Англия Джейн Остин1 читатель тэги

Когда семья переезжала в новую местность, населяющие её респектабельные люди брали на себя задачу навестить прибывших, что было одним из очень немногих случаев, когда человек мог представиться. Однако был небольшой подвох. Мужчин навещали только мужчины, женщины сами не инициировали знакомства. Отсюда смятение миссис Беннет в «Гордости и предубеждении», когда мистер Беннет отказывается навестить мистера Бингли в Незерфилде и установить официальное знакомство между семьями.

скрытый текстКак только хозяин дома установил знакомство и представил женщин в своём доме, они могли взаимодействовать в обществе и даже представлять новоприбывших другим. Соседские матроны и жёны пасторов с их широким кругом связей были отличным источником информации. Эту роль для сестёр Дэшвуд играют Миддлтоны из «Чувства и чувствительности». Несомненно, Августе Элтон из «Эммы» очень понравился бы этот аспект положения жены викария. Публичные и частные мероприятия, включая званые обеды и вечеринки, праздники и даже поминки, предоставляли возможности для новых знакомств.

Обычно низшие по социальному положению представлялись высшим, мужчины - женщинам, а не наоборот. В отличие от города, где приходилось ждать визита вышестоящего, в сельской местности для мужчины было приемлемо сделать это самому или оставить визитку кому-то с более высоким социальным статусом, если этот человек был новоприбывшим. Принятие теми, кто был выше по социальному статусу, было ключом к социальной мобильности в обществе эпохи Регентства, поэтому такие знакомства пользовались большим спросом.
отсюда

Почему Дарси такой холодный?

скрытый текстИз блога: Правое полушарие Интроверта

Этикет и социальные нормы – то, на чем держалось английское дворянское общество. Каждый шаг регламентировался и строго оценивался с учетом вашего статуса. Мистер Дарси кажется Элизабет холодным, замкнутым и надменным – всех этих качеств требует его статус. Он не может вести себя столь же свободно, как и Уикхем: чем выше титул, тем более строгие требования.

Элизабет и Дарси кажутся нам сейчас крайне сдержанными, ведь одно неверное действие могло испортить всю репутацию. Именно поэтому так драматична ситуация с побегом Лидии и Уикхема. Подобный поступок ставит крест на всей семье.

Не имея возможности быть открытыми и искренними в разговорах и поступках, Элизабет и Дарси общаются на языке взглядов. В романе много времени уделяется именно описаниям процессов, связанных со зрением. К сожалению, связанная с ним игра слов частично потерялась при переводе. Герои внимательно рассматривают друг друга и через эти наблюдения, подобно ученым зарождающейся экспериментальной науки, приходят к новым выводам относительно друг друга.

Смотрят они, конечно, украдкой – даже в подобном деле существует этикет. Они не могут позволить себе глазеть, но от этого менее пытливым их взор не становится. Зрение становится аналогом познания и понимания. На английском языке «I see» значит «я понимаю». Элизабет произносит именно эту фразу, когда узнает правду о Дарси и Уикхеме. Можно было также сказать: «Я прозрела». отсюда

В 1813 году, когда наконец была опубликована книга «Гордость и предубеждение», аптекари играли важную роль в сельских местностях, где не хватало врачей. Когда Джейн Беннет заболела в Незерфилд-парке, послали за аптекарем мистером Джонсом:

"Завтрак подходил к концу, когда из Незерфилда прибыл слуга со следующей запиской, адресованной Элизабет:
«Дорогая Лиззи,
Сегодня утром я очень плохо себя почувствовала — должно быть оттого, что вчера основательно промокла. Наши добрые друзья и слышать не хотят о моем возвращении, пока я хоть немного не поправлюсь. Они настаивают также на том, чтобы меня осмотрел мистер Джонс — поэтому не тревожьтесь, если услышите, что он меня навестил. У меня всего только головная боль и небольшое воспаление в горле.
Твоя и т. д."

скрытый текстВ отличие от врача, чье социальное положение имело высокий статус, аптекари считались на ступень выше торговца и на несколько ступенек ниже врача. За время работы в качестве учеников аптекари учились делать лекарства и припарки. Они работали в аптекарских магазинах и часто были единственной альтернативой для людей, которые обращались за медицинской помощью и не могли позволить себе оплату услуг врача. Интересно, что аптекарям не платили за советы и лечение - им платили только за проданные лекарства.

Мистер Джонс поехал бы в Незерфилд-холл и дал бы свой совет без вознаграждения. Но он порекомендовал свои лекарства, которые позволили ему заработать немного денег, и научил бы Элизабет, как ими пользоваться:

"Приехавший вскоре аптекарь, осмотрев больную, сказал, что, как и предполагалось, заболевание вызвано сильной простудой, потребовал принятия самых энергичных мер, предписал постельный режим и обещал прислать микстуру. Предписание было выполнено немедленно, так как лихорадка и головная боль все время усиливались..

