Молодо-зелено

Короче говоря, мою ночь сделал человек-триггер. Вернее - текст человека-триггера. Каждый раз, хватаясь за втюханное на редактуру-техработы штуковину, я познаю некие бездны. А хотел прикоснуться к великому, тьфу.
Оно так чудесно легло на мамины вопли про "за работу не сказали спасибо", что мой триггерометр взлетел в космос и машет с Плутона лапками.
Чудная автобиография, чудная. Душевная и даже искренняя. И этим - триггерит.
Погрузимся же в пучиныИскреннее нежелание и неумение пробиваться. От певицы. Серьезно. И так, вся жизнь - пока кто-то толкает и тащит, все относительно окей. Стоит перестать - и ничего. И смирение, нечеловеческое.
И, конечно же, через абзац - мне уже овердофига лет, я имею право высказывать мнение.
Политота. Внезапная политота. Ладно, черт бы с ней, хотя нет, что это? "Как я могла помыслить, что Америка станет другом?!" Не черт с ней, просто еще один отголосок СССР.
Фанатство. Искреннее, незамутненное, чистое фанатство. До той стадии, что в отрыве от кумира певица не воспринимается.
Пассаж про гостей, которым радуют глаз роскошные одесские женщины, вынес меня в космос. Прям город-квартал Красных Фонарей. Похвалила и обосрала.
Добро пожаловать в прошлый век, господа. Сексизм, мизогиния, лукизм, эйджизм, эхо Холодной войны. Воспевание советской эстрады и - внезапно, Михайлова, Лепса и Винника. Остальные трэш и мусор, а вот великие светочи, благодаря которым общество не скатилось в днище.
И я думаю о том, что наверное, славно, что нет цензуры. Иначе я был бы цензором. И эта автобиография просто никогда не увидела бы свет. Потому, что я боюсь, что кто-то прочитает это и воспримет сквозь призму авторитета. Как норму. Как руководство к жизни.
Знаете, о чем я думал, когда продирался сквозь строки благодарностей Богу за тех, кто раз за разом вытаскивал авторку из забвения на сцену? О том, что смирение - такая форма социального паразитства. Где бы был ее чудесный голос, публикации о ней, концерты и вот это все, если бы все вокруг тоже были смиренными и ожидающими воли высших сил? В рифме к слову "где".
Я не имею права ни обсуждать, ни осуждать чужую жизнь. Чтобы человек не делал - он делал только то, на что был способен в каждый момент. Я осуждаю не жизнь, я осуждаю взгляды. Например, я осуждаю мнение "Киркоров, Пугачева, Михайлов, Лепс, Винник - последние светочи достойной эстрады и как же прекрасно, что они до сих пор не ушли на покой". Очень субъективно, но осуждаю. Я вообще любых пенсионеров, затусившихся на работе, осуждаю - дай дорогу молодым, е-мое. Размеры пенсий мне, конечно, мешают осуждать, но сомневаюсь, что перечисленные выше кадры вообще нуждаются в пенсии.

Я читал и видел сквозь строки старушку, которая "все еще поет" - но только ее уже пять лет никуда не зовут и работы нет. Одинокую, смиренную в своей гордыне, в платочке и со свечечкой. С восклицательными знаками и многоточиями, которые не выпилить и бензопилой. И все, что остается - учить жизни молодых, подавать пример, быть мудрым аксакалом. Я читал старушку, а в наушниках читал свои тексты Оксимирон. Что-то я в последнее время все чаще слушаю Мирона за работой, без его агрессивных строк воспринимать это решительно невозможно. Даже за деньги, нормальные такие.