Архив15 читателей тэги
Автор: Арабелла
#Англия искать «Англия» по всему сайту с другими тэгами
День Святого Валентина
Увы, в силу разных обстоятельств этот праздник вызывает у многих неприязненные чувства. Тут виновато и слишком агрессивное его навязывание массовой культурой, и в целом достаточно пошлая атрибутика, и ассоциация с 90-ми, из-за чего он сейчас для многих перешел в категорию навязанных нам стереотипов западной культуры.
Но давайте посмотрим на него непредвзято :)
скрытый текстВедь этот праздник имеет к нам, людям увлекающимся средневековой Англией, ее культурой, мышлением людей того времени, воссозданием их жизни, интересов и в том числе развлечений, самое непосредственное отношение.
До XIV века, судя по всему, святой Валентин никого особо не интересовал, и никаких романтических традиций вокруг него не было. И вполне вероятно, что подарила миру новый праздник именно Англия. А возможно даже лично Джеффри Чосер, написавший в честь помолвки короля Ричарда II в 1382 году поэму «Птичий парламент», где упомянул день святого Валентина как тот день, когда птицы находят себе пару:
For this was оn seynt Volantynys day
Whan euery bryd comyth there to chese his make.
Это, возможно, было распространенным народным поверьем, потому что этот же мотив встречается у другого поэта, Джона Гауэра. Хотя не факт, потому что Чосер и Гауэр были друзьями и без стеснения таскали идеи друг у друга.
Потом это же поверье насчет птиц и дня святого Валентина развивали еще двое поэтов из Савойи и Валенсии, правда первый из них, Отто III де Грандсон, был на службе у английского же короля, но зато французы утверждают, что именно он популяризовал эту идею за пределами Англии. А вот второй - Pere Aznar Pardo de la Casta, то ли губернатор Валенсии, то ли его сын (их звали одинаково), вроде бы с Англией не особо связан, поэтому мог написать свое стихотворение о дне святого Валентина самостоятельно. Поскольку датировка у его произведения довольно условная - конец XIV века - испанцы даже претендуют на то, что это он придумал день святого Валентина, а Чосер и остальные поэты уже только подхватили его идею.
Кстати, ни у одного из них точная дата не указывается, поэтому современные исследователи склоняются к тому, что поэты имели в виду другого святого Валентина, не февральского, а майского. С другой стороны, современникам было виднее, тем более что календарь в то время был юлианский, и тогдашнее 14 февраля, когда птички могли начинать петь и искать себе пару, приходилось (сюрприз) на современное 23 февраля.
Как бы то ни было, благодаря Чосеру, новому витку моды на куртуазность и Столетней войне, тесно связавшей английскую и французскую аристократию и богему, идею быстро подхватили и развили. Конкретно дата 14 февраля в качестве ежегодного праздника любви появилось в уставе Двора Любви, написанном при дворе французского короля Карла VI в 1400 году. Не факт, что его действительно сразу стали праздновать ежегодно, но в Двор Любви, этот неформальный клуб, входило около 950 человек, от самого короля до обычных горожан, так что популяризация была обеспечена. В уставе описываются пышные празднества, пиры, песенные и поэтические конкурсы, рыцарские турниры, танцы, и все это обязательно посвященное теме любви и оформленное соответствующей символикой. Правда, сам устав я к сожалению не видела, поэтому не могу точно сказать, упоминается ли в нем святой Валентин.
Зато вот знаменитый французский полководец и поэт Шарль Орлеанский, сидя в английском плену с 1415 по 1440 год, с большим интересом знакомился с английской поэзией (и даже написал некоторые стихи на английском языке). Взял ли он идею дня святого Валентина именно оттуда, или застал отголоски Двора Любви Карла VI (самому герцогу Орлеанскому в то время было только 6 лет), а может в высших кругах этот праздник уже стал традицией - непонятно. Но своей жене он из плена писал стихи и называл ее своей Валентиной.
Ну и наконец точное закрепление даты и праздника подтверждает письмо Марджери Брюс Джону Пастону, написанное в феврале 1476 года (иногда называют 1477 год), где она называет его своим Валентином. Марджери и Джон были представителями английского среднего класса, поэтому можно смело говорить о том, что праздник к тому времени был уже не элитным, а распространенным среди широких кругов населения. По крайней мере образованного.
Из любопытных деталей об упоминавшихся персонах:
* Король Ричард II и Анна Богемская, к помолвке которых была написана та самая поэма Чосера, жили в любви и согласии, после смерти Анны король очень горевал. А предположительная дата его смерти - 14 февраля (хотя есть и другие версии).
* Карл VI женился по собственному выбору, и первое время их брак с Изабеллой Баварской был счастливым, но потом король сошел с ума, стал агрессивным, и увы. Королева из страха за свою жизнь подложила ему фаворитку, Одетту де Шамдивер, и с ней король счастливо прожил еще 16 лет, хотя просветления у него случались все реже. Зато есть легенда, что именно они с Одеттой придумали карточные игры на сексуальные желания.
* Жена Шарля Орлеанского, Бонна, умерла за то время, что он сидел в тюрьме, и освободившись он женился снова. Зато на них можно полюбоваться - на знаменитой иллюстрации из Роскошного часослова герцога Беррийского изображена именно их помолвка.
* Марджери Брюс и Джон Пастон поженились и жили долго и счастливо.
отсюда
В дополнение
скрытый текстВчерашний пост в Архиве манускриптов натолкнул на мысль, что, несмотря на появление в позднесредневековое время первых "валентинок", вообще-то имя Валентин было довольно слабо распространено во Франции и Англии. И стало интересно, что знает база данных The Soldier in Later Medieval England о не-святых-Валентинах, служивших в XIV-XV вв. в армиях английских королей. При поиске по этому имени в базе, насчитывающей более 250 000 записей, нашлось всего 13 строк, которые, по-видимому, относятся к четырём (максимум, шести) людям.
- лучник Валентин Ремстон, состоявший в свите сэра Томаса де Пойнингса, в 1387 г. участвовал в морской экспедиции под командованием Ричарда ФицАлана, графа Арундела (TNA, E 101/40/33, m. 8, 23)
- Валентин Дюк служил в ноябре 1434 - январе 1435 гг. в качестве лучника в свите Джона Стэнло, генерального казначея Нормандии, а к марту 1435 г. стал латником в гарнизоне Аркура (AN, K 63/34/17).
- Валентин Дэвидсон в сентябре 1448 г. был лучником в гарнизоне Арфлёра под командованием Джона, лорда Толбота (BL, Add. Ch. 6989)
- Валентин Гуд или Гудс (Goud, Goudes) служил во Франции в 1441-1448 гг. причём под началом одного и того же капитана, сэра Томаса Ху. Сперва он был лучником в гарнизоне Манта (1441-1444 гг.) и принимал участие в попытках снабжать осаждённый Понтуаз в 1441 г. (BNF, Fr. 25776, nos. 1529, 1532, 1621, 1636). В 1447 г. он уже лучник в личной свите сэра Томаса, ставшего к тому времени канцлером Нормандии (BNF, Fr. 25777, nos. 1777, 1794). Наконец, в сентябре 1448 г. он снова в гарнизоне Манта, но уже как пеший латник (BNF, MS. Fr. 25778, no. 1826). На картинке его имя, записанное как Wallentin (а встречаются также варианты Valentin, Valentyn) идёт четвёртым в списке лучников.
Следует оговориться, что, возможно, в данном случае часть записей относятся к другим людям, поскольку в BNF Fr. 2577, no. 1532 фамилия Валентина записана как Gale, а в BNF Fr. 25776, no. 1621 как Jude. Это, кстати отличный повод заглянуть в оригинальные документы, как недавно описывалось в статье, поскольку данные в базу вбивали вполне живые и совсем не святые люди (не исключая вашего покорного слугу), и ошибки транскрипции порой встречаются, однако проверка показала, что здесь всё верно. И всё же, учитывая редкость имени и совпадение гарнизона и капитана, хочется полагать, что речь идёт об одном и том же воине.
превью
Wallentin Goudes - четвёртый в списке лучников свиты канцлера Нормандии сэра Томаса Ху от 21 февраля 1447 г. (BNF, MS. Fr. 25777, no. 1777).
отсюда
Но давайте посмотрим на него непредвзято :)
скрытый текстВедь этот праздник имеет к нам, людям увлекающимся средневековой Англией, ее культурой, мышлением людей того времени, воссозданием их жизни, интересов и в том числе развлечений, самое непосредственное отношение.
До XIV века, судя по всему, святой Валентин никого особо не интересовал, и никаких романтических традиций вокруг него не было. И вполне вероятно, что подарила миру новый праздник именно Англия. А возможно даже лично Джеффри Чосер, написавший в честь помолвки короля Ричарда II в 1382 году поэму «Птичий парламент», где упомянул день святого Валентина как тот день, когда птицы находят себе пару:
For this was оn seynt Volantynys day
Whan euery bryd comyth there to chese his make.
Это, возможно, было распространенным народным поверьем, потому что этот же мотив встречается у другого поэта, Джона Гауэра. Хотя не факт, потому что Чосер и Гауэр были друзьями и без стеснения таскали идеи друг у друга.
Потом это же поверье насчет птиц и дня святого Валентина развивали еще двое поэтов из Савойи и Валенсии, правда первый из них, Отто III де Грандсон, был на службе у английского же короля, но зато французы утверждают, что именно он популяризовал эту идею за пределами Англии. А вот второй - Pere Aznar Pardo de la Casta, то ли губернатор Валенсии, то ли его сын (их звали одинаково), вроде бы с Англией не особо связан, поэтому мог написать свое стихотворение о дне святого Валентина самостоятельно. Поскольку датировка у его произведения довольно условная - конец XIV века - испанцы даже претендуют на то, что это он придумал день святого Валентина, а Чосер и остальные поэты уже только подхватили его идею.
Кстати, ни у одного из них точная дата не указывается, поэтому современные исследователи склоняются к тому, что поэты имели в виду другого святого Валентина, не февральского, а майского. С другой стороны, современникам было виднее, тем более что календарь в то время был юлианский, и тогдашнее 14 февраля, когда птички могли начинать петь и искать себе пару, приходилось (сюрприз) на современное 23 февраля.
Как бы то ни было, благодаря Чосеру, новому витку моды на куртуазность и Столетней войне, тесно связавшей английскую и французскую аристократию и богему, идею быстро подхватили и развили. Конкретно дата 14 февраля в качестве ежегодного праздника любви появилось в уставе Двора Любви, написанном при дворе французского короля Карла VI в 1400 году. Не факт, что его действительно сразу стали праздновать ежегодно, но в Двор Любви, этот неформальный клуб, входило около 950 человек, от самого короля до обычных горожан, так что популяризация была обеспечена. В уставе описываются пышные празднества, пиры, песенные и поэтические конкурсы, рыцарские турниры, танцы, и все это обязательно посвященное теме любви и оформленное соответствующей символикой. Правда, сам устав я к сожалению не видела, поэтому не могу точно сказать, упоминается ли в нем святой Валентин.
Зато вот знаменитый французский полководец и поэт Шарль Орлеанский, сидя в английском плену с 1415 по 1440 год, с большим интересом знакомился с английской поэзией (и даже написал некоторые стихи на английском языке). Взял ли он идею дня святого Валентина именно оттуда, или застал отголоски Двора Любви Карла VI (самому герцогу Орлеанскому в то время было только 6 лет), а может в высших кругах этот праздник уже стал традицией - непонятно. Но своей жене он из плена писал стихи и называл ее своей Валентиной.
Ну и наконец точное закрепление даты и праздника подтверждает письмо Марджери Брюс Джону Пастону, написанное в феврале 1476 года (иногда называют 1477 год), где она называет его своим Валентином. Марджери и Джон были представителями английского среднего класса, поэтому можно смело говорить о том, что праздник к тому времени был уже не элитным, а распространенным среди широких кругов населения. По крайней мере образованного.
Из любопытных деталей об упоминавшихся персонах:
* Король Ричард II и Анна Богемская, к помолвке которых была написана та самая поэма Чосера, жили в любви и согласии, после смерти Анны король очень горевал. А предположительная дата его смерти - 14 февраля (хотя есть и другие версии).
* Карл VI женился по собственному выбору, и первое время их брак с Изабеллой Баварской был счастливым, но потом король сошел с ума, стал агрессивным, и увы. Королева из страха за свою жизнь подложила ему фаворитку, Одетту де Шамдивер, и с ней король счастливо прожил еще 16 лет, хотя просветления у него случались все реже. Зато есть легенда, что именно они с Одеттой придумали карточные игры на сексуальные желания.
* Жена Шарля Орлеанского, Бонна, умерла за то время, что он сидел в тюрьме, и освободившись он женился снова. Зато на них можно полюбоваться - на знаменитой иллюстрации из Роскошного часослова герцога Беррийского изображена именно их помолвка.
* Марджери Брюс и Джон Пастон поженились и жили долго и счастливо.
отсюда
В дополнение
скрытый текстВчерашний пост в Архиве манускриптов натолкнул на мысль, что, несмотря на появление в позднесредневековое время первых "валентинок", вообще-то имя Валентин было довольно слабо распространено во Франции и Англии. И стало интересно, что знает база данных The Soldier in Later Medieval England о не-святых-Валентинах, служивших в XIV-XV вв. в армиях английских королей. При поиске по этому имени в базе, насчитывающей более 250 000 записей, нашлось всего 13 строк, которые, по-видимому, относятся к четырём (максимум, шести) людям.
- лучник Валентин Ремстон, состоявший в свите сэра Томаса де Пойнингса, в 1387 г. участвовал в морской экспедиции под командованием Ричарда ФицАлана, графа Арундела (TNA, E 101/40/33, m. 8, 23)
- Валентин Дюк служил в ноябре 1434 - январе 1435 гг. в качестве лучника в свите Джона Стэнло, генерального казначея Нормандии, а к марту 1435 г. стал латником в гарнизоне Аркура (AN, K 63/34/17).
- Валентин Дэвидсон в сентябре 1448 г. был лучником в гарнизоне Арфлёра под командованием Джона, лорда Толбота (BL, Add. Ch. 6989)
- Валентин Гуд или Гудс (Goud, Goudes) служил во Франции в 1441-1448 гг. причём под началом одного и того же капитана, сэра Томаса Ху. Сперва он был лучником в гарнизоне Манта (1441-1444 гг.) и принимал участие в попытках снабжать осаждённый Понтуаз в 1441 г. (BNF, Fr. 25776, nos. 1529, 1532, 1621, 1636). В 1447 г. он уже лучник в личной свите сэра Томаса, ставшего к тому времени канцлером Нормандии (BNF, Fr. 25777, nos. 1777, 1794). Наконец, в сентябре 1448 г. он снова в гарнизоне Манта, но уже как пеший латник (BNF, MS. Fr. 25778, no. 1826). На картинке его имя, записанное как Wallentin (а встречаются также варианты Valentin, Valentyn) идёт четвёртым в списке лучников.
Следует оговориться, что, возможно, в данном случае часть записей относятся к другим людям, поскольку в BNF Fr. 2577, no. 1532 фамилия Валентина записана как Gale, а в BNF Fr. 25776, no. 1621 как Jude. Это, кстати отличный повод заглянуть в оригинальные документы, как недавно описывалось в статье, поскольку данные в базу вбивали вполне живые и совсем не святые люди (не исключая вашего покорного слугу), и ошибки транскрипции порой встречаются, однако проверка показала, что здесь всё верно. И всё же, учитывая редкость имени и совпадение гарнизона и капитана, хочется полагать, что речь идёт об одном и том же воине.
превью
Wallentin Goudes - четвёртый в списке лучников свиты канцлера Нормандии сэра Томаса Ху от 21 февраля 1447 г. (BNF, MS. Fr. 25777, no. 1777).
отсюда
Рутьеры
Банды рутьеров во Франции конца XII – начала XIII века
Отсюда
«Фаланги Левиафана размножились сверх всякой меры и настолько усилились, что, ничего не страшась, живут и рыскают как враги Бога и народа, по провинциям и королевствам»
(«О развлечениях придворных». Готье Мап. Ок. 1180 года)
В Средневековье уровень военного насилия всегда был высоким. Это касалось не только действий со стороны феодалов и простых разбойников, но и профессиональных наемников. скрытый текстОднако были моменты, которые превращались в «пики» жестокости даже на этом неутешительном фоне. В истории Франции XII – XV веков было три периода, когда насилие над населением со стороны банд наемников стало серьезной проблемой: конец XII – начало XIII века, третья четверть XIV века (время «компаний»), период после Аррасского мира 1435 года. Причем самым затяжным и тяжелым психологически, хотя, наверное, не самым разрушительным, был именно первый из периодов. Мы оставим за рамками нашего разговора второй и третий периоды, относящиеся к Столетней войне, и частично поговорим о первом периоде и об ответной реакции властей, церкви и народа на эту ситуацию.
Военные действия в англо-французском регионе в XII веке, особенно во второй его половине, ознаменовались переходом к активному использованию наемников. Схожая ситуация была и в Священной Римской империи. Начиная с 50-х годов XII века можно говорить о наличии большого количества военных профессионалов-наемников на основных театрах боевых действий. Эти отряды активно использовали Генрих II, Ричард Львиное Сердце, Иоанн Безземельный, Людовик VII, Филипп Август, Фридрих Барбаросса. Не отставали от них и игроки рангом пониже.
Этих наемников называют в источниках по-разному, в основном по географическому признаку: геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски, мэнцы, германцы. Особо грозную и дурную славу приобрели брабансоны, то есть выходцы из Брабанта. Слово «брабансон» стало фактически нарицательным. Использовался также не совсем ясный общий термин сotherelli, появившийся в источниках еще в 1127 году с различными вариантами этимологии (производное от слов «couteau» - нож, «cottier» - бедный крестьянин, «coterie» - организация, секта, церковь или «coterel» – короткая кольчуга) и совсем редкое слово «триавердинцы», возможно, происходящее от thrialemello, в значении сильно (трижды) бронированный. Обобщающим термином для таких формирований было и слово «routier» (рутьер) от латинского ruttae. Это слово, появившееся в то время и происходящее от лат. rumpere, означало небольшой отряд, соединение. Термин routier применялся и в более поздний период. Кроме того, в ходу были слова типа «хищники», «разрушители», «грабители». Причины, по которым большие массы деклассированного народа превращались в наемников, лежат на поверхности: социальная ситуация в соответствующих регионах, постоянные разрушительные войны крупных феодалов и более мелкие частные войны. Эти столкновения с одной стороны заставляли людей сниматься с насиженных мест, а с другой предоставляли им возможность специфического военного заработка. Больше всего людей на рынок военных услуг поставляли три территории: Прованс, Пиренеи и Брабант-Фландрия-Геннегау. Это были или бедные горные районы, или перенаселенные.