Уловка миссис Беннет, направленная на то, чтобы оставить Джейн в Незерфилде сработала:

"— Увы, сэр, это именно так! — отвечала она. — Бедняжка слишком плоха для того, чтобы ее сейчас можно было перевезти в Лонгборн. Мистер Джонс считает, что об этом и думать сейчас не следует. Нам придется еще некоторое время пользоваться вашим гостеприимством."

Мистер Беннет демонстрирует свое остроумие по поводу махинаций миссис Беннет, даже когда упрекает ее за то, что она подвергла Джейн опасности:

"— Что ж, моя дорогая, — обратился к жене мистер Беннет, когда Элизабет прочла записку вслух, — если ваша дочь серьезно заболеет и, быть может, умрет, — как приятно будет сознавать, что произошло это в погоне за мистером Бингли, осуществленной по вашим указаниям.
— Я вовсе не опасаюсь за ее жизнь. Люди не умирают от каких-то простуд. За ней будут хорошо ухаживать, и пока она там, ничего плохого случиться не может. Если бы можно было взять экипаж, я бы охотно ее навестила."

Аптекарский магазин во времена Джейн Остин был очень похож на сегодняшнюю аптеку, где покупатель мог купить лекарства, травы, припарки, панацеи и другие лекарства. В таких магазинах также продавалось хирургическое оборудование. Аптекари часто были единственными врачами в сельской местности, и они брали с собой все необходимое в компактных аптекарских ящиках. Мистер Джонс, аптекарь Джейн Беннет, должно быть, продавал свои растворы из такой же коробки. отсюда

Общепризнанно, что Джейн Остин хорошо сочетается с чаем. И ее персонажи пьют его очень много! Есть 16 упоминаний о чае в «Чувстве и чувствительности», 15 - в «Гордости и предубеждении», 31 - в «Мэнсфилд-парке», 27 - в «Эмме», 12 - в «Нортенгерском аббатстве» и 2 - в «Доводах рассудка».

скрытый текстЗачем столько чая? Из писем Остин к ее старшей сестре Кассандре мы знаем, что писательница любила чай. В одном письме она пишет: «Дай мне знать, когда начнешь пить новый чай... Моя нынешняя элегантность еще не сделала меня равнодушной к таким вопросам. Я все равно что кот, который увидел мышь».

Согласно книге Ким Уилсон «Чай с Джейн Остин» 2011 года, Джейн хранила семейный чай Остинов под замком, чтобы слуги его не воровали, и сама занималась покупкой и приготовлением чая. В эпоху Регентства хороший чай был настолько дорогим и ценным, что аристократические семьи часто не доверяли его поварам и горничным, предпочитая вместо этого доверять его какой-нибудь бедной родственнице, живущей в доме.

Эта практика может показаться экстремальной, но она имеет смысл, если учесть важность чаепитий для социальной структуры Регентства. В письмах к сестре Кассандре Остин описывает чай как смазку для общения, идеальное сопровождение, способное превратить любое скучное дело в увлекательное светское представление.

В то время кофейни были предназначены исключительно для мужчин. Лондонские холостяки относились к кафе как к шумным дневным барам, где молодые люди заводили деловые связи и обсуждали философию. И самом деле кофе, чай и сахар питали философию Просвещения.

С другой стороны, домашние чаепития представляли собой совместные мероприятия, на которых семьи могли общаться, делиться историями и, конечно же, планировать браки.

Чай подавали ранним вечером между ужином и ночными занятиями, такими как танцы и карты. Чай также подавали в качестве освежающего напитка на аристократических балах, где джентльмены могли сопровождать молодых дам в чайную, чтобы провести время наедине. В обществе, где взаимодействие между полами было редким и строго регламентированным, эти короткие моменты могли создать или разрушить потенциальный брак. отсюда

Викторианцы ожидали от одежды, что она прослужит им многие годы, а бог даст, перейдет по наследству детям, как передавались подвенечное платье и фраки. Бедные изготавливали одежду сами от начала до конца, как это было принято на фермах: пряли, ткали, кроили и шили; или покупали с рук ношеную, как это было в городах. Крашеные вещи стоили дороже, поэтому яркие краски были привилегией богатых людей.

скрытый текстОднако в середине XIX века, когда из-за развития мануфактур цены на вещи упали, низшие классы уже смогли позволить себе приобретать разноцветные юбки и брюки (если на них все еще возможно было увидеть цветовую гамму), доставшиеся им после долгого пути, проделанного этой одеждой, переходившей из рук в руки.

