны), а также высшее духовенство (епископы и аббаты). Участие в совете было одной из основных обязанностей феодальной аристократии, наряду с обязанностью выставлять определённое количество рыцарей в армию. В отличие от витенагемота Большой королевский совет заседал регулярно, три раза в год: на Рождество, Пасху и Троицу.
Сфера компетенции совета примерно соответствовала компетенции витенагемота, однако практика вынесения на обсуждение текущих проблем государственной власти была прекращена: эти вопросы теперь решались узким кругом приближённых короля в королевской курии. На рассмотрение Большого королевского совета выносились наиболее глобальные и политически важные вопросы, требующие согласования с баронами государства. Именно на таком совете на Рождество 1085 г. было принято решение о проведении всеобщей переписи земельных владений в Англии, чьи результаты составили «Книгу Страшного суда». Совет также играл важную церемониальную роль: сбор всех крупных баронов страны демонстировал послам иностранных монархов силу и авторитет власти короля Англии. Ещё большее значение совет имел для обеспечения непосредственной коммуникации короля с предствителями аристократии и отдалённых регионов страны и для урегулирования разногласий между различными баронами мирным путём, не прибегая к междоусобным вооружённым конфликтам. Судебные полномочия совета не играли большой роли: для нормандской Англии была характерна развитая судебная системы, подчинённая непосредственно королю как единственному источнику судебной власти в стране. Законодательные функции в англо-нормандский период также находились в зачаточном состоянии: опираясь на англосаксонские традиции, короли единолично издавали законы и устанавливали налоги, не запрашивая одобрения совета. Не требовалось согласие совета и на взыскание налогов: помимо платежей, предусмотренных феодальным правом, короли периодически облагали население «датскими деньгами», а во время Анжуйской империи по решению короля были введены некоторые дополнительные виды поборов.
Значение Большого королевского совета в Англии резко возросло после утверждения в 1215 г. Великой хартии вольностей, которая установила, что введение налогов должно осуществляться с согласия «общего совета». Хартия также зафиксировала персональный состав совета: в него должны призываться епископы, аббаты, графы, крупные бароны и представители рыцарства графств. Был создан специальный комитет для надзора над королевской администрацией. Позднее, в период правления Симона де Монфора, в состав совета были включены представители городов. С этого момента институт Большого королевского совета трансформировался в орган сословного представительства, получивший название парламент. По традиции, первым английским парламентом считается собрание, созванное в 1265 г. Симоном де Монфором, на котором впервые была применена избирательная система, а горожане стали полноправными участниками совета. Окончательное оформление парламента как высшего органа законодательной и судебной власти Англии произошло в 1295 г.
Немного о пэрстве.
В Англии, при наследниках Вильгельма Завоевателя, пэрами были все непосредственные вассалы короны; позднее это имя применялось только к тем из них, которые заседали в королевском совете (Curia regis) — к так называемым Barones majores. Таким образом, звание Пэра было тожественно со званием члена Curia regis; когда король призывал кого-либо в последнюю, то eo ipso он делал его Пэром; вследствие этого различались Пэры крупные землевладельцы (peerage by tenure) от пэров призванных (peerage by writ).
И наконец кто такой шериф
В англо-саксонский период истории Англии одной из основных локальных административных должностей, назначаемых королём, была должность рива (reeve). В графствах (shires) представитель власти короля назывался соответственно «рив графства» — shire-reeve. Именно от этого сочетания уже в средневековой Англии и произошло слово шериф.
То есть, фактически это королевский наместник в графстве, фигура и правда очень значительная.
Также о шерифах Здесь
Средневековые слуги
Понятие household – дом, хозяйство – было ядром семейной жизни во всех классах европейского общества. Household включал гораздо больше людей, чем «дом» или «семья» в нашем нынешнем представлении; помимо родителей, детей и прочих родственников, проживающих под одной крышей, в него входили также слуги, подмастерья, в благородных семействах – оруженосцы, воспитанники и т.д. Повсюду, от королевского замка до самых скромных крестьянских хижин, помимо непосредственных членов семьи, в доме могло проживать то или иное количество родственников разной степени удаленности, а также некоторое количество слуг и иждивенцев. (Для средневековой Англии, впрочем, было менее характерно создание семьи типа итальянского клана , когда в одном непомерно разраставшемся за счет пристроек доме могло проживать до нескольких десятков родственников. Средневековая крестьянская семья в Англии, по преимуществу, нуклеарная; старики родители, по свидетельствам документов, поставив на ноги детей, предпочитали жить отдельно, пускай и неподалеку, и заботиться о себе, пока были в силах это делать. Да и сын, женившись, не возвращался под отчий кров, а в большинстве случаев возводил для своей семьи отдельный дом. Только в случае крайней бедности – при отсутствии земельного надела или возможности построить хотя бы небольшой домик с глинобитными стенами – в одном деревенском доме могли стесниться три-четыре поколения.)
скрытый текстЗачастую «домочадцев» объединяло с «чадами» слово children – так могли назвать и мальчика-оруженосца, и двадцатилетнего подмастерья, и взрослого слугу. В большинстве словарей говорится, что этим словом обозначали «молодежь благородного происхождения», но документы и тексты (в частности, сборники стихотворных наставлений) свидетельствуют, что его реальное употребление было шире. Children – слово, которое в XIV-XV вв. обозначает молодость не только по летам, но и по статусу; а статус слуги, подмастерья и оруженосца всегда неполноправен и сродни статусу ребенка по сравнению с положением хозяина. Точно так же, как собственными несовершеннолетними детьми, хозяин может распоряжаться слугами и подмастерьями, он вправе контролировать их поведение, устанавливая довольно жесткие рамки (вплоть до запрета выходить из дому куда-либо, исключая церковь), требовать полного повиновения и наказывать за непослушание, сам и через суд – вне зависимости от возраста. Для выхода из статуса children и вхождения в мир взрослых (: полноправных) людей следовало миновать некую условную веху, будь то достижение совершеннолетия (желательное, но зачастую не единственное условие), завершение обучения, вступление в гильдию или посвящение в рыцари. В деревенских семьях, как правило, достижение совершеннолетия и вступление в права наследства знаменовали собой превращение ребенка во взрослого человека; в городах эта фаза могла быть отсрочена надолго – в XIV-XV вв. подмастерье, поступивший на выучку в 15-16 лет, мог стать мастером и получить право завести семью, распоряжаться собственным имуществом и т.д. не ранее чем к 25 годам, а то и позже. Те юноши и девушки, которые поступали в услужение на время (например, чтобы скопить денег к свадьбе), по истечении срока контракта избирали себе другой род занятий (торговля, ремесло, сельское хозяйство) и переходили в число «самостоятельных» людей. Для слуг, по каким-либо причинам лишенных возможности когда-либо выйти за рамки этой сферы и заняться чем-то еще (торговлей, ремеслом и т.д.), положение children становилось пожизненным – не только в юности, но и в зрелом возрасте они полностью зависели от хозяев и от условий контракта. В первую очередь это, конечно, справедливо для профессиональных («пожизненных») слуг, трудившихся в небогатых семьях, деревенских и городских; слуга в знатной семье мог достичь значительных высот.
В благородном household – в замке или в поместье – мужчин было значительно больше, чем женщин. К концу средневекового периода это соотношение приблизительно выровнялось, но в XI-XIII веке «женская часть» в благородном доме состояла из хозяйки, ее дочерей, камеристок и, как вариант, еще нескольких прислужниц более низкого ранга (например, носивших воду для мытья). «Мужскую» же часть населения, в значительной мере, составляли люди, исполнявшие чисто военные функции (привратники, рыцари, оруженосцы, наемники, составлявшие замковый гарнизон). Многие из них, помимо военных, выполняли и административные обязанности. Кроме них, были также слуги, отвечавшие за разные сферы хозяйственной жизни (управляющий, казначей, эконом, конюший, свечник и т.д.). Впрочем, чем выше был статус хозяина, тем больше было шансов, что обязанности такого рода также выполняли лица благородного происхождения, нередко из числа аристократической молодежи, присланной для «завершения образования». Наконец, на нижнем уровне замковой иерархии находились слуги попроще, зачастую нанятые в окрестных деревнях для черной работы – они рубили дрова, таскали воду, чистили котлы, выгребали навоз и т.д.
В богатейших семействах, способных позволить себе максимально полный штат прислуги, «служебная лестница» выглядела так:
- во главе иерархии слуг стоял управляющий (стюард, сенешаль, мажордом), который отвечал за все хозяйственные дела в пределах household
- о личных удобствах лорда и его семьи заботился камерарий (chamberlain), или постельничий. В его обязанности входило обустройство личных комнат хозяев, а также забота об их гардеробе и всякой домашней утвари (иногда этим занималось отдельное лицо)
- приблизительно ту же власть в пределах замка, что и управляющий, имел конюший (marshal). Он отвечал за состояние конюшен и лошадей, а также зачастую играл роль блюстителя дисциплины среди слуг.
У всех этих высокопоставленных служителей были многочисленные помощники (лакеи, грумы, пажи) – зачастую подростки или молодые люди.
Конечно, средневековый household не мог обойтись без «подразделения», заведующего доставкой, приготовлением и хранением еды. (Следует помнить, что нужно было не только кормить постоянных обитателей замка или поместья, но и регулярно устраивать пиры.) Замковая кухня разделялась на pantry (кладовую, где хранились не только хлеб, сыр, специи и т.д., но и столовые приборы), и buttery (винный погреб, содержавший, кроме вина, также эль, пиво). Этими «подразделениями» заправляли хлебодар (pantler) и виночерпий (butler), соответственно. В зависимости от размеров и финансовых возможностей семейства эти должности могли совмещаться. Королевские дворы, разумеется, повторяли хозяйственную иерархию дворянских households в увеличенном масштабе, с той разницей, что исполнители хозяйственных должностей при королевском дворе в то же время помогали в управлении королевством, будучи приближенными и советниками государя. Сенешаль, конюший, виночерпий, камерарий, управляющие – все это были аристократы высокого ранга, обладавшие значительной властью и активно пользовавшиеся своим положением при дворе. (Так, родовое имя шотландской династии Стюартов вполне ясно намекает на род занятий их предков – steward, т.е. управляющий.) С течением времени должности при королевском household становятся не более чем почетными назначениями, распределяемыми среди знатнейших семейств или передаваемыми по наследству; хозяйственные обязанности, налагаемые на носителей этих званий, постепенно сокращались – как сокращалось и количество реального политического влияния в их руках.
В крупных дворянских household встречались и такие, более частные, должности (к сожалению, не всегда для них есть адекватный вариант перевода):
- ewer - подавал воду для мытья рук лорду и его гостям в пиршественной зале
- cupbearer – подавал вино и эль
- carver – нарезал мясо и прислуживал за хозяйским столом
- sewer – прислуживал за столом гостям
- almoner – читал предобеденную молитву и распоряжался раздачей остатков бедным
(Все это, разумеется, не считая шутов, музыкантов, жонглеров и т.д., которые также могли входить в штат замковой прислуги.)
Даже в самых скромных домах можно было найти одного, а то и двух слуг. Это могли быть слуги, приходящие на несколько часов в день (например, для уборки), или поденщики, или же полноправные члены household, которые жили под одним кровом с хозяином. Варьировались и их обязанности – в городе слуги и работники помогали в лавке и в мастерской, в деревне трудились в поле, ну и, разумеется, повсюду они выполняли разного рода домашнюю работу. Хотя некоторые становились слугами пожизненно, для многих, напротив, это была временная стадия: юноши и девушки из малообеспеченных семей на несколько лет нанимались в слуги, чтобы скопить немного денег (или заработать на приданое), приобрести необходимые хозяйственные навыки, обзавестись полезными связями и вообще усвоить принятые в обществе нормы поведения. Все это было необходимо для дальнейшего гладкого вхождения во «взрослый» мир. Пожизненно слугами, как правило, оставались те, кто не мог рассчитывать на статус полноправного гражданина, члена гильдии и т.д. – в первую очередь, пришлые (чужаки в городе) и самые бедные, не имевшие ни средств для дорогостоящего обучения ремеслу, ни жилья, ни какой-либо собственности. Слуги «низшей категории» могли работать как за жалованье, так и исключительно за кров, стол и одежду.
Дети из бедных семей порой поступали в услужение в весьма раннем возрасте (начиная с семи лет), однако большинство хозяев все-таки предпочитали слуг постарше, что логично – от подростка можно ожидать большей ответственности, да и проворства, чем от ребенка 6-7 лет. Гораздо чаще встречались юные слуги десяти-двенадцати лет от роду. Разумеется, их обязанности были вынужденно ограничены возрастом и силами: им редко поручали тяжелую работу или дела, требующие изрядной ловкости. Хозяин, принявший в дом слугу-подростка или ребенка, неизбежно должен был дождаться, пока тот научится работать; иными словами, маленький слуга начинал с самых простых дел. Мальчики служили помощниками конюхов, посыльными, младшими лакеями, привратниками, а девочки горничными, няньками, судомойками. В кухне могли работать дети обоего пола. Пройдя минимальное обучение, подростки помогали в мастерской, особенно если хозяева занимались красильным ремеслом, ткачеством, пивоварением (во всем этом трудно обойтись без лишних рук); в деревнях они обучались ткать, молоть зерно, печь хлеб, подковывать лошадей, ну и, разумеется, выполнять сельскохозяйственные работы. Слуги были связаны не менее жесткими условиями, чем подмастерья – зачастую в заключаемых ими контрактах точно так же указывался оговоренный срок, раньше которого они, без чрезвычайных на то причин, не имели права покинуть хозяина. Заключение контракта, где оговаривались жалованье, срок службы, предоставляемые условия и т.д., происходило официальным порядком; впоследствии хозяин мог через суд требовать возмещения издержек, если слуга был небрежен или вороват. Но и слуга, в свою очередь, мог воззвать к справедливости, если подвергался жестокому обращению, если ему не платили в срок, если отказывались предоставлять еду и одежду и т.д. Иногда слуги предпочитали попросту сбежать, чем начинать тяжбу; однако судебные документы свидетельствуют, что в принципе обращаться в суд было регулярной практикой – и хозяева, и слуги прибегали к помощи властей с просьбой разрешить спор, если его не удавалось уладить своими силами.
В аристократических домах встречались слуги более высокого происхождения, особенно среди лакеев, камеристок и прочей «личной» прислуги. Подобные обязанности могли выполнять подростки, принадлежавшие к тому же сословию, что и хозяева, или же люди, принадлежавшие к джентри и среднему городскому классу. У таких слуг даже бывало университетское образование. В XV веке в Лондоне и в других крупных городах в широком обиходе были сборники наставлений, предназначенные для более «утонченной» прислуги Не только знать, но и городские чиновники и богатые купцы предпочитали нанять слугу, который мог бы выполнять деликатные обязанности с сугубой аккуратностью и тактом.
Нередко младшие братья и сестры поступали в тот же дом, где служили их старшие родичи. Когда старший брат или сестра продвигались по служебной лестнице, младший отпрыск мог занять их место. Также нередко бывало, что слуг брали из числа родственников: например, преуспевающий городской торговец мог принять на службу детей своего брата или кузена, проживающего в деревне. Домашние слуги почти всегда проживали под одной кровлей с хозяевами; не предоставить слуге кров, после того как он был обещан, считалось серьезным нарушением условий контракта. Разумеется, совместное проживание могло привести как к созданию крепкой взаимной привязанности, так и к крупным злоупотреблениям. Нередко хозяева и слуги, особенно близкие друг другу по возрасту и статусу, становились друзьями на всю жизнь; однако, бывало и так, что хозяева злоупотребляли зависимым положением слуг. Иногда случается столкнуться с утверждением, что оказание интимных услуг по умолчанию входило в число обязанностей молодых служанок; вряд ли это соответствует действительности, и, во всяком случае, служанка была вправе обратиться в суд, если считала себя обиженной. Контракт гарантировал повиновение слуги хозяину, но не отдавал его в рабство и гарантировал некоторую защиту от злоупотреблений. Разумеется, случалось, что служанка становилась сожительницей хозяина или его сына, если это сулило ей известные льготы на протяжении всего срока службы или, как минимум, избавляло от притеснений – а иногда делалась даже полноправной хозяйкой дома.
tal-gilas.livejournal.com/237210.html
скрытый текстЗачастую «домочадцев» объединяло с «чадами» слово children – так могли назвать и мальчика-оруженосца, и двадцатилетнего подмастерья, и взрослого слугу. В большинстве словарей говорится, что этим словом обозначали «молодежь благородного происхождения», но документы и тексты (в частности, сборники стихотворных наставлений) свидетельствуют, что его реальное употребление было шире. Children – слово, которое в XIV-XV вв. обозначает молодость не только по летам, но и по статусу; а статус слуги, подмастерья и оруженосца всегда неполноправен и сродни статусу ребенка по сравнению с положением хозяина. Точно так же, как собственными несовершеннолетними детьми, хозяин может распоряжаться слугами и подмастерьями, он вправе контролировать их поведение, устанавливая довольно жесткие рамки (вплоть до запрета выходить из дому куда-либо, исключая церковь), требовать полного повиновения и наказывать за непослушание, сам и через суд – вне зависимости от возраста. Для выхода из статуса children и вхождения в мир взрослых (: полноправных) людей следовало миновать некую условную веху, будь то достижение совершеннолетия (желательное, но зачастую не единственное условие), завершение обучения, вступление в гильдию или посвящение в рыцари. В деревенских семьях, как правило, достижение совершеннолетия и вступление в права наследства знаменовали собой превращение ребенка во взрослого человека; в городах эта фаза могла быть отсрочена надолго – в XIV-XV вв. подмастерье, поступивший на выучку в 15-16 лет, мог стать мастером и получить право завести семью, распоряжаться собственным имуществом и т.д. не ранее чем к 25 годам, а то и позже. Те юноши и девушки, которые поступали в услужение на время (например, чтобы скопить денег к свадьбе), по истечении срока контракта избирали себе другой род занятий (торговля, ремесло, сельское хозяйство) и переходили в число «самостоятельных» людей. Для слуг, по каким-либо причинам лишенных возможности когда-либо выйти за рамки этой сферы и заняться чем-то еще (торговлей, ремеслом и т.д.), положение children становилось пожизненным – не только в юности, но и в зрелом возрасте они полностью зависели от хозяев и от условий контракта. В первую очередь это, конечно, справедливо для профессиональных («пожизненных») слуг, трудившихся в небогатых семьях, деревенских и городских; слуга в знатной семье мог достичь значительных высот.
В благородном household – в замке или в поместье – мужчин было значительно больше, чем женщин. К концу средневекового периода это соотношение приблизительно выровнялось, но в XI-XIII веке «женская часть» в благородном доме состояла из хозяйки, ее дочерей, камеристок и, как вариант, еще нескольких прислужниц более низкого ранга (например, носивших воду для мытья). «Мужскую» же часть населения, в значительной мере, составляли люди, исполнявшие чисто военные функции (привратники, рыцари, оруженосцы, наемники, составлявшие замковый гарнизон). Многие из них, помимо военных, выполняли и административные обязанности. Кроме них, были также слуги, отвечавшие за разные сферы хозяйственной жизни (управляющий, казначей, эконом, конюший, свечник и т.д.). Впрочем, чем выше был статус хозяина, тем больше было шансов, что обязанности такого рода также выполняли лица благородного происхождения, нередко из числа аристократической молодежи, присланной для «завершения образования». Наконец, на нижнем уровне замковой иерархии находились слуги попроще, зачастую нанятые в окрестных деревнях для черной работы – они рубили дрова, таскали воду, чистили котлы, выгребали навоз и т.д.
В богатейших семействах, способных позволить себе максимально полный штат прислуги, «служебная лестница» выглядела так:
- во главе иерархии слуг стоял управляющий (стюард, сенешаль, мажордом), который отвечал за все хозяйственные дела в пределах household
- о личных удобствах лорда и его семьи заботился камерарий (chamberlain), или постельничий. В его обязанности входило обустройство личных комнат хозяев, а также забота об их гардеробе и всякой домашней утвари (иногда этим занималось отдельное лицо)
- приблизительно ту же власть в пределах замка, что и управляющий, имел конюший (marshal). Он отвечал за состояние конюшен и лошадей, а также зачастую играл роль блюстителя дисциплины среди слуг.
У всех этих высокопоставленных служителей были многочисленные помощники (лакеи, грумы, пажи) – зачастую подростки или молодые люди.
Конечно, средневековый household не мог обойтись без «подразделения», заведующего доставкой, приготовлением и хранением еды. (Следует помнить, что нужно было не только кормить постоянных обитателей замка или поместья, но и регулярно устраивать пиры.) Замковая кухня разделялась на pantry (кладовую, где хранились не только хлеб, сыр, специи и т.д., но и столовые приборы), и buttery (винный погреб, содержавший, кроме вина, также эль, пиво). Этими «подразделениями» заправляли хлебодар (pantler) и виночерпий (butler), соответственно. В зависимости от размеров и финансовых возможностей семейства эти должности могли совмещаться. Королевские дворы, разумеется, повторяли хозяйственную иерархию дворянских households в увеличенном масштабе, с той разницей, что исполнители хозяйственных должностей при королевском дворе в то же время помогали в управлении королевством, будучи приближенными и советниками государя. Сенешаль, конюший, виночерпий, камерарий, управляющие – все это были аристократы высокого ранга, обладавшие значительной властью и активно пользовавшиеся своим положением при дворе. (Так, родовое имя шотландской династии Стюартов вполне ясно намекает на род занятий их предков – steward, т.е. управляющий.) С течением времени должности при королевском household становятся не более чем почетными назначениями, распределяемыми среди знатнейших семейств или передаваемыми по наследству; хозяйственные обязанности, налагаемые на носителей этих званий, постепенно сокращались – как сокращалось и количество реального политического влияния в их руках.