Наемники (в большинстве своем пехотинцы, хотя встречались и конные отряды) быстро превращались в сплоченные и весьма боеспособные банды, кочевавшие с одного театра боевых действий на другой. Имена самых успешных командиров встречаются в источниках на протяжении долгих лет. Например, Гильом Камбрейский, бывший клирик из Брабанта, фигурирует в текстах с 1166 по 1177 год. В большинстве своем такие капитаны были выходцами из низших слоев общества. Из известных нам капитанов только один был знатного рода: это Вильгельм Ипрский, бастард графа де Лоос, капитан фламандских наемников и активный участник династической войны в Англии между Стефаном Блуасским и Матильдой. Но он действовал лет на десять раньше периода, о котором мы говорим. Единицам из командиров удавалось влиться в феодальную иерархию и стать хозяевами замков и даже бальи (Лобар, Меркадьер и особенно Ламбер Кадок). Однако рыцари и князья не забывали, что они были выскочками. В то же время реальная власть этих людей могла быть очень велика. Капитаны получали за свою кровавую работу большие деньги, не считая добычи от грабежа и бесчинств, когда им переставали платить.
Какова была численность наемников? Источники дают нам общие цифры: от 7000 до 17000 человек в 1183 году, когда костяк этих банд на юге Франции был уничтожен. Это вполне сопоставимо с войсками властей региона (!). Другое дело, что такие банды никогда не собирались вместе.
Историю брабансонов и им подобных можно поделить на две части: старшее поколение – многочисленное, действовавшее где-то до 1185 года, и младшее – более известное, но меньшее численностью и большей степени подконтрольное монархам. Нас интересует сейчас прежде всего первое поколение.
Начиная с 70-х годов XII века, «охотничьим раем» для брабансонов и прочих наемников стали земли запада Франции, особенно вольно они чувствовали себя к югу от Луары – в Аквитании. Как это случилось?
В 1166-1167 гг. в Италии войска наемников, приглашенных Фридрихом I Барбароссой, произвели сильное впечатление на европейских правителей. Брабансоны активно участвовали в боевых действиях, в том числе в разграблении Рима, и наводили ужас на население. Кстати, действовал там и вышеупомянутый Гильом Камбрейский. Чуть позже, уже во французском графство Шалон, брабансонов нанял граф Гильом I, который решил разгромить знаменитое аббатство Клюни – у светского владыки был застарелый конфликт с монахами. Город и монастырь так пострадали, что пришлось вмешаться Людовику VII. Король разорил в наказание земли графа и перевешал пойманных грабителей. Стало ясно, что вопрос с наемниками нужно урегулировать.
В итоге король Франции и император Священной Римской империи встретились 14 февраля 1171 года на границе своих земель между Тулем и Вокулёром и заключили договор. Оба отказывались от использования в случае войны брабансонов и сotherelli на землях между Парижем, рекой Рейн и Альпами. Исключение из договора составляли брабансоны, вступившие в брак с местными женщинами, и те, кто подписал пожизненный контракт с кем-то из местных феодалов. Остальные договоренности были аннулированы. В политической практике это означало, что Фридрих I будет активно использовать наемников против своих соперников – немецких князей и городов Италии, а Людовик VII – против Плантагенетов. Таким образом, значительная часть брабансонов переместилась на запад и юг Франции.
Туда же подтянулись их собратья из других регионов. Нанимателей всем хватало: продолжалось бесконечное противостояние Капетингов и Плантагенетов, шли внутрисемейные конфликты Плантагенетов, Сорокалетняя война и постоянные восстания баронов против герцога Аквитанского.
Мы не будем подробно рассматривать восстание сыновей Генриха II против отца в 1173 – 1174 годов, когда вспыхнула вся империя Плантагенетов. Оно достойно отдельного подробного рассказа. Ограничимся лишь замечанием, что обе стороны конфликта активно использовали наемников: король Генрих II – брабансонов и валлийцев, Генрих Молодой его братья и союзники – фламандцев. Добавим, что не все действия рутьеров остались без ответа: в августе 1173 года один из отрядов брабансонов, подчинявшихся королю Генриху II, был разбит при Сент-Жак-де-Беврон ополчением местных крестьян.
В дальнейшем основные события связаны с конфликтами аквитанских баронов между собой, их мятежами против Плантагенетов, попытками короля Генриха II и его сына Ричарда Львиное Сердце их усмирить и с новыми междоусобицами в королевском семействе. Следующее сообщение об использовании брабансонов приходится на 1176 год. В этот год сын графа Ангулема Вульгрин Тайлефер собрал большую банду наемников и вторгся в Пуату, пока граф Пуатье Ричард Львиное Сердце находился в Англии. Современники описывают взятые замки, разорение и обезлюдивание сельской местности, сожжение церквей и монастырей и прочее насилие над населением. Епископ Пуатье Иоанн собрал отовсюду войска, включая значительное количество наемников, во главе этих сил защиты встал Тибо Шабо, командующий рыцарями графа в его отсутствие. Ему удалось разбить Вульгрина при Барбезье, недалеко от Ангулема. Затем в Пуатье вернулся Ричард. Пообещав значительные награды, он собрал большое рыцарское войско и в последнюю неделю мая того же года разбил и захватил в плен Вульгрина и рассеял остатки его брабансонов. В том же году другой отряд брабансонов был уничтожен при Сен-Мегрен.
В апреле 1177 года от действий новых банд брабансонов и басков страдает уже Лимузен. Настоятель аббатства Сен-Марсиаль в Лиможе призывает народ к оружию. Его усилия поддерживают епископ Лиможа Геральд, виконт Адемар V Лиможский и еще несколько местных магнатов. 21 апреля 1177 года войска местной коалиции в пятичасовой битве у замка Бофор, занятого мародерами, разбивают и вырезают брабансонов, посланных Ричардом Львиное Сердце для разорения региона. По сообщениям источников погибло 2000 человек наемников, включая нонкомбатантов – женщин. Именно здесь окончил свои «подвиги» капитан брабансонов Гильом Камбрейский. Замок Бофор по этому случаю был переименован в Мальморт, что значит «плохая смерть». Однако это не означало устранения опасности. В тот же день новый лидер наемников - провансалец Лобар (в источниках также Лупациус), нанятый виконтом Тюрена Раймундом, захватил Сегюр и уничтожил его укрепления. У Лобара будет успешная карьера. Известно, что он все еще грабил маленькие города в 1181 в Лимузене, тогда уже под крылом виконта Вентадура. Никуда не подевались с юга Франции и гости из-за Пиренеев, во многом действовавшие как рука короля Арагона в регионе.
Все эти события не могли не обеспокоить Церковь, которая, как мы видим, участвовала в сопротивлении. Духовенство страдало от действий банд едва ли не больше всех, будучи уязвимее, чем рыцари, и богаче, чем горожане и крестьяне. Если верить хронисту Ригору, злодеи испытывали особые чувства к представителям Церкви: «Они называли их в шутку певчими и говорили им: "Ну же, певчие, затягивайте свои песни!", и тут же осыпали их оплеухами и ударами хлыста. Некоторые, избитые бичом, умирали, другие же избегали пыток в течение долгого пленения, только платя выкуп. Сии демоны топтали ногами священные гостии, а из алтарных покровов делали плащи для своих сожительниц».
Однако почти все, что могла сделать Церковь, – предать мучителей и их пособников анафеме вместе с еретиками из Альби и арбалетчиками. Постановление Третьего Латеранского собора 1179 года (двадцать седьмое каноническое правило собора) гласит: «Что касается брабансонов, арагонцев, наваррцев, басков и травердинцев, которые ведут себя столь жестоко с верными, не щадят ни церквей, ни монастырей, ни вдов, ни сирот, ни стариков, ни детей, невзирая на пол и возраст, а подобные язычникам разоряют и уничтожают все, мы подобным же образом приказали, что, те, кто возьмут их или продолжат содержать их на жалованье или будут защищать их в стране, где они показывают свою ярость, будут публично объявлены отлученными от Церкви все воскресенья и все торжественные праздники, что подвергает их такому же приговору и такому же наказанию, что и уже названных еретиков; они не могут быть допущены к церковному причастию, если прежде не отрекутся от своих грязных связей. Более того, мы им приказываем, как и всем верным, противодействовать всеми их силами этим несчастьям и защищать с оружием в руках христианские народы. Пусть имущество этих разбойников будет конфисковано, пусть будет дозволено князьям обращать их в рабство».
В добавление к этому архиепископ Нарбонны Понс повелел аббатам и священникам своего диоцеза отлучать от церкви всех иностранных солдат, как и их нанимателей – князей, шатленов и рыцарей. Более того (и это редкий случай), Понс открыто назвал имена виновных: граф Раймунд Тулузский, Рожер, виконт Безье, Бернар, виконт Нима, и уже упоминавшийся Лобар, сеньор Терразона. Надо, впрочем, заметить, что кое-кто из клириков не стеснялся использовать анафематствуемых наемников в своих целях. В том же 1179 году это делал архиепископ Кёльна, правда, на другом театре боевых действий – в Германии.
скрытый текстВозвращаясь во Францию, отметим, что решить проблему с рутьеров было нелегко: крупные феодалы, убедившись в эффективности наемников, активно пользовались их услугами. Прекратить это было невозможно: кто и как мог воспрепятствовать, например, одному из Плантагенетов? В том же 1179 году Ричард Львиное Сердце нанял смешанное войско из брабансонов, басков и наваррцев, чтобы вновь разобраться с Вульгрином Ангулемским и его союзником Жоффруа де Ранконом. Наемники прекрасно проявили себя в осадной войне. Ричард смог изолировать цитадель Понса, а затем за три дня взять неприступный замок Тайбур. Эта победа создала репутацию 21-летнему герцогу Аквитанскому, графу Пуатье. Мятежные бароны склонились перед ним. В конце сезона Ричард распустил наемные войска и уехал в Англию к отцу, Генриху II. В его отсутствие наемники отпраздновали свои победы, разграбив пригороды Бордо.
Неудивительно, что в начале 1180-х годов уровень военной активности наемников на юге Франции достиг своего пика. Этому способствовали и местные конфликты, и политика нового короля Франции Филиппа II Августа, который использовал наемные мечи гораздо активнее отца и успешно вмешивался в конфликты в семье Плантагенетов. Бесчинства банд не оставили равнодушным Ричарда Львиное Сердце. В 1182 году у Экса на реке Вьенна он блокировал и разгромил силы басков под командованием Гильома Аларда, нанятого вечно бунтующими ангулемскими баронами. С пленными он поступил безжалостно: часть утопил в реке, часть изрубил, а восемьдесят человек ослепил и отпустил, чтобы они донесли вести до своих краев. Молодой герцог не терпел банд на своей территории, – кроме своих собственных рутьеров, естественно. Но на место старых капитанов прибывали новые. В феврале 1183 года виконты Адемар Лиможский и Раймунд Тюренский нашли двух новых командиров - Санчо де Саваньяка, вероятно, гасконца, и Курбарана, о котором известно лишь то, что он выдавал себя за благородного. Эти силы заняли Лимож, а затем под руководством виконта Адемара за три дня заставили капитулировать город Пьер-Буфер: правитель города сдался и вывесил на башнях знамена короля Генриха II, виконта Адемара и Курбарана. Затем Санчо де Саваньяк и Курбаран атаковали Бриуд.
«Война братьев» 1182–1183 годов, разразившаяся после очередного замирения в семействе Плантагенетов, тоже не обошлась без действий наемников. Тогда за власть над Аквитанией схватились Ричард Львиное Сердце и его старший брат Генрих Молодой, номинальный соправитель короля Англии. Первого поддерживал король Генрих II, а второго – еще один брат-Плантагенет, герцог Бретонский Жоффруа, король Франции Филипп Август, граф Тулузы, герцог Бургундии и местные бароны. Король Франции отправил на помощь старшему из сыновей короля Англии большое войско наемников, которых источники называют palearii, вероятно, из-за соломинок на их головных уборах.
Проходя мимо города Ноайе в Пуату, эта банда уничтожила его по любопытному поводу. Местные жители обладали чувством юмора, но не рассудительностью. В ответ на просьбу остановиться на постой, они напомнили наемникам о судьбе их коллег при замке Мальморт в 1177 году и предложили убраться подальше. Результат был предсказуем – начался штурм города. Только при самой обороне погибли 153 человека. Palearii взяли бург, разграбили аббатство Брантом и, отягощенные добычей, двинулись дальше. Оставшиеся в живых жители и монахи разбежались по округе и распространили горестный рассказ об этих событиях. Оставив за собой кровавый след, эти рутьеры прибыли в Лимож, где их ждали Генрих Молодой и Адемар Лиможский, уже собравшие также войска басков и брабансонов. Еще один отряд брабансонов на помощь брату вел Жоффруа Бретонский. К несчастью для Генриха Молодого, его финансовые возможности не соответствовали амбициям. Не в силах заплатить наемникам напрямую, он вначале взял ссуду у горожан Лиможа, а затем, когда деньги быстро кончились, позволил наемникам разграбить церковные богатства, включая аббатство Сен-Марсиаль в Лиможе, монастырь Грандмон в диоцезе Лиможа, аббатство Ла Куронь в диоцезе Ангулема и храм в Рокамадуре. Дальнейшее разграбление территории остановили болезнь и внезапная смерть Генриха Молодого в первые недели июня 1183 года. Хронист Жоффруа де Вижуа (наш основной источник по событиям на юге Франции) даже не рассматривает другие варианты объяснений этого события кроме руки Господа. Этот поворот событий убрал с игровой доски центр притяжения наемников в регионе – Генриха Молодого, и частично разрешил кризис. Впрочем, местные бароны при поддержке наемников и внешних сил продолжали борьбу еще некоторое время.
Многие капитаны наемников и их люди встретили свой конец в 1182 –1185 годах. В итоге их активность снизилась. Они погибли не только от рук официальных властей. Казалось, вернулись времена движения Божьего мира. Против банд поднялись народные коалиции в основном из горожан и рыцарей. Эти коалиции назывались «братства мира». Данное движение распространилось широко, особенно на юге Франции, и было довольно эффективно, хотя продлилось всего несколько лет. Сердцем движения «братств мира» было движение «капюшонников» из Ле Пюи. О нем мы поговорим отдельно.
скрытый текстВ 1183 году в Берри погибли все palearii. Возможно, они отступили туда, спасаясь от преследований со стороны Ричарда Львиное Сердце. Paciferi, то есть «миротворцы», вероятнее всего, «капюшонники», окружили их 20 июля при Дун-ле-Руа недалеко от города Бурж. Победа была быстрой и полной. Погибших наемников было столько, что для их погребения вопреки обычной христианской традиции сложили гигантский костер. Хронист Жоффруа де Вижуа, описывая это, не преминул привести параллель с участью грешников в аду. Спустя двадцать дней после этой резни 10 августа в засаду войск то ли Ричарда Львиное Сердце, то ли короля Генриха II в Руэрге попал Курбаран. Его повесили вместе с пятьюдесятью сообщниками. В этот же день отряд рутьеров, засевший в городе Шатонеф-сюр-Шер, столкнулся с «братством мира», и от меча погиб еще один капитан наемников – Раймонд ле Бран, дядя упоминавшегося выше Гильома Аларда, убитого за год до того Ричардом Львиное Сердце. В том же году в Оверни «братство мира», на этот раз состоявшее из местной знати под командованием графа Роберта IV, наконец, накрыло банду брабансонов численностью в 3000 человек, терроризировавшую регион в течение нескольких лет, и уничтожило их всех. Хотя характерное сообщение об отсутствии потерь у победителей, конечно, не соответствует действительности.
Однако не все капитаны встретили свою судьбу. Санчо де Саваньяк, потеряв своего союзника Курбарана, объединил усилия с Лобаром. Вместе ветераны, впечатленные действиями Ричарда Львиное Сердце и «братств мира», покинули земли свирепого герцога Аквитании и отступили в Прованс. По дороге, впрочем, они разграбили Эксиден и в начале 1184 года отобрали у монастыря Геральда Орильякского 25 000 су. Они вновь станут появляться лишь после того, как молодой граф Тулузский Раймунд VI примет их на службу, и будут тревожить Аквитанию молниеносными рейдами. И все же время старых волков уходило. Наступало время новых банд рутьеров – менее многочисленных, и новых капитанов – не менее жестоких, но более управляемых. Лидерами нового, второго поколения станут цепные псы королей - в 1182 году взошла звезда Меркадьера.
Примечания
Аррасский мир — соглашение, заключённое 20 сентября 1435 года между королём Франции Карлом VII и Филиппом III Бургундским в ходе Столетней войны.
Бальи́ (фр. bailli) — средневековой Франции представитель короля или сеньора, управлявший областью, называемой бальяжем, в которой представлял административную, судебную и военную власть.
Сорокалетняя война – в 1159-1196 годах серия конфликтов между Плантагенетами и графами Тулузы (Тулузский дом – Раймундиды).
Го́стия (хо́стия, о́штия, происходит от лат. hostia — «жертва») — евхаристический хлеб в католицизме латинского обряда, а также англиканстве и ряде других протестантских церквей. Используется во время литургии для таинства Евхаристии.
Арбалет - Церковь считала арбалет слишком жестоким оружием и выступала против его применения в войнах с христианами.
Диоцез (лат. dioecesis) — церковно-административная территориальная единица в католической, англиканской и некоторых протестантских церквях, во главе которой стоит архиерей (епископ или архиепископ).
Божий мир – духовное и социальное движение X – XI веков организованное Католической церковью и поддержанное светскими властями. Его целью было принести умиротворение Христианскому миру и ограничить применение насилия в обществе.
Библиография
скрытый текстHercules Géraud. Les Routiers au douzième siècle. In: Bibliothèque de l'école des chartes. 1842, tome 3. pp. 125-147
J. F Verbruggen. The Art of Warfare in Western Europe During the Middle Ages From the Eighth Century to 1340. 1997.
Jacques Boussard. Les mercenaires au XIIe siècle: Henri II Plantegenet et les origines de l'armée de métier. In: Bibliothèquede l'école des chartes. 1946, tome 106, livraison 2. pp. 189-224;
John France. A changing balance: cavalry and infantry, 1000-1300/ Revista de Historia de ideas vol.30. 2009.
John France. Capuchins and Crusaders: Southern Gaule in the XII century./ Reading Medieval Studies,36 (2010), p. 77 – 93.
John France. Mercenaries and Capuchins in Southern France in Late Twelfth Century. / Shipping, Trade and Crusade in the Medieval Mediterranean. 2016. p. 289 – 317.