Сколько денег необходимо было потратить для того, чтобы достойно выглядеть, зависело от класса. В середине 1870-х годов рабочая семья из пяти человек одевалась на шесть фунтов в год или на два шиллинга три пенса в неделю. В обеспеченной семье среднего класса джентльмен одевался на тридцать фунтов в год, леди — на пятьдесят. На наряды детей тратилось от десяти до пятнадцати фунтов.

Однако Джанет Маршалл и ее сестра Ада, принадлежавшие к высшему классу и имевшие репутацию конформисток (очень современных девушек), никогда не тратили более тридцати фунтов каждая, хотя, не в пример многим женщинам, имели гардероб из сорока новых платьев в год. В основном экономия производилась за счет того, что девушки шили платья сами. Они прибегали к помощи портнихи только в крайних случаях, когда требовалась высококвалифицированная работа: при изготовлении вечерних туалетов и для шитья лифов.

В основном платья они шили к зимнему и летнему сезонам и тратили на эту работу по три часа ежедневно. Кроме того, девушки постоянно искали в магазинах нужные материалы, узоры, кружева, ленты, отделку. Чаще всего приходившая на дом портниха раскраивала платье и сшивала корсаж, в то время как женщины сами шили юбки и нашивали простую отделку. За самую простую работу портниха получала в день два шиллинга и не тратилась на еду, поскольку ее кормили в домах, куда приглашали. За сложную, тонкую работу — три шиллинга в день.
Если семья была очень богата, то леди могла позволить себе шить у портних, державших ателье. Тогда на пошив тратилось приблизительно сто фунтов в год.

К одежде относились бережно. По утрам надевалось платье, которое было сшито два года назад для работы по дому, и в нем же леди могла принимать близких гостей и не очень важных знакомых От большинства женщин среднего класса ожидалось, что они будут носить платья до десяти лет и покупать очередную обновку через три-четыре года.

Однако в более бедных семьях изобретательные женщины умудрялись приобретать платье каждый год всего за десять шиллингов, выбирая темные тона, чтобы оно могло быть использовано в дальнейшем для домашней работы. С помощью различных отделок ему придавался привлекательный вид, а меняя кружева на ленты, они давали понять, что у них новый наряд.

Также оборотистые дамы покупали две новые пары сапог или ботинок каждый год за один фунт три шиллинга, цветные чулки на зиму и белые на лето обходились им в один фунт десять шиллингов. Шесть пар перчаток: четыре темных и две светлых — за один фунт один шиллинг, пять шиллингов они отдавали за белые и цветные воротнички и манжеты, соломенные шляпки ежегодно обходились им в один фунт восемь шиллингов, новый капор — еще в один фунт.

Итого семь фунтов в год на одежду. Перчатки являлись прекрасным показателем статуса: если они облегали руку и легко отделялись друг от друга, это означало, что их хозяйка не обременяла себя работой. Их было очень трудно чистить и дорого заменять. Можно было купить полуфабрикат платья, когда одежда была либо раскроена по определенному фасону, либо сшита самая трудная часть — лиф. Хотя при этом всегда оставалась угроза того, что платье будет морщинить сзади.

Нам трудно понять сегодня, что когда-то, зайдя в магазин, мы не увидели бы развешанных повсюду юбок, блузок, жакетов и другой приготовленной для продажи одежды, зато обнаружили бы необыкновенный выбор материалов, отделок, крючков, ниток, бисера, гаруса, пуговиц, шнуров, бахромы — то есть всего, что нужно было мастерицам для шитья.

Готовое платье можно было купить, только если в ателье клиентка отказалась от своего заказа и покупательнице подошел ее размер, либо в местах, где торговали поношенным товаром, или у портних, которые, заметив какой фасон очень популярен в этом сезоне, решили скопировать его для нескольких заказчиц.

В 1861 году в магазине мод впервые предлагалась реклама полностью готовых платьев, а через десять лет клиентам уже рассылались журналы с предлагаемыми видами услуг в магазине «Дэбенхэм»: целиком сшитый туалет; одежда, сшитая в магазине по меркам клиента; сшитый на заказ лиф с готовой юбкой. Материал и предлагаемый фасон отсылались даме, и она, обмерив себя, заказывала наряд. Готовое платье стоило дешевле, и с 1880 года леди постепенно стали пользоваться уже готовой купленной одеждой, чего не было никогда ранее.

"Повседневная жизнь викторианской Англии" Т. В. Диттрич

Ватсон: – Чем она живёт?
Мортимер: – Френкленд вряд ли ей даёт что-нибудь, так как его дела находятся в плачевном состоянии. ..Мы хотели, чтобы она выучилась печатать на машинке...