В крупных дворянских household встречались и такие, более частные, должности (к сожалению, не всегда для них есть адекватный вариант перевода):
- ewer - подавал воду для мытья рук лорду и его гостям в пиршественной зале
- cupbearer – подавал вино и эль
- carver – нарезал мясо и прислуживал за хозяйским столом
- sewer – прислуживал за столом гостям
- almoner – читал предобеденную молитву и распоряжался раздачей остатков бедным
(Все это, разумеется, не считая шутов, музыкантов, жонглеров и т.д., которые также могли входить в штат замковой прислуги.)
Даже в самых скромных домах можно было найти одного, а то и двух слуг. Это могли быть слуги, приходящие на несколько часов в день (например, для уборки), или поденщики, или же полноправные члены household, которые жили под одним кровом с хозяином. Варьировались и их обязанности – в городе слуги и работники помогали в лавке и в мастерской, в деревне трудились в поле, ну и, разумеется, повсюду они выполняли разного рода домашнюю работу. Хотя некоторые становились слугами пожизненно, для многих, напротив, это была временная стадия: юноши и девушки из малообеспеченных семей на несколько лет нанимались в слуги, чтобы скопить немного денег (или заработать на приданое), приобрести необходимые хозяйственные навыки, обзавестись полезными связями и вообще усвоить принятые в обществе нормы поведения. Все это было необходимо для дальнейшего гладкого вхождения во «взрослый» мир. Пожизненно слугами, как правило, оставались те, кто не мог рассчитывать на статус полноправного гражданина, члена гильдии и т.д. – в первую очередь, пришлые (чужаки в городе) и самые бедные, не имевшие ни средств для дорогостоящего обучения ремеслу, ни жилья, ни какой-либо собственности. Слуги «низшей категории» могли работать как за жалованье, так и исключительно за кров, стол и одежду.
Дети из бедных семей порой поступали в услужение в весьма раннем возрасте (начиная с семи лет), однако большинство хозяев все-таки предпочитали слуг постарше, что логично – от подростка можно ожидать большей ответственности, да и проворства, чем от ребенка 6-7 лет. Гораздо чаще встречались юные слуги десяти-двенадцати лет от роду. Разумеется, их обязанности были вынужденно ограничены возрастом и силами: им редко поручали тяжелую работу или дела, требующие изрядной ловкости. Хозяин, принявший в дом слугу-подростка или ребенка, неизбежно должен был дождаться, пока тот научится работать; иными словами, маленький слуга начинал с самых простых дел. Мальчики служили помощниками конюхов, посыльными, младшими лакеями, привратниками, а девочки горничными, няньками, судомойками. В кухне могли работать дети обоего пола. Пройдя минимальное обучение, подростки помогали в мастерской, особенно если хозяева занимались красильным ремеслом, ткачеством, пивоварением (во всем этом трудно обойтись без лишних рук); в деревнях они обучались ткать, молоть зерно, печь хлеб, подковывать лошадей, ну и, разумеется, выполнять сельскохозяйственные работы. Слуги были связаны не менее жесткими условиями, чем подмастерья – зачастую в заключаемых ими контрактах точно так же указывался оговоренный срок, раньше которого они, без чрезвычайных на то причин, не имели права покинуть хозяина. Заключение контракта, где оговаривались жалованье, срок службы, предоставляемые условия и т.д., происходило официальным порядком; впоследствии хозяин мог через суд требовать возмещения издержек, если слуга был небрежен или вороват. Но и слуга, в свою очередь, мог воззвать к справедливости, если подвергался жестокому обращению, если ему не платили в срок, если отказывались предоставлять еду и одежду и т.д. Иногда слуги предпочитали попросту сбежать, чем начинать тяжбу; однако судебные документы свидетельствуют, что в принципе обращаться в суд было регулярной практикой – и хозяева, и слуги прибегали к помощи властей с просьбой разрешить спор, если его не удавалось уладить своими силами.
В аристократических домах встречались слуги более высокого происхождения, особенно среди лакеев, камеристок и прочей «личной» прислуги. Подобные обязанности могли выполнять подростки, принадлежавшие к тому же сословию, что и хозяева, или же люди, принадлежавшие к джентри и среднему городскому классу. У таких слуг даже бывало университетское образование. В XV веке в Лондоне и в других крупных городах в широком обиходе были сборники наставлений, предназначенные для более «утонченной» прислуги Не только знать, но и городские чиновники и богатые купцы предпочитали нанять слугу, который мог бы выполнять деликатные обязанности с сугубой аккуратностью и тактом.
Нередко младшие братья и сестры поступали в тот же дом, где служили их старшие родичи. Когда старший брат или сестра продвигались по служебной лестнице, младший отпрыск мог занять их место. Также нередко бывало, что слуг брали из числа родственников: например, преуспевающий городской торговец мог принять на службу детей своего брата или кузена, проживающего в деревне. Домашние слуги почти всегда проживали под одной кровлей с хозяевами; не предоставить слуге кров, после того как он был обещан, считалось серьезным нарушением условий контракта. Разумеется, совместное проживание могло привести как к созданию крепкой взаимной привязанности, так и к крупным злоупотреблениям. Нередко хозяева и слуги, особенно близкие друг другу по возрасту и статусу, становились друзьями на всю жизнь; однако, бывало и так, что хозяева злоупотребляли зависимым положением слуг. Иногда случается столкнуться с утверждением, что оказание интимных услуг по умолчанию входило в число обязанностей молодых служанок; вряд ли это соответствует действительности, и, во всяком случае, служанка была вправе обратиться в суд, если считала себя обиженной. Контракт гарантировал повиновение слуги хозяину, но не отдавал его в рабство и гарантировал некоторую защиту от злоупотреблений. Разумеется, случалось, что служанка становилась сожительницей хозяина или его сына, если это сулило ей известные льготы на протяжении всего срока службы или, как минимум, избавляло от притеснений – а иногда делалась даже полноправной хозяйкой дома.
tal-gilas.livejournal.com/237210.html
Старость и смерть в средние века
Из кн.: Barbara A. Hanawalt. The Ties, that Bound: Peasant Families in Medieval England.
Часть 1.
Старость и связанные с ней нормы и правила предполагали гораздо больше социальной адаптивности и мобильности, чем любая другая стадия жизни. Если при воспитании детей в расчет, в первую очередь, принимались биологические потребности (кормление, одевание, обучение детей базовым правилам выживания), а брак в большинстве доиндустриальных обществ представлял собой биолого-экономическую единицу, то старение было неразрывно связано с социальными и культурными концептами. Основной проблемой для пожилых людей было обеспечить себе относительное материальное благополучие, а также не потерять уважение в своей социальной среде. Крыша над головой, еда и одежда, конечно, доминировали в списке потребностей, но и участие в хозяйственных решениях, непременное участие в общественных и религиозных событиях, гарантия достойного погребения всегда были психологически очень важны. Кроме того, представители старшего поколения хотели гарантировать себе, что заботиться о них не перестанут, даже когда они станут совсем беспомощными.
скрытый текстСтолкновения «отцов и детей» были очевидны в обществе ничуть не менее, чем война полов. Моралисты не только произносили гневные проповеди о неблагодарности детей, но также и предостерегали родителей, советуя им не назначать отпрысков своими душеприказчиками – ведь дети наверняка не исполнят завещания, если им не понравятся условия. «Не делай душеприказчиком ни врача, ни наследника», - предупреждает поэт Роберт Мэннинг в начале XIV в. Судя по всему, между хозяевами и их наследниками действительно существовало некоторое, вполне понятное, напряжение. Как только старик уходил на покой, передавая свое имущество наследникам, ему оставалось полагаться на милость молодого поколения. С точки зрения молодежи – если верить документам эпохи – старики представляли целый ряд проблем. Они работали мало (во всяком случае, несопоставимо с тем, сколько потребляли); они мешали молодым «пробиваться» и, наконец, с эстетической точки зрения оскорбляли глаз. Молодому крестьянину порой приходилось ждать, пока отец умрет или окончательно уйдет на покой, прежде чем самому жениться и зажить собственным домом. Если старик женился на женщине помоложе, он лишал потенциальной жены какого-нибудь парня. Молодые крестьяне, в свою очередь, нередко женились на вдовах старше себя, рассчитывая пользоваться их приданым, и тем самым лишали деревенских девушек возможности выйти за ровесников. Получался замкнутый круг. Таким образом, у молодежи был повод недолюбливать стариков и как социальных конкурентов. Наверное, неудивительно, что те предпочитали юридически гарантировать себе покой и сытость, вместо того чтобы полагаться на культурные концепты почитания отца и матери.
Но насколько серьезной была конкуренция молодежи и стариков в средневековой Англии? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, насколько остро стояла проблема и каким образом старики вписывались в общество. Возраст, обозначенный как «старость» в Статуте о работниках (1351), - шестьдесят лет. «Каждый человек, крепкий телом и младше шестидесяти лет, обязан зарабатывать себе все то, что ему требуется, или же он будет сидеть в тюрьме, пока не найдет себе поручителей». В некоторых церковных источниках стариками (senex) названы люди старше пятидесяти. Но крестьяне, с вероятностью, могли бы не в курсе церковного деления на стадии жизни, и даже писцы в поместных и королевских судах редко использовали слово senex применительно к пожилым людям. Воистину, ни статут, ни книжные термины не могли иметь широкого практического применения, ведь у людей зачастую было весьма смутное представление о собственном возрасте – даты рождения записывались не всегда, и называть свой возраст в официальной обстановке крестьянам приходилось редко. В тех случаях, когда в судебных отчетах назван возраст, он обычно дан «в среднем», нередко с пометкой et amplis («и старше»). Определение человека как «пожилого», как правило, основывалось на его физических данных и общем состоянии здоровья.
Мы, вероятно, никогда в точности не узнаем процент пожилых людей среди населения средневековой Англии, но не следует думать, что, раз средняя продолжительность жизни составляла около 33 лет, то стариков было мало. Такую цифру давала не столько взрослая, сколько младенческая смертность, которая была весьма высока. Анализ костей из средневековых английских погребений свидетельствует, что как минимум десять процентов покойных разменяли шестой десяток.
Если и впрямь десять процентов населения было старше пятидесяти лет, то конфликт потребностей между стариками и молодыми просто обязан был вызвать некоторые трения. Тем не менее, криминальные варианты избавления от чрезмерно зажившегося отца в средневековой Англии встречаются очень редко. Вместо этого либо сами старики, либо их родственники, либо община старались заранее принять меры. Конечно, условия значительно варьировались по степени материального комфорта, но, тем не менее, для пожилых крестьян открывался целый ряд возможностей.
Одним из наиболее популярных вариантов было заключение, так сказать, «пенсионного договора» - именно такие контракты чаще всего фигурируют в документах манориальных судов. В них оговаривалось, что ушедший на покой крестьянин передает человеку, с которым заключен контракт (не обязательно родственнику), право пользования землей и постройками в обмен на пищу, приют и одежду. Нередко такие контракты заключали на смертном одре мужчины в пользу своих жен, чтобы обеспечить им относительно безбедную старость.
В большинстве случаев состарившийся арендатор сам оговаривал условия контракта. Отец мог заключить договор с сыном, прежде чем передать ему семейный надел, или с дочерью, собирающейся вступить в брак. Так, Ричард Ловерд из Нортгемптоншира, как положено, передал свой дом и все имущество лорду; будущий муж Эммы, дочери и наследницы Ричарда, заплатил лорду пять шиллингов за право вступить во владение землей и пообещал, что, женившись на Эмме, он обеспечит ее отца едой и одеждой. В другом случае некий родственник престарелого Ральфа Бимонда вступил во владение его землей, поскольку Ральф был немощен. Ральфу оставались дом и огород; также родственник обещал ежегодно снабжать его одеждой на сумму два шиллинга шесть пенсов, покупать чулки и башмаки, выдавать четыре бушеля хорошей пшеничной муки и четыре бушеля ячменя. Такие договоры могли заключаться и с человеком, который не приходился «пенсионеру» родней. Когда односельчанин Хью занял надел престарелого Саймона, он согласился «заботиться об Элис, жене Саймона, об его сыне и других детях».
Престарелый крестьянин мог позаботиться о жене и детях, зафиксировав свою волю в манориальном суде. Бывало, что к смертному одру являлся бейлиф, чтобы записать пожелания умирающего. Так, Джон Уайтинг в смертный час передал дом и землю Саймону Уэллингу, с условием, что Саймон будет кормить вдову Джона и выдаст ей шестнадцать бушелей ячменя. Еще Саймон должен был держать для нее корову, шесть кур и гуся, а также каждый год обрабатывать и засевать в ее пользу один акр. На одежду для вдовы он должен был тратить три шиллинга ежегодно, а на Пасху покупать ей новую пару обуви. Вдове позволялось проживать в доме покойного супруга, хотя она и не имела там отдельного помещения – ей гарантировались только право беспрепятственного входа, место у очага и постель.
А как же те арендаторы, которые не могли обеспечить себе хорошее содержание в старости, поскольку им нечего было предложить в обмен? Необходимым минимумом для прокормления одного человека считались два-три акра пахотной земли; таким образом, беднякам попросту нечем было привлечь людей, готовых о них заботиться. Крестьяне, владевшие только домом и огородом, зачастую, чтобы обеспечить себе уход в старости, помимо права пользования своим участком, делали добровольного помощника главным наследником. Иными словами, вся домашняя утварь, одежда и прочее движимое имущество отходило человеку, который соглашался заботиться о престарелом бедняке.
Как правило, контракты дают понять, что составляли их с большим тщанием. Завещатели оговаривали все мелочи и ничего не оставляли на волю судьбы. Вместо того чтобы положиться на милость наследников или добровольных помощников в том, что касалось еды, одежды и крова, старики предпочитали обо всем условиться заранее. Иногда в условия входила перепланировка дома, чтобы старика можно было поместить в отдельной комнате (нередко на втором этаже). Иногда для «пенсионера» строился отдельный домик. Так. в 1281 г. Томас Брид согласился выстроить для своей матери дом длиной в 30 футов и шириной в 14, с тремя дверьми и двумя окнами. Кроме того, некоторые завещатели требовали для себя регулярной стирки белья, предоставления им лошади для поездок, топлива, инструментов, садового участка и так далее. Учитывались и психологические потребности – в контрактах часто идет речь о регулярных дружеских визитах к больному, о порядке похорон, о заупокойных службах.
https://tal-gilas.livejournal.com/248611.html
Часть 2
скрытый текстРазумеется, человек, с которым был заключен «пенсионный контракт» (назовем его «смотритель»), мог умереть раньше, чем «пенсионер». В XV в., после Черной смерти, возможность такого оборота событий была весьма велика. Поэтому в контракте порой специально оговаривались, что наследники «смотрителя», в свою очередь, должны будут заботиться о старике. Иногда изначальный «смотритель» решал продать свои права на землю и имущество «пенсионера», и тогда контракт перезаключался. Человек, к которому переходила собственность «пенсионера», продолжал заботиться о нем, если желал владеть его имуществом.
Старики, семейные или одинокие, как правило, предпочитали оставаться на своей земле. Нормой было проживание в одном доме со «смотрителем»; лишь один из десяти престарелых крестьян, в среднем, располагал такой роскошью, как отдельное жилье. Что характерно, только треть стариков заключала контракты с собственными детьми. Точных причин мы не знаем. Во-первых, можно предположить, что средневековые английские семьи необязательно были «родовыми» - иными словами, престарелый крестьянин-завещатель не приходился родней новой главе дома. Во-вторых, в манориальных записях могли фиксироваться, в первую очередь, именно контракты «на стороне», поскольку у родителей и детей в норме были дружеские отношение, не требующие непременных юридических гарантий. Известно, что обеспеченные крестьяне предпочитали все оговаривать в завещаниях, не составляя специальных контрактов, и строить взрослым детям отдельное жилье. Иными словами, в манориальных записях, по преимуществу, представлены контракты, составленные небогатыми крестьянами без близких родственников – или же крестьянами, которые уже распределили свое имущество между наследниками, оставив за собой домик и несколько акров земли.
Положение одиноких стариков вовсе не обязательно было хуже, чем положение семейных – если, конечно, у них была земля, которую они могли предложить в обмен на уход. Среди известных нам «пенсионных» контрактов 36 процентов составлены семейными парами, 43 – одинокими женщинами и 21 – одинокими мужчинами. Преобладание одиноких наводит на мысль, что пенсионные контракты обычно составлялись, когда человек чувствовал, что больше не может заботиться о себе сам, в частности после смерти супруга/супруги. Напрашивается неприятная мысль – бывало ли так, что «смотрители» соглашались заключить контракт лишь для того, чтобы заполучить землю и, может быть, даже ускорить смерть завещателя? Хотя, конечно, нельзя полностью исключить возможность преступных намерений, но процентное соотношение наводит на интересные соображения: больше половины «смотрителей» - достаточно молодые одинокие мужчины. С вероятностью, это были крестьяне, которые ничего не получили от своей семьи – возможно, собственные родители просто не могли обеспечить их – а потому они делались «смотрителями», намереваясь рано или поздно обзавестись собственным хозяйством. Даже в XV в., когда свободной земли было в избытке, «смотрители» предпочитали брать так называемые «семейные наделы», вместо пахотных, т.е., по сути, дом с огородом. Заключая контракт, они словно становились назваными детьми престарелых крестьян и по смерти подопечных могли предъявить на землю те же права, что и прежние владельцы. Таким образом, домик с несколькими акрами земли, считаясь, скорее, семейным участком, нежели арендуемым пахотным наделом, надежно закреплялся за «смотрителем».
Разумеется, знание условий, оговариваемых в контрактах, на самом деле не дает нам точного ответа на вопрос – каков был уровень жизнь деревенских стариков и как о них заботились? Обеспечивала ли юридическая практика, по крайней мере, обещанные им материальные блага? Жалобы на нарушение условий контракта свидетельствуют о том, что мошенники все-таки бывали. Так, в 1286 г. община в Уэйкфилде обвинила некоего Уильяма Вудмауса в том, что он выгнал женщину по имени Молл, с сыном, из ее собственного дома, убил ее собаку и унес десять локтей полотна; также он забрал у Молл плащ и отказался чинить ее жилище, хотя и обещал. В тех случаях, когда общине приходилось вмешиваться, она, как правило, налагала на нарушителя соответствующее наказание. Когда Джон Кейтлин выгнал Елену Мартин из ее дома и сломал его, присяжные велели ему отстроить дом заново, а до тех пор предоставить женщине подходящее жилище. Когда сын нарушил условия контракта, заключенного со своей престарелой матерью, манориальный суд оштрафовал его и вернул женщине землю, воспретив сыну вступать во владение ею, пока мать жива.
Контракт можно было перепродавать из рук в руки. Так, некий крестьянин, умерший в 1415 г., решил оставить жене дом и участок размером в акр – при условии, что она будет до конца жизни заботиться о его немощной сестре. Однако через шесть лет вдова переехала, договорившись с кем-то из соседей, что тот поселится в доме и возьмет заботу о бедной женщине на себя. Однако через год новый «смотритель» также уехал из деревни, перепродав контракт другому односельчанину. Если подопечный был не в состоянии сам отстаивать свои права, деревенская община зорко следила за соблюдением условий контракта; с вероятностью, в случаях вопиющего небрежения или откровенно дурного обращения соседи вмешивались в происходящее.
Когда жены старились, мужья нередко оговаривали их будущность в завещаниях, стараясь обеспечить им безбедную жизнь. В таких случаях чаще всего именно сыну предстояло заботиться о матери. Осторожные крестьяне старались предусмотреть максимум возможных нарушений. Один старик выразил подозрения в адрес сына и официально объявил, что на первый год его вдове следует получить половину урожая, а в последующие годы – урожай с трех акров, равно и «старую лошадь, чтобы отвезти зерно на мельницу». Нередко оговаривались условия проживания; матери и сыну обычно предстояло жить вместе, но, если они не могли поладить, мать имела право получить отдельный домик или отдельную комнату. Еще один крестьянин беспокоился, что его сын продаст дом, и объявил, что тот, к кому перейдет имущество его сына, обязан предоставить комнату жене завещателя, а также кормить ее со своего стола. Некий предприимчивый муж оставил старшему сыну, Джону, семейное имущество, с условием, что Джон будет выплачивать своей бабке четыре фунта в год пожизненно, а также кормить ее, если она пожелает жить с ним; вдове завещателя предстояло жить у второго сына и получать по двадцать шиллингов в год от каждого из троих младших сыновей, как только они достигнут совершеннолетия, а если она не будет довольна содержанием, то может потребовать стоимость своего приданого. Еще один обеспеченный крестьянин, намеревавшийся после ухода на покой поселиться в доме сына, решил вознаградить молодое поколение за доброту: он заранее передал невестке всю домашнюю утварь, которая еще принадлежала ему, и пообещал до конца дней выплачивать сыну на Рождество сорок шиллингов за стол – и столько же за «заботу и труды».