John France. Peoples against Mercenaries: Capuchins in Southern Gaul / Journal of Medieval Military History. VIII. 2010. p. 1 – 23.
John France. Western Warfare in Age of Crusades 1000 – 1300. 1999.
Matthew Strickland. Henry the Young King. 2016.
Perrel J. Une révolution populaire au Moyen-Âge: le mouvement des Capuchonnés du Puy (1182-1184): in Cahiers de la Haute-Loire 1977, Le Puy-en-Velay, Cahiers de la Haute-Loire, 1977.
Steven Wayne Isaac. Down upon the fold: Mercenaries in the XII century. 1998.
Ашиль Люшер. Французское общество времен Филиппа Августа. СПб. 1999.
Жорж Дюби. Трехчастная модель, или Представления Средневекового общества о самом себе. М. 2000.
Филипп Контамин. Война в Средние века. СПб. 2001.
Отсюда
«Фаланги Левиафана размножились сверх всякой меры и настолько усилились, что, ничего не страшась, живут и рыскают как враги Бога и народа, по провинциям и королевствам»
(«О развлечениях придворных». Готье Мап. Ок. 1180 года)
В Средневековье уровень военного насилия всегда был высоким. Это касалось не только действий со стороны феодалов и простых разбойников, но и профессиональных наемников. скрытый текстОднако были моменты, которые превращались в «пики» жестокости даже на этом неутешительном фоне. В истории Франции XII – XV веков было три периода, когда насилие над населением со стороны банд наемников стало серьезной проблемой: конец XII – начало XIII века, третья четверть XIV века (время «компаний»), период после Аррасского мира 1435 года. Причем самым затяжным и тяжелым психологически, хотя, наверное, не самым разрушительным, был именно первый из периодов. Мы оставим за рамками нашего разговора второй и третий периоды, относящиеся к Столетней войне, и частично поговорим о первом периоде и об ответной реакции властей, церкви и народа на эту ситуацию.
Военные действия в англо-французском регионе в XII веке, особенно во второй его половине, ознаменовались переходом к активному использованию наемников. Схожая ситуация была и в Священной Римской империи. Начиная с 50-х годов XII века можно говорить о наличии большого количества военных профессионалов-наемников на основных театрах боевых действий. Эти отряды активно использовали Генрих II, Ричард Львиное Сердце, Иоанн Безземельный, Людовик VII, Филипп Август, Фридрих Барбаросса. Не отставали от них и игроки рангом пониже.
Этих наемников называют в источниках по-разному, в основном по географическому признаку: геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски, мэнцы, германцы. Особо грозную и дурную славу приобрели брабансоны, то есть выходцы из Брабанта. Слово «брабансон» стало фактически нарицательным. Использовался также не совсем ясный общий термин сotherelli, появившийся в источниках еще в 1127 году с различными вариантами этимологии (производное от слов «couteau» - нож, «cottier» - бедный крестьянин, «coterie» - организация, секта, церковь или «coterel» – короткая кольчуга) и совсем редкое слово «триавердинцы», возможно, происходящее от thrialemello, в значении сильно (трижды) бронированный. Обобщающим термином для таких формирований было и слово «routier» (рутьер) от латинского ruttae. Это слово, появившееся в то время и происходящее от лат. rumpere, означало небольшой отряд, соединение. Термин routier применялся и в более поздний период. Кроме того, в ходу были слова типа «хищники», «разрушители», «грабители». Причины, по которым большие массы деклассированного народа превращались в наемников, лежат на поверхности: социальная ситуация в соответствующих регионах, постоянные разрушительные войны крупных феодалов и более мелкие частные войны. Эти столкновения с одной стороны заставляли людей сниматься с насиженных мест, а с другой предоставляли им возможность специфического военного заработка. Больше всего людей на рынок военных услуг поставляли три территории: Прованс, Пиренеи и Брабант-Фландрия-Геннегау. Это были или бедные горные районы, или перенаселенные.
Наемники (в большинстве своем пехотинцы, хотя встречались и конные отряды) быстро превращались в сплоченные и весьма боеспособные банды, кочевавшие с одного театра боевых действий на другой. Имена самых успешных командиров встречаются в источниках на протяжении долгих лет. Например, Гильом Камбрейский, бывший клирик из Брабанта, фигурирует в текстах с 1166 по 1177 год. В большинстве своем такие капитаны были выходцами из низших слоев общества. Из известных нам капитанов только один был знатного рода: это Вильгельм Ипрский, бастард графа де Лоос, капитан фламандских наемников и активный участник династической войны в Англии между Стефаном Блуасским и Матильдой. Но он действовал лет на десять раньше периода, о котором мы говорим. Единицам из командиров удавалось влиться в феодальную иерархию и стать хозяевами замков и даже бальи (Лобар, Меркадьер и особенно Ламбер Кадок). Однако рыцари и князья не забывали, что они были выскочками. В то же время реальная власть этих людей могла быть очень велика. Капитаны получали за свою кровавую работу большие деньги, не считая добычи от грабежа и бесчинств, когда им переставали платить.
Какова была численность наемников? Источники дают нам общие цифры: от 7000 до 17000 человек в 1183 году, когда костяк этих банд на юге Франции был уничтожен. Это вполне сопоставимо с войсками властей региона (!). Другое дело, что такие банды никогда не собирались вместе.
Историю брабансонов и им подобных можно поделить на две части: старшее поколение – многочисленное, действовавшее где-то до 1185 года, и младшее – более известное, но меньшее численностью и большей степени подконтрольное монархам. Нас интересует сейчас прежде всего первое поколение.
Начиная с 70-х годов XII века, «охотничьим раем» для брабансонов и прочих наемников стали земли запада Франции, особенно вольно они чувствовали себя к югу от Луары – в Аквитании. Как это случилось?
В 1166-1167 гг. в Италии войска наемников, приглашенных Фридрихом I Барбароссой, произвели сильное впечатление на европейских правителей. Брабансоны активно участвовали в боевых действиях, в том числе в разграблении Рима, и наводили ужас на население. Кстати, действовал там и вышеупомянутый Гильом Камбрейский. Чуть позже, уже во французском графство Шалон, брабансонов нанял граф Гильом I, который решил разгромить знаменитое аббатство Клюни – у светского владыки был застарелый конфликт с монахами. Город и монастырь так пострадали, что пришлось вмешаться Людовику VII. Король разорил в наказание земли графа и перевешал пойманных грабителей. Стало ясно, что вопрос с наемниками нужно урегулировать.
В итоге король Франции и император Священной Римской империи встретились 14 февраля 1171 года на границе своих земель между Тулем и Вокулёром и заключили договор. Оба отказывались от использования в случае войны брабансонов и сotherelli на землях между Парижем, рекой Рейн и Альпами. Исключение из договора составляли брабансоны, вступившие в брак с местными женщинами, и те, кто подписал пожизненный контракт с кем-то из местных феодалов. Остальные договоренности были аннулированы. В политической практике это означало, что Фридрих I будет активно использовать наемников против своих соперников – немецких князей и городов Италии, а Людовик VII – против Плантагенетов. Таким образом, значительная часть брабансонов переместилась на запад и юг Франции.
Туда же подтянулись их собратья из других регионов. Нанимателей всем хватало: продолжалось бесконечное противостояние Капетингов и Плантагенетов, шли внутрисемейные конфликты Плантагенетов, Сорокалетняя война и постоянные восстания баронов против герцога Аквитанского.
Мы не будем подробно рассматривать восстание сыновей Генриха II против отца в 1173 – 1174 годов, когда вспыхнула вся империя Плантагенетов. Оно достойно отдельного подробного рассказа. Ограничимся лишь замечанием, что обе стороны конфликта активно использовали наемников: король Генрих II – брабансонов и валлийцев, Генрих Молодой его братья и союзники – фламандцев. Добавим, что не все действия рутьеров остались без ответа: в августе 1173 года один из отрядов брабансонов, подчинявшихся королю Генриху II, был разбит при Сент-Жак-де-Беврон ополчением местных крестьян.
В дальнейшем основные события связаны с конфликтами аквитанских баронов между собой, их мятежами против Плантагенетов, попытками короля Генриха II и его сына Ричарда Львиное Сердце их усмирить и с новыми междоусобицами в королевском семействе. Следующее сообщение об использовании брабансонов приходится на 1176 год. В этот год сын графа Ангулема Вульгрин Тайлефер собрал большую банду наемников и вторгся в Пуату, пока граф Пуатье Ричард Львиное Сердце находился в Англии. Современники описывают взятые замки, разорение и обезлюдивание сельской местности, сожжение церквей и монастырей и прочее насилие над населением. Епископ Пуатье Иоанн собрал отовсюду войска, включая значительное количество наемников, во главе этих сил защиты встал Тибо Шабо, командующий рыцарями графа в его отсутствие. Ему удалось разбить Вульгрина при Барбезье, недалеко от Ангулема. Затем в Пуатье вернулся Ричард. Пообещав значительные награды, он собрал большое рыцарское войско и в последнюю неделю мая того же года разбил и захватил в плен Вульгрина и рассеял остатки его брабансонов. В том же году другой отряд брабансонов был уничтожен при Сен-Мегрен.
В апреле 1177 года от действий новых банд брабансонов и басков страдает уже Лимузен. Настоятель аббатства Сен-Марсиаль в Лиможе призывает народ к оружию. Его усилия поддерживают епископ Лиможа Геральд, виконт Адемар V Лиможский и еще несколько местных магнатов. 21 апреля 1177 года войска местной коалиции в пятичасовой битве у замка Бофор, занятого мародерами, разбивают и вырезают брабансонов, посланных Ричардом Львиное Сердце для разорения региона. По сообщениям источников погибло 2000 человек наемников, включая нонкомбатантов – женщин. Именно здесь окончил свои «подвиги» капитан брабансонов Гильом Камбрейский. Замок Бофор по этому случаю был переименован в Мальморт, что значит «плохая смерть». Однако это не означало устранения опасности. В тот же день новый лидер наемников - провансалец Лобар (в источниках также Лупациус), нанятый виконтом Тюрена Раймундом, захватил Сегюр и уничтожил его укрепления. У Лобара будет успешная карьера. Известно, что он все еще грабил маленькие города в 1181 в Лимузене, тогда уже под крылом виконта Вентадура. Никуда не подевались с юга Франции и гости из-за Пиренеев, во многом действовавшие как рука короля Арагона в регионе.
Все эти события не могли не обеспокоить Церковь, которая, как мы видим, участвовала в сопротивлении. Духовенство страдало от действий банд едва ли не больше всех, будучи уязвимее, чем рыцари, и богаче, чем горожане и крестьяне. Если верить хронисту Ригору, злодеи испытывали особые чувства к представителям Церкви: «Они называли их в шутку певчими и говорили им: "Ну же, певчие, затягивайте свои песни!", и тут же осыпали их оплеухами и ударами хлыста. Некоторые, избитые бичом, умирали, другие же избегали пыток в течение долгого пленения, только платя выкуп. Сии демоны топтали ногами священные гостии, а из алтарных покровов делали плащи для своих сожительниц».
Однако почти все, что могла сделать Церковь, – предать мучителей и их пособников анафеме вместе с еретиками из Альби и арбалетчиками. Постановление Третьего Латеранского собора 1179 года (двадцать седьмое каноническое правило собора) гласит: «Что касается брабансонов, арагонцев, наваррцев, басков и травердинцев, которые ведут себя столь жестоко с верными, не щадят ни церквей, ни монастырей, ни вдов, ни сирот, ни стариков, ни детей, невзирая на пол и возраст, а подобные язычникам разоряют и уничтожают все, мы подобным же образом приказали, что, те, кто возьмут их или продолжат содержать их на жалованье или будут защищать их в стране, где они показывают свою ярость, будут публично объявлены отлученными от Церкви все воскресенья и все торжественные праздники, что подвергает их такому же приговору и такому же наказанию, что и уже названных еретиков; они не могут быть допущены к церковному причастию, если прежде не отрекутся от своих грязных связей. Более того, мы им приказываем, как и всем верным, противодействовать всеми их силами этим несчастьям и защищать с оружием в руках христианские народы. Пусть имущество этих разбойников будет конфисковано, пусть будет дозволено князьям обращать их в рабство».
В добавление к этому архиепископ Нарбонны Понс повелел аббатам и священникам своего диоцеза отлучать от церкви всех иностранных солдат, как и их нанимателей – князей, шатленов и рыцарей. Более того (и это редкий случай), Понс открыто назвал имена виновных: граф Раймунд Тулузский, Рожер, виконт Безье, Бернар, виконт Нима, и уже упоминавшийся Лобар, сеньор Терразона. Надо, впрочем, заметить, что кое-кто из клириков не стеснялся использовать анафематствуемых наемников в своих целях. В том же 1179 году это делал архиепископ Кёльна, правда, на другом театре боевых действий – в Германии.
скрытый текстВозвращаясь во Францию, отметим, что решить проблему с рутьеров было нелегко: крупные феодалы, убедившись в эффективности наемников, активно пользовались их услугами. Прекратить это было невозможно: кто и как мог воспрепятствовать, например, одному из Плантагенетов? В том же 1179 году Ричард Львиное Сердце нанял смешанное войско из брабансонов, басков и наваррцев, чтобы вновь разобраться с Вульгрином Ангулемским и его союзником Жоффруа де Ранконом. Наемники прекрасно проявили себя в осадной войне. Ричард смог изолировать цитадель Понса, а затем за три дня взять неприступный замок Тайбур. Эта победа создала репутацию 21-летнему герцогу Аквитанскому, графу Пуатье. Мятежные бароны склонились перед ним. В конце сезона Ричард распустил наемные войска и уехал в Англию к отцу, Генриху II. В его отсутствие наемники отпраздновали свои победы, разграбив пригороды Бордо.
Неудивительно, что в начале 1180-х годов уровень военной активности наемников на юге Франции достиг своего пика. Этому способствовали и местные конфликты, и политика нового короля Франции Филиппа II Августа, который использовал наемные мечи гораздо активнее отца и успешно вмешивался в конфликты в семье Плантагенетов. Бесчинства банд не оставили равнодушным Ричарда Львиное Сердце. В 1182 году у Экса на реке Вьенна он блокировал и разгромил силы басков под командованием Гильома Аларда, нанятого вечно бунтующими ангулемскими баронами. С пленными он поступил безжалостно: часть утопил в реке, часть изрубил, а восемьдесят человек ослепил и отпустил, чтобы они донесли вести до своих краев. Молодой герцог не терпел банд на своей территории, – кроме своих собственных рутьеров, естественно. Но на место старых капитанов прибывали новые. В феврале 1183 года виконты Адемар Лиможский и Раймунд Тюренский нашли двух новых командиров - Санчо де Саваньяка, вероятно, гасконца, и Курбарана, о котором известно лишь то, что он выдавал себя за благородного. Эти силы заняли Лимож, а затем под руководством виконта Адемара за три дня заставили капитулировать город Пьер-Буфер: правитель города сдался и вывесил на башнях знамена короля Генриха II, виконта Адемара и Курбарана. Затем Санчо де Саваньяк и Курбаран атаковали Бриуд.
«Война братьев» 1182–1183 годов, разразившаяся после очередного замирения в семействе Плантагенетов, тоже не обошлась без действий наемников. Тогда за власть над Аквитанией схватились Ричард Львиное Сердце и его старший брат Генрих Молодой, номинальный соправитель короля Англии. Первого поддерживал король Генрих II, а второго – еще один брат-Плантагенет, герцог Бретонский Жоффруа, король Франции Филипп Август, граф Тулузы, герцог Бургундии и местные бароны. Король Франции отправил на помощь старшему из сыновей короля Англии большое войско наемников, которых источники называют palearii, вероятно, из-за соломинок на их головных уборах.
Проходя мимо города Ноайе в Пуату, эта банда уничтожила его по любопытному поводу. Местные жители обладали чувством юмора, но не рассудительностью. В ответ на просьбу остановиться на постой, они напомнили наемникам о судьбе их коллег при замке Мальморт в 1177 году и предложили убраться подальше. Результат был предсказуем – начался штурм города. Только при самой обороне погибли 153 человека. Palearii взяли бург, разграбили аббатство Брантом и, отягощенные добычей, двинулись дальше. Оставшиеся в живых жители и монахи разбежались по округе и распространили горестный рассказ об этих событиях. Оставив за собой кровавый след, эти рутьеры прибыли в Лимож, где их ждали Генрих Молодой и Адемар Лиможский, уже собравшие также войска басков и брабансонов. Еще один отряд брабансонов на помощь брату вел Жоффруа Бретонский. К несчастью для Генриха Молодого, его финансовые возможности не соответствовали амбициям. Не в силах заплатить наемникам напрямую, он вначале взял ссуду у горожан Лиможа, а затем, когда деньги быстро кончились, позволил наемникам разграбить церковные богатства, включая аббатство Сен-Марсиаль в Лиможе, монастырь Грандмон в диоцезе Лиможа, аббатство Ла Куронь в диоцезе Ангулема и храм в Рокамадуре. Дальнейшее разграбление территории остановили болезнь и внезапная смерть Генриха Молодого в первые недели июня 1183 года. Хронист Жоффруа де Вижуа (наш основной источник по событиям на юге Франции) даже не рассматривает другие варианты объяснений этого события кроме руки Господа. Этот поворот событий убрал с игровой доски центр притяжения наемников в регионе – Генриха Молодого, и частично разрешил кризис. Впрочем, местные бароны при поддержке наемников и внешних сил продолжали борьбу еще некоторое время.
Многие капитаны наемников и их люди встретили свой конец в 1182 –1185 годах. В итоге их активность снизилась. Они погибли не только от рук официальных властей. Казалось, вернулись времена движения Божьего мира. Против банд поднялись народные коалиции в основном из горожан и рыцарей. Эти коалиции назывались «братства мира». Данное движение распространилось широко, особенно на юге Франции, и было довольно эффективно, хотя продлилось всего несколько лет. Сердцем движения «братств мира» было движение «капюшонников» из Ле Пюи. О нем мы поговорим отдельно.
скрытый текстВ 1183 году в Берри погибли все palearii. Возможно, они отступили туда, спасаясь от преследований со стороны Ричарда Львиное Сердце. Paciferi, то есть «миротворцы», вероятнее всего, «капюшонники», окружили их 20 июля при Дун-ле-Руа недалеко от города Бурж. Победа была быстрой и полной. Погибших наемников было столько, что для их погребения вопреки обычной христианской традиции сложили гигантский костер. Хронист Жоффруа де Вижуа, описывая это, не преминул привести параллель с участью грешников в аду. Спустя двадцать дней после этой резни 10 августа в засаду войск то ли Ричарда Львиное Сердце, то ли короля Генриха II в Руэрге попал Курбаран. Его повесили вместе с пятьюдесятью сообщниками. В этот же день отряд рутьеров, засевший в городе Шатонеф-сюр-Шер, столкнулся с «братством мира», и от меча погиб еще один капитан наемников – Раймонд ле Бран, дядя упоминавшегося выше Гильома Аларда, убитого за год до того Ричардом Львиное Сердце. В том же году в Оверни «братство мира», на этот раз состоявшее из местной знати под командованием графа Роберта IV, наконец, накрыло банду брабансонов численностью в 3000 человек, терроризировавшую регион в течение нескольких лет, и уничтожило их всех. Хотя характерное сообщение об отсутствии потерь у победителей, конечно, не соответствует действительности.
Однако не все капитаны встретили свою судьбу. Санчо де Саваньяк, потеряв своего союзника Курбарана, объединил усилия с Лобаром. Вместе ветераны, впечатленные действиями Ричарда Львиное Сердце и «братств мира», покинули земли свирепого герцога Аквитании и отступили в Прованс. По дороге, впрочем, они разграбили Эксиден и в начале 1184 года отобрали у монастыря Геральда Орильякского 25 000 су. Они вновь станут появляться лишь после того, как молодой граф Тулузский Раймунд VI примет их на службу, и будут тревожить Аквитанию молниеносными рейдами. И все же время старых волков уходило. Наступало время новых банд рутьеров – менее многочисленных, и новых капитанов – не менее жестоких, но более управляемых. Лидерами нового, второго поколения станут цепные псы королей - в 1182 году взошла звезда Меркадьера.
Примечания
Аррасский мир — соглашение, заключённое 20 сентября 1435 года между королём Франции Карлом VII и Филиппом III Бургундским в ходе Столетней войны.
Бальи́ (фр. bailli) — средневековой Франции представитель короля или сеньора, управлявший областью, называемой бальяжем, в которой представлял административную, судебную и военную власть.
Сорокалетняя война – в 1159-1196 годах серия конфликтов между Плантагенетами и графами Тулузы (Тулузский дом – Раймундиды).
Го́стия (хо́стия, о́штия, происходит от лат. hostia — «жертва») — евхаристический хлеб в католицизме латинского обряда, а также англиканстве и ряде других протестантских церквей. Используется во время литургии для таинства Евхаристии.
Арбалет - Церковь считала арбалет слишком жестоким оружием и выступала против его применения в войнах с христианами.
Диоцез (лат. dioecesis) — церковно-административная территориальная единица в католической, англиканской и некоторых протестантских церквях, во главе которой стоит архиерей (епископ или архиепископ).
Божий мир – духовное и социальное движение X – XI веков организованное Католической церковью и поддержанное светскими властями. Его целью было принести умиротворение Христианскому миру и ограничить применение насилия в обществе.
Библиография
скрытый текстHercules Géraud. Les Routiers au douzième siècle. In: Bibliothèque de l'école des chartes. 1842, tome 3. pp. 125-147
J. F Verbruggen. The Art of Warfare in Western Europe During the Middle Ages From the Eighth Century to 1340. 1997.
Jacques Boussard. Les mercenaires au XIIe siècle: Henri II Plantegenet et les origines de l'armée de métier. In: Bibliothèquede l'école des chartes. 1946, tome 106, livraison 2. pp. 189-224;
John France. A changing balance: cavalry and infantry, 1000-1300/ Revista de Historia de ideas vol.30. 2009.
John France. Capuchins and Crusaders: Southern Gaule in the XII century./ Reading Medieval Studies,36 (2010), p. 77 – 93.
John France. Mercenaries and Capuchins in Southern France in Late Twelfth Century. / Shipping, Trade and Crusade in the Medieval Mediterranean. 2016. p. 289 – 317.
John France. Peoples against Mercenaries: Capuchins in Southern Gaul / Journal of Medieval Military History. VIII. 2010. p. 1 – 23.
John France. Western Warfare in Age of Crusades 1000 – 1300. 1999.
Matthew Strickland. Henry the Young King. 2016.
Perrel J. Une révolution populaire au Moyen-Âge: le mouvement des Capuchonnés du Puy (1182-1184): in Cahiers de la Haute-Loire 1977, Le Puy-en-Velay, Cahiers de la Haute-Loire, 1977.
Steven Wayne Isaac. Down upon the fold: Mercenaries in the XII century. 1998.
Ашиль Люшер. Французское общество времен Филиппа Августа. СПб. 1999.
Жорж Дюби. Трехчастная модель, или Представления Средневекового общества о самом себе. М. 2000.
Филипп Контамин. Война в Средние века. СПб. 2001.
Средневековье и цены
Журнал расходов графини Лестер.
Потащено отсюда
Многие интересные детали, характеризующие жизнь и особенности этого периода, можно почерпнуть из журнала расходов, которые вела графиня Лестера в первой половине 1265 года. Они также отражают уровень жизни и размер жалований того времени. Датировку можно легко восстановить. Те исторические события, которые упомянуты в документе, можно отнести только к 1265 году. В некоторых случаях выплата жалованья производилась в 49-й год правления, восьмой день после Крещения падает на среду, что соответствует календарным данным того года. Очевидно, графиня Элеанора взяла эти записи с собой, когда покидала Дувр, и скорее всего привезла их в Монтаржи.
скрытый текстВ 1831 году они были приобретены попечителями Британского музея. Записи начинаются 19 февраля, но ссылки типа «вышеупомянутый» говорят о том, что начала не сохранилось. Домашние траты рассчитаны до 29 августа, хотя некоторые личные расходы дати¬рованы более поздними числами. Если клирик делал записи о ежедневных расходах на лицевой стороне листа, то на обратной его стороне находятся пометки о смешанных или персональных расходах, относящихся к тому же периоду, что и цифры на первой стороне. Когда Симон прибыл в Одигемский замок в пятницу 20 марта, начинается его личный список, и в день его отъезда 2 апреля он появляется снова. Записи расходов графини начинаются в Уоллингфорде, но она вскоре покинула это место и через Рединг поехала в Одигем, где оставалась до понедельника 1 июня, а уже оттуда отправилась в Дувр. Элеанора прибыла туда в понедельник 15 июня и пробыла там до 29 августа.
Достаточно трудно сравнить цены того времени с нашими, если учесть тот факт, что во времена Генриха III на эти деньги можно было купить в 15 раз больше, чем в 1914 году.
Счета свидетельствуют о том, что к Монфорам постоянно приходили посетители. Во вторник, 17 марта, старший сын графини Генрих приехал со своими кузенами принцем Эдуардом и Генрихом Германским. Другие сыновья, Симон, Ги, Амори и Ричард, приезжали и уезжали в разные дни. Среди гостей были графини Альбемарля, Глостера и Оксфорда. Чтобы перевезти графиню Глостера из Чиппенгема в Одигем, было потрачено 5 шиллингов. Следует также упомянуть заложников, захваченных баронами и их сторонниками, и священнослужителей. Дважды приезжал аббат Уэверли. Настоятельница приорства Винтней, в Гемпшире, монахи, а также настоятельница Эймсбери были близки графине по духу. Монах Винтнея получил 10 шиллингов за ризу, которую он сделал для капеллана графини, в качестве подарка к Пасхе. Капеллан Кемсинга в Кенте и Иоанн, настоятель Кетерингтона в Гемпшире, посещали Одигем. Среди сторонников дела баронов, которые были гостями замка, упоминается Томас Астли, рыцарь из Уорикшира, который потом погиб при Ившеме. Когда канцлер остановился в Солсбери, ему послали в подарок вино. Им был Томас де Кантилуп, который занимал этот пост благодаря баронам с 25 февраля по 10 августа. Затем он стал епископом Херефорда и был канонизирован после смерти. Раку с его мощами и по сей день можно видеть в Херефордском соборе.
Среди статей личных расходов постоянно упоминаются ботинки и туфли для разных людей. Например, туфли прачки Петрониллы стоили 1 шиллинг. Чепчик из черного муслина для графини обошелся в 14 шиллингов, в то время как за 14 длинных шпилек было заплачено два с половиной пенса. К празднованию Троицы обзаводились новой одеждой. Двенадцать элей* (* Эль — мера длины, равная в Англии 45 дюймам (1,14 м). — Прим. ред.) алой материи было приготовлено к этому празднику для мантии германского короля. Элеанора и ее дочь приобрели одежду того же цвета, но, возможно, более яркого оттенка. Принц Эдмунд, младший сын короля Римлян, удостоился ткани менее насыщенного цвета, а для летней одежды он получил полосатую ткань из Парижа.
В то же время были приобретены три плаща с капюшонами, два из которых были подарены королю и его сыну, а третий оставлен для гардероба графини. Унция шелковых нитей стоила 2 шиллинга, а три унции золотых — шиллинг. Когда заболела «девица Элеанора», потребовалось 8 шиллингов, чтобы послать мальчика и лошадь за цирюльником в Рединг, который сделал ей кровопускание. Его вознаграждение вместе с расходами составило 2 шиллинга 8 пенсов. 6 пенсов было заплачено за доставку письма юной леди ее кузену, принцу Эдуарду. Перед Пасхой монах графини получил 4 шиллинга, а во время пасхальной недели еще шиллинг в подарок. Брат Г. Бойон привез в Лондон 12 дюжин листов тонкого пергамена, чтобы сделать для Элеаноры-младшей карманный бревиарий, а позже заплачено 14 шиллингов за работу писца, которая была выполнена в Оксфорде под надзором вышеупомянутого монаха.
Шелковый пояс для Амори обошелся в 3 шиллинга и 4 пенса, в то время как 6 овечьих шкур для предметов одежды графини стоили всего 21 пенс. Среди мелких покупок можно назвать перья и иглы. Любопытная статья — расходы домашнего портного, когда он приехал в Лондон, чтобы обновить одежду. Это касалось той одежды, которая имела длинный ворс. Когда становились заметными потертости, его подрезали и даже старая одежда приобретала вид новой.
Для хранения серебряных кубков, принадлежащих графине, был сделан сундук из дубленой кожи. Он стоил 2 шиллинга и 1 пенс и был укреплен железными обручами, стоившими 1 шиллинг и 6 пенсов. 8 серебряных пенсов пошли на починку четырех ложек. Фиал для комнаты графини стоил 1 пенс. Ванна для Одигема, датированная другим числом, стоила 3 пенса. Позолоченную тарелку доставили в Лондон для юной леди и заплатили за нее 2 шиллинга 10 пенсов и 25 маленьких звезд по пенсу каждая, чтобы украсить ее кубок.
Золотая пряжка, которую графиня подарила Джону де Хею, горячему стороннику партии баронов, стоила 15 шиллингов. Встречаются нечастые упоминания о свечах и о том, что было заплачено 2 пенса за замок для сундука, в котором свечник хранил их. Доставка тростника, который стелили на пол зала и комнат графини, стоила 2 пенса. Есть запись и о коте, которого держали для ловли мышей. Был доставлен ящик для хранения ножей графини и два котелка для Амори. Моющим средствам отведено очень мало места, возможно потому, что по большей части их делали дома. С 25 декабря по 31 мая на них потратили 1 шиллинг 3 пенса, но эта статья расходов возросла во время поездки из Порчестера в Дувр — 1 шиллинг 4 пенса за несколько дней. Регулярной была статья расходов, связанная с тарелками, блюдами, кубками и скатертями. Лошадь для Амори стоила 30 шиллингов, а покупка новой кареты, обитой железом, и починка старой обошлись всего в 33 шиллинга. Рента за содержание кур в Кенилворте обошлась графине в 13 шиллингов 4 пенса.
Цены на продукты более постоянны. Основной повседневной статьей расходов были цветы, вино, пиво, мясо и рыба. Хлеб скорее всего делали из смеси пшеницы и ржи, хотя иногда упоминается мука более высокого качества, она названа «просеянной» или «измельченной»; вероятно, для маленьких булочек и сырного пирога.
Коробка имбирных пряников стоила 2 шиллинга 4 пенса, а четыре фунта этого же лакомства, как отмечено в другом месте, обошлись в 12 шиллингов. Поскольку мука, из которой пекли хлеб, давалась собакам Генриха Германского и молодых Монфоров, можно сделать вывод, что слугам давали еду не худшего качества и они ели тот же хлеб, что и их хозяева. Вино было преимущественно белым или красным, хотя в августе в Дувре преобладало сладкое вино. Ближе к концу записей упоминается также Гасконское вино.
Каждый день выпивали огромное количество пива. Как правило, его варили дома из ячменного солода, овса или пшеницы, хотя иногда его покупали в небольших количествах. Женщина-пивовар из Банбери получила 5 шиллингов за свою работу и 1 шиллинг 6 пенсов на дорогу домой. Самое большое количество пива, полученного за один день, — 252 галлона. Поскольку тогда не использовали хмель, пиво нужно было выпивать сразу и использовать пряности вместо специй. Когда его покупали, пиво стоило от полшиллинга до шиллинга за галлон. Довольно часто упоминается молоко. Его выпивали 9 галлонов в неделю. В другой раз упоминается 10 галлонов вдобавок к тем, которые были куплены за 2 пенса.
Есть записи и о воде, но деньги в данном случае скорее всего платили за то, чтобы доставить ее из ближайшего источника. В Дувре принести в замок из города воды на две недели стоило 13 пенсов.
Готовили на огне, а топливом служил древесный уголь или дрова. Есть статья расходов на доставку и рубку последних. Необходимым компонентом для жаркого был жир. Основные сорта мяса — говядина, баранина, свинина и телятина. Иногда также упоминается мясо козленка. Съедали большое количество кур и гусей. 14 июня в Винчелси за 35 гусей отдали 16 шиллингов 10 пенсов, а на следующий день за 4 дюжины кур заплатили 5 шиллингов 9 пенсов. Один раз привезли овец из Эверсли. Расходы для охоты на оленя с собаками составляли 6 пенсов. Ближе к истечению срока пребывания графини в Дувре охота стала необходимостью, а также нужно было доставать фураж для животных.
Корица, фенхель, петрушка, кислый сок и уксус были незаменимы на кухне. Съедали огромное количество яиц. 1600 штук обошлись в 6 шиллингов и 8 пенсов. В другом месте говорится, что 150 яиц были отданы в качестве ренты. Нужно не забыть про масло и сыр. А вот ассортимент упомянутых овощей весьма ограничен. Иногда они упоминаются все вместе, но выделены фасоль, горох и лук.
Поскольку домочадцы графини Лестера соблюдали Великий пост, а также постились по средам и пятницам, они съедали огромное количество рыбы. Наиболее распространенной была соленая сельдь, которой за один только день съедали несколько сотен штук. Один раз упоминается тысяча. Но ели и многие другие виды рыбы. В 15 шиллингов и 1 пенс обошлась доставка из Бристоля в Уоллингфорд 108 морских щук и трески, 32 морских угрей, 500 хеков. Из всего этого количества половину оставили на месте, а другую половину отвезли в Одигем. Вся морская собака (акула) была оставлена в Уоллингфорде, за исключением двух небольших кусков. Императору была отправлена бочка осетров. Кроме этого, можно назвать такие морепродукты, как окунь, лещ, лангуст, плотва, минога, угорь, солнечник, кефаль, камбала, кит, а также крабы, устрицы, креветки. Рыба, доставленная из Стейнса, стоила 10 шиллингов. Возможно, сам граф ел только свежую рыбу, поскольку во время его пребывания в Одигеме человек, рыбачивший в Фарнгеме 11 дней, получил 6 шиллингов и 3 пенса.
Фрукты упоминаются нечасто. Некоторое количество яблок было куплено за 4 с половиной пенса, а 300 груш, доставленные из Кентербери, — за 10 пенсов, в то время как за их доставку Колин Маршал получил 3 пенса. В подарок императору был послан изюм. Также упомянут инжир. Постоянно присутствуют записи о разных специях, таких как корица, гвоздика, тмин, финики, галангал (сорт осоки с пряным корнем), имбирь, лакрица, мускатный цвет, перец, рис, шафран, соль и сахар. 12 фунтов миндаля закончились за 11 дней. Есть упоминание о «белой пыли», возможно, речь идет о сахарной пудре.
Расходы на лошадей были значительными, поскольку они являлись единственным способом передвижения. Их среднее количество в Одигемском замке обычно не превышало 50, но иногда их число возрастало из-за лошадей посетителей. 19 марта тут было 334 лошади, включая коней принца Эдуарда, Генриха Германского и самого графа. Сено и овес упоминаются ежедневно, а иногда встречаются записи о подковах, гвоздях и расходы на кузнеца. 8 пенсов заплатили за то, чтобы накосить травы, и 15 — за клещи. Среди личных расходов много места отводится различным частям доспехов. Значитель¬ным пунктом были и гужевые перевозки. 33 шиллинга отдали за доставку шести бочек вина из Саутгемптона в Одигем и 5 шиллингов 8 пенсов — за две бочки из Портсмута. В 7 шиллингов обошлась перевозка бочки вина вместе с тюками воска и миндаля из Порчестера в Одигем. Заплатили 2 шиллинга за то, чтобы привезти финики и специи в Кенилворт для германского короля.
За доставку лаврового масла из Лондона отдали 3 пенса и 10 с половиной за то, чтобы привести 200 фиг из Уоллингфорда. Тогда не существовало почты и приходилось использовать посыльных, поэтому встречается много записей о том, что графиня отправляла с посыльным письмо своему мужу в Глостер и Херефорд. Имена посыльных наводят на определенные размышления. Среди них встречаются Слингевей и Требоди. Большинство слуг имеют саксонские имена, такие как портной Хике, Гоби-тести, Дикон, Ханде, Вилекин (слуга Ричарда де Монфора), Доб и Гарбаг.
Графиня была щедрой женщиной, поэтому встречаются частые упоминания о подарках для капеллы. С 8 по 15 июня она дала 4 шиллинга 6 пенсов. Часто давали еду беднякам. 14 апреля восемьсот человек получили три кварты хлеба и бочонок сидра. Несколько дней спустя слуги и бедняки съели три четверти быка. Покупался воск для свечей капеллы.
Некоторые представления об уровне жизни показывают размер жалованья. Обычный слуга-мужчина получал полтора пенса в день. Двое из них присматривали за жеребятами и борзыми графини. Егерь получал 2 пенса ежедневно. Когда рыбак Симона покинул Одигем и поехал в Кенилворт, он получил 5 шиллингов в качестве платы за полгода работы. Когда мальчик пекарь был отпущен, он получил 7 шиллингов за два года, но явно был этим недоволен. А когда Роджер Лионский доплатил ему еще три, он был вполне этим удовлетворен.