Трудно сказать, до какой степени престарелые крестьяне полагались на родственников, когда вставал вопрос о том, кто будет о них заботиться. Если судить по сохранившимся документам, может показаться, что проживание с детьми или другими родичами отнюдь не было предпочитаемым вариантом. В средневековой Англии престарелый родитель отправлялся жить к отпрыскам, только если больше никто не мог о нем позаботиться. Все средневековые свидетельства дают понять, что это была установленная практика: люди жили самостоятельно как можно дольше (пока позволяло здоровье и т.д.), но даже и потом только треть из них предпочитала переходить на иждивение родственников.
Еще одним вариантом было нанять человека, который приходил бы присматривать за домом старика и вести хозяйство. Так, Томас Кайн, богатый крестьянин, не имевший ни жены, ни детей, оставил деньги некоей женщине, которую обозначил как «домоправительница» (заметим, что при этом у него были двое братьев и сестра). Бездетная вдова Кэтрин Винсент упомянула в своем завещании служанку и «домоправителя». Престарелые приходские священники также часто нанимали помощников и «домоправителей», несмотря даже на то, что в средневековой Англии существовали организации, специально занимающиеся помощью дряхлым служителям церкви.
По большей части, у одряхлевших крестьян не было доступа в госпитали или в монастыри, чтобы провести там остаток жизни и спокойно умереть. Впрочем, они своими силами создавали нечто вроде добровольных ассоциаций, которые оказывали некоторую помощь старым и немощным. Из 507 гильдий, зафиксированных в документах в 1389 г., примерно треть обещала своим членам помощь, буде те заболеют или состарятся. Как правило, эта помощь представляла собой еженедельное пособие и одежду. Впрочем, пособие составляло всего 7 пенсов – этой суммы едва хватало на покупку каравая хлеба в день. Некоторые гильдии оплачивали погребение сочленов, которые были слишком бедны для устройства «приличных» похорон. Судя по всему, гильдейные пособия не предназначались для долговременной поддержки – они лишь помогали продержаться на плаву тому, кто попал в беду, и облегчали последние дни смертельно больным. Но при этом, несомненно, гильдии оказывали психологическую помощь своим немощным сочленам, давая понять, что не бросят их в час нужды. Это важный аспект заботы о стариках. Заметим, что завещатели нередко платили гильдиям благодарностью, оставляя им деньги, зерно, солод, иногда землю. В некотором отношении, гильдия была продолжение семьи: сочлены устраивали общие праздничные пиры, посещали больных, содержали священника или, как минимум, служили мессы за усопших.
https://tal-gilas.livejournal.com/250443.html
Часть 1.
Старость и связанные с ней нормы и правила предполагали гораздо больше социальной адаптивности и мобильности, чем любая другая стадия жизни. Если при воспитании детей в расчет, в первую очередь, принимались биологические потребности (кормление, одевание, обучение детей базовым правилам выживания), а брак в большинстве доиндустриальных обществ представлял собой биолого-экономическую единицу, то старение было неразрывно связано с социальными и культурными концептами. Основной проблемой для пожилых людей было обеспечить себе относительное материальное благополучие, а также не потерять уважение в своей социальной среде. Крыша над головой, еда и одежда, конечно, доминировали в списке потребностей, но и участие в хозяйственных решениях, непременное участие в общественных и религиозных событиях, гарантия достойного погребения всегда были психологически очень важны. Кроме того, представители старшего поколения хотели гарантировать себе, что заботиться о них не перестанут, даже когда они станут совсем беспомощными.
скрытый текстСтолкновения «отцов и детей» были очевидны в обществе ничуть не менее, чем война полов. Моралисты не только произносили гневные проповеди о неблагодарности детей, но также и предостерегали родителей, советуя им не назначать отпрысков своими душеприказчиками – ведь дети наверняка не исполнят завещания, если им не понравятся условия. «Не делай душеприказчиком ни врача, ни наследника», - предупреждает поэт Роберт Мэннинг в начале XIV в. Судя по всему, между хозяевами и их наследниками действительно существовало некоторое, вполне понятное, напряжение. Как только старик уходил на покой, передавая свое имущество наследникам, ему оставалось полагаться на милость молодого поколения. С точки зрения молодежи – если верить документам эпохи – старики представляли целый ряд проблем. Они работали мало (во всяком случае, несопоставимо с тем, сколько потребляли); они мешали молодым «пробиваться» и, наконец, с эстетической точки зрения оскорбляли глаз. Молодому крестьянину порой приходилось ждать, пока отец умрет или окончательно уйдет на покой, прежде чем самому жениться и зажить собственным домом. Если старик женился на женщине помоложе, он лишал потенциальной жены какого-нибудь парня. Молодые крестьяне, в свою очередь, нередко женились на вдовах старше себя, рассчитывая пользоваться их приданым, и тем самым лишали деревенских девушек возможности выйти за ровесников. Получался замкнутый круг. Таким образом, у молодежи был повод недолюбливать стариков и как социальных конкурентов. Наверное, неудивительно, что те предпочитали юридически гарантировать себе покой и сытость, вместо того чтобы полагаться на культурные концепты почитания отца и матери.
Но насколько серьезной была конкуренция молодежи и стариков в средневековой Англии? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, насколько остро стояла проблема и каким образом старики вписывались в общество. Возраст, обозначенный как «старость» в Статуте о работниках (1351), - шестьдесят лет. «Каждый человек, крепкий телом и младше шестидесяти лет, обязан зарабатывать себе все то, что ему требуется, или же он будет сидеть в тюрьме, пока не найдет себе поручителей». В некоторых церковных источниках стариками (senex) названы люди старше пятидесяти. Но крестьяне, с вероятностью, могли бы не в курсе церковного деления на стадии жизни, и даже писцы в поместных и королевских судах редко использовали слово senex применительно к пожилым людям. Воистину, ни статут, ни книжные термины не могли иметь широкого практического применения, ведь у людей зачастую было весьма смутное представление о собственном возрасте – даты рождения записывались не всегда, и называть свой возраст в официальной обстановке крестьянам приходилось редко. В тех случаях, когда в судебных отчетах назван возраст, он обычно дан «в среднем», нередко с пометкой et amplis («и старше»). Определение человека как «пожилого», как правило, основывалось на его физических данных и общем состоянии здоровья.
Мы, вероятно, никогда в точности не узнаем процент пожилых людей среди населения средневековой Англии, но не следует думать, что, раз средняя продолжительность жизни составляла около 33 лет, то стариков было мало. Такую цифру давала не столько взрослая, сколько младенческая смертность, которая была весьма высока. Анализ костей из средневековых английских погребений свидетельствует, что как минимум десять процентов покойных разменяли шестой десяток.
Если и впрямь десять процентов населения было старше пятидесяти лет, то конфликт потребностей между стариками и молодыми просто обязан был вызвать некоторые трения. Тем не менее, криминальные варианты избавления от чрезмерно зажившегося отца в средневековой Англии встречаются очень редко. Вместо этого либо сами старики, либо их родственники, либо община старались заранее принять меры. Конечно, условия значительно варьировались по степени материального комфорта, но, тем не менее, для пожилых крестьян открывался целый ряд возможностей.
Одним из наиболее популярных вариантов было заключение, так сказать, «пенсионного договора» - именно такие контракты чаще всего фигурируют в документах манориальных судов. В них оговаривалось, что ушедший на покой крестьянин передает человеку, с которым заключен контракт (не обязательно родственнику), право пользования землей и постройками в обмен на пищу, приют и одежду. Нередко такие контракты заключали на смертном одре мужчины в пользу своих жен, чтобы обеспечить им относительно безбедную старость.
В большинстве случаев состарившийся арендатор сам оговаривал условия контракта. Отец мог заключить договор с сыном, прежде чем передать ему семейный надел, или с дочерью, собирающейся вступить в брак. Так, Ричард Ловерд из Нортгемптоншира, как положено, передал свой дом и все имущество лорду; будущий муж Эммы, дочери и наследницы Ричарда, заплатил лорду пять шиллингов за право вступить во владение землей и пообещал, что, женившись на Эмме, он обеспечит ее отца едой и одеждой. В другом случае некий родственник престарелого Ральфа Бимонда вступил во владение его землей, поскольку Ральф был немощен. Ральфу оставались дом и огород; также родственник обещал ежегодно снабжать его одеждой на сумму два шиллинга шесть пенсов, покупать чулки и башмаки, выдавать четыре бушеля хорошей пшеничной муки и четыре бушеля ячменя. Такие договоры могли заключаться и с человеком, который не приходился «пенсионеру» родней. Когда односельчанин Хью занял надел престарелого Саймона, он согласился «заботиться об Элис, жене Саймона, об его сыне и других детях».
Престарелый крестьянин мог позаботиться о жене и детях, зафиксировав свою волю в манориальном суде. Бывало, что к смертному одру являлся бейлиф, чтобы записать пожелания умирающего. Так, Джон Уайтинг в смертный час передал дом и землю Саймону Уэллингу, с условием, что Саймон будет кормить вдову Джона и выдаст ей шестнадцать бушелей ячменя. Еще Саймон должен был держать для нее корову, шесть кур и гуся, а также каждый год обрабатывать и засевать в ее пользу один акр. На одежду для вдовы он должен был тратить три шиллинга ежегодно, а на Пасху покупать ей новую пару обуви. Вдове позволялось проживать в доме покойного супруга, хотя она и не имела там отдельного помещения – ей гарантировались только право беспрепятственного входа, место у очага и постель.
А как же те арендаторы, которые не могли обеспечить себе хорошее содержание в старости, поскольку им нечего было предложить в обмен? Необходимым минимумом для прокормления одного человека считались два-три акра пахотной земли; таким образом, беднякам попросту нечем было привлечь людей, готовых о них заботиться. Крестьяне, владевшие только домом и огородом, зачастую, чтобы обеспечить себе уход в старости, помимо права пользования своим участком, делали добровольного помощника главным наследником. Иными словами, вся домашняя утварь, одежда и прочее движимое имущество отходило человеку, который соглашался заботиться о престарелом бедняке.
Как правило, контракты дают понять, что составляли их с большим тщанием. Завещатели оговаривали все мелочи и ничего не оставляли на волю судьбы. Вместо того чтобы положиться на милость наследников или добровольных помощников в том, что касалось еды, одежды и крова, старики предпочитали обо всем условиться заранее. Иногда в условия входила перепланировка дома, чтобы старика можно было поместить в отдельной комнате (нередко на втором этаже). Иногда для «пенсионера» строился отдельный домик. Так. в 1281 г. Томас Брид согласился выстроить для своей матери дом длиной в 30 футов и шириной в 14, с тремя дверьми и двумя окнами. Кроме того, некоторые завещатели требовали для себя регулярной стирки белья, предоставления им лошади для поездок, топлива, инструментов, садового участка и так далее. Учитывались и психологические потребности – в контрактах часто идет речь о регулярных дружеских визитах к больному, о порядке похорон, о заупокойных службах.
https://tal-gilas.livejournal.com/248611.html
Часть 2
скрытый текстРазумеется, человек, с которым был заключен «пенсионный контракт» (назовем его «смотритель»), мог умереть раньше, чем «пенсионер». В XV в., после Черной смерти, возможность такого оборота событий была весьма велика. Поэтому в контракте порой специально оговаривались, что наследники «смотрителя», в свою очередь, должны будут заботиться о старике. Иногда изначальный «смотритель» решал продать свои права на землю и имущество «пенсионера», и тогда контракт перезаключался. Человек, к которому переходила собственность «пенсионера», продолжал заботиться о нем, если желал владеть его имуществом.
Старики, семейные или одинокие, как правило, предпочитали оставаться на своей земле. Нормой было проживание в одном доме со «смотрителем»; лишь один из десяти престарелых крестьян, в среднем, располагал такой роскошью, как отдельное жилье. Что характерно, только треть стариков заключала контракты с собственными детьми. Точных причин мы не знаем. Во-первых, можно предположить, что средневековые английские семьи необязательно были «родовыми» - иными словами, престарелый крестьянин-завещатель не приходился родней новой главе дома. Во-вторых, в манориальных записях могли фиксироваться, в первую очередь, именно контракты «на стороне», поскольку у родителей и детей в норме были дружеские отношение, не требующие непременных юридических гарантий. Известно, что обеспеченные крестьяне предпочитали все оговаривать в завещаниях, не составляя специальных контрактов, и строить взрослым детям отдельное жилье. Иными словами, в манориальных записях, по преимуществу, представлены контракты, составленные небогатыми крестьянами без близких родственников – или же крестьянами, которые уже распределили свое имущество между наследниками, оставив за собой домик и несколько акров земли.
Положение одиноких стариков вовсе не обязательно было хуже, чем положение семейных – если, конечно, у них была земля, которую они могли предложить в обмен на уход. Среди известных нам «пенсионных» контрактов 36 процентов составлены семейными парами, 43 – одинокими женщинами и 21 – одинокими мужчинами. Преобладание одиноких наводит на мысль, что пенсионные контракты обычно составлялись, когда человек чувствовал, что больше не может заботиться о себе сам, в частности после смерти супруга/супруги. Напрашивается неприятная мысль – бывало ли так, что «смотрители» соглашались заключить контракт лишь для того, чтобы заполучить землю и, может быть, даже ускорить смерть завещателя? Хотя, конечно, нельзя полностью исключить возможность преступных намерений, но процентное соотношение наводит на интересные соображения: больше половины «смотрителей» - достаточно молодые одинокие мужчины. С вероятностью, это были крестьяне, которые ничего не получили от своей семьи – возможно, собственные родители просто не могли обеспечить их – а потому они делались «смотрителями», намереваясь рано или поздно обзавестись собственным хозяйством. Даже в XV в., когда свободной земли было в избытке, «смотрители» предпочитали брать так называемые «семейные наделы», вместо пахотных, т.е., по сути, дом с огородом. Заключая контракт, они словно становились назваными детьми престарелых крестьян и по смерти подопечных могли предъявить на землю те же права, что и прежние владельцы. Таким образом, домик с несколькими акрами земли, считаясь, скорее, семейным участком, нежели арендуемым пахотным наделом, надежно закреплялся за «смотрителем».
Разумеется, знание условий, оговариваемых в контрактах, на самом деле не дает нам точного ответа на вопрос – каков был уровень жизнь деревенских стариков и как о них заботились? Обеспечивала ли юридическая практика, по крайней мере, обещанные им материальные блага? Жалобы на нарушение условий контракта свидетельствуют о том, что мошенники все-таки бывали. Так, в 1286 г. община в Уэйкфилде обвинила некоего Уильяма Вудмауса в том, что он выгнал женщину по имени Молл, с сыном, из ее собственного дома, убил ее собаку и унес десять локтей полотна; также он забрал у Молл плащ и отказался чинить ее жилище, хотя и обещал. В тех случаях, когда общине приходилось вмешиваться, она, как правило, налагала на нарушителя соответствующее наказание. Когда Джон Кейтлин выгнал Елену Мартин из ее дома и сломал его, присяжные велели ему отстроить дом заново, а до тех пор предоставить женщине подходящее жилище. Когда сын нарушил условия контракта, заключенного со своей престарелой матерью, манориальный суд оштрафовал его и вернул женщине землю, воспретив сыну вступать во владение ею, пока мать жива.
Контракт можно было перепродавать из рук в руки. Так, некий крестьянин, умерший в 1415 г., решил оставить жене дом и участок размером в акр – при условии, что она будет до конца жизни заботиться о его немощной сестре. Однако через шесть лет вдова переехала, договорившись с кем-то из соседей, что тот поселится в доме и возьмет заботу о бедной женщине на себя. Однако через год новый «смотритель» также уехал из деревни, перепродав контракт другому односельчанину. Если подопечный был не в состоянии сам отстаивать свои права, деревенская община зорко следила за соблюдением условий контракта; с вероятностью, в случаях вопиющего небрежения или откровенно дурного обращения соседи вмешивались в происходящее.
Когда жены старились, мужья нередко оговаривали их будущность в завещаниях, стараясь обеспечить им безбедную жизнь. В таких случаях чаще всего именно сыну предстояло заботиться о матери. Осторожные крестьяне старались предусмотреть максимум возможных нарушений. Один старик выразил подозрения в адрес сына и официально объявил, что на первый год его вдове следует получить половину урожая, а в последующие годы – урожай с трех акров, равно и «старую лошадь, чтобы отвезти зерно на мельницу». Нередко оговаривались условия проживания; матери и сыну обычно предстояло жить вместе, но, если они не могли поладить, мать имела право получить отдельный домик или отдельную комнату. Еще один крестьянин беспокоился, что его сын продаст дом, и объявил, что тот, к кому перейдет имущество его сына, обязан предоставить комнату жене завещателя, а также кормить ее со своего стола. Некий предприимчивый муж оставил старшему сыну, Джону, семейное имущество, с условием, что Джон будет выплачивать своей бабке четыре фунта в год пожизненно, а также кормить ее, если она пожелает жить с ним; вдове завещателя предстояло жить у второго сына и получать по двадцать шиллингов в год от каждого из троих младших сыновей, как только они достигнут совершеннолетия, а если она не будет довольна содержанием, то может потребовать стоимость своего приданого. Еще один обеспеченный крестьянин, намеревавшийся после ухода на покой поселиться в доме сына, решил вознаградить молодое поколение за доброту: он заранее передал невестке всю домашнюю утварь, которая еще принадлежала ему, и пообещал до конца дней выплачивать сыну на Рождество сорок шиллингов за стол – и столько же за «заботу и труды».
Трудно сказать, до какой степени престарелые крестьяне полагались на родственников, когда вставал вопрос о том, кто будет о них заботиться. Если судить по сохранившимся документам, может показаться, что проживание с детьми или другими родичами отнюдь не было предпочитаемым вариантом. В средневековой Англии престарелый родитель отправлялся жить к отпрыскам, только если больше никто не мог о нем позаботиться. Все средневековые свидетельства дают понять, что это была установленная практика: люди жили самостоятельно как можно дольше (пока позволяло здоровье и т.д.), но даже и потом только треть из них предпочитала переходить на иждивение родственников.
Еще одним вариантом было нанять человека, который приходил бы присматривать за домом старика и вести хозяйство. Так, Томас Кайн, богатый крестьянин, не имевший ни жены, ни детей, оставил деньги некоей женщине, которую обозначил как «домоправительница» (заметим, что при этом у него были двое братьев и сестра). Бездетная вдова Кэтрин Винсент упомянула в своем завещании служанку и «домоправителя». Престарелые приходские священники также часто нанимали помощников и «домоправителей», несмотря даже на то, что в средневековой Англии существовали организации, специально занимающиеся помощью дряхлым служителям церкви.
По большей части, у одряхлевших крестьян не было доступа в госпитали или в монастыри, чтобы провести там остаток жизни и спокойно умереть. Впрочем, они своими силами создавали нечто вроде добровольных ассоциаций, которые оказывали некоторую помощь старым и немощным. Из 507 гильдий, зафиксированных в документах в 1389 г., примерно треть обещала своим членам помощь, буде те заболеют или состарятся. Как правило, эта помощь представляла собой еженедельное пособие и одежду. Впрочем, пособие составляло всего 7 пенсов – этой суммы едва хватало на покупку каравая хлеба в день. Некоторые гильдии оплачивали погребение сочленов, которые были слишком бедны для устройства «приличных» похорон. Судя по всему, гильдейные пособия не предназначались для долговременной поддержки – они лишь помогали продержаться на плаву тому, кто попал в беду, и облегчали последние дни смертельно больным. Но при этом, несомненно, гильдии оказывали психологическую помощь своим немощным сочленам, давая понять, что не бросят их в час нужды. Это важный аспект заботы о стариках. Заметим, что завещатели нередко платили гильдиям благодарностью, оставляя им деньги, зерно, солод, иногда землю. В некотором отношении, гильдия была продолжение семьи: сочлены устраивали общие праздничные пиры, посещали больных, содержали священника или, как минимум, служили мессы за усопших.
https://tal-gilas.livejournal.com/250443.html
Закон и беспорядок - 6. Ассизы
Аутентичные документы, на которых основана законодательная власть.
Лесная ассиза (1184)
Это ассиза короля Генриха, сына Матильды, относительно его лесов и дичи в Англии; оглашена в Вудстоке с согласия и ведома архиепископов, епископов и английских баронов – графов и дворян.
скрытый текст1. Во-первых, король запретил кому-либо наносить ущерб в отношении королевских лесов и королевской дичи; он желает, чтобы тот, кто нанес помянутый ущерб, поплатился не только в отношении имущества. Таким образом, если кто-нибудь совершил подобное преступление против короля и уличен в нем, должно с ним поступить так, как поступили бы во времена короля Генриха, дедушки нынешнего короля.
2. Далее, король приказал, чтобы никто не появлялся в лесу с луками, стрелами и собаками, если только у этого человека нет разрешения от короля или за него законным образом не может поручиться кто-нибудь другой.
3. Далее, он воспрещает дарить, продавать, рубить и сводить деревья из королевских лесов; но жители могут забирать из лесу упавшие деревья (т.е. не срубая их), если им необходимо, под присмотром королевского лесничего.