Беглое чтение этих записей создает впечатление, что графиня была умной женщиной, которая хорошо управлялась со своим семейством и хозяйством. Слуги были преданны ей и исполняли все распоряжения, даже когда это было небезопасно, а также сопровождали свою госпожу в Дувр и остались с ней в дни ее опалы. В доме всегда было изобилие еды. «Добродетельная женщина — сокровище для мужа, а женская мудрость — подарок для всего дома».
Прим.:
Для желающих ознакомиться с оригиналом "Manners and household expenses of England in the thirteenth and fifteenth centuries" ссылка на английском и латыни
Есть возможность выбрать в настройках формат txt, но при этом "портится" шрифт, однако разобраться можно.
Потащено отсюда
Многие интересные детали, характеризующие жизнь и особенности этого периода, можно почерпнуть из журнала расходов, которые вела графиня Лестера в первой половине 1265 года. Они также отражают уровень жизни и размер жалований того времени. Датировку можно легко восстановить. Те исторические события, которые упомянуты в документе, можно отнести только к 1265 году. В некоторых случаях выплата жалованья производилась в 49-й год правления, восьмой день после Крещения падает на среду, что соответствует календарным данным того года. Очевидно, графиня Элеанора взяла эти записи с собой, когда покидала Дувр, и скорее всего привезла их в Монтаржи.
скрытый текстВ 1831 году они были приобретены попечителями Британского музея. Записи начинаются 19 февраля, но ссылки типа «вышеупомянутый» говорят о том, что начала не сохранилось. Домашние траты рассчитаны до 29 августа, хотя некоторые личные расходы дати¬рованы более поздними числами. Если клирик делал записи о ежедневных расходах на лицевой стороне листа, то на обратной его стороне находятся пометки о смешанных или персональных расходах, относящихся к тому же периоду, что и цифры на первой стороне. Когда Симон прибыл в Одигемский замок в пятницу 20 марта, начинается его личный список, и в день его отъезда 2 апреля он появляется снова. Записи расходов графини начинаются в Уоллингфорде, но она вскоре покинула это место и через Рединг поехала в Одигем, где оставалась до понедельника 1 июня, а уже оттуда отправилась в Дувр. Элеанора прибыла туда в понедельник 15 июня и пробыла там до 29 августа.
Достаточно трудно сравнить цены того времени с нашими, если учесть тот факт, что во времена Генриха III на эти деньги можно было купить в 15 раз больше, чем в 1914 году.
Счета свидетельствуют о том, что к Монфорам постоянно приходили посетители. Во вторник, 17 марта, старший сын графини Генрих приехал со своими кузенами принцем Эдуардом и Генрихом Германским. Другие сыновья, Симон, Ги, Амори и Ричард, приезжали и уезжали в разные дни. Среди гостей были графини Альбемарля, Глостера и Оксфорда. Чтобы перевезти графиню Глостера из Чиппенгема в Одигем, было потрачено 5 шиллингов. Следует также упомянуть заложников, захваченных баронами и их сторонниками, и священнослужителей. Дважды приезжал аббат Уэверли. Настоятельница приорства Винтней, в Гемпшире, монахи, а также настоятельница Эймсбери были близки графине по духу. Монах Винтнея получил 10 шиллингов за ризу, которую он сделал для капеллана графини, в качестве подарка к Пасхе. Капеллан Кемсинга в Кенте и Иоанн, настоятель Кетерингтона в Гемпшире, посещали Одигем. Среди сторонников дела баронов, которые были гостями замка, упоминается Томас Астли, рыцарь из Уорикшира, который потом погиб при Ившеме. Когда канцлер остановился в Солсбери, ему послали в подарок вино. Им был Томас де Кантилуп, который занимал этот пост благодаря баронам с 25 февраля по 10 августа. Затем он стал епископом Херефорда и был канонизирован после смерти. Раку с его мощами и по сей день можно видеть в Херефордском соборе.
Среди статей личных расходов постоянно упоминаются ботинки и туфли для разных людей. Например, туфли прачки Петрониллы стоили 1 шиллинг. Чепчик из черного муслина для графини обошелся в 14 шиллингов, в то время как за 14 длинных шпилек было заплачено два с половиной пенса. К празднованию Троицы обзаводились новой одеждой. Двенадцать элей* (* Эль — мера длины, равная в Англии 45 дюймам (1,14 м). — Прим. ред.) алой материи было приготовлено к этому празднику для мантии германского короля. Элеанора и ее дочь приобрели одежду того же цвета, но, возможно, более яркого оттенка. Принц Эдмунд, младший сын короля Римлян, удостоился ткани менее насыщенного цвета, а для летней одежды он получил полосатую ткань из Парижа.
В то же время были приобретены три плаща с капюшонами, два из которых были подарены королю и его сыну, а третий оставлен для гардероба графини. Унция шелковых нитей стоила 2 шиллинга, а три унции золотых — шиллинг. Когда заболела «девица Элеанора», потребовалось 8 шиллингов, чтобы послать мальчика и лошадь за цирюльником в Рединг, который сделал ей кровопускание. Его вознаграждение вместе с расходами составило 2 шиллинга 8 пенсов. 6 пенсов было заплачено за доставку письма юной леди ее кузену, принцу Эдуарду. Перед Пасхой монах графини получил 4 шиллинга, а во время пасхальной недели еще шиллинг в подарок. Брат Г. Бойон привез в Лондон 12 дюжин листов тонкого пергамена, чтобы сделать для Элеаноры-младшей карманный бревиарий, а позже заплачено 14 шиллингов за работу писца, которая была выполнена в Оксфорде под надзором вышеупомянутого монаха.
Шелковый пояс для Амори обошелся в 3 шиллинга и 4 пенса, в то время как 6 овечьих шкур для предметов одежды графини стоили всего 21 пенс. Среди мелких покупок можно назвать перья и иглы. Любопытная статья — расходы домашнего портного, когда он приехал в Лондон, чтобы обновить одежду. Это касалось той одежды, которая имела длинный ворс. Когда становились заметными потертости, его подрезали и даже старая одежда приобретала вид новой.
Для хранения серебряных кубков, принадлежащих графине, был сделан сундук из дубленой кожи. Он стоил 2 шиллинга и 1 пенс и был укреплен железными обручами, стоившими 1 шиллинг и 6 пенсов. 8 серебряных пенсов пошли на починку четырех ложек. Фиал для комнаты графини стоил 1 пенс. Ванна для Одигема, датированная другим числом, стоила 3 пенса. Позолоченную тарелку доставили в Лондон для юной леди и заплатили за нее 2 шиллинга 10 пенсов и 25 маленьких звезд по пенсу каждая, чтобы украсить ее кубок.
Золотая пряжка, которую графиня подарила Джону де Хею, горячему стороннику партии баронов, стоила 15 шиллингов. Встречаются нечастые упоминания о свечах и о том, что было заплачено 2 пенса за замок для сундука, в котором свечник хранил их. Доставка тростника, который стелили на пол зала и комнат графини, стоила 2 пенса. Есть запись и о коте, которого держали для ловли мышей. Был доставлен ящик для хранения ножей графини и два котелка для Амори. Моющим средствам отведено очень мало места, возможно потому, что по большей части их делали дома. С 25 декабря по 31 мая на них потратили 1 шиллинг 3 пенса, но эта статья расходов возросла во время поездки из Порчестера в Дувр — 1 шиллинг 4 пенса за несколько дней. Регулярной была статья расходов, связанная с тарелками, блюдами, кубками и скатертями. Лошадь для Амори стоила 30 шиллингов, а покупка новой кареты, обитой железом, и починка старой обошлись всего в 33 шиллинга. Рента за содержание кур в Кенилворте обошлась графине в 13 шиллингов 4 пенса.
Цены на продукты более постоянны. Основной повседневной статьей расходов были цветы, вино, пиво, мясо и рыба. Хлеб скорее всего делали из смеси пшеницы и ржи, хотя иногда упоминается мука более высокого качества, она названа «просеянной» или «измельченной»; вероятно, для маленьких булочек и сырного пирога.
Коробка имбирных пряников стоила 2 шиллинга 4 пенса, а четыре фунта этого же лакомства, как отмечено в другом месте, обошлись в 12 шиллингов. Поскольку мука, из которой пекли хлеб, давалась собакам Генриха Германского и молодых Монфоров, можно сделать вывод, что слугам давали еду не худшего качества и они ели тот же хлеб, что и их хозяева. Вино было преимущественно белым или красным, хотя в августе в Дувре преобладало сладкое вино. Ближе к концу записей упоминается также Гасконское вино.
Каждый день выпивали огромное количество пива. Как правило, его варили дома из ячменного солода, овса или пшеницы, хотя иногда его покупали в небольших количествах. Женщина-пивовар из Банбери получила 5 шиллингов за свою работу и 1 шиллинг 6 пенсов на дорогу домой. Самое большое количество пива, полученного за один день, — 252 галлона. Поскольку тогда не использовали хмель, пиво нужно было выпивать сразу и использовать пряности вместо специй. Когда его покупали, пиво стоило от полшиллинга до шиллинга за галлон. Довольно часто упоминается молоко. Его выпивали 9 галлонов в неделю. В другой раз упоминается 10 галлонов вдобавок к тем, которые были куплены за 2 пенса.
Есть записи и о воде, но деньги в данном случае скорее всего платили за то, чтобы доставить ее из ближайшего источника. В Дувре принести в замок из города воды на две недели стоило 13 пенсов.
Готовили на огне, а топливом служил древесный уголь или дрова. Есть статья расходов на доставку и рубку последних. Необходимым компонентом для жаркого был жир. Основные сорта мяса — говядина, баранина, свинина и телятина. Иногда также упоминается мясо козленка. Съедали большое количество кур и гусей. 14 июня в Винчелси за 35 гусей отдали 16 шиллингов 10 пенсов, а на следующий день за 4 дюжины кур заплатили 5 шиллингов 9 пенсов. Один раз привезли овец из Эверсли. Расходы для охоты на оленя с собаками составляли 6 пенсов. Ближе к истечению срока пребывания графини в Дувре охота стала необходимостью, а также нужно было доставать фураж для животных.
Корица, фенхель, петрушка, кислый сок и уксус были незаменимы на кухне. Съедали огромное количество яиц. 1600 штук обошлись в 6 шиллингов и 8 пенсов. В другом месте говорится, что 150 яиц были отданы в качестве ренты. Нужно не забыть про масло и сыр. А вот ассортимент упомянутых овощей весьма ограничен. Иногда они упоминаются все вместе, но выделены фасоль, горох и лук.
Поскольку домочадцы графини Лестера соблюдали Великий пост, а также постились по средам и пятницам, они съедали огромное количество рыбы. Наиболее распространенной была соленая сельдь, которой за один только день съедали несколько сотен штук. Один раз упоминается тысяча. Но ели и многие другие виды рыбы. В 15 шиллингов и 1 пенс обошлась доставка из Бристоля в Уоллингфорд 108 морских щук и трески, 32 морских угрей, 500 хеков. Из всего этого количества половину оставили на месте, а другую половину отвезли в Одигем. Вся морская собака (акула) была оставлена в Уоллингфорде, за исключением двух небольших кусков. Императору была отправлена бочка осетров. Кроме этого, можно назвать такие морепродукты, как окунь, лещ, лангуст, плотва, минога, угорь, солнечник, кефаль, камбала, кит, а также крабы, устрицы, креветки. Рыба, доставленная из Стейнса, стоила 10 шиллингов. Возможно, сам граф ел только свежую рыбу, поскольку во время его пребывания в Одигеме человек, рыбачивший в Фарнгеме 11 дней, получил 6 шиллингов и 3 пенса.
Фрукты упоминаются нечасто. Некоторое количество яблок было куплено за 4 с половиной пенса, а 300 груш, доставленные из Кентербери, — за 10 пенсов, в то время как за их доставку Колин Маршал получил 3 пенса. В подарок императору был послан изюм. Также упомянут инжир. Постоянно присутствуют записи о разных специях, таких как корица, гвоздика, тмин, финики, галангал (сорт осоки с пряным корнем), имбирь, лакрица, мускатный цвет, перец, рис, шафран, соль и сахар. 12 фунтов миндаля закончились за 11 дней. Есть упоминание о «белой пыли», возможно, речь идет о сахарной пудре.
Расходы на лошадей были значительными, поскольку они являлись единственным способом передвижения. Их среднее количество в Одигемском замке обычно не превышало 50, но иногда их число возрастало из-за лошадей посетителей. 19 марта тут было 334 лошади, включая коней принца Эдуарда, Генриха Германского и самого графа. Сено и овес упоминаются ежедневно, а иногда встречаются записи о подковах, гвоздях и расходы на кузнеца. 8 пенсов заплатили за то, чтобы накосить травы, и 15 — за клещи. Среди личных расходов много места отводится различным частям доспехов. Значитель¬ным пунктом были и гужевые перевозки. 33 шиллинга отдали за доставку шести бочек вина из Саутгемптона в Одигем и 5 шиллингов 8 пенсов — за две бочки из Портсмута. В 7 шиллингов обошлась перевозка бочки вина вместе с тюками воска и миндаля из Порчестера в Одигем. Заплатили 2 шиллинга за то, чтобы привезти финики и специи в Кенилворт для германского короля.
За доставку лаврового масла из Лондона отдали 3 пенса и 10 с половиной за то, чтобы привести 200 фиг из Уоллингфорда. Тогда не существовало почты и приходилось использовать посыльных, поэтому встречается много записей о том, что графиня отправляла с посыльным письмо своему мужу в Глостер и Херефорд. Имена посыльных наводят на определенные размышления. Среди них встречаются Слингевей и Требоди. Большинство слуг имеют саксонские имена, такие как портной Хике, Гоби-тести, Дикон, Ханде, Вилекин (слуга Ричарда де Монфора), Доб и Гарбаг.
Графиня была щедрой женщиной, поэтому встречаются частые упоминания о подарках для капеллы. С 8 по 15 июня она дала 4 шиллинга 6 пенсов. Часто давали еду беднякам. 14 апреля восемьсот человек получили три кварты хлеба и бочонок сидра. Несколько дней спустя слуги и бедняки съели три четверти быка. Покупался воск для свечей капеллы.
Некоторые представления об уровне жизни показывают размер жалованья. Обычный слуга-мужчина получал полтора пенса в день. Двое из них присматривали за жеребятами и борзыми графини. Егерь получал 2 пенса ежедневно. Когда рыбак Симона покинул Одигем и поехал в Кенилворт, он получил 5 шиллингов в качестве платы за полгода работы. Когда мальчик пекарь был отпущен, он получил 7 шиллингов за два года, но явно был этим недоволен. А когда Роджер Лионский доплатил ему еще три, он был вполне этим удовлетворен.
Беглое чтение этих записей создает впечатление, что графиня была умной женщиной, которая хорошо управлялась со своим семейством и хозяйством. Слуги были преданны ей и исполняли все распоряжения, даже когда это было небезопасно, а также сопровождали свою госпожу в Дувр и остались с ней в дни ее опалы. В доме всегда было изобилие еды. «Добродетельная женщина — сокровище для мужа, а женская мудрость — подарок для всего дома».
Прим.:
Для желающих ознакомиться с оригиналом "Manners and household expenses of England in the thirteenth and fifteenth centuries" ссылка на английском и латыни
Есть возможность выбрать в настройках формат txt, но при этом "портится" шрифт, однако разобраться можно.
Помилование Жиле де Луантрена
Потащено отсюда
Знаете, за что я люблю грамоты о помиловании? Во-первых, за ситуации класса "и это у них прокатило не на ролёвке". Во-вторых, за то, что даже самые удивительные истории обязательно заканчиваются хорошо, это же всё-таки помилование. Ну и вообще, это та ещё энциклопедия средневековой жизни, хотя и в достаточно неординарном разрезе преступлений, карающихся смертной казнью. За последнее, впрочем, их вообще много кто из историков любит.
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести одну такую грамоту. Надеюсь, будет интересно не только мне.
Помилование Жиле де Луантрена
(AN, JJ172/460)
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести свою любимую грамоту о помиловании, изданную в 1424 г. в Ланкастерской Франции для некого Жиле де Луантрена. Документ известен по современной событиям копии в одном из регистров Сокровищницы Хартий, ныне во французских Национальных Архивах в Париже (AN, JJ172/460, fos. 257v-259r). Собственно, грамота довольно хорошо известна: её опубликовал ещё в начале XX в. Поль Ле Кашё в в Actes de la Chancellerie d'Henri VI concernant la Normandie sous la domination Anglaise (1422-1435)
(Paris, Rouen, 1907-1908, t. I, pp. 82-87), хоть и с некоторыми купюрами, но зато и идентифицировав большинство упомянутых людей и поселений. C тех пор на эту грамоту немало ссылались, но русского перевода я вроде бы видел, так что попробовал сделать свой со всем доступным мне занудством и канцеляритом.
Мне эта история в своё время запала в память тем, что впервые наткнулся в источнике на знакомую до того по "Уленшпигелю" практику, что если девушка захочет взять приговорённого к смерти в мужья, тот будет помилован. Если кому такой казус тоже интересен, отсылаю к статье О. И. Тогоевой на эту тему или к её же "Делам Плоти". (Ознакомиться с отрывками можно здесь и здесь )
Но и в том, что касается службы главного героя и неудач, приведших его на виселицу случай по-моему весьма интересный.
скрытый текстИтак:
Генрих, милостью Божьей король Франции и Англии *. Да будет известно всем ныне и впредь, что нам было нижайше представлено со стороны родственников и близких Жиле де Луантрена, бедного человека, происходящего из благородного рода, уроженца прихода Сен-Жермен де Лизё в шателлении Шатонёф-ан-Тимерэ близ Вернёйя, в диоцезе Шартра, 30 лет или около того от роду, что в начале войны (должно быть, около 7 лет назад), поскольку из-за этой войны он не мог жить мирно ни в [этих] землях, ни в своём городе, ни в доме, он покинул тот дом, где он проживал (в указанном приходе), и стал латником у сеньора д’Иври (того, который был [носителем этого титула] в то время), и служил ему в военных действиях в течение двух лет или около того.
И затем покинул Иври и отправился в гарнизон в Милли-ан-Гатинуа с тем, кто именовал себя сеньором де Монтене, и там с ним нёс добрую службу полтора года. И затем покинул Милли и отправился в Вандом в отряде Жана де Круа, рыцаря, с каковым он пробыл , занимаясь военным делом, в течение года и более. И затем покинул его и отправился в Мортань в отряде некого Элиота Турнебёфа, который был тогда капитаном в этом городе, где он пробыл добрых 15 дней. И оттуда отбыл вместе со многими другими из отряда этого Турнебёфа, и [они] отправились в земли близ Руана, живя за счёт [этих] земель, думая найти свою удачу.