4. Далее, король приказал, чтобы те бароны, которым принадлежат лесные угодья в пределах королевского леса, назначили лесничих; и для этих лесничих они будут поручителями или же должны будут выплатить компенсацию в том случае, если лесничий совершит какое-либо преступление в отношении королевского имущества. А если они не хотят назначать лесничих, то должны под присягой поклясться соблюдать королевский закон, не трогать королевскую дичь и уважать любого, кому король доверит заботу об этом лесе.
5. Далее, король приказал лесничим заботиться о том, чтобы в лесных угодьях, входящих в состав королевского леса, деревья не вырубали. И если деревья будут вырублены, то должно дать об этом знать хозяину угодий, чтобы с него и ни с кого другого была взыскана компенсация в пользу короля.
6. Далее, король приказал, чтобы все лесничие поклялись блюсти закон, который он установил, и чтобы они не беспокоили рыцарей и других порядочных людей и не утесняли их в тех правах, которые даровал им король в отношении лесных угодий.
7. Далее, король приказал, чтобы в каждом графстве, где есть леса, были назначены двенадцать рыцарей для охраны королевской дичи в лесу; и еще четыре для того, чтобы следить за пастьбой скота в лесу, получать и хранить плату за выпас. Король запрещает дворянам позволять выпас скота в своих лесных угодьях, прежде чем начнется выпас скота в королевских лесах.
8. И если были вырублены деревья в королевском лесу и лесничий не может дать тому никакого достойного оправдания, то король приказывает, чтобы наказан был сам лесничий, и никто иной.
9. Далее, король воспрещает всем священнослужителям наносить ущерб королевским лесам и королевской дичи. Он строго приказывает лесничим, буде найдут они священника, который наносит помянутый ущерб, то надлежит немедленно его арестовать и поместить под стражу, на что король дает свое полное соизволение.
10. Далее, король приказал учредить надзор над теми участками леса, что расчищены под пашню, давно либо недавно, а также над всеми вырубками, и чтобы сообщали ему обо всяком нарушении.
11. Далее, король сказал, что каждый лесничий, архиепископ, епископ, граф, барон, рыцарь, свободный арендатор и всякий иной человек, если пожелает защиты, может подать королю жалобу, после чего вправе вернуться к своим занятиям.
12. Также король приказал, чтобы после первого нарушения в отношении королевского леса с провинившегося потребовали надежного поручительства, то же самое и во второй раз; но если он нарушит закон в третий раз, то никаких поручительств от него принимать не следует, а расплатится он своей жизнью.
13. Далее, король приказал, чтобы всякий мужчина старше 12 лет, проживающих в пределах королевских лесов, поклялся соблюдать закон, и священнослужителям надлежит сделать то же самое.
14. Далее, король приказал, чтобы лесничие подрезали когти своим собакам, дабы помешать им гоняться за дичью.
15. Далее, он приказал, чтобы в королевских лесах, за пределами деревни, не смел селиться никакой кожевник или дубильщик.
16. Далее, король приказал, чтобы никто не смел гоняться за дикими животными ночью, в лесу или за его пределами, под страхом тюремного заключения сроком в один год и уплаты штрафа; и чтобы никто, под страхом того же наказания, не смел возводить никаких преград для диких животных, в промежутке между лесом и тем местом, где живет он сам.
Кларендонская ассиза
скрытый текст
Кларендонская ассиза утвердила юридическую процедуру в отношении преступлений, особенно систему присяжных. Также ассиза использовалась, чтобы контролировать власть местных магнатов, обретенную во времена анархии, - сокращать полномочия местных судов (и, следовательно, местных баронов) и возвращать их королю.
Кларендонская ассиза, составленная королем Генрихом II, с одобрения архиепископов, епископов, аббатов, графов и баронов во всей Англии.
1. В первую очередь, названный король Генрих приказал всем своим баронам, ради сохранения мира и соблюдения правосудия, чтобы по нескольким графствам было проведено расследование и найдены двенадцать законопослушных людей из каждого округа и четыре законопослушных человека из каждой деревни; и присягнут они сказать правду, есть ли в их округе или их деревне какой-нибудь человек, известный или обвиненный как грабитель, или убийца, и вор, или всякий, кто известен как сообщник грабителей, убийц или воров, с тех пор как правит наш король. И пусть местные суды это расследуют, и шерифы также.
2. И всякого, кого найдут по словам вышеназванных людей (известный или обвиненный как грабитель, убийца, вор или их укрыватель), должно арестовать.
3. И если лорд того человека, который арестован, или его управляющий, или его вассалы потребуют выпустить его под поручительство в пределах трех дней после ареста, то должно его выпустить и вернуть ему его имущество, пока не будет оглашен приговор.
4. И если грабитель, убийца, вор или их укрыватель арестованы по словам тех, кто поклялся, а судьи не приехали немедленно в то графство, где был произведен арест, то пусть шериф пошлет какого-нибудь разумного человека к исполнителю правосудия с вестью, что такие-то и такие-то люди задержаны, и судьи должны ответить шерифу, куда нужно арестованных привезти на суд; и также они должны взять с собой из округа и деревни, где кого-нибудь арестовали, двух законопослушных людей, чтобы рассказать, почему обвиняемые были арестованы, и чтобы судьи могли решать.
5. А что касается тех, кто был арестован по словам поклявшихся, то никто не вправе завладеть их имуществом, кроме короля. Но что касается тех, кто был арестован иначе, чем по словам присягнувших, то да будет с ними поступлено по обычаю.
6. И пусть шерифы, которые их арестовали, доставят их в суд, не дожидаясь иных приказов. И когда грабители, убийцы, воры и их укрывали, арестованные по словам присягнувших либо иначе, будут обратно шерифам возвращены, то должно их принять безотлагательно.
7. А в тех графствах, где нет тюрем, пусть будут они в городах или в королевских замках, за королевский счет, и выстроенные из королевского леса, если таковой есть поблизости, или из любого другого соседнего леса, за счет королевских слуг, для того чтобы шерифы могли в тех тюрьмах держать арестованных.
8. Также такова королевская воля, чтобы все пришли в суды графств и принесли присягу, с той целью, чтобы никто не оставался в стороне, под тем предлогом, что у него-де есть привилегия или он исполняет какую-либо должность.
9. И не должно быть никого в замке либо вокруг замка, кто отказался бы впустить шерифа к себе во двор или на свои земли, чтобы тот мог повидать общины и проверить, все ли дали присягу.
10. И пусть никто в городе или поселении не принимает в своем доме, на своей земле или под своей властью людей, которых не намерен представить суду, если их ищут; в противном же случае пусть за него отвечает община.
11. И пусть никто в городе или поселении, в замке или за его пределами, не отказывает шерифу в праве войти на его земли, с тем чтобы арестовать тех, кто известен или обвинен как грабитель, убийца, вор или их укрыватель, или объявленный вне закона, или браконьер; но должно, чтобы все помогали их арестовать.
…
12. Также король желает, чтобы те, кто был под судом и был оправдан, но у кого очень дурная репутация и они публично хулили свидетельства законопослушных людей, должны покинуть королевскую землю, с тем чтобы через восемь дней отплыть за море (если только ветер им не воспрепятствует, но с первым же ветром им надлежит отплыть и более никогда не возвращаться в Англию, разве что по милости короля). И да будут они объявлены вне закона, и если они вернутся, то должно поступить с ними, как с объявленными вне закона.
13. И также король воспрещает, чтобы всякому бродяге, т.е. праздношатающемуся или неизвестному человеку, давали приют, иначе как в городе; но и там не надлежит принимать его дольше, чем на одну ночь, если только он не заболеет, находясь там, или не заболеет его лошадь – то есть, если он не будет иметь оправдания.
14. А если он останется дольше, чем на одну ночь, то должно его арестовать и держать в тюрьме, покуда его лорд не освободит его под свое ручательство или он сам не предложит поручителей, и тот, кто дал ему приют, тоже должен быть арестован.
15. И если шериф посылает другому шерифу весть, что из его графства в другое графство сбежали люди, совершившие грабеж, убийство, воровство, или виновные в пособничестве, или объявленные вне закона, или браконьеры, то пусть другой шериф их арестует; и если он узнает, сам или через других, что в его графство пришли такие люди, должно ему их арестовать и держать в тюрьме, пока не сыщется надежных поручителей.
16. И пусть шерифы составят список беглецов, которые покинули их графства, и пусть огласят его перед судом графства, и пошлют судьям, когда те приедут, чтобы преступников искали по всей Англии, а их имущество отошло королю.
17. А также король хочет, чтобы шерифы, как только получат от судей приказ явиться, собрали бы немедля суд графства и узнали, кто в последнее время поселился в графстве; и чтобы отослали этих людей, под поручительством, дабы те предстали перед судьями, или держали их в тюрьме, пока судьи не приедут сами.
18. Также король воспрещает монахам и каноникам и любой обители принимать людей иного звания, нежели монахи, каноники и члены орденов, до тех пор пока не вызнано будет о его репутации (если только человек не болен смертельно).
19. Более того, король воспрещает кому бы то ни было в Англии принимать в своем доме или на своей земле изменников и еретиков, отлученных от церкви. И если кто примет их, то пусть ждет милости от короля; и дом, в котором их принимали, надлежит разломать, вынести за пределы деревни и сжечь. И каждый шериф должен поклясться, что будет сие блюсти, и все его служители должны в том поклясться, и все управляющие, и рыцари, и свободные арендаторы.
Оружейная ассиза (1181 г., скорее, интереса ради и для пущего внедрения мысли о том, что всякий йомен имеет право обзаводиться оружием, лишь бы не браконьерствовал)
скрытый текст1. Всякий рыцарь, который имеет свой фьеф, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый рыцарь должен иметь столько кольчуг, шлемов, щитов и копий, сколько у него фьефов в личном владении.
2. Каждый свободный мирянин, который владеет имуществом на сумму 16 марок или соответствующей рентой, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый свободный мирянин, владеющий имуществом на сумму 10 марок, должен иметь короткую кольчугу (hauberk), железный шишак и копье.
3. Все свободные горожане должны иметь гамбезон, железный шишак и копье.
4. Кроме того, каждый свободный человек должен поклясться, что обзаведется оружием до дня св. Хилари, а также будет верным королю Генриху (сыну императрицы Матильды) и будет служить ему помянутым оружием, выполняя королевские приказы, во имя короля и королевства. Таким образом, никто из имеющих оружие не должен продавать его, или оставлять в залог, или давать взаймы, или отбирать у другого; и никакой лорд не должен отбирать у своих людей оружия, ни путем конфискации, ни в обмен на подарок, ни в залог, никак иначе.
5. Если владелец оружия умирает, оружие остается его наследникам. Если наследник не вошел еще в нужный возраст, чтобы пользоваться оружием при необходимости, то его опекун должен также отвечать и за его оружие и найти человека, который сможет этим оружием владеть во имя короля, пока законный наследник не войдет в лета – и тогда он свое оружие получит.
6. Всякий горожанин, у которого оружия больше, чем по ассизе положено, должен продать излишки, или подарить, или иначе от них избавиться в пользу другого человека, который будет владеть этим оружием во благо короля Англии.
7. Никакой еврей не должен иметь у себя кольчуги, короткой или длинной, но должен продать ее, или отдать, или как-либо иначе от нее избавиться, чтобы она не пропала зря.
8. Никто не должен вывозить оружие из Англии, разве что по приказу короля; никто не должен продавать оружие другому на вывоз из Англии; никакой торговец не должен вывозить оружие из Англии.
9. Все законопослушные рыцари и прочие свободные и законопослушные люди из деревень и городов должны под присягой назвать в суде тех людей из помянутых деревень и городов, которые обладают имуществом на сумму, обязывающую иметь оружие (кольчугу, шлем, копье и щит); они должны назвать в суде тех людей из своих деревень и городов, которые владеют имуществом или рентой на сумму 16 и 10 марок. И судья должен записать имена присяжных и тех, кого они назвали, и узнать, сколько стоит их имущество, и каким оружием, в зависимости от этого, они должны обзавестись. Затем, в их присутствии, они должны зачитать сию ассизу и привести помянутых людей к присяге в том, что они обзаведутся оружием сообразно стоимости своего имущества и будут служить королю, согласно помянутой ассизе. Если же случится так, что одного из этих людей не окажется в графстве в то время, когда соберется суд, судьи должны назначить ему время, в какое он явится пред ними в другом графстве. И если он не предстанет перед ними в другом графстве, через которое они проезжают, должно назначить ему время в Вестминстере, накануне недели Св. Михаила. Так что, если дороги ему жизнь и имущество, должен он приехать и принести присягу. И будет стребовано с него, чтобы завел он оружие до дня св. Хилари, как было сказано.
10. Далее, судьи должны объявить в графствах, через которые они проезжают, что тех, кто не завел помянутое оружие, король накажет, и лишатся они не только земель и имущества, но и будут искалечены.
11. Далее, человек, не владеющий имуществом на сумму 10 или 16 марок, не имеет права присягать, как указано выше.
12. Король приказывает, чтобы никто не смел присягать в том, что касается оружия, если он не свободный человек.
Также и здесь
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/engl.html
Лесная ассиза (1184)
Это ассиза короля Генриха, сына Матильды, относительно его лесов и дичи в Англии; оглашена в Вудстоке с согласия и ведома архиепископов, епископов и английских баронов – графов и дворян.
скрытый текст1. Во-первых, король запретил кому-либо наносить ущерб в отношении королевских лесов и королевской дичи; он желает, чтобы тот, кто нанес помянутый ущерб, поплатился не только в отношении имущества. Таким образом, если кто-нибудь совершил подобное преступление против короля и уличен в нем, должно с ним поступить так, как поступили бы во времена короля Генриха, дедушки нынешнего короля.
2. Далее, король приказал, чтобы никто не появлялся в лесу с луками, стрелами и собаками, если только у этого человека нет разрешения от короля или за него законным образом не может поручиться кто-нибудь другой.
3. Далее, он воспрещает дарить, продавать, рубить и сводить деревья из королевских лесов; но жители могут забирать из лесу упавшие деревья (т.е. не срубая их), если им необходимо, под присмотром королевского лесничего.
4. Далее, король приказал, чтобы те бароны, которым принадлежат лесные угодья в пределах королевского леса, назначили лесничих; и для этих лесничих они будут поручителями или же должны будут выплатить компенсацию в том случае, если лесничий совершит какое-либо преступление в отношении королевского имущества. А если они не хотят назначать лесничих, то должны под присягой поклясться соблюдать королевский закон, не трогать королевскую дичь и уважать любого, кому король доверит заботу об этом лесе.
5. Далее, король приказал лесничим заботиться о том, чтобы в лесных угодьях, входящих в состав королевского леса, деревья не вырубали. И если деревья будут вырублены, то должно дать об этом знать хозяину угодий, чтобы с него и ни с кого другого была взыскана компенсация в пользу короля.
6. Далее, король приказал, чтобы все лесничие поклялись блюсти закон, который он установил, и чтобы они не беспокоили рыцарей и других порядочных людей и не утесняли их в тех правах, которые даровал им король в отношении лесных угодий.
7. Далее, король приказал, чтобы в каждом графстве, где есть леса, были назначены двенадцать рыцарей для охраны королевской дичи в лесу; и еще четыре для того, чтобы следить за пастьбой скота в лесу, получать и хранить плату за выпас. Король запрещает дворянам позволять выпас скота в своих лесных угодьях, прежде чем начнется выпас скота в королевских лесах.
8. И если были вырублены деревья в королевском лесу и лесничий не может дать тому никакого достойного оправдания, то король приказывает, чтобы наказан был сам лесничий, и никто иной.
9. Далее, король воспрещает всем священнослужителям наносить ущерб королевским лесам и королевской дичи. Он строго приказывает лесничим, буде найдут они священника, который наносит помянутый ущерб, то надлежит немедленно его арестовать и поместить под стражу, на что король дает свое полное соизволение.
10. Далее, король приказал учредить надзор над теми участками леса, что расчищены под пашню, давно либо недавно, а также над всеми вырубками, и чтобы сообщали ему обо всяком нарушении.
11. Далее, король сказал, что каждый лесничий, архиепископ, епископ, граф, барон, рыцарь, свободный арендатор и всякий иной человек, если пожелает защиты, может подать королю жалобу, после чего вправе вернуться к своим занятиям.
12. Также король приказал, чтобы после первого нарушения в отношении королевского леса с провинившегося потребовали надежного поручительства, то же самое и во второй раз; но если он нарушит закон в третий раз, то никаких поручительств от него принимать не следует, а расплатится он своей жизнью.
13. Далее, король приказал, чтобы всякий мужчина старше 12 лет, проживающих в пределах королевских лесов, поклялся соблюдать закон, и священнослужителям надлежит сделать то же самое.
14. Далее, король приказал, чтобы лесничие подрезали когти своим собакам, дабы помешать им гоняться за дичью.
15. Далее, он приказал, чтобы в королевских лесах, за пределами деревни, не смел селиться никакой кожевник или дубильщик.
16. Далее, король приказал, чтобы никто не смел гоняться за дикими животными ночью, в лесу или за его пределами, под страхом тюремного заключения сроком в один год и уплаты штрафа; и чтобы никто, под страхом того же наказания, не смел возводить никаких преград для диких животных, в промежутке между лесом и тем местом, где живет он сам.
Кларендонская ассиза
скрытый текст
Кларендонская ассиза утвердила юридическую процедуру в отношении преступлений, особенно систему присяжных. Также ассиза использовалась, чтобы контролировать власть местных магнатов, обретенную во времена анархии, - сокращать полномочия местных судов (и, следовательно, местных баронов) и возвращать их королю.
Кларендонская ассиза, составленная королем Генрихом II, с одобрения архиепископов, епископов, аббатов, графов и баронов во всей Англии.
1. В первую очередь, названный король Генрих приказал всем своим баронам, ради сохранения мира и соблюдения правосудия, чтобы по нескольким графствам было проведено расследование и найдены двенадцать законопослушных людей из каждого округа и четыре законопослушных человека из каждой деревни; и присягнут они сказать правду, есть ли в их округе или их деревне какой-нибудь человек, известный или обвиненный как грабитель, или убийца, и вор, или всякий, кто известен как сообщник грабителей, убийц или воров, с тех пор как правит наш король. И пусть местные суды это расследуют, и шерифы также.
2. И всякого, кого найдут по словам вышеназванных людей (известный или обвиненный как грабитель, убийца, вор или их укрыватель), должно арестовать.
3. И если лорд того человека, который арестован, или его управляющий, или его вассалы потребуют выпустить его под поручительство в пределах трех дней после ареста, то должно его выпустить и вернуть ему его имущество, пока не будет оглашен приговор.
4. И если грабитель, убийца, вор или их укрыватель арестованы по словам тех, кто поклялся, а судьи не приехали немедленно в то графство, где был произведен арест, то пусть шериф пошлет какого-нибудь разумного человека к исполнителю правосудия с вестью, что такие-то и такие-то люди задержаны, и судьи должны ответить шерифу, куда нужно арестованных привезти на суд; и также они должны взять с собой из округа и деревни, где кого-нибудь арестовали, двух законопослушных людей, чтобы рассказать, почему обвиняемые были арестованы, и чтобы судьи могли решать.
5. А что касается тех, кто был арестован по словам поклявшихся, то никто не вправе завладеть их имуществом, кроме короля. Но что касается тех, кто был арестован иначе, чем по словам присягнувших, то да будет с ними поступлено по обычаю.
6. И пусть шерифы, которые их арестовали, доставят их в суд, не дожидаясь иных приказов. И когда грабители, убийцы, воры и их укрывали, арестованные по словам присягнувших либо иначе, будут обратно шерифам возвращены, то должно их принять безотлагательно.
7. А в тех графствах, где нет тюрем, пусть будут они в городах или в королевских замках, за королевский счет, и выстроенные из королевского леса, если таковой есть поблизости, или из любого другого соседнего леса, за счет королевских слуг, для того чтобы шерифы могли в тех тюрьмах держать арестованных.
8. Также такова королевская воля, чтобы все пришли в суды графств и принесли присягу, с той целью, чтобы никто не оставался в стороне, под тем предлогом, что у него-де есть привилегия или он исполняет какую-либо должность.
9. И не должно быть никого в замке либо вокруг замка, кто отказался бы впустить шерифа к себе во двор или на свои земли, чтобы тот мог повидать общины и проверить, все ли дали присягу.
10. И пусть никто в городе или поселении не принимает в своем доме, на своей земле или под своей властью людей, которых не намерен представить суду, если их ищут; в противном же случае пусть за него отвечает община.
11. И пусть никто в городе или поселении, в замке или за его пределами, не отказывает шерифу в праве войти на его земли, с тем чтобы арестовать тех, кто известен или обвинен как грабитель, убийца, вор или их укрыватель, или объявленный вне закона, или браконьер; но должно, чтобы все помогали их арестовать.
…
12. Также король желает, чтобы те, кто был под судом и был оправдан, но у кого очень дурная репутация и они публично хулили свидетельства законопослушных людей, должны покинуть королевскую землю, с тем чтобы через восемь дней отплыть за море (если только ветер им не воспрепятствует, но с первым же ветром им надлежит отплыть и более никогда не возвращаться в Англию, разве что по милости короля). И да будут они объявлены вне закона, и если они вернутся, то должно поступить с ними, как с объявленными вне закона.
13. И также король воспрещает, чтобы всякому бродяге, т.е. праздношатающемуся или неизвестному человеку, давали приют, иначе как в городе; но и там не надлежит принимать его дольше, чем на одну ночь, если только он не заболеет, находясь там, или не заболеет его лошадь – то есть, если он не будет иметь оправдания.