И, когда они возвращались, ничего не найдя, их встретили [воины] из гарнизона Данвиля, которые схватили оного Жиле и многих других из его отряда, и за него был затребован выкуп в 81 экю золотом, и он оставался пленником в течение 7 месяцев, поскольку не мог уплатить свой указанный выкуп. И после этого он отправился в гарнизон Сенонша в отряде некого Обертена де ла Вежеоля, капитана воинов в крепости этого города, и там он был добрых полгода. И, когда он был в указанном гарнизоне, [он] с другими из этого гарнизона был в набеге на земли близ Шамбруа, и там они встретили некого Робена Мэна, коего они схватили и привели в указанный Сенонш и затребовали выкуп суммой в 40 экю, из которых частью указанного Жиле было 4 экю.
И в то время, когда указанный Жиле был в указанном гарнизоне, ему были отданы указанным капитаном на откуп приходы Сен-Пьер и Сен-Мартен де Серньер, с каждого из каковых приходов он получал 12 экю. И в оное время [он] был среди многих других из указанного гарнизона, тогда, когда были захвачены многие англичане из гарнизона Вернёя, среди которых был Жан де Монфор, мэтрдотель нашего возлюбленного и верного лорда Скейлза, капитана указанного Вернёя, и было это около последнего прошлого Иванова дня [24 июня 1423 — А.Л.]. И через 8 дней или около того указанный Жиле отбыл из указанного города Сенонша сам-шесть, дабы испытать удачу в землях Нормандии, как это делают воины. Каковые столкнулись с другими [воинами] из гарнизона Вернёя, так что указанный Жиле и 3 из его отряда были захвачены и приведены в указанный Вернёй.
И через 8 дней после того как оный Жиле был пленён, он был куплен Робертом Эштоном, Гильомом Кампене, Честором и Ромпеном, англичанами из этого гарнизона, каковые купили его за 81 экю и затем держали его в тюрьме 6 месяцев или около того, потому что он не мог ничего заплатить и уже всё потерял ранее в указанном Данвиле; и случилось так из-за того, что он опасался умереть в этой тюрьме, что он согласился им служить и держать нашу сторону и в этом принёс клятву, и тогда его отдали упомянутому Кампене, чтобы он был при нём и служил ему. И через 8 дней после того, как это случилось, упомянутый Кампене отправил этого Жиле и ещё одного [человека] из своего отряда в земли близ Лэгла; и когда эти Жиле и паж возвращались, сопровождая повозку, гружёную сидром для упомянутого Кампене, они были пленены кем-то из гарнизона Ножана-ле-Ротру, держащими противную нам сторону, каковые были вооружены и были в большом числе по сравнению с указанными Жиле и пажом. И [те] были захвачены силой, потому что указанный Жиле и указанный паж, принимая во внимание их [противников] силу, не смогли оказать сопротивление, хотя и имели [к тому] доброе намерение и, насколько это было в их силах, защищались, и были отведены пленниками в указанный Ножан.
В каковом месте капитан и прочие хотели предать смерти указанного Жиле, говоря, что он англичанин и что он принёс клятву. И случилось так, что упомянутый капитан Сенонша написал про него [в Ножан], о том, что он принёс указанную клятву потому, что он не мог заплатить выкуп и из страха смерти. И затем упомянутый Жиле сообщил в Вернёй своим хозяевам (или одному из них), чтобы им было угодно помочь ему и уплатить его выкуп, ибо иначе ему угрожает смерть. На что они ему передали, что помогут ему не более чем одной маркой серебра. И поэтому случилось так, что по принуждению и из страха смерти он обязался указанному капитану Ножана и прочим из гарнизона этого города держать их сторону, как некогда. И после этого, немного спустя, покинул упомянутый Жиле город Ножан и прибыл в указанный Сенонш, и покинул его вместе с прочими из гарнизона этого города по наущению врага [рода человеческого], а также потому, что не мог жить иначе, и они направились в земли Нормандии, в их часть близ Бомениля, и были обнаружены людьми из гарнизона Бомениля, и доставлены в указанный город, и за этого Жиле был затребован выкуп в 40 экю золотом; и чтобы ему собрать и начать искать свой указанный выкуп, капитаном этого города ему была выдана охранная грамота.
И при возвращении из упомянутого Сенонша, где он был, чтобы собрать свой указанный выкуп, и возвращаясь в упомянутый Бомениль, чтобы исполнить свою клятву, был встречен близ Рюгля некими людьми из гарнизона Вернёя, и доставлен в нашу тюрьму, и ими передан нашим людям и судебным чиновникам в указанном городе через месяц и более. Каковые допросили упомянутого Жиле касательно вышеуказанных вещей, которые он признал верными, и поэтому был отдан под суд и осуждён заместителем в указанном городе бальи Алансона к смерти, а именно быть повешенным за шею, хотя никто не подавал жалобу на него и не выступал с иском против него, только лишь [королевское] правосудие. И после того, как этот приговор был вынесен, пришла к лорду Скейлзу, указанному заместителю, и другим нашим чиновникам в [этом] городе одна юная невинная девушка с хорошей репутацией, находящаяся (как и её родственники и близкие) в повиновении нам, [и] проживающая в Вернёе, каковой девице было 15 лет или около того, [и она] будучи приведена своей матерью и другими своими близкими, попросила, чтобы [суду] было угодно отдать ей в мужья указанного Жиле. После того как эта просьба указанной девицы была произнесена, исполнение указанного приговора было отсрочено, и оный Жиле был ей отдан из петли и возвращён в нашу тюрьму до тех пор, пока мы не дадим ему помилование.
Однако при этом указанный Жиле (который является свободным и вольным [человеком] и любим теми, кто его знает), если он в указанных военных действиях и вёл себя так, как воины обычно ведут себя во время разумных военных действий, то он не поджигал, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин и не совершал других преступлений. И то, что он так нарушил указанную клятву – это было потому, что он не мог уплатить свой вышеупомянутый выкуп и ради того, чтобы он не погиб.
И потому, с согласия родственников и близких указанной девушки (каковая [происходит] из добропорядочных людей), извещённых и удостоверившихся в том, что сказано, в надежде, что он обратится к благому делу и будет отныне жить мирно в послушании нам, как он им обещал и имеет доброе намерение сделать, [и учитывая что, хотя] оная девушка таким образом попросила себе в мужья и супруги указанного Жиле, ему, тем не менее, возможно, грозит прискорбно окончить свои дни, если по этому поводу ему не будут дарованы наша милость и милосердие, как об этом говорят указанные истцы, [они] смиренно просят, чтобы, приняв во внимание, что указанный Жиле во всех своих иных деяниях был человеком доброй жизни, репутации и честного поведения, мы из почтения к Святой неделе и благословенным страстям нашего Спасителя Иисуса Христа пожелали бы оказать нашу вышеуказанную милость и милосердие.
Поэтому мы, долгое время обдумав эти вещи, что указанный Жиле, происходящий из благородного рода, находится в заключении, и в честь святого таинства брака, который мог бы быть совершён между указанным Жиле и юной девушкой, надеясь, что они будут процветать и хорошо управятся вместе, учитывая также, что в указанных военных действиях указанный Жиле вёл себя так, как это принято в доброй и всякой войне, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин, указанного Жиле де Луантрена [мы], желая в данном случае предпочесть милосердие строгости правосудия, освободили, возвратили [в милость] и простили, и этой настоящей [грамотой] из особой милости, полновластия и королевской власти возвращаем [в милость], освобождаем и прощаем за вышеуказанный случай и деяния от всякого наказания, штрафа или позора, телесного, уголовного или гражданского, которые за это могли бы последовать от нас и [нашего] правосудия. И возвращаем ему, и восстанавливаем его в добром имени и репутации, в землях и в неконфискованном имуществе, притом, что компенсация будет дана в гражданском порядке той [другой] стороне (если таковая имеется), которой она должна быть дана.
И [мы] даём распоряжение нашему бальи Алансона, всем нашим другим судебным чиновникам или их заместителям, нынешним и будущим, и каждому из них, насколько [это] их касается, что из нашей нынешней милости, возвращения [в милость] и прощения сделают, допустят и позволят указанному Жиле в полной мере и беспрепятственно наслаждаться и пользоваться его телом и имуществом, передав их ему полностью. И [они] не будут его беспокоить, притеснять или чинить препятствия и не позволят, чтобы его беспокоили, притесняли или чинили ему препятствия, сейчас и в будущем никоим образом касательно указанных тела и имущества. Но, если вопрепятствуют этой передаче, то пусть безотлагательно и полностью передадут или велят передать их.
И, чтобы это было установлено и закреплено навсегда, мы велели приложить нашу печать к этой настоящей [грамоте], сохраняя в других делах наше право и всё остальное во всём.
Дано в Париже в апреле месяце в год от Благодати тысяча 423 перед Пасхой [т.е. между 1 и 22 апреля 1424 – А.Л.], и нашего правления второй.
Также подписано: в Прошениях, проведённых монсеньором регентом герцогом Бедфордом.
Грель.
Источник (на фр.)
***
Прим. Имеется в виду Генрих VI, третий и последний король Англии из династии Ланкастеров.
Знаете, за что я люблю грамоты о помиловании? Во-первых, за ситуации класса "и это у них прокатило не на ролёвке". Во-вторых, за то, что даже самые удивительные истории обязательно заканчиваются хорошо, это же всё-таки помилование. Ну и вообще, это та ещё энциклопедия средневековой жизни, хотя и в достаточно неординарном разрезе преступлений, карающихся смертной казнью. За последнее, впрочем, их вообще много кто из историков любит.
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести одну такую грамоту. Надеюсь, будет интересно не только мне.
Помилование Жиле де Луантрена
(AN, JJ172/460)
Пользуясь самоизоляцией, сподобился перевести свою любимую грамоту о помиловании, изданную в 1424 г. в Ланкастерской Франции для некого Жиле де Луантрена. Документ известен по современной событиям копии в одном из регистров Сокровищницы Хартий, ныне во французских Национальных Архивах в Париже (AN, JJ172/460, fos. 257v-259r). Собственно, грамота довольно хорошо известна: её опубликовал ещё в начале XX в. Поль Ле Кашё в в Actes de la Chancellerie d'Henri VI concernant la Normandie sous la domination Anglaise (1422-1435)
(Paris, Rouen, 1907-1908, t. I, pp. 82-87), хоть и с некоторыми купюрами, но зато и идентифицировав большинство упомянутых людей и поселений. C тех пор на эту грамоту немало ссылались, но русского перевода я вроде бы видел, так что попробовал сделать свой со всем доступным мне занудством и канцеляритом.
Мне эта история в своё время запала в память тем, что впервые наткнулся в источнике на знакомую до того по "Уленшпигелю" практику, что если девушка захочет взять приговорённого к смерти в мужья, тот будет помилован. Если кому такой казус тоже интересен, отсылаю к статье О. И. Тогоевой на эту тему или к её же "Делам Плоти". (Ознакомиться с отрывками можно здесь и здесь )
Но и в том, что касается службы главного героя и неудач, приведших его на виселицу случай по-моему весьма интересный.
скрытый текстИтак:
Генрих, милостью Божьей король Франции и Англии *. Да будет известно всем ныне и впредь, что нам было нижайше представлено со стороны родственников и близких Жиле де Луантрена, бедного человека, происходящего из благородного рода, уроженца прихода Сен-Жермен де Лизё в шателлении Шатонёф-ан-Тимерэ близ Вернёйя, в диоцезе Шартра, 30 лет или около того от роду, что в начале войны (должно быть, около 7 лет назад), поскольку из-за этой войны он не мог жить мирно ни в [этих] землях, ни в своём городе, ни в доме, он покинул тот дом, где он проживал (в указанном приходе), и стал латником у сеньора д’Иври (того, который был [носителем этого титула] в то время), и служил ему в военных действиях в течение двух лет или около того.
И затем покинул Иври и отправился в гарнизон в Милли-ан-Гатинуа с тем, кто именовал себя сеньором де Монтене, и там с ним нёс добрую службу полтора года. И затем покинул Милли и отправился в Вандом в отряде Жана де Круа, рыцаря, с каковым он пробыл , занимаясь военным делом, в течение года и более. И затем покинул его и отправился в Мортань в отряде некого Элиота Турнебёфа, который был тогда капитаном в этом городе, где он пробыл добрых 15 дней. И оттуда отбыл вместе со многими другими из отряда этого Турнебёфа, и [они] отправились в земли близ Руана, живя за счёт [этих] земель, думая найти свою удачу.
И, когда они возвращались, ничего не найдя, их встретили [воины] из гарнизона Данвиля, которые схватили оного Жиле и многих других из его отряда, и за него был затребован выкуп в 81 экю золотом, и он оставался пленником в течение 7 месяцев, поскольку не мог уплатить свой указанный выкуп. И после этого он отправился в гарнизон Сенонша в отряде некого Обертена де ла Вежеоля, капитана воинов в крепости этого города, и там он был добрых полгода. И, когда он был в указанном гарнизоне, [он] с другими из этого гарнизона был в набеге на земли близ Шамбруа, и там они встретили некого Робена Мэна, коего они схватили и привели в указанный Сенонш и затребовали выкуп суммой в 40 экю, из которых частью указанного Жиле было 4 экю.
И в то время, когда указанный Жиле был в указанном гарнизоне, ему были отданы указанным капитаном на откуп приходы Сен-Пьер и Сен-Мартен де Серньер, с каждого из каковых приходов он получал 12 экю. И в оное время [он] был среди многих других из указанного гарнизона, тогда, когда были захвачены многие англичане из гарнизона Вернёя, среди которых был Жан де Монфор, мэтрдотель нашего возлюбленного и верного лорда Скейлза, капитана указанного Вернёя, и было это около последнего прошлого Иванова дня [24 июня 1423 — А.Л.]. И через 8 дней или около того указанный Жиле отбыл из указанного города Сенонша сам-шесть, дабы испытать удачу в землях Нормандии, как это делают воины. Каковые столкнулись с другими [воинами] из гарнизона Вернёя, так что указанный Жиле и 3 из его отряда были захвачены и приведены в указанный Вернёй.
И через 8 дней после того как оный Жиле был пленён, он был куплен Робертом Эштоном, Гильомом Кампене, Честором и Ромпеном, англичанами из этого гарнизона, каковые купили его за 81 экю и затем держали его в тюрьме 6 месяцев или около того, потому что он не мог ничего заплатить и уже всё потерял ранее в указанном Данвиле; и случилось так из-за того, что он опасался умереть в этой тюрьме, что он согласился им служить и держать нашу сторону и в этом принёс клятву, и тогда его отдали упомянутому Кампене, чтобы он был при нём и служил ему. И через 8 дней после того, как это случилось, упомянутый Кампене отправил этого Жиле и ещё одного [человека] из своего отряда в земли близ Лэгла; и когда эти Жиле и паж возвращались, сопровождая повозку, гружёную сидром для упомянутого Кампене, они были пленены кем-то из гарнизона Ножана-ле-Ротру, держащими противную нам сторону, каковые были вооружены и были в большом числе по сравнению с указанными Жиле и пажом. И [те] были захвачены силой, потому что указанный Жиле и указанный паж, принимая во внимание их [противников] силу, не смогли оказать сопротивление, хотя и имели [к тому] доброе намерение и, насколько это было в их силах, защищались, и были отведены пленниками в указанный Ножан.
В каковом месте капитан и прочие хотели предать смерти указанного Жиле, говоря, что он англичанин и что он принёс клятву. И случилось так, что упомянутый капитан Сенонша написал про него [в Ножан], о том, что он принёс указанную клятву потому, что он не мог заплатить выкуп и из страха смерти. И затем упомянутый Жиле сообщил в Вернёй своим хозяевам (или одному из них), чтобы им было угодно помочь ему и уплатить его выкуп, ибо иначе ему угрожает смерть. На что они ему передали, что помогут ему не более чем одной маркой серебра. И поэтому случилось так, что по принуждению и из страха смерти он обязался указанному капитану Ножана и прочим из гарнизона этого города держать их сторону, как некогда. И после этого, немного спустя, покинул упомянутый Жиле город Ножан и прибыл в указанный Сенонш, и покинул его вместе с прочими из гарнизона этого города по наущению врага [рода человеческого], а также потому, что не мог жить иначе, и они направились в земли Нормандии, в их часть близ Бомениля, и были обнаружены людьми из гарнизона Бомениля, и доставлены в указанный город, и за этого Жиле был затребован выкуп в 40 экю золотом; и чтобы ему собрать и начать искать свой указанный выкуп, капитаном этого города ему была выдана охранная грамота.
И при возвращении из упомянутого Сенонша, где он был, чтобы собрать свой указанный выкуп, и возвращаясь в упомянутый Бомениль, чтобы исполнить свою клятву, был встречен близ Рюгля некими людьми из гарнизона Вернёя, и доставлен в нашу тюрьму, и ими передан нашим людям и судебным чиновникам в указанном городе через месяц и более. Каковые допросили упомянутого Жиле касательно вышеуказанных вещей, которые он признал верными, и поэтому был отдан под суд и осуждён заместителем в указанном городе бальи Алансона к смерти, а именно быть повешенным за шею, хотя никто не подавал жалобу на него и не выступал с иском против него, только лишь [королевское] правосудие. И после того, как этот приговор был вынесен, пришла к лорду Скейлзу, указанному заместителю, и другим нашим чиновникам в [этом] городе одна юная невинная девушка с хорошей репутацией, находящаяся (как и её родственники и близкие) в повиновении нам, [и] проживающая в Вернёе, каковой девице было 15 лет или около того, [и она] будучи приведена своей матерью и другими своими близкими, попросила, чтобы [суду] было угодно отдать ей в мужья указанного Жиле. После того как эта просьба указанной девицы была произнесена, исполнение указанного приговора было отсрочено, и оный Жиле был ей отдан из петли и возвращён в нашу тюрьму до тех пор, пока мы не дадим ему помилование.
Однако при этом указанный Жиле (который является свободным и вольным [человеком] и любим теми, кто его знает), если он в указанных военных действиях и вёл себя так, как воины обычно ведут себя во время разумных военных действий, то он не поджигал, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин и не совершал других преступлений. И то, что он так нарушил указанную клятву – это было потому, что он не мог уплатить свой вышеупомянутый выкуп и ради того, чтобы он не погиб.
И потому, с согласия родственников и близких указанной девушки (каковая [происходит] из добропорядочных людей), извещённых и удостоверившихся в том, что сказано, в надежде, что он обратится к благому делу и будет отныне жить мирно в послушании нам, как он им обещал и имеет доброе намерение сделать, [и учитывая что, хотя] оная девушка таким образом попросила себе в мужья и супруги указанного Жиле, ему, тем не менее, возможно, грозит прискорбно окончить свои дни, если по этому поводу ему не будут дарованы наша милость и милосердие, как об этом говорят указанные истцы, [они] смиренно просят, чтобы, приняв во внимание, что указанный Жиле во всех своих иных деяниях был человеком доброй жизни, репутации и честного поведения, мы из почтения к Святой неделе и благословенным страстям нашего Спасителя Иисуса Христа пожелали бы оказать нашу вышеуказанную милость и милосердие.
Поэтому мы, долгое время обдумав эти вещи, что указанный Жиле, происходящий из благородного рода, находится в заключении, и в честь святого таинства брака, который мог бы быть совершён между указанным Жиле и юной девушкой, надеясь, что они будут процветать и хорошо управятся вместе, учитывая также, что в указанных военных действиях указанный Жиле вёл себя так, как это принято в доброй и всякой войне, не убивал, не умерщвлял, не насиловал и не принуждал женщин, указанного Жиле де Луантрена [мы], желая в данном случае предпочесть милосердие строгости правосудия, освободили, возвратили [в милость] и простили, и этой настоящей [грамотой] из особой милости, полновластия и королевской власти возвращаем [в милость], освобождаем и прощаем за вышеуказанный случай и деяния от всякого наказания, штрафа или позора, телесного, уголовного или гражданского, которые за это могли бы последовать от нас и [нашего] правосудия. И возвращаем ему, и восстанавливаем его в добром имени и репутации, в землях и в неконфискованном имуществе, притом, что компенсация будет дана в гражданском порядке той [другой] стороне (если таковая имеется), которой она должна быть дана.
И [мы] даём распоряжение нашему бальи Алансона, всем нашим другим судебным чиновникам или их заместителям, нынешним и будущим, и каждому из них, насколько [это] их касается, что из нашей нынешней милости, возвращения [в милость] и прощения сделают, допустят и позволят указанному Жиле в полной мере и беспрепятственно наслаждаться и пользоваться его телом и имуществом, передав их ему полностью. И [они] не будут его беспокоить, притеснять или чинить препятствия и не позволят, чтобы его беспокоили, притесняли или чинили ему препятствия, сейчас и в будущем никоим образом касательно указанных тела и имущества. Но, если вопрепятствуют этой передаче, то пусть безотлагательно и полностью передадут или велят передать их.
И, чтобы это было установлено и закреплено навсегда, мы велели приложить нашу печать к этой настоящей [грамоте], сохраняя в других делах наше право и всё остальное во всём.
Дано в Париже в апреле месяце в год от Благодати тысяча 423 перед Пасхой [т.е. между 1 и 22 апреля 1424 – А.Л.], и нашего правления второй.
Также подписано: в Прошениях, проведённых монсеньором регентом герцогом Бедфордом.
Грель.
Источник (на фр.)
***
Прим. Имеется в виду Генрих VI, третий и последний король Англии из династии Ланкастеров.
Средневековые таверны
Во "Льве и кастрюле" клиента, как в сказке,
Окружит вниманье, забота и почёт.
Пуховые перины, и мягкие пружины,
И нежность, и ласка, когда оплачен счёт.
Ни единой жалобы, сервис отличный -
У нас для иноземцев комфорт и уют.
А в этой забегаловке, в "Луне и яичнице",
Только голодранцы местные живут.
(С)
Уильям Портланд, клерк Лондонской гильдии пивоваров, с 1423 по 1426 г. записал названия более 50 таверн. В журнале Английского общества топонимов лингвист Барри Кокс из Университета Ноттингема, рассматривает эти названия и причины, по которым они их получили.
Вот некоторые из них.
скрытый текстСамым популярным названием был "Лебедь". В Лондоне оно красовалось на вывесках шести таверн.Таверны называли и в честь других птиц, например - "Журавль и Петух". Также имелись таверны под названием "Красный петух" и "Белый петух".
Таверна "Дельфин" (Dolphyn) - находилась рядом с церковью Св. Магнуса. Животным также были "посвящены" - Лошадь, Ягненок и Старый Бык.
"Семь звезд" (vij Sterres) - согласно средневековым знаниям, представляли солнце, луну, сатурн, юпитер, марс, венеру и меркурий. Еще одна таверна называлась "Три луны".
Эти три таверны были самыми модными в то время, и посидеть там мог не каждый. Если денег не хватало, горожане шли в таверны попроще.
"Голова короля" (kyngeshed) - несколько других таверн имели аналогичное название, в т.ч. "Голова лошади", "Голова барана" и "Голова сарацина".
Еще две таверны были посвящены именам святых: "Кристофер" - в честь святого покровителя путешественников, и "Св.Юлиан / Джулиан" - покровителя гостеприимства и гостиничного хозяйства.
"Оловянный горшок" (peauterpotte) - можно было отыскать на улице скобяных изделий в Чипсайде. Вероятно, она получила свое название от типа сосуда для питья.
"Pannier" (panyer) на Патерностер Роу (Paternoster Rowe) должна быть основана на французском слове panier, что означает "Хлебную корзину". Барри Кокс (Barrie Cox) пишет : "Это кажется подходящим названием для скромной закусочной и питейного заведения".
"Кролик" (Cony yn Conyhooplane), в староанглийском означало кролика (rabbit). По предположению Кокса, название подразумевало небольшую таверну, где подавали тушеного кролика.
Другими названиями для средневековых таверн были : Мяч, Корзина, Колокол, Крест, Чаша, Гирлянда, Зеленые ворота, Молоток, Решетка, Роза и две - Корабль.
Отсюда
Окружит вниманье, забота и почёт.
Пуховые перины, и мягкие пружины,
И нежность, и ласка, когда оплачен счёт.
Ни единой жалобы, сервис отличный -
У нас для иноземцев комфорт и уют.
А в этой забегаловке, в "Луне и яичнице",
Только голодранцы местные живут.
(С)
Уильям Портланд, клерк Лондонской гильдии пивоваров, с 1423 по 1426 г. записал названия более 50 таверн. В журнале Английского общества топонимов лингвист Барри Кокс из Университета Ноттингема, рассматривает эти названия и причины, по которым они их получили.
Вот некоторые из них.
скрытый текстСамым популярным названием был "Лебедь". В Лондоне оно красовалось на вывесках шести таверн.Таверны называли и в честь других птиц, например - "Журавль и Петух". Также имелись таверны под названием "Красный петух" и "Белый петух".
Таверна "Дельфин" (Dolphyn) - находилась рядом с церковью Св. Магнуса. Животным также были "посвящены" - Лошадь, Ягненок и Старый Бык.
"Семь звезд" (vij Sterres) - согласно средневековым знаниям, представляли солнце, луну, сатурн, юпитер, марс, венеру и меркурий. Еще одна таверна называлась "Три луны".
Эти три таверны были самыми модными в то время, и посидеть там мог не каждый. Если денег не хватало, горожане шли в таверны попроще.
"Голова короля" (kyngeshed) - несколько других таверн имели аналогичное название, в т.ч. "Голова лошади", "Голова барана" и "Голова сарацина".
Еще две таверны были посвящены именам святых: "Кристофер" - в честь святого покровителя путешественников, и "Св.Юлиан / Джулиан" - покровителя гостеприимства и гостиничного хозяйства.
"Оловянный горшок" (peauterpotte) - можно было отыскать на улице скобяных изделий в Чипсайде. Вероятно, она получила свое название от типа сосуда для питья.
"Pannier" (panyer) на Патерностер Роу (Paternoster Rowe) должна быть основана на французском слове panier, что означает "Хлебную корзину". Барри Кокс (Barrie Cox) пишет : "Это кажется подходящим названием для скромной закусочной и питейного заведения".
"Кролик" (Cony yn Conyhooplane), в староанглийском означало кролика (rabbit). По предположению Кокса, название подразумевало небольшую таверну, где подавали тушеного кролика.
Другими названиями для средневековых таверн были : Мяч, Корзина, Колокол, Крест, Чаша, Гирлянда, Зеленые ворота, Молоток, Решетка, Роза и две - Корабль.
Отсюда
Средневековая Англия. Ведьмы и колдуны
Отсюда
Распространенное заблуждение – что охота на ведьм происходила на протяжении всего Средневековья. На самом деле в Англии и большей части Западной Европы массовая истерия началась не раньше конца 15-го – начала 16-го века. В средневековой Англии существование ведьмовства, разумеется, признавалось, однако довольно долго оно не считалось тяжким преступлением (таковым оно было признано в 1563 г.). Папа Иннокентий VIII официально приравнял его к ереси в 1484 г. Первый закон о колдовстве появился в Англии в 1542 г.; в редакции 1563 г. он грозил казнью за чародейство, повлекшее за собой чью-то смерть.
скрытый текстТем не менее, вплоть до середины пятнадцатого столетия отношение к магии в Англии было довольно снисходительным – конечно, в отсутствие отягчающих обстоятельств, о чем ниже. Церковь, разумеется, признавала возможность контакта с дьяволом и осуждала практики, которые считала магическими, но наказания были не такими уж строгими, и тем более не было никакого масштабного преследования ведьм и колдунов.
Магические практики – ведовство, гадание, изготовление «зелий» и проч. - существовали бок о бок с обычной человеческой жизнью и, с вероятностью, не привлекали особого внимания, если только не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Возможно, среднестатистический судья 13-14 века посмотрел бы на представшую перед ним ведьму не как на реально опасное существо, а как на мошенницу или глупую суеверку. Представление о ведьмах, которое теперь кажется нам «классическим», толком не оформилось до 15 века; и уж точно они не представлялись могущественной сектой.
Что могло до тех пор случиться с человеком, обвиненным в колдовстве? Если его проступок не был обременен ничем дополнительно и если он признавал свою вину, скорее всего, его ждали публичное покаяние и епитимья, более или менее продолжительная и строгая. Смертная казнь грозила колдуну или ведьме, если ведьмовство сочеталось с преступлением, переводившим его в разряд тяжких – например, если человека обвиняли в том, что он посредством колдовства отравил колодец. Впрочем, судили и казнили его, в первую очередь, за отравление колодца (что, собственно, и являлось тяжким уголовным преступлением, караемым смертью).
Можно сказать, что к колдовству и чернокнижию до 15 века в целом относились как к опасной глупости, суеверию, которое больше вредит тем, кто им занимается. Для Уильяма Ленгленда, писавшего во второй половине 14 века, чернокнижие, алхимия, астрология, гадания и чародейство – напрасная трата сил и времени, «сплошной туман», «ерунда», которой занимаются либо глупцы, либо плуты, обманывающие глупцов; хороший христианин не станет в это ввязываться из опасения погубить душу. Как известно, лучший способ избежать дьявольского соблазна – полностью игнорировать его; дьявол опасен лишь тому, кто сам его впускает.
Суды над колдунами и колдуньями в средневековой Англии довольно редки. Как правило, их жертвами становились люди, принадлежавшие к элите общества или связанные с нею; можно предположить, что эти дела имели политическую подоплеку. Такова история Элеоноры Глостер и Марджери Журдемен в 1441 г. Элеонора была любовницей, а затем женой герцога Глостера; чтобы жениться на ней, он аннулировал брак с первой супругой. Элеонора имела большое влияние при дворе и, вероятно, нравилась Генриху VI. Известно, что она консультировалась с астрологами, желая знать будущее, и те предсказали ей, что в июле или августе 1441 г. король будет страдать от серьезной болезни. Когда слухи об этом дошли до короля, тот сильно встревожился; его приближенные разыскали и арестовали двух астрологов по обвинению в измене.
На допросе те назвали имя Элеоноры, однако та бежала и укрылась в Вестминстерском аббатстве, чтобы избежать светского суда. Вероятно, столь серьезные обвинения были выдвинуты против нее, чтобы сократить амбиции Глостера. Находясь в убежище, Элеонора была допрошена священнослужителями; она отрицала большинство обвинений, однако призналась, что владела зельями, которые приготовила ей «ведьма» Марджери Журдемен. Она утверждала, что приобрела эти зелья для скорейшего зачатия, а также для «усиления любви». Элеонора и ее сообщники были признаны виновными. Журдемен, как оказалось, была профессиональной «ведьмой» - к ее услугам придворные дамы прибегали не раз. Кроме того, в ходе разбирательств выяснилось, что десять лет назад она провела несколько месяцев в тюрьме по обвинению в колдовстве и была освобождена при условии безупречного поведения в будущем. Рецидив, вдобавок усугубленный обвинением в измене, был налицо; в итоге Журдемен сожгли, а Элеоноре пришлось пройти публичное покаяние и расстаться с мужем, так как ее приговорили к пожизненному заключению. В 1452 г. она умерла в замке Бомарис.
Некоторые исследователи предполагают, что демонизация женщин и возникновение образа могущественной ведьмы связаны, в том числе, с развитием экономики в 14-15 веках, в частности с появлением новых возможностей у вдов и жен гильдейных мастеров. В эпоху до расцвета городской экономики реальное положение большинства женщин не давало особых оснований приписывать им силу и власть; на худой конец, логичней уж было представить чародейкой знатную даму, чем изображать как нечто угрожающее ведьму-простолюдинку. Конечно, вряд ли это единственная причина, но, во всяком случае, объяснение представляется довольно рациональным.
Следует отметить, что под подозрение в колдовстве попадали и мужчины – в том числе статусные и высокообразованные. Так, в 1301 г. Уолтер Лэнгтон, епископ Ковентрийский и Личфилдский, был обвинен в том, что при помощи колдовства разбогател и приобрел влияние при дворе.
Что же произошло?
Уильям Лэнгтон был влиятельной фигурой на рубеже 13-14 веков. Начал свою карьеру он при дворе Эдуарда I как служитель в королевской гардеробной и в конце концов поднялся до казначея; в 1296 г. он был избран епископом Ковентрийским и Личфилдским. Современники отмечали, что Лэнгтон был любимцем короля. Он улаживал политические дела, оттесняя даже королевских советников. Королева Маргарита в одном из частных писем назвала Лэнгтона «правым глазом короля». Разумеется, положение епископа вызывало зависть. Некий сэр Джон Лавтот твердо вознамерился погубить Лэнгтона (возможно, в связи с тем, что он задолжал Лэнгтону около тысячи фунтов). В феврале 1301 года он выдвинул против Лэнгтона многочисленные обвинения, обратившись с ними не к королю, который, скорее всего, оставил бы их без внимания, а к папе Римскому.
В частности, Лавтот обвинил Лэнгтона в том, что тот был любовником мачехи Лавтота, Джоан де Бриансон, и помог ей удушить своего супруга. Шла речь также и о злоупотреблении священнослужительской властью – симонии, продаже реликвий и т.д. Но главным пунктом обвинения было то, что Лэнгтон якобы пользовался колдовством, чтобы достичь власти. Лавтот утверждал, что Лэнгтон заключил союз с дьяволом, регулярно с ним общался и даже приветствовал его «непристойными поцелуями». Наконец, Лавтот заявил, что связь Лэнгтона с дьяволом была прекрасно известна «всей Англии».
Римский папа, Бонифаций VIII, серьезно отнесся к этим обвинениям и вызвал Лэнгтона в Рим; впрочем – вероятно, с одобрения Эдуарда I – Лэнгтон явился на суд лишь спустя год. Началось расследование; при содействии глав францисканских и доминиканских орденов фиксировались показания свидетелей. До исхода суда Лэнгтон был временно освобожден от должности. В Англии случившееся вызвало настоящую бурю. Эдуард I активно писал в Рим – племяннику папы, папскому секретарю, лично самому Бонифацию – стараясь вызволить своего фаворита. В переписку включилась и королева, которая утверждала, что Англии грозит опасность в случае долгого отсутствия Лэнгтона. Папа попросил Эдуарда не обращаться сурово с Лавтотом. В ответ Эдуард арестовал Лавтота и сообщил папе, какой это бесчестный, подлый и лживый человек.
Следствие окончилось в 1303 г., и ни одно обвинение против Лэнгтона не подтвердилось. Многочисленные свидетели признавали, что, конечно, о нем ходили разные слухи, но их распускали соперники, питавшие к нему зависть. Папа назначил Лэнгтону небольшую епитимью, однако затем тот был восстановлен в должности и с триумфом вернулся на родину.
Такого рода обвинения, судя по всему, были нередки в средневековой Англии. Спустя несколько лет некто Адам Страттон, служащий казначейства, также был обвинен в том, что при помощи колдовства приобрел богатство и влияние при дворе. Еще одного королевского фаворита, Пирса Гавестона (1284-1312), обвиняли в том, что он околдовал короля, питавшего к нему очевидное пристрастие.
Ничего личного – просто политика.
Распространенное заблуждение – что охота на ведьм происходила на протяжении всего Средневековья. На самом деле в Англии и большей части Западной Европы массовая истерия началась не раньше конца 15-го – начала 16-го века. В средневековой Англии существование ведьмовства, разумеется, признавалось, однако довольно долго оно не считалось тяжким преступлением (таковым оно было признано в 1563 г.). Папа Иннокентий VIII официально приравнял его к ереси в 1484 г. Первый закон о колдовстве появился в Англии в 1542 г.; в редакции 1563 г. он грозил казнью за чародейство, повлекшее за собой чью-то смерть.
скрытый текстТем не менее, вплоть до середины пятнадцатого столетия отношение к магии в Англии было довольно снисходительным – конечно, в отсутствие отягчающих обстоятельств, о чем ниже. Церковь, разумеется, признавала возможность контакта с дьяволом и осуждала практики, которые считала магическими, но наказания были не такими уж строгими, и тем более не было никакого масштабного преследования ведьм и колдунов.
Магические практики – ведовство, гадание, изготовление «зелий» и проч. - существовали бок о бок с обычной человеческой жизнью и, с вероятностью, не привлекали особого внимания, если только не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Возможно, среднестатистический судья 13-14 века посмотрел бы на представшую перед ним ведьму не как на реально опасное существо, а как на мошенницу или глупую суеверку. Представление о ведьмах, которое теперь кажется нам «классическим», толком не оформилось до 15 века; и уж точно они не представлялись могущественной сектой.
Что могло до тех пор случиться с человеком, обвиненным в колдовстве? Если его проступок не был обременен ничем дополнительно и если он признавал свою вину, скорее всего, его ждали публичное покаяние и епитимья, более или менее продолжительная и строгая. Смертная казнь грозила колдуну или ведьме, если ведьмовство сочеталось с преступлением, переводившим его в разряд тяжких – например, если человека обвиняли в том, что он посредством колдовства отравил колодец. Впрочем, судили и казнили его, в первую очередь, за отравление колодца (что, собственно, и являлось тяжким уголовным преступлением, караемым смертью).