14. А если он останется дольше, чем на одну ночь, то должно его арестовать и держать в тюрьме, покуда его лорд не освободит его под свое ручательство или он сам не предложит поручителей, и тот, кто дал ему приют, тоже должен быть арестован.
15. И если шериф посылает другому шерифу весть, что из его графства в другое графство сбежали люди, совершившие грабеж, убийство, воровство, или виновные в пособничестве, или объявленные вне закона, или браконьеры, то пусть другой шериф их арестует; и если он узнает, сам или через других, что в его графство пришли такие люди, должно ему их арестовать и держать в тюрьме, пока не сыщется надежных поручителей.
16. И пусть шерифы составят список беглецов, которые покинули их графства, и пусть огласят его перед судом графства, и пошлют судьям, когда те приедут, чтобы преступников искали по всей Англии, а их имущество отошло королю.
17. А также король хочет, чтобы шерифы, как только получат от судей приказ явиться, собрали бы немедля суд графства и узнали, кто в последнее время поселился в графстве; и чтобы отослали этих людей, под поручительством, дабы те предстали перед судьями, или держали их в тюрьме, пока судьи не приедут сами.
18. Также король воспрещает монахам и каноникам и любой обители принимать людей иного звания, нежели монахи, каноники и члены орденов, до тех пор пока не вызнано будет о его репутации (если только человек не болен смертельно).
19. Более того, король воспрещает кому бы то ни было в Англии принимать в своем доме или на своей земле изменников и еретиков, отлученных от церкви. И если кто примет их, то пусть ждет милости от короля; и дом, в котором их принимали, надлежит разломать, вынести за пределы деревни и сжечь. И каждый шериф должен поклясться, что будет сие блюсти, и все его служители должны в том поклясться, и все управляющие, и рыцари, и свободные арендаторы.
Оружейная ассиза (1181 г., скорее, интереса ради и для пущего внедрения мысли о том, что всякий йомен имеет право обзаводиться оружием, лишь бы не браконьерствовал)
скрытый текст1. Всякий рыцарь, который имеет свой фьеф, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый рыцарь должен иметь столько кольчуг, шлемов, щитов и копий, сколько у него фьефов в личном владении.
2. Каждый свободный мирянин, который владеет имуществом на сумму 16 марок или соответствующей рентой, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый свободный мирянин, владеющий имуществом на сумму 10 марок, должен иметь короткую кольчугу (hauberk), железный шишак и копье.
3. Все свободные горожане должны иметь гамбезон, железный шишак и копье.
4. Кроме того, каждый свободный человек должен поклясться, что обзаведется оружием до дня св. Хилари, а также будет верным королю Генриху (сыну императрицы Матильды) и будет служить ему помянутым оружием, выполняя королевские приказы, во имя короля и королевства. Таким образом, никто из имеющих оружие не должен продавать его, или оставлять в залог, или давать взаймы, или отбирать у другого; и никакой лорд не должен отбирать у своих людей оружия, ни путем конфискации, ни в обмен на подарок, ни в залог, никак иначе.
5. Если владелец оружия умирает, оружие остается его наследникам. Если наследник не вошел еще в нужный возраст, чтобы пользоваться оружием при необходимости, то его опекун должен также отвечать и за его оружие и найти человека, который сможет этим оружием владеть во имя короля, пока законный наследник не войдет в лета – и тогда он свое оружие получит.
6. Всякий горожанин, у которого оружия больше, чем по ассизе положено, должен продать излишки, или подарить, или иначе от них избавиться в пользу другого человека, который будет владеть этим оружием во благо короля Англии.
7. Никакой еврей не должен иметь у себя кольчуги, короткой или длинной, но должен продать ее, или отдать, или как-либо иначе от нее избавиться, чтобы она не пропала зря.
8. Никто не должен вывозить оружие из Англии, разве что по приказу короля; никто не должен продавать оружие другому на вывоз из Англии; никакой торговец не должен вывозить оружие из Англии.
9. Все законопослушные рыцари и прочие свободные и законопослушные люди из деревень и городов должны под присягой назвать в суде тех людей из помянутых деревень и городов, которые обладают имуществом на сумму, обязывающую иметь оружие (кольчугу, шлем, копье и щит); они должны назвать в суде тех людей из своих деревень и городов, которые владеют имуществом или рентой на сумму 16 и 10 марок. И судья должен записать имена присяжных и тех, кого они назвали, и узнать, сколько стоит их имущество, и каким оружием, в зависимости от этого, они должны обзавестись. Затем, в их присутствии, они должны зачитать сию ассизу и привести помянутых людей к присяге в том, что они обзаведутся оружием сообразно стоимости своего имущества и будут служить королю, согласно помянутой ассизе. Если же случится так, что одного из этих людей не окажется в графстве в то время, когда соберется суд, судьи должны назначить ему время, в какое он явится пред ними в другом графстве. И если он не предстанет перед ними в другом графстве, через которое они проезжают, должно назначить ему время в Вестминстере, накануне недели Св. Михаила. Так что, если дороги ему жизнь и имущество, должен он приехать и принести присягу. И будет стребовано с него, чтобы завел он оружие до дня св. Хилари, как было сказано.
10. Далее, судьи должны объявить в графствах, через которые они проезжают, что тех, кто не завел помянутое оружие, король накажет, и лишатся они не только земель и имущества, но и будут искалечены.
11. Далее, человек, не владеющий имуществом на сумму 10 или 16 марок, не имеет права присягать, как указано выше.
12. Король приказывает, чтобы никто не смел присягать в том, что касается оружия, если он не свободный человек.
Также и здесь
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/engl.html
Закон и беспорядок -5. Преступления и наказания
Чем, как и за что может прилететь жителю Веселой Старой Англии за различные преступления и правонарушения.
Часть 1.
Полную юридическую ответственность, вплоть до смертной казни, юноши несут с 14 лет, девушки с 12. До достижения «сознательного возраста» подросткам, как правило, назначается наказание, вдвое меньшее по сравнению со взрослыми. Ребенка младше десяти лет, с вероятностью, не наказывая по суду, отдадут родителям или опекунам для вразумления.
Священники и рыцари из орденов не подлежат светскому суду. Совершивший преступление тамплиер или госпитальер предстает перед судом своего Ордена; провинившийся священник – перед церковным судом.
скрытый текстБлагородные особы не подвергаются ни позорящим наказаниям, ни смертной казни через повешение – ТОЛЬКО в случае измены. Вообще, у благородных куда больше лазеек, нежели у простолюдинов – например, они могут добиться снисхождения в «суде равных» (суде графства) либо обратиться с апелляцией напрямую к королю. Даже за разбой, за который йомена с вероятностью, повесят, благородный рыцарь имеет шанс отделаться тюремной отсидкой, а затем подпасть под амнистию.
Конфискация имущества по суду ВСЕГДА производится в пользу короля (казны).
ИТАК
Убийство умышленное. Смертная казнь через повешение (для неблагородных) или через обезглавливание (для благородных); для благородных особ возможно долгoе или пожизненное тюремное заключение (по личному решению короля).
НО: Убийство простолюдина не считается для рыцаря преступлением. Рыцарь может убить простолюдина, если сочтет себя оскорбленным, и это будет "достаточно спровоцированное" убийство. За убийство крестьянина благородная особа, скорее всего, отделается штрафом.
Для крестьянина (серва или йомена) убийство лорда приравнивается к измене.
Убийство аутло преступлением не считается.
Убийство неумышленное . Денежный штраф в пользу семьи погибшего, тюремное заключение или изгнание из страны (навсегда или на некоторый срок).
Убийство противника на судебном поединке или на турнире, а также убийство при самообороне преступлением не считаются.
Чтобы убийство было сочтено «простительным», оно должно быть достаточно обоснованным.
Мужеубийство. Женщина за убийство мужа может быть сожжена или зарыта живой в землю. Мужеубийство приравнивается к измене.
Женоубийство расценивается как обычное преступление - т.е., за "неоправданное" (неспровоцированное) убийство мужчину вешают.
Измена королю/сеньору . Смертная казнь через повешение. Благородные сэры предварительно подвергаются бесчестию (лишению рыцарского звания); до виселицы их везут в крестьянской телеге или тащат вслед за лошадью. Конфискация имущества в пользу короля (казны).
Изнасилование . Смертная казнь.
В некоторых случаях возможен «договорной» вариант – если обе стороны согласны, насильник обязан жениться на своей жертве. Но в данном случае требуется согласие не только самой пострадавшей, но и ее семьи.
Пособничество преступнику, изменнику, аутло; сокрытие; недонесение; оказание помощи . Смертная казнь через повешение. Также община либо семья платит крупный штраф. Конфискация имущества.
Приравнивается к измене.
Изготовление фальшивых монет . Смертная казнь через повешение или сожжение. Приравнивается к измене.
Отравление .Смертная казнь через сожжение
Колдовство/ересь . Смертная казнь через повешение
Неявка в суд/бегство от правосудия . Объявление вне закона (аутло). Конфискация имущества.
Мужеложество и инцест . Смертная казнь через повешение
За «косвенный инцест» - например, любовную связь с падчерицей или пасынком – обычно выплачивается штраф и назначается церковное покаяние (виновник может быть временно отлучен от церкви).
Браконьерство . Смертная казнь через повешение. В случае смягчения наказания (для старика или малолетнего) смертная казнь может быть заменена на отрубание руки /пальцев (как правило, указательного и среднего, чтобы впредь нельзя было натянуть тетиву) или лишение глаза. Сходным образом за преступление платится и собака браконьера – ее вешают или отрубают лапу.
Грабеж и разбой . Смертная казнь через повешение, вне зависимости от похищенной суммы.
Вооруженное нападение на слуг короля . Смертная казнь.
МЕЛКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВОНАРУШЕНИЯ)
Воровство денег или имущества на сумму до 1 шиллинга (до полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина)
- при первой поимке: клеймение/порка/кратковременное тюремное заключение;
- при второй поимке: нанесение более серьезного увечья (отсечение ушей, лишение глаза) и изгнание из города;
- при третьей поимке – смертная казнь через повешение.
Воровство денег или имущества на сумму свыше шиллинга (свыше полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина). Смертная казнь через повешение.
Проституция, сводничество, содержание притона . Штраф, тюремное заключение/церковное покаяние, изгнание из города.
«С каждой публичной женщины берут четыре пенса штрафа после первого ареста; если она продолжает заниматься своим ремеслом, то должна предстать перед шерифом, который официально изгоняет ее из королевского манора; в третий раз ее сажают в тюрьму и отрезают волосы; а в четвертый раз могут обезобразить, например отрезать верхнюю губу» .
Причинение материального ущерба казне (преграждение общественной дороги, нелегальное возведение построек, наличие деревянного дымохода вместо железного и т.д.). Штраф (возрастает в соответствии со сроком давности).
Причинение физического вреда, увечий . «Если кто устроит в городе драку, а также обнажит меч или нож, должно у него отобрать оружие. И если он прольет кровь, то должно его оштрафовать, а если он не в состоянии заплатить, то заключить его в тюрьму. Если он чей-то слуга или подмастерье, то хозяин вправе наказать его по своему усмотрению».
Нарушение общественного спокойствия (скандал, ссора, сплетни) . Тако же – укрытие чужих беглых слуг и детей «Наказываются местным бейлифом по усмотрению» (штраф, порка, колодки, позорный столб, для женщин – церковное покаяние).
Порицание административных лиц . Штраф.
Нелицензированная торговля (например, продажа пива и эля без вывески) . Штраф. Виновник может быть прощен по бедности.
Контрабанда. Смертная казнь через повешение. На данный момент особо запрещено вывозить из страны шерсть, сукно, зерно.
Мошенничество (обмер, недовес, несоответствие качества и т.д.) Штраф, позорный столб, возможно – изгнание из гильдии
Отсутствие дозволения на брак . Рыцарь-вассал обязан просить у своего сеньора позволения на выдачу замуж дочери-наследницы (барон – непосредственно у короля); серв обязан просить разрешения у своего хозяина. Несоблюдение карается у благородных лиц – штрафом, возможно даже тюремное заключение и конфискация имущества; среди сервов брак, заключенный без дозволения, может считаться недействительным.
Загрязнение общественных территорий (выливание помоев на улицу, выбрасывание очисток на общественный выгон и т.д.). Штраф.
Долги . Заключение в тюрьму (пока родня, гильдия или община не соберет надлежащую сумму)
Потрава . Штраф
Нарушение границ чужого владения .Штраф
Лжесвидетельство . Штраф (в пользу суда)
Блуд, прелюбодеяние (рождение ребенка вне брака) . Штраф в пользу лорда; незаконное сожительство может быть расторгнуто в принудительном порядке (например, мужчину и женщину могут вынудить под присягой отказаться друг от друга).
Отсутствие разрешения на сбор хвороста в лесу . Штраф, колодки и т.д.
Словесное оскорбление (назвать грабителем, ростовщиком, ублюдком и т.д.). Штраф в пользу истца (за заключение мира)
Бродяжничество, «сомнительное поведение», хождение по улицам после сигнала к тушению огней . Арест и содержание под стражей до выяснения обстоятельств.
Нелицензированное занятие медициной .Колодки.
Работа после сигнала к тушению огней или по воскресеньям (по воскресеньям разрешается работать только на себя, но не изготовлять изделия для продажи). Штраф.
Хождение по городу с мечом ы мирное время(для простых горожан и крестьян). Изъятие оружия, штраф.
Часть 2.
Англии есть три вида судов - манориальный, королевский и церковный.
скрытый текстМанориальный суд (с лордом в качестве судьи и выборными присяжными из числа деревенских) разбирается с большинством преступлений, за исключением особо тяжких (разбой и грабеж, убийство слуг короля и т.п.). Чаще всего манориальный суд разбирает неуплаты налогов, драки и т.п.
На "сессии" манориального суда обязательно должны присутствовать все местные. Работает принцип круговой поруки: если кто-то из деревенских провинился, то остальные обязаны доставить его на суд.
Для тяжких и особо тяжких преступлений существует суд королевский, осуществляемый шерифом или иным представителем королевской власти. Дворянам он может назначить судебный поединок, любому подсудимому - ordeal, т.е. испытание огнем и водой (ordeal будут отменены только в 1215 г.)
О церковном суде сказано ниже.
Простолюдинов казнят обычно повешением, благородных - отсечением головы.
За большинство мелких нарушений назначают штрафы.
За некоторые преступления (например, за злостное бродяжничество) простолюдина могут продать в сервы.
Тюремное заключение - нечастая мера наказания, обычно в тюрьме держат арестованных до суда.
Дворяне позорящим наказаниям не подвергаются, кроме как за преступления ранга государственных (измена, заговор и т.п.). Дворяне вместо этого платят штраф.
Пол и возраст смягчающими обстоятельствами не являются: десятилетнему за кражу или браконьерство прилетит так же, как и тридцатилетнему.
За преступления серва отвечает хозяин. Как правило, денежно.
I. Что касается особ неблагородных, сиречь свободнорожденных простолюдинов.
1. Особо тяжкие преступления.
Убийство, грабеж, поджог, нападение на слуг короля и закона, пособничество убийцам и разбойникам, кража в особо крупных размерах (свыше шиллинга), браконьерство (убийство дичи стоимостью свыше шиллинга - фактически, все, что крупнее куропатки.)
Карается смертью через повешение.
2. Кража имущества на сумму до 1 шиллинга.
При первой поимке - колодки, порка, кратковременное заключение в тюрьму. При второй поимке - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза.
При третьей поимке - повешение.
3. Неуплата налогов.
Первый прецедент - колодки, порка. Второй прецедент - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза, либо тюремное заключение, пока семья или община не внесет деньги.
Третий прецедент - повешение.
Также за неуплату налогов, равно как и за невыполнение обязательств по долговым распискам, имущество преступника может быть продано с торгов. Если вырученных денег мало, неплательщика помещают в долговую яму. Если должник неимущий, его отдают внаем до покрытия суммы долга с процентами.
4. Нарушения общественного спокойствия.
Драка, богохульство, скандал или драка в церкви, непристойное поведение и т.д. Колодки, позорный столб (или "позорный стул" в церкви - как правило, для женщин), порка, штрафы, клеймо (например, на кисти).
II. Что касается особ благородного происхождения.
1. Убийство.
Убийство одним благородным сэром другого благородного сэра без причины влечет за собой суд и разбирательство. Причиной, дозволяющей бой и убийство, является судебный поединок, турнирный поединок или общая турнирная схватка, официальный вызов на бой (хотя на последнее могут посмотреть косо).
Если благородный сэр на суде докажет, что имел веские причины убить другого благородного сэра (например, за оскорбление чести, порочащие или изменнические высказывания и т.д.) - то перед законом он чист.
Разбирательство убившего с родней убитого остается задачей убившего (мириться, платить деньги - "отступное", выдать дочку замуж за брата покойного и т.д.).
Если благородный сэр на суде не сумел оправдаться и не попал под амнистию - смертная казнь через отсечение головы.
2. Нарушения общественного спокойствия.
В большинстве случаев подобные мелкие правонарушения, совершенные дворянами, разбираются кулуарно, если, конечно, это не городской погром (за такое - уже королевский суд). Так, если благородные сэры вынесли окно в церкви - ну, протрезвеют, внесут пожертвование, отбудут епитимью. Если при этом набили лицо приходскому священнику - пожертвование будет побольше, а епитимья подлиннее. Настоятельно рекомендуется в таких случаях сходить к исповеди и покаяться в совершенном грехе.
Бить лицо епископу и его приближенным не рекомендуется из соображений безопасности: можно огрести вплоть до отлучения.
III. Церковные наказания.
Ограбление церкви, нападение на священнослужителя и убийство священника - дело передается в руки светской власти. Церковь, со своей стороны, может дополнительно наложить отлучение на преступника.
Неуплата десятины, проявление неуважения к служителям церкви, нехождение на службы, незаконное сожительство и прижитие ребенка и т.д. - от временного отлучения (пока не покается) до публичного покаяния или суровой епитимьи.
Ересь в рамках данной игры не рассматривается.
Дьяволопоклонничество, колдовство - церковное покаяние, смерть через повешение.
IV. Круговая порука.
За преступление, совершенное одним жителем деревни, чаще всего отвечает вся деревня. В частности, недоимка по налогам может быть разложена на всю деревню.
Если в деревне или вблизи от нее убит норманн, то деревня платит штраф. Штрафа можно избежать, если доказать, что это не норманн.
Если в деревне совершено убийство, и убийца - из числа деревенских, жители деревни должны разыскать и выдать убийцу, иначе могут быть неприятности вплоть до взятия заложников. Если убийца - не местный, и это удалось доказать, то деревне ничего кроме положенного законом штрафа не грозит.
V. Аутло (outlaw) - объявление вне закона
Объявить вне закона могут как простолюдина, так и благородного, за:
- неявку на суд / бегство с места преступления
- пособничество другим аутло
Непосредственно за убийство, разбой или грабеж
эта мера наказания не применяется, но обычно считается, что "злостный разбойник" не является на суд каждый раз, как на кого-то нападет.
Фактически аутло мертв для закона. Аутло можно безнаказанно убить, часто за голову такого преступника назначается награда.
Аутло лишается всех положений и привилегий, если таковые имел, включая привилегии дворянства.
Аутло не может владеть имуществом (передается наследникам или в казну).
Семейные связи аутло могут считаться расторгнутыми.
Запрещено оказывать аутло любую помощь, в т.ч. давать ему кров, пищу и одежду, и вообще вступать с ним в какие бы то ни было отношения.
Если аутло входил в некую общину сервов, общину могут серьезно прижать, требуя его выдачи (вот чтоб связали и выдали, как в следующих раз заявится!), могут взять заложниками несколько человек, чтоб сам сдался, если ему односельчане дороги.
Йоменскую общину тоже могут прижать, но йоменам проще откреститься - мол, связей не поддерживаем, не видели и видеть не желаем. Кроме того, йомены могут сняться и уйти хоть в другое графство, тогда как сервы привязаны к земле.
https://sherwood-arrow.livejournal.com/23735.html
Несколько судебных прецедентов
Манориальный суд Уэйкфилда, 1274 г.
скрытый текст
Сижу, закопавшись в разнообразные двенадцати-тринадцативечные Books of fees, pipe rolls, Kentish rolls и т.д. О, редкая птица долетит до таких вещей, как Kentish или Winchester rolls, не говоря уже про финансовые отчеты по отдельным манорам, – может, и не пригодится, но какое же наслаждение это разбирать… Такие прелести временами вылезают. Вдобавок уходят некоторые фанфиковские и околофанфиковские глюки – например, когда узнаешь, что в начале 12 в. беглого серва можно было беспрепятственно ловить _только_ четыре дня, а после этого - _только_ в том случае, если он появится на земле бывшего лорда; что продаваться в сервы самостоятельно за долги либо недоимку вообще было не принято; что женщина могла наследовать даже землю, связанную с military tenure, и т.д. А если учесть, что на начало века там вообще ничерта не устоялось и порядки порой менялись быстро… эка, ввел принц Джон свой carucage, да всего шесть раз успел его собрать – пришлось отменить…
Суд в Бертоне, в четверг (праздник св. Луки Евангелиста, 18 октября), указанного года. Ричард Родс дает два шиллинга, чтобы примириться с Элиасом дель Барнсайдом (букв. have licence of concord), за то, что назвал его грабителем. При поручительстве Ричарда Грейва.
Томас Фентон, лесничий, объявил, что в лесу найден убитый олень. В селениях Холн, Олстэнли, Туинг и Картуорт было проведено расследование, и жители под присягой показали, что не знают, кто виновен, но полагают, что олень был ранен за пределами графских владений, а затем вошел на графские земли и умер там от раны.
Джон Мигли против Джона, сына Роберта Соурби, утверждает, что Джон назвал его ростовщиком, что ответчик отрицает. Ответчик доказал свою правоту и был оправдан, истец оштрафован на 12 пенсов.
Джордан, сын Томаса Нортойрэма, жалуется на Джона, сына Роджера, говоря, что названный Джон убил принадлежавшую ему кобылу, а именно сначала гонялся за ней, а потом сел верхом и загнал ее до смерти. Джон, явившись в суд, это отрицает. Назначено расследование; опрошенные соседи под присягой показывают, что истец прав. Джону велено заплатить Джордану за кобылу, а также штраф; поручитель Адам Ойрэм. Освобожден от уплаты по бедности.
Джордан Шейклтонстол, Нелл Уинтер, Джон Льювкин и Уильям, сын Элко Шейклтонстола, обвиняются в убийстве оленя. Остаются под поручительством сэра Ричарда де Торнхилла до следующего суда в Уэйкфилде.
Гилберт дель Боз и Джон ле Барн назначены лесничими в Гиперуме и Шайпдене; они поклялись верно и честно стеречь графские леса и дичь и выказывать свою преданность.
Джордан Дин платит полмарки за неявку в суд и за то, что разрушил графский загон, а потом сбежал от судебного пристава. Найденные Джорданом поручители, Ричард и Генри Копли, подтвердили, что ответчик от отношению к приставу и всем остальным был поведения доброго и мирного.
Элис, жена Бауглера, взломала замок на амбаре Роберта, сына Генри Крайглистона, и украла четыре снопа пшеницы; Роберт погнался за ней, отнял зерно и отпустил. Оштрафована на 13 шиллингов 4 пенса, поручитель Ричард Грейв.
(интересно, до суда дело дошло, потому что Роберт сам пожаловался, ибо непорядок, или же были свидетели кражи? И интересно, чего стоило Элис уплатить такой штраф – немаленький, надо сказать – если ответчица, видимо, настолько бедна, что зерно ворует?)
Роберт Фокс против Джербо Олвинтхорпа и Уильяма Фертинга; утверждает, что в воскресенье накануне дня св. Луки они забрали корову Уильяма Фуллерса, в обмен за кусок дуба (branch) ценой в 4 шиллинга, насильно и несправедливо, и отказались отдавать. Ответчики сказали, что забрали корову справедливо, за долг в 4 шиллинга, каковую сумму Роберт был им должен за помянутое дерево. Роберт, явившись в суд, говорит, что ничего им не должен. Дело отложено.
Агнесс Лэмбот против Адама, сына Ричарда Олвинхорпа. Утверждает, что он избил ее; ответчик это отрицает. Назначено расследование. После того как опросили жителей Олвинхорпа, стало известно, что ответчик действительно избил ее, потому что она говорила оскорбительные слова его жене. Ответчик оштрафован на 12 пенсов и должен заплатить Агнесс за ущерб; истица оштрафована на такую же сумму в пользу жены Адама.
Изольда Сент-Освальд против Джека Ирландца, схваченного и арестованного за кражу. Говорит, что в воскресенье накануне Рождества, ночью, он украл у ней платье, отделанное черной овчиной, стоимостью в 8 шиллингов 6 пенсов, которое находилось у нее на хранении. Ответчик предстал перед судом и, в присутствии управляющего и коронера (?), сам признался в преступлении. Приговорен к повешению.
(интересно, при чем тут коронер, который вообще-то разбирает всякое смертоубийство, но отнюдь не покражу. Или мы чего-то не знаем о Джеке Ирландце)
Назначено следствие в деревне Холнсфрит по поводу того, виновен ли Адам Стрейкэйс в каком-либо преступлении, имеющем отношение к сломанной и окровавленной стреле, найденной в Холнском лесу. Адам под присягой уверяет, что не виновен и что ничего о стреле не знает, за исключением того, что нашел ее и по собственной глупости забрал и спрятал в своем доме. По суду оправдан.
(на самом деле, около ста дел за год в данном манориальном суде – и _один_ смертный приговор, все остальное штрафы; иски за браконьерство преимущественно откладываются или переносятся – а жаль, любопытно было бы взглянуть, как разрешилось хоть одно такое дело)
***
Запись всяких приходов-расходов (это уже Винчестер)
Вознаграждение управляющему, 5 шиллингов; уплата за починку моста 5 шиллингов; плата одному лесничему 4 шиллинга, двум сторожам 4 шиллинга; одному косцу из Уизерингтона 20 пенсов; 14 возчикам из Даунтона, Уика и Нантона, за год, 28 шиллингов; двум возчикам из Уизерингтона за год 4 шиллинга 4 пенса, двум возчикам за полгода – 2 шиллинга; одному свинопасу, одному волопасу, одному коровьему пастуху – за год 6 шиллингов; троим овечьим пастухам из Уика, Барфорда и Нантона за год 6 шиллингов; одному пастуху из Уизерингтона за год 20 пенсов.
На содержание соборного настоятеля Джона, к Рождеству (букв. «к рождественскому сбору налогов»), 7 фунтов 10 шиллингов. К Пасхе, тому же Джону, 8 фунтов. Ему же – 8 фунтов к Иванову дню. Ему же – к Михайлову дню 8 фунтов 10 шиллингов. Ему же – за проданное на корню зерно 26 фунтов. Ему же – за сыры (!) и зерно 20 фунтов 16 шиллингов 10 пенсов. Ему же – за шерсть 6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса. Ему же – выплата таллажа в 39 фунтов. Итого: 134 фунта 10 шиллингов 2 пенса
***
А вот здесь – всякие злоупотребления.
Роберт де Онби покусился на землю у реки Уэлланд, принадлежащую абботу Петерборо, возведя запруду в названной реке – далее, чем ему было дозволено – двадцати футов в длину и двух в высоту, причинив городу ущерб в 12 пенсов в год. Сделал он это семь лет назад.
Говорят, что Ричард де Уордли покусился на королевскую дорогу (Сент-Мэри-Стрит), выстроив ступеньки восьми футов длиной и четырех футов шириной на входе в свой погреб, что нанесло городу и всем, кто ходил мимо, ущерб в 2 шиллинга в год. Сделал он это восемь лет назад.
(интересно, как высчитывается сумма ущерба? Друзья-юристы, я себе всю голову сломал)
Типичный донос:
Настоятель св. Леонарда, что под Стэмфордом, владеет несколькими домами в приходе св. Марии у стэнфордского моста, которые приносят ему две марки в год. Он получил их 16 лет назад, в дар от Дэвида сына Уильяма, под чьим поручительством и за какие заслуги – неизвестно.
Ну а шерифятник и сопредельные отродясь бесчинствовали, ясно…
Говорят, что бейлифы из Стэмфорда, Филим де Стэмборн и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Генри Бронда, сказав, что его жена не соблюдает указанную меру галлона.
Говорят, что Уолтер Дрэгон (фамилия-то, а? или прозвище…), графский бейлиф, и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Уолтера Норманна за позволение забрать телегу (под тем предлогом, что он-де им должен названную сумму).
Говорят, что Уолтер Дрэгон, сенешаль графа Уоррена, Эндрю Арктел и Александер Лукас, коронеры из Стэмфорда, Мэтью Истон, Люк Уэлдон, Эндрю Мор и Уолтер Клерк пришли в дом Томаса Совиджа и вошли к нему в спальню. Там они взломали сундук и взяли серебряную чашу ценой в 30 шиллингов и деревянный кубок ценой в 10 шиллингов, оскорбив названного Томаса и преподло обвинив его в укрывательстве воров. Взятые вещи они не возвращали, пока Томас не уплатил им четыре шиллинга.
https://tal-gilas.livejournal.com/104888.html
Манориальный суд Тутинга, 1250-е гг.
***
скрытый текстВдова Джейн Болдри пришла в суд с жалобой, что ее-де, которая вдовеет честно уже 14 лет и все это время ходит в одну и ту же церковь, соседи прозвали шлюхой за то, что она не желает вторично выходить замуж, заподозрив в том, что, значит, она, Джейн Болдри, принимает мужчин. Однажды, когда она, как обычно, пошла в церковь, прихожане вытащили ее со скамьи, где она всегда сидела, вывели из церкви и отвели в городскую тюрьму.
Джон Р. в суде заявляет, что его соседка Энн Ламберт - публичная женщина, на том основании, что когда-де он на реке увидел, как у нее задралась юбка, она ее не одернула тотчас и ему отвернуться не приказала; посему Джон Р. требует, чтобы помянутую Энн поставили к позорному столбу как бесчестную. Энн же заявляет, что Джон-де на нее наговаривает со зла, потому как она не уступила его домогательствам, и муж ее, и вся ее родня за нее поручились, что она честная женщина. Джону приказано уплатить штраф за клевету. Ну не дурак ли?.. Ведь родня помянутой Энн Ламберт ему небось еще и рыло начистила шо мама не горюй:)
Генри Уоткину запрещено ходить ночью вокруг деревни с луком и стрелами, потому что куры и гусыни пугаются и не хотят нестись. Штраф 12 пенсов. йожин с бажин, понимаешь...
задачка для любителей математуры. Сравните две величины :)
Уильям Бат платит 6 пенсов за то, что его свиньи причинили лорду ущерб.
Агнесс Фитт родила ребенка вне брака; должна уплатить 2 шиллинга 8 пенсов.
"1205 г. Мэйбел, вдова графа Хью Бардольфа, заплатила 2000 марок и пять лошадей за то, чтобы ее не принуждали выходить замуж и чтобы она могла остаться вдовой, сколько ей вздумается. В том же году графиня Уорик заплатила тысячу марок и 10 лошадей за то, чтобы ей позволили остаться вдовой и не принуждали к замужеству".
https://tal-gilas.livejournal.com/109625.html
Часть 1.
Полную юридическую ответственность, вплоть до смертной казни, юноши несут с 14 лет, девушки с 12. До достижения «сознательного возраста» подросткам, как правило, назначается наказание, вдвое меньшее по сравнению со взрослыми. Ребенка младше десяти лет, с вероятностью, не наказывая по суду, отдадут родителям или опекунам для вразумления.
Священники и рыцари из орденов не подлежат светскому суду. Совершивший преступление тамплиер или госпитальер предстает перед судом своего Ордена; провинившийся священник – перед церковным судом.
скрытый текстБлагородные особы не подвергаются ни позорящим наказаниям, ни смертной казни через повешение – ТОЛЬКО в случае измены. Вообще, у благородных куда больше лазеек, нежели у простолюдинов – например, они могут добиться снисхождения в «суде равных» (суде графства) либо обратиться с апелляцией напрямую к королю. Даже за разбой, за который йомена с вероятностью, повесят, благородный рыцарь имеет шанс отделаться тюремной отсидкой, а затем подпасть под амнистию.
Конфискация имущества по суду ВСЕГДА производится в пользу короля (казны).
ИТАК
Убийство умышленное. Смертная казнь через повешение (для неблагородных) или через обезглавливание (для благородных); для благородных особ возможно долгoе или пожизненное тюремное заключение (по личному решению короля).
НО: Убийство простолюдина не считается для рыцаря преступлением. Рыцарь может убить простолюдина, если сочтет себя оскорбленным, и это будет "достаточно спровоцированное" убийство. За убийство крестьянина благородная особа, скорее всего, отделается штрафом.
Для крестьянина (серва или йомена) убийство лорда приравнивается к измене.
Убийство аутло преступлением не считается.
Убийство неумышленное . Денежный штраф в пользу семьи погибшего, тюремное заключение или изгнание из страны (навсегда или на некоторый срок).
Убийство противника на судебном поединке или на турнире, а также убийство при самообороне преступлением не считаются.
Чтобы убийство было сочтено «простительным», оно должно быть достаточно обоснованным.
Мужеубийство. Женщина за убийство мужа может быть сожжена или зарыта живой в землю. Мужеубийство приравнивается к измене.
Женоубийство расценивается как обычное преступление - т.е., за "неоправданное" (неспровоцированное) убийство мужчину вешают.
Измена королю/сеньору . Смертная казнь через повешение. Благородные сэры предварительно подвергаются бесчестию (лишению рыцарского звания); до виселицы их везут в крестьянской телеге или тащат вслед за лошадью. Конфискация имущества в пользу короля (казны).
Изнасилование . Смертная казнь.
В некоторых случаях возможен «договорной» вариант – если обе стороны согласны, насильник обязан жениться на своей жертве. Но в данном случае требуется согласие не только самой пострадавшей, но и ее семьи.
Пособничество преступнику, изменнику, аутло; сокрытие; недонесение; оказание помощи . Смертная казнь через повешение. Также община либо семья платит крупный штраф. Конфискация имущества.
Приравнивается к измене.
Изготовление фальшивых монет . Смертная казнь через повешение или сожжение. Приравнивается к измене.
Отравление .Смертная казнь через сожжение
Колдовство/ересь . Смертная казнь через повешение
Неявка в суд/бегство от правосудия . Объявление вне закона (аутло). Конфискация имущества.
Мужеложество и инцест . Смертная казнь через повешение
За «косвенный инцест» - например, любовную связь с падчерицей или пасынком – обычно выплачивается штраф и назначается церковное покаяние (виновник может быть временно отлучен от церкви).
Браконьерство . Смертная казнь через повешение. В случае смягчения наказания (для старика или малолетнего) смертная казнь может быть заменена на отрубание руки /пальцев (как правило, указательного и среднего, чтобы впредь нельзя было натянуть тетиву) или лишение глаза. Сходным образом за преступление платится и собака браконьера – ее вешают или отрубают лапу.
Грабеж и разбой . Смертная казнь через повешение, вне зависимости от похищенной суммы.
Вооруженное нападение на слуг короля . Смертная казнь.
МЕЛКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВОНАРУШЕНИЯ)
Воровство денег или имущества на сумму до 1 шиллинга (до полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина)
- при первой поимке: клеймение/порка/кратковременное тюремное заключение;
- при второй поимке: нанесение более серьезного увечья (отсечение ушей, лишение глаза) и изгнание из города;
- при третьей поимке – смертная казнь через повешение.
Воровство денег или имущества на сумму свыше шиллинга (свыше полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина). Смертная казнь через повешение.
Проституция, сводничество, содержание притона . Штраф, тюремное заключение/церковное покаяние, изгнание из города.
«С каждой публичной женщины берут четыре пенса штрафа после первого ареста; если она продолжает заниматься своим ремеслом, то должна предстать перед шерифом, который официально изгоняет ее из королевского манора; в третий раз ее сажают в тюрьму и отрезают волосы; а в четвертый раз могут обезобразить, например отрезать верхнюю губу» .
Причинение материального ущерба казне (преграждение общественной дороги, нелегальное возведение построек, наличие деревянного дымохода вместо железного и т.д.). Штраф (возрастает в соответствии со сроком давности).
Причинение физического вреда, увечий . «Если кто устроит в городе драку, а также обнажит меч или нож, должно у него отобрать оружие. И если он прольет кровь, то должно его оштрафовать, а если он не в состоянии заплатить, то заключить его в тюрьму. Если он чей-то слуга или подмастерье, то хозяин вправе наказать его по своему усмотрению».
Нарушение общественного спокойствия (скандал, ссора, сплетни) . Тако же – укрытие чужих беглых слуг и детей «Наказываются местным бейлифом по усмотрению» (штраф, порка, колодки, позорный столб, для женщин – церковное покаяние).
Порицание административных лиц . Штраф.
Нелицензированная торговля (например, продажа пива и эля без вывески) . Штраф. Виновник может быть прощен по бедности.
Контрабанда. Смертная казнь через повешение. На данный момент особо запрещено вывозить из страны шерсть, сукно, зерно.
Мошенничество (обмер, недовес, несоответствие качества и т.д.) Штраф, позорный столб, возможно – изгнание из гильдии
Отсутствие дозволения на брак . Рыцарь-вассал обязан просить у своего сеньора позволения на выдачу замуж дочери-наследницы (барон – непосредственно у короля); серв обязан просить разрешения у своего хозяина. Несоблюдение карается у благородных лиц – штрафом, возможно даже тюремное заключение и конфискация имущества; среди сервов брак, заключенный без дозволения, может считаться недействительным.
Загрязнение общественных территорий (выливание помоев на улицу, выбрасывание очисток на общественный выгон и т.д.). Штраф.
Долги . Заключение в тюрьму (пока родня, гильдия или община не соберет надлежащую сумму)
Потрава . Штраф
Нарушение границ чужого владения .Штраф
Лжесвидетельство . Штраф (в пользу суда)
Блуд, прелюбодеяние (рождение ребенка вне брака) . Штраф в пользу лорда; незаконное сожительство может быть расторгнуто в принудительном порядке (например, мужчину и женщину могут вынудить под присягой отказаться друг от друга).
Отсутствие разрешения на сбор хвороста в лесу . Штраф, колодки и т.д.
Словесное оскорбление (назвать грабителем, ростовщиком, ублюдком и т.д.). Штраф в пользу истца (за заключение мира)
Бродяжничество, «сомнительное поведение», хождение по улицам после сигнала к тушению огней . Арест и содержание под стражей до выяснения обстоятельств.
Нелицензированное занятие медициной .Колодки.
Работа после сигнала к тушению огней или по воскресеньям (по воскресеньям разрешается работать только на себя, но не изготовлять изделия для продажи). Штраф.
Хождение по городу с мечом ы мирное время(для простых горожан и крестьян). Изъятие оружия, штраф.
Часть 2.
Англии есть три вида судов - манориальный, королевский и церковный.
скрытый текстМанориальный суд (с лордом в качестве судьи и выборными присяжными из числа деревенских) разбирается с большинством преступлений, за исключением особо тяжких (разбой и грабеж, убийство слуг короля и т.п.). Чаще всего манориальный суд разбирает неуплаты налогов, драки и т.п.
На "сессии" манориального суда обязательно должны присутствовать все местные. Работает принцип круговой поруки: если кто-то из деревенских провинился, то остальные обязаны доставить его на суд.
Для тяжких и особо тяжких преступлений существует суд королевский, осуществляемый шерифом или иным представителем королевской власти. Дворянам он может назначить судебный поединок, любому подсудимому - ordeal, т.е. испытание огнем и водой (ordeal будут отменены только в 1215 г.)
О церковном суде сказано ниже.
Простолюдинов казнят обычно повешением, благородных - отсечением головы.
За большинство мелких нарушений назначают штрафы.
За некоторые преступления (например, за злостное бродяжничество) простолюдина могут продать в сервы.
Тюремное заключение - нечастая мера наказания, обычно в тюрьме держат арестованных до суда.
Дворяне позорящим наказаниям не подвергаются, кроме как за преступления ранга государственных (измена, заговор и т.п.). Дворяне вместо этого платят штраф.
Пол и возраст смягчающими обстоятельствами не являются: десятилетнему за кражу или браконьерство прилетит так же, как и тридцатилетнему.
За преступления серва отвечает хозяин. Как правило, денежно.
I. Что касается особ неблагородных, сиречь свободнорожденных простолюдинов.
1. Особо тяжкие преступления.
Убийство, грабеж, поджог, нападение на слуг короля и закона, пособничество убийцам и разбойникам, кража в особо крупных размерах (свыше шиллинга), браконьерство (убийство дичи стоимостью свыше шиллинга - фактически, все, что крупнее куропатки.)
Карается смертью через повешение.
2. Кража имущества на сумму до 1 шиллинга.
При первой поимке - колодки, порка, кратковременное заключение в тюрьму. При второй поимке - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза.
При третьей поимке - повешение.
3. Неуплата налогов.
Первый прецедент - колодки, порка. Второй прецедент - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза, либо тюремное заключение, пока семья или община не внесет деньги.
Третий прецедент - повешение.
Также за неуплату налогов, равно как и за невыполнение обязательств по долговым распискам, имущество преступника может быть продано с торгов. Если вырученных денег мало, неплательщика помещают в долговую яму. Если должник неимущий, его отдают внаем до покрытия суммы долга с процентами.
4. Нарушения общественного спокойствия.
Драка, богохульство, скандал или драка в церкви, непристойное поведение и т.д. Колодки, позорный столб (или "позорный стул" в церкви - как правило, для женщин), порка, штрафы, клеймо (например, на кисти).
II. Что касается особ благородного происхождения.
1. Убийство.
Убийство одним благородным сэром другого благородного сэра без причины влечет за собой суд и разбирательство. Причиной, дозволяющей бой и убийство, является судебный поединок, турнирный поединок или общая турнирная схватка, официальный вызов на бой (хотя на последнее могут посмотреть косо).
Если благородный сэр на суде докажет, что имел веские причины убить другого благородного сэра (например, за оскорбление чести, порочащие или изменнические высказывания и т.д.) - то перед законом он чист.
Разбирательство убившего с родней убитого остается задачей убившего (мириться, платить деньги - "отступное", выдать дочку замуж за брата покойного и т.д.).