Можно сказать, что к колдовству и чернокнижию до 15 века в целом относились как к опасной глупости, суеверию, которое больше вредит тем, кто им занимается. Для Уильяма Ленгленда, писавшего во второй половине 14 века, чернокнижие, алхимия, астрология, гадания и чародейство – напрасная трата сил и времени, «сплошной туман», «ерунда», которой занимаются либо глупцы, либо плуты, обманывающие глупцов; хороший христианин не станет в это ввязываться из опасения погубить душу. Как известно, лучший способ избежать дьявольского соблазна – полностью игнорировать его; дьявол опасен лишь тому, кто сам его впускает.
Суды над колдунами и колдуньями в средневековой Англии довольно редки. Как правило, их жертвами становились люди, принадлежавшие к элите общества или связанные с нею; можно предположить, что эти дела имели политическую подоплеку. Такова история Элеоноры Глостер и Марджери Журдемен в 1441 г. Элеонора была любовницей, а затем женой герцога Глостера; чтобы жениться на ней, он аннулировал брак с первой супругой. Элеонора имела большое влияние при дворе и, вероятно, нравилась Генриху VI. Известно, что она консультировалась с астрологами, желая знать будущее, и те предсказали ей, что в июле или августе 1441 г. король будет страдать от серьезной болезни. Когда слухи об этом дошли до короля, тот сильно встревожился; его приближенные разыскали и арестовали двух астрологов по обвинению в измене.
На допросе те назвали имя Элеоноры, однако та бежала и укрылась в Вестминстерском аббатстве, чтобы избежать светского суда. Вероятно, столь серьезные обвинения были выдвинуты против нее, чтобы сократить амбиции Глостера. Находясь в убежище, Элеонора была допрошена священнослужителями; она отрицала большинство обвинений, однако призналась, что владела зельями, которые приготовила ей «ведьма» Марджери Журдемен. Она утверждала, что приобрела эти зелья для скорейшего зачатия, а также для «усиления любви». Элеонора и ее сообщники были признаны виновными. Журдемен, как оказалось, была профессиональной «ведьмой» - к ее услугам придворные дамы прибегали не раз. Кроме того, в ходе разбирательств выяснилось, что десять лет назад она провела несколько месяцев в тюрьме по обвинению в колдовстве и была освобождена при условии безупречного поведения в будущем. Рецидив, вдобавок усугубленный обвинением в измене, был налицо; в итоге Журдемен сожгли, а Элеоноре пришлось пройти публичное покаяние и расстаться с мужем, так как ее приговорили к пожизненному заключению. В 1452 г. она умерла в замке Бомарис.
Некоторые исследователи предполагают, что демонизация женщин и возникновение образа могущественной ведьмы связаны, в том числе, с развитием экономики в 14-15 веках, в частности с появлением новых возможностей у вдов и жен гильдейных мастеров. В эпоху до расцвета городской экономики реальное положение большинства женщин не давало особых оснований приписывать им силу и власть; на худой конец, логичней уж было представить чародейкой знатную даму, чем изображать как нечто угрожающее ведьму-простолюдинку. Конечно, вряд ли это единственная причина, но, во всяком случае, объяснение представляется довольно рациональным.
Следует отметить, что под подозрение в колдовстве попадали и мужчины – в том числе статусные и высокообразованные. Так, в 1301 г. Уолтер Лэнгтон, епископ Ковентрийский и Личфилдский, был обвинен в том, что при помощи колдовства разбогател и приобрел влияние при дворе.
Что же произошло?
Уильям Лэнгтон был влиятельной фигурой на рубеже 13-14 веков. Начал свою карьеру он при дворе Эдуарда I как служитель в королевской гардеробной и в конце концов поднялся до казначея; в 1296 г. он был избран епископом Ковентрийским и Личфилдским. Современники отмечали, что Лэнгтон был любимцем короля. Он улаживал политические дела, оттесняя даже королевских советников. Королева Маргарита в одном из частных писем назвала Лэнгтона «правым глазом короля». Разумеется, положение епископа вызывало зависть. Некий сэр Джон Лавтот твердо вознамерился погубить Лэнгтона (возможно, в связи с тем, что он задолжал Лэнгтону около тысячи фунтов). В феврале 1301 года он выдвинул против Лэнгтона многочисленные обвинения, обратившись с ними не к королю, который, скорее всего, оставил бы их без внимания, а к папе Римскому.
В частности, Лавтот обвинил Лэнгтона в том, что тот был любовником мачехи Лавтота, Джоан де Бриансон, и помог ей удушить своего супруга. Шла речь также и о злоупотреблении священнослужительской властью – симонии, продаже реликвий и т.д. Но главным пунктом обвинения было то, что Лэнгтон якобы пользовался колдовством, чтобы достичь власти. Лавтот утверждал, что Лэнгтон заключил союз с дьяволом, регулярно с ним общался и даже приветствовал его «непристойными поцелуями». Наконец, Лавтот заявил, что связь Лэнгтона с дьяволом была прекрасно известна «всей Англии».
Римский папа, Бонифаций VIII, серьезно отнесся к этим обвинениям и вызвал Лэнгтона в Рим; впрочем – вероятно, с одобрения Эдуарда I – Лэнгтон явился на суд лишь спустя год. Началось расследование; при содействии глав францисканских и доминиканских орденов фиксировались показания свидетелей. До исхода суда Лэнгтон был временно освобожден от должности. В Англии случившееся вызвало настоящую бурю. Эдуард I активно писал в Рим – племяннику папы, папскому секретарю, лично самому Бонифацию – стараясь вызволить своего фаворита. В переписку включилась и королева, которая утверждала, что Англии грозит опасность в случае долгого отсутствия Лэнгтона. Папа попросил Эдуарда не обращаться сурово с Лавтотом. В ответ Эдуард арестовал Лавтота и сообщил папе, какой это бесчестный, подлый и лживый человек.
Следствие окончилось в 1303 г., и ни одно обвинение против Лэнгтона не подтвердилось. Многочисленные свидетели признавали, что, конечно, о нем ходили разные слухи, но их распускали соперники, питавшие к нему зависть. Папа назначил Лэнгтону небольшую епитимью, однако затем тот был восстановлен в должности и с триумфом вернулся на родину.
Такого рода обвинения, судя по всему, были нередки в средневековой Англии. Спустя несколько лет некто Адам Страттон, служащий казначейства, также был обвинен в том, что при помощи колдовства приобрел богатство и влияние при дворе. Еще одного королевского фаворита, Пирса Гавестона (1284-1312), обвиняли в том, что он околдовал короля, питавшего к нему очевидное пристрастие.
Ничего личного – просто политика.
Доходы во времена Джейн Остен
Отсюда
Когда мы были в центре Джейн Остен в Бате, нам на глаза попалась чудеснейшая табличка, просто и ясно объясняющая, каковы были доходы во времена Элизабет Беннет и мистера Дарси.
Привожу здесь перевод этой информации, которая, на мой взгляд, может оказаться очень полезной любителям романов "несравненной Джейн".
Итак.
100 фунтов в год.
Самый маленький доход, которым обладали бедные священники, клерки в государственных конторах и не самые преуспевающие торговцы. Этот доход мог поддерживать семью с одной молодой служанкой с очень низкой зарплатой.
скрытый текст200 фунтов в год.
Родители Джейн Остен поженились в 1764 году. Они имели 100 фунтов дохода с прихода, а также у них было 200 акрков земли, приносивших еще 100. Итого у них было 200. Это порог gentility, благородной жизни, но при этом самой скромной.
300 фунтов в год.
Эта сумма обеспечивала достойное холостяцкое существование. На такие деньги можно было держать двух слуг. Брат Джейн, Джеймс, женился, обладая 300 фунтами, но вскоре это показалось ему недостаточным, чтобы держать экипаж для своей жены и охотничьих собак для себя.
Брат Джейн, Генри Остен.
400 фунтов в год.
Уровень дохода, позволявший иметь кухарку, экономку и мальчика на посылках. Мать Фанни Прайс имела 400 фунтов в год и держала двух слуг, но очень плохо распределяла средства. Изабелла Торп огорчилась, когда узнала, что у Джеймса Морланда "всего" 400 фунтов!
500 фунтов в год.
Эта сумма была способна удовлетворить абсолютно все потребности. На нее можно было позволить себе держать трех слуг, но не экипаж с лошадьми. У Остенов было как раз столько, когда они жили в Бате. Однако в 1804 году мистер Остен умер, и его пособие от церкви перестало выплачиваться. Это заставило семью резко сократить расходы и изменить образ жизни.
700-1000 фунтов в год.
Отсюда начиналась принадлежность к "псевдо-джентри" для тех, кто таковыми не был. Наиболее показательным маркером являлось наличие экипажа. У отца Джейн Остен появился экипаж, когда он стал получать 700 фунтов, хотя он и считал, что это ему не вполне по карману. Мистер Перри из "Эммы" выдает размер своего состояния наличием экипажа.
Отец Джейн Остен, Джордж Остен.
2000 фунтов в год.
Доход джентри. У мистера Беннета было столько, однако ему надо было выдать замуж пятерых дочерей! Полковник Брэндон с таким доходом считается состоятельным человеком, без каких-либо денежных затруднений или долгов.
Больше 4000 фунтов в год.
Подобное состояние позволяло забыть о любой сдержанности в расходах. Таковыми обладали Дарси, Бингли, Рашуот, Крофорд. Для того, чтобы потратить сверх этой суммы, человек должен был постоянно играть на скачках или ударяться в 'illegitimate pleasures'. На такие деньги можно было позволить себе иметь дом в Лондоне, выезжать туда на сезон и обеспечивать себе все соответствующие удовольствия и развлечения.
У многих наследниц были огромные суммы. Так, мисс Бингли имела 20000 фунтов, следовательно, она получала бы 1000 фунтов процентов каждый год. Состояние же Элизабет Беннет в 1000 фунтов приносило бы всего 50 годовых.
From Cambridge Companion to Jane Austen, ed. Edward Copeland and Juliet McMaster.
Большой королевский совет (Curia regis) в средневековой Англии
Пишет kate-kapella
отсюда
Большой королевский совет (Curia regis) в средневековой Англии
Искала информацию по баронам и рыцарям, системе подчинения, держателям маноров, происхождению джентри и т. д. По сути не нашла ничего нового, мои представления вполне верны, разве что мелочи всякие дополнились. Но зато решила сохранить отрывок из статьи в Вики про Большой королевский совет в средневековой Англии. В робингудовскую тему это не лишнее, поскольку дает представление о том, кто же такие английские бароны.
скрытый текстВ английской историографии под Большим королевским советом обычно понимается орган, возникший сразу после нормандского завоевания и представляющий собой трансформацию англосаксонского витенагемота, осуществлённую в интересах короля Вильгельма Завоевателя. Большой королевский совет англо-нормандского периода представлял собой собрание, на которое должны были являться все бароны королевства, держащие свои земли непосредственно от короля (великие бароны), а также высшее духовенство (епископы и аббаты). Участие в совете было одной из основных обязанностей феодальной аристократии, наряду с обязанностью выставлять определённое количество рыцарей в армию. В отличие от витенагемота Большой королевский совет заседал регулярно, три раза в год: на Рождество, Пасху и Троицу.
Сфера компетенции совета примерно соответствовала компетенции витенагемота, однако практика вынесения на обсуждение текущих проблем государственной власти была прекращена: эти вопросы теперь решались узким кругом приближённых короля в королевской курии. На рассмотрение Большого королевского совета выносились наиболее глобальные и политически важные вопросы, требующие согласования с баронами государства. Именно на таком совете на Рождество 1085 г. было принято решение о проведении всеобщей переписи земельных владений в Англии, чьи результаты составили «Книгу Страшного суда». Совет также играл важную церемониальную роль: сбор всех крупных баронов страны демонстировал послам иностранных монархов силу и авторитет власти короля Англии. Ещё большее значение совет имел для обеспечения непосредственной коммуникации короля с предствителями аристократии и отдалённых регионов страны и для урегулирования разногласий между различными баронами мирным путём, не прибегая к междоусобным вооружённым конфликтам. Судебные полномочия совета не играли большой роли: для нормандской Англии была характерна развитая судебная системы, подчинённая непосредственно королю как единственному источнику судебной власти в стране. Законодательные функции в англо-нормандский период также находились в зачаточном состоянии: опираясь на англосаксонские традиции, короли единолично издавали законы и устанавливали налоги, не запрашивая одобрения совета. Не требовалось согласие совета и на взыскание налогов: помимо платежей, предусмотренных феодальным правом, короли периодически облагали население «датскими деньгами», а во время Анжуйской империи по решению короля были введены некоторые дополнительные виды поборов.
Значение Большого королевского совета в Англии резко возросло после утверждения в 1215 г. Великой хартии вольностей, которая установила, что введение налогов должно осуществляться с согласия «общего совета». Хартия также зафиксировала персональный состав совета: в него должны призываться епископы, аббаты, графы, крупные бароны и представители рыцарства графств. Был создан специальный комитет для надзора над королевской администрацией. Позднее, в период правления Симона де Монфора, в состав совета были включены представители городов. С этого момента институт Большого королевского совета трансформировался в орган сословного представительства, получивший название парламент. По традиции, первым английским парламентом считается собрание, созванное в 1265 г. Симоном де Монфором, на котором впервые была применена избирательная система, а горожане стали полноправными участниками совета. Окончательное оформление парламента как высшего органа законодательной и судебной власти Англии произошло в 1295 г.
Немного о пэрстве.
В Англии, при наследниках Вильгельма Завоевателя, пэрами были все непосредственные вассалы короны; позднее это имя применялось только к тем из них, которые заседали в королевском совете (Curia regis) — к так называемым Barones majores. Таким образом, звание Пэра было тожественно со званием члена Curia regis; когда король призывал кого-либо в последнюю, то eo ipso он делал его Пэром; вследствие этого различались Пэры крупные землевладельцы (peerage by tenure) от пэров призванных (peerage by writ).
И наконец кто такой шериф
В англо-саксонский период истории Англии одной из основных локальных административных должностей, назначаемых королём, была должность рива (reeve). В графствах (shires) представитель власти короля назывался соответственно «рив графства» — shire-reeve. Именно от этого сочетания уже в средневековой Англии и произошло слово шериф.
То есть, фактически это королевский наместник в графстве, фигура и правда очень значительная.
Также о шерифах Здесь
отсюда
Большой королевский совет (Curia regis) в средневековой Англии
Искала информацию по баронам и рыцарям, системе подчинения, держателям маноров, происхождению джентри и т. д. По сути не нашла ничего нового, мои представления вполне верны, разве что мелочи всякие дополнились. Но зато решила сохранить отрывок из статьи в Вики про Большой королевский совет в средневековой Англии. В робингудовскую тему это не лишнее, поскольку дает представление о том, кто же такие английские бароны.
скрытый текстВ английской историографии под Большим королевским советом обычно понимается орган, возникший сразу после нормандского завоевания и представляющий собой трансформацию англосаксонского витенагемота, осуществлённую в интересах короля Вильгельма Завоевателя. Большой королевский совет англо-нормандского периода представлял собой собрание, на которое должны были являться все бароны королевства, держащие свои земли непосредственно от короля (великие бароны), а также высшее духовенство (епископы и аббаты). Участие в совете было одной из основных обязанностей феодальной аристократии, наряду с обязанностью выставлять определённое количество рыцарей в армию. В отличие от витенагемота Большой королевский совет заседал регулярно, три раза в год: на Рождество, Пасху и Троицу.
Сфера компетенции совета примерно соответствовала компетенции витенагемота, однако практика вынесения на обсуждение текущих проблем государственной власти была прекращена: эти вопросы теперь решались узким кругом приближённых короля в королевской курии. На рассмотрение Большого королевского совета выносились наиболее глобальные и политически важные вопросы, требующие согласования с баронами государства. Именно на таком совете на Рождество 1085 г. было принято решение о проведении всеобщей переписи земельных владений в Англии, чьи результаты составили «Книгу Страшного суда». Совет также играл важную церемониальную роль: сбор всех крупных баронов страны демонстировал послам иностранных монархов силу и авторитет власти короля Англии. Ещё большее значение совет имел для обеспечения непосредственной коммуникации короля с предствителями аристократии и отдалённых регионов страны и для урегулирования разногласий между различными баронами мирным путём, не прибегая к междоусобным вооружённым конфликтам. Судебные полномочия совета не играли большой роли: для нормандской Англии была характерна развитая судебная системы, подчинённая непосредственно королю как единственному источнику судебной власти в стране. Законодательные функции в англо-нормандский период также находились в зачаточном состоянии: опираясь на англосаксонские традиции, короли единолично издавали законы и устанавливали налоги, не запрашивая одобрения совета. Не требовалось согласие совета и на взыскание налогов: помимо платежей, предусмотренных феодальным правом, короли периодически облагали население «датскими деньгами», а во время Анжуйской империи по решению короля были введены некоторые дополнительные виды поборов.
Значение Большого королевского совета в Англии резко возросло после утверждения в 1215 г. Великой хартии вольностей, которая установила, что введение налогов должно осуществляться с согласия «общего совета». Хартия также зафиксировала персональный состав совета: в него должны призываться епископы, аббаты, графы, крупные бароны и представители рыцарства графств. Был создан специальный комитет для надзора над королевской администрацией. Позднее, в период правления Симона де Монфора, в состав совета были включены представители городов. С этого момента институт Большого королевского совета трансформировался в орган сословного представительства, получивший название парламент. По традиции, первым английским парламентом считается собрание, созванное в 1265 г. Симоном де Монфором, на котором впервые была применена избирательная система, а горожане стали полноправными участниками совета. Окончательное оформление парламента как высшего органа законодательной и судебной власти Англии произошло в 1295 г.
Немного о пэрстве.
В Англии, при наследниках Вильгельма Завоевателя, пэрами были все непосредственные вассалы короны; позднее это имя применялось только к тем из них, которые заседали в королевском совете (Curia regis) — к так называемым Barones majores. Таким образом, звание Пэра было тожественно со званием члена Curia regis; когда король призывал кого-либо в последнюю, то eo ipso он делал его Пэром; вследствие этого различались Пэры крупные землевладельцы (peerage by tenure) от пэров призванных (peerage by writ).
И наконец кто такой шериф
В англо-саксонский период истории Англии одной из основных локальных административных должностей, назначаемых королём, была должность рива (reeve). В графствах (shires) представитель власти короля назывался соответственно «рив графства» — shire-reeve. Именно от этого сочетания уже в средневековой Англии и произошло слово шериф.
То есть, фактически это королевский наместник в графстве, фигура и правда очень значительная.
Также о шерифах Здесь