Если благородный сэр на суде не сумел оправдаться и не попал под амнистию - смертная казнь через отсечение головы.
2. Нарушения общественного спокойствия.
В большинстве случаев подобные мелкие правонарушения, совершенные дворянами, разбираются кулуарно, если, конечно, это не городской погром (за такое - уже королевский суд). Так, если благородные сэры вынесли окно в церкви - ну, протрезвеют, внесут пожертвование, отбудут епитимью. Если при этом набили лицо приходскому священнику - пожертвование будет побольше, а епитимья подлиннее. Настоятельно рекомендуется в таких случаях сходить к исповеди и покаяться в совершенном грехе.
Бить лицо епископу и его приближенным не рекомендуется из соображений безопасности: можно огрести вплоть до отлучения.
III. Церковные наказания.
Ограбление церкви, нападение на священнослужителя и убийство священника - дело передается в руки светской власти. Церковь, со своей стороны, может дополнительно наложить отлучение на преступника.
Неуплата десятины, проявление неуважения к служителям церкви, нехождение на службы, незаконное сожительство и прижитие ребенка и т.д. - от временного отлучения (пока не покается) до публичного покаяния или суровой епитимьи.
Ересь в рамках данной игры не рассматривается.
Дьяволопоклонничество, колдовство - церковное покаяние, смерть через повешение.
IV. Круговая порука.
За преступление, совершенное одним жителем деревни, чаще всего отвечает вся деревня. В частности, недоимка по налогам может быть разложена на всю деревню.
Если в деревне или вблизи от нее убит норманн, то деревня платит штраф. Штрафа можно избежать, если доказать, что это не норманн.
Если в деревне совершено убийство, и убийца - из числа деревенских, жители деревни должны разыскать и выдать убийцу, иначе могут быть неприятности вплоть до взятия заложников. Если убийца - не местный, и это удалось доказать, то деревне ничего кроме положенного законом штрафа не грозит.
V. Аутло (outlaw) - объявление вне закона
Объявить вне закона могут как простолюдина, так и благородного, за:
- неявку на суд / бегство с места преступления
- пособничество другим аутло
Непосредственно за убийство, разбой или грабеж
эта мера наказания не применяется, но обычно считается, что "злостный разбойник" не является на суд каждый раз, как на кого-то нападет.
Фактически аутло мертв для закона. Аутло можно безнаказанно убить, часто за голову такого преступника назначается награда.
Аутло лишается всех положений и привилегий, если таковые имел, включая привилегии дворянства.
Аутло не может владеть имуществом (передается наследникам или в казну).
Семейные связи аутло могут считаться расторгнутыми.
Запрещено оказывать аутло любую помощь, в т.ч. давать ему кров, пищу и одежду, и вообще вступать с ним в какие бы то ни было отношения.
Если аутло входил в некую общину сервов, общину могут серьезно прижать, требуя его выдачи (вот чтоб связали и выдали, как в следующих раз заявится!), могут взять заложниками несколько человек, чтоб сам сдался, если ему односельчане дороги.
Йоменскую общину тоже могут прижать, но йоменам проще откреститься - мол, связей не поддерживаем, не видели и видеть не желаем. Кроме того, йомены могут сняться и уйти хоть в другое графство, тогда как сервы привязаны к земле.
https://sherwood-arrow.livejournal.com/23735.html
Несколько судебных прецедентов
Манориальный суд Уэйкфилда, 1274 г.
скрытый текст
Сижу, закопавшись в разнообразные двенадцати-тринадцативечные Books of fees, pipe rolls, Kentish rolls и т.д. О, редкая птица долетит до таких вещей, как Kentish или Winchester rolls, не говоря уже про финансовые отчеты по отдельным манорам, – может, и не пригодится, но какое же наслаждение это разбирать… Такие прелести временами вылезают. Вдобавок уходят некоторые фанфиковские и околофанфиковские глюки – например, когда узнаешь, что в начале 12 в. беглого серва можно было беспрепятственно ловить _только_ четыре дня, а после этого - _только_ в том случае, если он появится на земле бывшего лорда; что продаваться в сервы самостоятельно за долги либо недоимку вообще было не принято; что женщина могла наследовать даже землю, связанную с military tenure, и т.д. А если учесть, что на начало века там вообще ничерта не устоялось и порядки порой менялись быстро… эка, ввел принц Джон свой carucage, да всего шесть раз успел его собрать – пришлось отменить…
Суд в Бертоне, в четверг (праздник св. Луки Евангелиста, 18 октября), указанного года. Ричард Родс дает два шиллинга, чтобы примириться с Элиасом дель Барнсайдом (букв. have licence of concord), за то, что назвал его грабителем. При поручительстве Ричарда Грейва.
Томас Фентон, лесничий, объявил, что в лесу найден убитый олень. В селениях Холн, Олстэнли, Туинг и Картуорт было проведено расследование, и жители под присягой показали, что не знают, кто виновен, но полагают, что олень был ранен за пределами графских владений, а затем вошел на графские земли и умер там от раны.
Джон Мигли против Джона, сына Роберта Соурби, утверждает, что Джон назвал его ростовщиком, что ответчик отрицает. Ответчик доказал свою правоту и был оправдан, истец оштрафован на 12 пенсов.
Джордан, сын Томаса Нортойрэма, жалуется на Джона, сына Роджера, говоря, что названный Джон убил принадлежавшую ему кобылу, а именно сначала гонялся за ней, а потом сел верхом и загнал ее до смерти. Джон, явившись в суд, это отрицает. Назначено расследование; опрошенные соседи под присягой показывают, что истец прав. Джону велено заплатить Джордану за кобылу, а также штраф; поручитель Адам Ойрэм. Освобожден от уплаты по бедности.
Джордан Шейклтонстол, Нелл Уинтер, Джон Льювкин и Уильям, сын Элко Шейклтонстола, обвиняются в убийстве оленя. Остаются под поручительством сэра Ричарда де Торнхилла до следующего суда в Уэйкфилде.
Гилберт дель Боз и Джон ле Барн назначены лесничими в Гиперуме и Шайпдене; они поклялись верно и честно стеречь графские леса и дичь и выказывать свою преданность.
Джордан Дин платит полмарки за неявку в суд и за то, что разрушил графский загон, а потом сбежал от судебного пристава. Найденные Джорданом поручители, Ричард и Генри Копли, подтвердили, что ответчик от отношению к приставу и всем остальным был поведения доброго и мирного.
Элис, жена Бауглера, взломала замок на амбаре Роберта, сына Генри Крайглистона, и украла четыре снопа пшеницы; Роберт погнался за ней, отнял зерно и отпустил. Оштрафована на 13 шиллингов 4 пенса, поручитель Ричард Грейв.
(интересно, до суда дело дошло, потому что Роберт сам пожаловался, ибо непорядок, или же были свидетели кражи? И интересно, чего стоило Элис уплатить такой штраф – немаленький, надо сказать – если ответчица, видимо, настолько бедна, что зерно ворует?)
Роберт Фокс против Джербо Олвинтхорпа и Уильяма Фертинга; утверждает, что в воскресенье накануне дня св. Луки они забрали корову Уильяма Фуллерса, в обмен за кусок дуба (branch) ценой в 4 шиллинга, насильно и несправедливо, и отказались отдавать. Ответчики сказали, что забрали корову справедливо, за долг в 4 шиллинга, каковую сумму Роберт был им должен за помянутое дерево. Роберт, явившись в суд, говорит, что ничего им не должен. Дело отложено.
Агнесс Лэмбот против Адама, сына Ричарда Олвинхорпа. Утверждает, что он избил ее; ответчик это отрицает. Назначено расследование. После того как опросили жителей Олвинхорпа, стало известно, что ответчик действительно избил ее, потому что она говорила оскорбительные слова его жене. Ответчик оштрафован на 12 пенсов и должен заплатить Агнесс за ущерб; истица оштрафована на такую же сумму в пользу жены Адама.
Изольда Сент-Освальд против Джека Ирландца, схваченного и арестованного за кражу. Говорит, что в воскресенье накануне Рождества, ночью, он украл у ней платье, отделанное черной овчиной, стоимостью в 8 шиллингов 6 пенсов, которое находилось у нее на хранении. Ответчик предстал перед судом и, в присутствии управляющего и коронера (?), сам признался в преступлении. Приговорен к повешению.
(интересно, при чем тут коронер, который вообще-то разбирает всякое смертоубийство, но отнюдь не покражу. Или мы чего-то не знаем о Джеке Ирландце)
Назначено следствие в деревне Холнсфрит по поводу того, виновен ли Адам Стрейкэйс в каком-либо преступлении, имеющем отношение к сломанной и окровавленной стреле, найденной в Холнском лесу. Адам под присягой уверяет, что не виновен и что ничего о стреле не знает, за исключением того, что нашел ее и по собственной глупости забрал и спрятал в своем доме. По суду оправдан.
(на самом деле, около ста дел за год в данном манориальном суде – и _один_ смертный приговор, все остальное штрафы; иски за браконьерство преимущественно откладываются или переносятся – а жаль, любопытно было бы взглянуть, как разрешилось хоть одно такое дело)
***
Запись всяких приходов-расходов (это уже Винчестер)
Вознаграждение управляющему, 5 шиллингов; уплата за починку моста 5 шиллингов; плата одному лесничему 4 шиллинга, двум сторожам 4 шиллинга; одному косцу из Уизерингтона 20 пенсов; 14 возчикам из Даунтона, Уика и Нантона, за год, 28 шиллингов; двум возчикам из Уизерингтона за год 4 шиллинга 4 пенса, двум возчикам за полгода – 2 шиллинга; одному свинопасу, одному волопасу, одному коровьему пастуху – за год 6 шиллингов; троим овечьим пастухам из Уика, Барфорда и Нантона за год 6 шиллингов; одному пастуху из Уизерингтона за год 20 пенсов.
На содержание соборного настоятеля Джона, к Рождеству (букв. «к рождественскому сбору налогов»), 7 фунтов 10 шиллингов. К Пасхе, тому же Джону, 8 фунтов. Ему же – 8 фунтов к Иванову дню. Ему же – к Михайлову дню 8 фунтов 10 шиллингов. Ему же – за проданное на корню зерно 26 фунтов. Ему же – за сыры (!) и зерно 20 фунтов 16 шиллингов 10 пенсов. Ему же – за шерсть 6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса. Ему же – выплата таллажа в 39 фунтов. Итого: 134 фунта 10 шиллингов 2 пенса
***
А вот здесь – всякие злоупотребления.
Роберт де Онби покусился на землю у реки Уэлланд, принадлежащую абботу Петерборо, возведя запруду в названной реке – далее, чем ему было дозволено – двадцати футов в длину и двух в высоту, причинив городу ущерб в 12 пенсов в год. Сделал он это семь лет назад.
Говорят, что Ричард де Уордли покусился на королевскую дорогу (Сент-Мэри-Стрит), выстроив ступеньки восьми футов длиной и четырех футов шириной на входе в свой погреб, что нанесло городу и всем, кто ходил мимо, ущерб в 2 шиллинга в год. Сделал он это восемь лет назад.
(интересно, как высчитывается сумма ущерба? Друзья-юристы, я себе всю голову сломал)
Типичный донос:
Настоятель св. Леонарда, что под Стэмфордом, владеет несколькими домами в приходе св. Марии у стэнфордского моста, которые приносят ему две марки в год. Он получил их 16 лет назад, в дар от Дэвида сына Уильяма, под чьим поручительством и за какие заслуги – неизвестно.
Ну а шерифятник и сопредельные отродясь бесчинствовали, ясно…
Говорят, что бейлифы из Стэмфорда, Филим де Стэмборн и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Генри Бронда, сказав, что его жена не соблюдает указанную меру галлона.
Говорят, что Уолтер Дрэгон (фамилия-то, а? или прозвище…), графский бейлиф, и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Уолтера Норманна за позволение забрать телегу (под тем предлогом, что он-де им должен названную сумму).
Говорят, что Уолтер Дрэгон, сенешаль графа Уоррена, Эндрю Арктел и Александер Лукас, коронеры из Стэмфорда, Мэтью Истон, Люк Уэлдон, Эндрю Мор и Уолтер Клерк пришли в дом Томаса Совиджа и вошли к нему в спальню. Там они взломали сундук и взяли серебряную чашу ценой в 30 шиллингов и деревянный кубок ценой в 10 шиллингов, оскорбив названного Томаса и преподло обвинив его в укрывательстве воров. Взятые вещи они не возвращали, пока Томас не уплатил им четыре шиллинга.
https://tal-gilas.livejournal.com/104888.html
Манориальный суд Тутинга, 1250-е гг.
***
скрытый текстВдова Джейн Болдри пришла в суд с жалобой, что ее-де, которая вдовеет честно уже 14 лет и все это время ходит в одну и ту же церковь, соседи прозвали шлюхой за то, что она не желает вторично выходить замуж, заподозрив в том, что, значит, она, Джейн Болдри, принимает мужчин. Однажды, когда она, как обычно, пошла в церковь, прихожане вытащили ее со скамьи, где она всегда сидела, вывели из церкви и отвели в городскую тюрьму.
Джон Р. в суде заявляет, что его соседка Энн Ламберт - публичная женщина, на том основании, что когда-де он на реке увидел, как у нее задралась юбка, она ее не одернула тотчас и ему отвернуться не приказала; посему Джон Р. требует, чтобы помянутую Энн поставили к позорному столбу как бесчестную. Энн же заявляет, что Джон-де на нее наговаривает со зла, потому как она не уступила его домогательствам, и муж ее, и вся ее родня за нее поручились, что она честная женщина. Джону приказано уплатить штраф за клевету. Ну не дурак ли?.. Ведь родня помянутой Энн Ламберт ему небось еще и рыло начистила шо мама не горюй:)
Генри Уоткину запрещено ходить ночью вокруг деревни с луком и стрелами, потому что куры и гусыни пугаются и не хотят нестись. Штраф 12 пенсов. йожин с бажин, понимаешь...
задачка для любителей математуры. Сравните две величины :)
Уильям Бат платит 6 пенсов за то, что его свиньи причинили лорду ущерб.
Агнесс Фитт родила ребенка вне брака; должна уплатить 2 шиллинга 8 пенсов.
"1205 г. Мэйбел, вдова графа Хью Бардольфа, заплатила 2000 марок и пять лошадей за то, чтобы ее не принуждали выходить замуж и чтобы она могла остаться вдовой, сколько ей вздумается. В том же году графиня Уорик заплатила тысячу марок и 10 лошадей за то, чтобы ей позволили остаться вдовой и не принуждали к замужеству".
https://tal-gilas.livejournal.com/109625.html
О детях в средние века
О детях в Средние века и об отношении к ним существует множество мифов. Основные точки зрения можно свести к трем:
1. В Средневековье к детям были склонны относиться как к низшим, животным существам или как к несовершенным «маленьким взрослым», которых надлежало поскорее ввести в рамки и «окультурить» (отсюда жестокие наказания и суровая дисциплина, ранние браки, детская одежда, представляющая собой уменьшенную копию взрослой, короткий период детства и т.д.)
2. В Средневековье к детям относились особенно бережно и с любовью, памятуя об их хрупкости и слабости (несомненную роль сыграли высокая детская смертность и культ Младенца Христа).
3. В Средневековье к детям относились равнодушно, памятуя об их хрупкости и слабости J Чрезвычайно высокая детская смертность, буквально, не позволяла родителям слишком привязываться к своим отпрыскам; смерть младенца считалась вполне закономерным событием и не вызывала бурных эмоций.
Как мы видим, мнения историков порой прямо противоположны
скрытый текстТак или иначе, в глазах закона дети совершенно точно не считались низшими существами – за преступления в отношении детей закон карал так же, как и за преступления, совершенные в отношении взрослых (за преднамеренное убийство ребенка – как за преднамеренное убийство взрослого, и т.д.). И ответственными перед законом дети становились задолго до достижения совершеннолетия и обретения полной юридической дееспособности (мальчики в 14 лет, девочки в 12; совершеннолетними оба пола становились в 21 год.
«Дети живут без мысли и без забот. Их легко рассердить и легко порадовать, и они легко прощают...
Дети часто имеют дурные привычки и думают только о настоящем, пренебрегая будущим. Они любят игры и пустые занятия, не обращая внимания на то, что выгодно и полезно. Они считают важными дела, которые не имеют значения, и неважными важные дела. Они больше плачут и рыдают от потери яблока, нежели от потери наследства. Они забывают о милостях, оказанных им.
Они любят разговаривать с другими детьми и избегают общества стариков. Они не держат секретов, но повторяют все, что видят и слышат. Они то плачут, то хохочут, постоянно вопят, болтают и смеются. Вымытые, они снова пачкаются. Когда их матери моют их и расчесывают им волосы, они брыкаются, колотят руками и ногами и сопротивляются изо всей силы. Они думают только о своих животах, всегда желая есть и пить. Едва встав с постели, они уже жаждут пищи».
Такими словами выразил средневековое восприятие детей францисканский монах 13 в., известный как Бартоломей Английский, в своей энциклопедии «О свойствах вещей».
Теория о средневековом восприятии детей как маленьких взрослых частично основывалась на том факте, что в средневековом искусстве дети одеты так же, как взрослые. Но это не совсем верно. На рукописных миниатюрах детская одежда, как правило, проще и короче взрослой. Миниатюры изображают детей за игрой в мяч, в куклы, в солдатики — то есть, за развлечениями, которым дети предавались во все времена .
Хронист Ламберт Ардрский рассказывает о том, что молодая графиня Гвинесс, вышедшая замуж в 14 лет, в первый год брака еще играла в куклы (а потом, видимо, появился ребенок :) ) ). Хронист Гиральд Камбрийский вспоминает, что его братья строили замки из песка (в то время как Гиральд, будущий монах, строил монастыри и церкви).
Что средневековые взрослые смотрели на детей как на взрослых – распространенный миф. Нет ни одной миниатюры, на которой, предположим, дети пашут поле – зато есть множество рисунков, на которых дети заняты играми. Иными словами, старшие сознавали, что дети отличаются от взрослых и что у них иные потребности. Существовал отдельный суд, в котором разбирались дела осиротевших детей и охранялись их права на наследство до достижения ими совершеннолетия. Если дети ничем не отличались от взрослых, почему было не предоставить им самим защищать себя в суде?...
Средневековые педагоги почти сплошь соглашались, что младенческий возраст продолжается до семи лет. В этом возрасте ребенок не способен позаботиться о себе, он нуждается в постоянном родительском примотре. Впрочем, начиная с семи лет большинство детей уже способны выполнять определенные обязанности. Детство продолжалось от семи лет до, как минимум, полового созревания – 12-13 лет (разные авторы расходились во мнениях, когда заканчивается детство и начинается взрослая жизнь). Предполагалась даже некая «третья фаза», когда подросток становится физически зрелым и даже юридически ответственным, но еще не достигает состояния полной умственной зрелости (эта фаза длилась до совершеннолетия и даже дольше).
Обращаться с ребенком как со взрослым значит, в том числе, требовать от ребенка зарабатывать на жизнь и поддерживать семью финансово. В отличие от англичан викторианской эпохи, которые активно использовали детский труд (причем дети 6-7 лет наравне со взрослыми трудились на фабриках и в шахтах), детей в Средние века, как правило, до двенадцати лет не посылали на работу, за которую полагалась бы настоящая плата. У них, несомненно, были свои обязанности – помощь по хозяйству, в лавке, в мастерской, в «приемной» семье – но они не зарабатывали денег и не вносили свою лепту в семейный бюджет; их работа, по сути, считалась не работой, а обучением. Взрослых ролей не возлагали на детей чересчур рано. Обычно лишь после 7-8 лет им поручали различную работу, чаще всего домашнюю: мальчики следили за овцами или гусями, пасли или поили быков и лошадей, подбирали колоски после жатвы; девочки собирали дикие фрукты, приносили воду, помогали готовить.
По крайней мере, современники сознавали, как опасно давать слишком маленьким детям не соответствующие их возрасту обязанности (присматривать за огнем, носить воду, заботиться о младших). Родители старались не оставлять детей без присмотра, даже в деревнях, где старшие были заняты работой почти целый день. Местные судьи обычно с порицанием перечисляют трагические случаи: «Маленький ребенок, оставшись без присмотра, вышел из родительского дома и упал в пруд; двухлетняя девочка, будучи оставлена без надзора, погибла. Мод, дочь Уильяма Бигга, оставили под присмотром слепой старухи, в то время как мать пошла в гости к соседям. Вернувшись, она обнаружила, что ребенок свалился в канаву и утонул. Семимесячного младенца оставили на попечении трехлетнего мальчика. Новорожденную девочку в колыбельке оставили под присмотром трехлетней Агнесс; та заигралась во дворе, а вернувшись, обнаружила, что младенец задохнулся». «Маленькие девочки нередко гибнут, падая в реку, в колодец или в котел, стоящий на огне, - предостерегающе пишет современник. – А из пятилетнего мальчика плохой опекун для грудного ребенка».
Средневековые медицинские энциклопедии говорят о детях отдельно от взрослых, поскольку дети нуждаются в особом уходе. Специальные трактаты – например, сочинение знаменитой Тротулы, преподававшей в 12 в. в медицинской школе Салерно – предписывали особо тщательный уход за новорожденными: в них содержались инструкции, как перевязывать пуповину, купать младенца, устранять слизь из легких и горла. А горе матери, потерявшей ребенка, порой бывало настолько велико, что требовалось вмешательство окружающих: «Одна дама в Лондоне, у которой умерла новорожденная дочь, прожившая всего два дня, так рыдала и вопила, как будто у нее разрывалось сердце. Она уверяла, что хочет сойти вслед за дочерью в могилу, и отказывалась от еды, так что ее пришлось кормить насильно».
Средневековое право также выделяет детей в особую категорию, наделенную личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малолетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.
Разумеется, шлепнуть малыша, который протянул руку к кипящему котелку, порой кажется гораздо более действенным и эффективным средством, нежели разъяснения или брань. В принципе, говоря о жестоких наказаниях детей, следует помнить, что не менее суровым наказаниям подвергались и взрослые. Впрочем, далеко не все воспитатели и наставники считали телесные наказания единственным возможным способом; так, педагог и ученый VIII в., монах Алкуин, в принципе возражал против них, утверждая, что телесные наказания не приносят никакой пользы и лишь отупляют ребенка, и предлагая взамен воздействовать на ученика убеждением и внушением.
Порой воспитательные меры, действительно, могли зайти настолько далеко, что требовалось юридическое вмешательство: так, подмастерья не раз жаловались на жестоких хозяев, которые избивали их по пустякам и даже по-настоящему истязали (одному проткнули руку «каким-то железным предметом», другому сломали палец и т.д.). А некая жительница Лондона, к которой в мастерскую зашел поиграть маленький сын соседки и взял из корзины кусок шерсти, так ударила его кулаком по голове, что мальчик умер спустя два дня (заметим, что суд оправдал женщину, признав убийство непреднамеренным и случившимся в результате вполне законного желания «дисциплинировать» расшалившегося ребенка). Впрочем, за тем, чтобы «педагогическое воздействие» не сделалось чрезмерным, наблюдали не только власти, но и самые обычные люди. Так, соседи вмешались, увидев, что на лондонской улице какой-то лавочник бьет мальчишку-водоноса. Последовала потасовка, и мучителя вынудили оставить ребенка в покое. Соседи не знали мальчика, но, тем не менее, вступились за него. Более того, они отвели лавочника в суд и настояли, чтобы тот был оштрафован за причиненный ущерб.
Средневековые родители любили своих детей, в общем, так же, как среднестатистические современные родители. Общество требовало иного воспитания, нежели в наши дни, но это не значит, что родительской любви не существовало. На каждого жестокого родителя, несомненно, можно найти пример родителя нежного и любящего. Миф о том, что средневековые родители не любили своих детей, в том числе, подкрепляется ссылками на то, что мальчиков (реже девочек) из знатных семей весьма в нежном возрасте отдавали на воспитание в чужие семьи (как правило, все же это была не вполне чужая семья, а родственники по крови или по браку). Отправка юных дворян в чужие семьи на обучение и воспитание служила многим целям: так, мальчики приобретали социальные навыки, учились подобающим манерам, ведению дел, усваивали «рыцарские добродетели».
Во-вторых, «приемная» семья могла иметь более высокий статус, нежели родная, - в таком случае, мальчик имел шанс изрядно продвинуться в жизни. «Приемная» семья становилась фактически второй родной; создавались необходимые связи, расширялся круг полезных знакомств. В-третьих, образованные люди и представители церкви поощряли родителей отдавать детей на воспитание, памятуя о том, что в кругу чужих дети ведут себя иначе, нежели среди родных; родители, из любви к детям, зачастую не в состоянии воспитать своих отпрысков в должной строгости. Если ребенок в раннем возрасте не научится смирению и послушанию, он, скорее всего, не станет порядочным взрослым и в конце концов попадет в ад за свои грехи. Для девочек воспитание в «приемной» семье было полезно в том смысле, что воспитатели зачастую помогали подыскивать ей мужа и даже снабжали приданым. «Приемная» семья нередко осуществляла опеку, если подопечный терял отца или обоих родителей, не успев достигнуть совершеннолетия.
Дети оставались близки к своим родителям, братьям и сестрам, даже если проводили много времени порознь. Сохранилось немало задушевных писем, адресованных родным и близким. Когда юный Вильям Маршалл, будущий граф Пембрук, отбывал в Нормандию, чтобы стать оруженосцем, он, как сообщает его биограф, горько плакал, расставаясь с матерью, братьями и сестрами.
Взрослым случалось и отдавать жизнь ради детей. Одной августовской ночью в 1298 г. в Оксфорде от свечи загорелась солома на полу. Муж и жена выскочили из дома, но, вспомнив о своем младенце-сыне, жена бросилась обратно, чтобы найти его. Вбежав, «она глотнула горячего воздуха и задохнулась». В другом случае был убит отец, защищавший дочь от разбойников. «Однажды Джон Гарв, грузчик, шел по улице, когда какой-то юноша проскакал мимо на коне полным галопом и сбил с ног ребенка. Джон ухватил коня за уздечку и сказал беспечному всаднику, что надлежит быть осторожнее. Тот в ответ выхватил меч и убил благонамеренного лондонца на месте».
Жены крестьян и ремесленников сами выкармливали своих детей, если этому не мешали какие-то обстоятельства (например, болезнь). Состоятельные же женщины в 13 в. прибегали к услугам кормилиц настолько широко, что приходские священники в своих проповедях пытались противодействовать этой практике, утверждая, что она противоречит как Писаниям, так и науке. Скульптуры в церквах и миниатюры в рукописях изображают Деву Марию, которая кормит Иисуса, но проповеди и притчи слабо действовали на знать, которая продолжала приводить в дом кормилиц, которые не только вскармливали младенцев, но и ухаживали за подрастающими детьми. В семьях с достатком каждый ребенок мог иметь собственную няньку. Выбирая кормилицу, ответственные родители искали чистую, здоровую молодую женщину с хорошим характером и следили, чтобы она придерживалась правильного режима и диеты – побольше отдыхала, хорошо спала, воздерживалась от «соленой, острой, кислой и вяжущей» пищи, особенно чеснока, и избегала волнений.
Средневековые дети не переживали продолжительного периода формализованного взросления, который разработали современные системы образования. К детям относились как к «фактическим взрослым» с момента наступления половой зрелости, о чем свидетельствует ранний возраст, в котором мальчики и девочки считались способными вступать в брак.
Впрочем, браки детей заключались исключительно в аристократической среде, крестьяне и ремесленники этого не делали. Относительно ранний (на наш взгляд) возраст вступления в брак отнюдь не казался таковым в XIII веке – по вполне разумным причинам. Средняя продолжительность жизнь крестьян составляла 45-50 лет, у людей состоятельных – лет на десять больше. Женщины обычно переставали рожать в возрасте ок. 35 лет; весьма незначительное количество женщин рожали в сорок и старше. Иными словами, женщина была просто вынуждена взрослеть быстрее и раньше обзаводиться потомством… Девочка знала все, что ей надлежало знать об обязанностях жены и матери, уже в раннем подростковом возрасте. Для юных жен из знатных семей, помимо прислуги, как правило, в доме держали какую-нибудь почтенную матрону, с которой можно было посоветоваться – по поводу беременности, ведения хозяйства, выкармливания детей и т.д. Современники прекрасно понимали, что обязанности жены и матери – тяжкий труд; готовя девочек с ранних лет к роли будущей хозяйки дома, по вступлении в брачный возраст их, разумеется, не бросали на произвол судьбы, как кутят в омут, а, напротив, окружали помощью, советами и наставлениями.
https://tal-gilas.livejournal.com/179498.html
1. В Средневековье к детям были склонны относиться как к низшим, животным существам или как к несовершенным «маленьким взрослым», которых надлежало поскорее ввести в рамки и «окультурить» (отсюда жестокие наказания и суровая дисциплина, ранние браки, детская одежда, представляющая собой уменьшенную копию взрослой, короткий период детства и т.д.)
2. В Средневековье к детям относились особенно бережно и с любовью, памятуя об их хрупкости и слабости (несомненную роль сыграли высокая детская смертность и культ Младенца Христа).
3. В Средневековье к детям относились равнодушно, памятуя об их хрупкости и слабости J Чрезвычайно высокая детская смертность, буквально, не позволяла родителям слишком привязываться к своим отпрыскам; смерть младенца считалась вполне закономерным событием и не вызывала бурных эмоций.
Как мы видим, мнения историков порой прямо противоположны
скрытый текстТак или иначе, в глазах закона дети совершенно точно не считались низшими существами – за преступления в отношении детей закон карал так же, как и за преступления, совершенные в отношении взрослых (за преднамеренное убийство ребенка – как за преднамеренное убийство взрослого, и т.д.). И ответственными перед законом дети становились задолго до достижения совершеннолетия и обретения полной юридической дееспособности (мальчики в 14 лет, девочки в 12; совершеннолетними оба пола становились в 21 год.
«Дети живут без мысли и без забот. Их легко рассердить и легко порадовать, и они легко прощают...
Дети часто имеют дурные привычки и думают только о настоящем, пренебрегая будущим. Они любят игры и пустые занятия, не обращая внимания на то, что выгодно и полезно. Они считают важными дела, которые не имеют значения, и неважными важные дела. Они больше плачут и рыдают от потери яблока, нежели от потери наследства. Они забывают о милостях, оказанных им.
Они любят разговаривать с другими детьми и избегают общества стариков. Они не держат секретов, но повторяют все, что видят и слышат. Они то плачут, то хохочут, постоянно вопят, болтают и смеются. Вымытые, они снова пачкаются. Когда их матери моют их и расчесывают им волосы, они брыкаются, колотят руками и ногами и сопротивляются изо всей силы. Они думают только о своих животах, всегда желая есть и пить. Едва встав с постели, они уже жаждут пищи».
Такими словами выразил средневековое восприятие детей францисканский монах 13 в., известный как Бартоломей Английский, в своей энциклопедии «О свойствах вещей».
Теория о средневековом восприятии детей как маленьких взрослых частично основывалась на том факте, что в средневековом искусстве дети одеты так же, как взрослые. Но это не совсем верно. На рукописных миниатюрах детская одежда, как правило, проще и короче взрослой. Миниатюры изображают детей за игрой в мяч, в куклы, в солдатики — то есть, за развлечениями, которым дети предавались во все времена .
Хронист Ламберт Ардрский рассказывает о том, что молодая графиня Гвинесс, вышедшая замуж в 14 лет, в первый год брака еще играла в куклы (
Что средневековые взрослые смотрели на детей как на взрослых – распространенный миф. Нет ни одной миниатюры, на которой, предположим, дети пашут поле – зато есть множество рисунков, на которых дети заняты играми. Иными словами, старшие сознавали, что дети отличаются от взрослых и что у них иные потребности. Существовал отдельный суд, в котором разбирались дела осиротевших детей и охранялись их права на наследство до достижения ими совершеннолетия. Если дети ничем не отличались от взрослых, почему было не предоставить им самим защищать себя в суде?...
Средневековые педагоги почти сплошь соглашались, что младенческий возраст продолжается до семи лет. В этом возрасте ребенок не способен позаботиться о себе, он нуждается в постоянном родительском примотре. Впрочем, начиная с семи лет большинство детей уже способны выполнять определенные обязанности. Детство продолжалось от семи лет до, как минимум, полового созревания – 12-13 лет (разные авторы расходились во мнениях, когда заканчивается детство и начинается взрослая жизнь). Предполагалась даже некая «третья фаза», когда подросток становится физически зрелым и даже юридически ответственным, но еще не достигает состояния полной умственной зрелости (эта фаза длилась до совершеннолетия и даже дольше).
Обращаться с ребенком как со взрослым значит, в том числе, требовать от ребенка зарабатывать на жизнь и поддерживать семью финансово. В отличие от англичан викторианской эпохи, которые активно использовали детский труд (причем дети 6-7 лет наравне со взрослыми трудились на фабриках и в шахтах), детей в Средние века, как правило, до двенадцати лет не посылали на работу, за которую полагалась бы настоящая плата. У них, несомненно, были свои обязанности – помощь по хозяйству, в лавке, в мастерской, в «приемной» семье – но они не зарабатывали денег и не вносили свою лепту в семейный бюджет; их работа, по сути, считалась не работой, а обучением. Взрослых ролей не возлагали на детей чересчур рано. Обычно лишь после 7-8 лет им поручали различную работу, чаще всего домашнюю: мальчики следили за овцами или гусями, пасли или поили быков и лошадей, подбирали колоски после жатвы; девочки собирали дикие фрукты, приносили воду, помогали готовить.
По крайней мере, современники сознавали, как опасно давать слишком маленьким детям не соответствующие их возрасту обязанности (присматривать за огнем, носить воду, заботиться о младших). Родители старались не оставлять детей без присмотра, даже в деревнях, где старшие были заняты работой почти целый день. Местные судьи обычно с порицанием перечисляют трагические случаи: «Маленький ребенок, оставшись без присмотра, вышел из родительского дома и упал в пруд; двухлетняя девочка, будучи оставлена без надзора, погибла. Мод, дочь Уильяма Бигга, оставили под присмотром слепой старухи, в то время как мать пошла в гости к соседям. Вернувшись, она обнаружила, что ребенок свалился в канаву и утонул. Семимесячного младенца оставили на попечении трехлетнего мальчика. Новорожденную девочку в колыбельке оставили под присмотром трехлетней Агнесс; та заигралась во дворе, а вернувшись, обнаружила, что младенец задохнулся». «Маленькие девочки нередко гибнут, падая в реку, в колодец или в котел, стоящий на огне, - предостерегающе пишет современник. – А из пятилетнего мальчика плохой опекун для грудного ребенка».
Средневековые медицинские энциклопедии говорят о детях отдельно от взрослых, поскольку дети нуждаются в особом уходе. Специальные трактаты – например, сочинение знаменитой Тротулы, преподававшей в 12 в. в медицинской школе Салерно – предписывали особо тщательный уход за новорожденными: в них содержались инструкции, как перевязывать пуповину, купать младенца, устранять слизь из легких и горла. А горе матери, потерявшей ребенка, порой бывало настолько велико, что требовалось вмешательство окружающих: «Одна дама в Лондоне, у которой умерла новорожденная дочь, прожившая всего два дня, так рыдала и вопила, как будто у нее разрывалось сердце. Она уверяла, что хочет сойти вслед за дочерью в могилу, и отказывалась от еды, так что ее пришлось кормить насильно».
Средневековое право также выделяет детей в особую категорию, наделенную личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малолетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.
Разумеется, шлепнуть малыша, который протянул руку к кипящему котелку, порой кажется гораздо более действенным и эффективным средством, нежели разъяснения или брань. В принципе, говоря о жестоких наказаниях детей, следует помнить, что не менее суровым наказаниям подвергались и взрослые. Впрочем, далеко не все воспитатели и наставники считали телесные наказания единственным возможным способом; так, педагог и ученый VIII в., монах Алкуин, в принципе возражал против них, утверждая, что телесные наказания не приносят никакой пользы и лишь отупляют ребенка, и предлагая взамен воздействовать на ученика убеждением и внушением.
Порой воспитательные меры, действительно, могли зайти настолько далеко, что требовалось юридическое вмешательство: так, подмастерья не раз жаловались на жестоких хозяев, которые избивали их по пустякам и даже по-настоящему истязали (одному проткнули руку «каким-то железным предметом», другому сломали палец и т.д.). А некая жительница Лондона, к которой в мастерскую зашел поиграть маленький сын соседки и взял из корзины кусок шерсти, так ударила его кулаком по голове, что мальчик умер спустя два дня (заметим, что суд оправдал женщину, признав убийство непреднамеренным и случившимся в результате вполне законного желания «дисциплинировать» расшалившегося ребенка). Впрочем, за тем, чтобы «педагогическое воздействие» не сделалось чрезмерным, наблюдали не только власти, но и самые обычные люди. Так, соседи вмешались, увидев, что на лондонской улице какой-то лавочник бьет мальчишку-водоноса. Последовала потасовка, и мучителя вынудили оставить ребенка в покое. Соседи не знали мальчика, но, тем не менее, вступились за него. Более того, они отвели лавочника в суд и настояли, чтобы тот был оштрафован за причиненный ущерб.
Средневековые родители любили своих детей, в общем, так же, как среднестатистические современные родители. Общество требовало иного воспитания, нежели в наши дни, но это не значит, что родительской любви не существовало. На каждого жестокого родителя, несомненно, можно найти пример родителя нежного и любящего. Миф о том, что средневековые родители не любили своих детей, в том числе, подкрепляется ссылками на то, что мальчиков (реже девочек) из знатных семей весьма в нежном возрасте отдавали на воспитание в чужие семьи (как правило, все же это была не вполне чужая семья, а родственники по крови или по браку). Отправка юных дворян в чужие семьи на обучение и воспитание служила многим целям: так, мальчики приобретали социальные навыки, учились подобающим манерам, ведению дел, усваивали «рыцарские добродетели».
Во-вторых, «приемная» семья могла иметь более высокий статус, нежели родная, - в таком случае, мальчик имел шанс изрядно продвинуться в жизни. «Приемная» семья становилась фактически второй родной; создавались необходимые связи, расширялся круг полезных знакомств. В-третьих, образованные люди и представители церкви поощряли родителей отдавать детей на воспитание, памятуя о том, что в кругу чужих дети ведут себя иначе, нежели среди родных; родители, из любви к детям, зачастую не в состоянии воспитать своих отпрысков в должной строгости. Если ребенок в раннем возрасте не научится смирению и послушанию, он, скорее всего, не станет порядочным взрослым и в конце концов попадет в ад за свои грехи. Для девочек воспитание в «приемной» семье было полезно в том смысле, что воспитатели зачастую помогали подыскивать ей мужа и даже снабжали приданым. «Приемная» семья нередко осуществляла опеку, если подопечный терял отца или обоих родителей, не успев достигнуть совершеннолетия.
Дети оставались близки к своим родителям, братьям и сестрам, даже если проводили много времени порознь. Сохранилось немало задушевных писем, адресованных родным и близким. Когда юный Вильям Маршалл, будущий граф Пембрук, отбывал в Нормандию, чтобы стать оруженосцем, он, как сообщает его биограф, горько плакал, расставаясь с матерью, братьями и сестрами.
Взрослым случалось и отдавать жизнь ради детей. Одной августовской ночью в 1298 г. в Оксфорде от свечи загорелась солома на полу. Муж и жена выскочили из дома, но, вспомнив о своем младенце-сыне, жена бросилась обратно, чтобы найти его. Вбежав, «она глотнула горячего воздуха и задохнулась». В другом случае был убит отец, защищавший дочь от разбойников. «Однажды Джон Гарв, грузчик, шел по улице, когда какой-то юноша проскакал мимо на коне полным галопом и сбил с ног ребенка. Джон ухватил коня за уздечку и сказал беспечному всаднику, что надлежит быть осторожнее. Тот в ответ выхватил меч и убил благонамеренного лондонца на месте».
Жены крестьян и ремесленников сами выкармливали своих детей, если этому не мешали какие-то обстоятельства (например, болезнь). Состоятельные же женщины в 13 в. прибегали к услугам кормилиц настолько широко, что приходские священники в своих проповедях пытались противодействовать этой практике, утверждая, что она противоречит как Писаниям, так и науке. Скульптуры в церквах и миниатюры в рукописях изображают Деву Марию, которая кормит Иисуса, но проповеди и притчи слабо действовали на знать, которая продолжала приводить в дом кормилиц, которые не только вскармливали младенцев, но и ухаживали за подрастающими детьми. В семьях с достатком каждый ребенок мог иметь собственную няньку. Выбирая кормилицу, ответственные родители искали чистую, здоровую молодую женщину с хорошим характером и следили, чтобы она придерживалась правильного режима и диеты – побольше отдыхала, хорошо спала, воздерживалась от «соленой, острой, кислой и вяжущей» пищи, особенно чеснока, и избегала волнений.
Средневековые дети не переживали продолжительного периода формализованного взросления, который разработали современные системы образования. К детям относились как к «фактическим взрослым» с момента наступления половой зрелости, о чем свидетельствует ранний возраст, в котором мальчики и девочки считались способными вступать в брак.
Впрочем, браки детей заключались исключительно в аристократической среде, крестьяне и ремесленники этого не делали. Относительно ранний (на наш взгляд) возраст вступления в брак отнюдь не казался таковым в XIII веке – по вполне разумным причинам. Средняя продолжительность жизнь крестьян составляла 45-50 лет, у людей состоятельных – лет на десять больше. Женщины обычно переставали рожать в возрасте ок. 35 лет; весьма незначительное количество женщин рожали в сорок и старше. Иными словами, женщина была просто вынуждена взрослеть быстрее и раньше обзаводиться потомством… Девочка знала все, что ей надлежало знать об обязанностях жены и матери, уже в раннем подростковом возрасте. Для юных жен из знатных семей, помимо прислуги, как правило, в доме держали какую-нибудь почтенную матрону, с которой можно было посоветоваться – по поводу беременности, ведения хозяйства, выкармливания детей и т.д. Современники прекрасно понимали, что обязанности жены и матери – тяжкий труд; готовя девочек с ранних лет к роли будущей хозяйки дома, по вступлении в брачный возраст их, разумеется, не бросали на произвол судьбы, как кутят в омут, а, напротив, окружали помощью, советами и наставлениями.
https://tal-gilas.livejournal.com/179498.html