Не случайно, что с ростом женского образования, выросла и женская занятость.
Прорыв в английском обществе случился с "Закона об образовании 1870г", который предоставлял школьное образование всем детям от пяти до двенадцати лет, при этом начальная школа стала обязательной в 1880г., и бесплатной - в 1891г.

скрытый текстПрибавить к этому основание женских колледжей в Оксфорде и Кембридже, присуждение ученых степеней женщинам из других колледжей и университетов (чего Оксбридж не делал до 20-го века, а также борьбу за среднее образование и основание школ для девочек, и вы получите настоящую революцию в мышлении. В результате этих монументальных изменений женщины и девочки-подростки эдвардианской эпохи стали первым поколением женщин, получившим образование по тем же стандартам, что и мужчины.

И это произошло в идеальное время для женщин поздневикторианской и эдвардианской эпох. К 1860-1870-м годам “Вопрос о лишних женщинах” стал темой бесчисленных статей, лекций и брошюр. Несмотря на вековое мнение о том, что женщины созданы для брака и материнства, неприятная реальность того, что сотни тысяч, возможно, миллионы женщин не выходят замуж из-за бедности, возраста, внешности, отсутствия положения и особенно нехватки подходящих мужчин, пугала общество.

Однако никто не предлагал никаких реальных решений, кроме как посвятить себя заботам о своих стареющих родителях или стать смотрителем / гувернанткой в доме своего женатого брата или сестры. Женщины 1880-х годов восстали против этого унылого существования и медленно, но верно начали проникать в ряды рабочей силы в качестве продавщиц, учителей, библиотекарей, журналистов, медсестер и т.д.

Одной из профессий, царящей над остальными, была "девушка-наборщица", или машинистка. Будучи одной из наиболее высокооплачиваемых и “благородных” должностей, она пользовалась большим спросом у женщин-профессионалов. Женщина, владеющая навыками машинописи, письма под диктовку и стенографии, могла работать личным секретарем, помощником писателя, клерком у адвоката или в правительстве.

Для обучения женщин необходимым навыкам, были основаны бизнес-школы и классы, и по истечении установленного срока студентке выдавался сертификат, подтверждающий потенциальным работодателям, что соискатель обучен и имеет опыт работы с вышеупомянутыми навыками, а также с несложными бухгалтерскими, деловыми терминами, бизнес-арифметикой и кратким изложением (составление “документа как можно меньшим количеством слов, последовательно с четкостью и аккуратностью”).

В Лондоне Столичная школа стенографии на Чансери-лейн брала пять гиней за полный курс обучения, пока ученица не достигала скорости около 120 слов в минуту (еженедельно можно было выплачивать полгинеи, при этом плата снижалась до 5 шиллингов, если посещались вечерние занятия).

Будущая машинистка также могла научиться пользоваться пишущей машинкой в головном офисе или филиалах ведущих производителей пишущих машинок, и часто эти занятия были бесплатными при покупке.

Зарплата машинистки или секретаря варьировалась в зависимости от опыта и занимаемой должности. Клерку-стенографисту и машинистке могли платить от 15 шиллингов для новичка до 2 или 3 фунтов стерлингов в неделю, тогда как секретарь получал от 50 до 250 фунтов стерлингов в год.
Но как ни странно, при том, что найти работу переписчика для юриста или перепечатки рукописей было трудно, платили довольно скудно – около 5 фунтов стерлингов за роман объемом в 100 000 слов.

Наиболее надежные и оплачиваемые должности были на Государственной службе. Из отделов, открытых для женщин-машинисток, были Совет по образованию (Англия), Министерство по делам колоний, Таможня, Министерство иностранных дел, Управление Индии, Налоговое управление, Канцелярия министра по делам Шотландии, Казначейство и Военное министерство (включая склад одежды Королевской армии).

Чтобы стать машинисткой в правительственном департаменте, женщина должна была быть в возрасте от 18 до 30 лет, быть незамужней или вдовой, “иметь надлежащую квалификацию в отношении здоровья и характера”, быть прирожденной или натурализованной британской подданной и ростом не менее пяти футов без ботинок.
Экзамен при приеме на работу включал “письмо, орфографию, сочинение по английскому языку, перепечатку рукописи, арифметику (первые четыре правила, простые и составные, включая английские меры веса и сокращение), машинопись; и, если того требовал факультет, от которого был выдвинут кандидат, стенографию – и они должны были сдать все темы.

Хотя домашняя прислуга продолжала доминировать в сфере занятости женщин, профессиональный класс женщин был солидным и внушительным. Впервые в истории женщины могли найти и находили работу вне дома, с помощью которой они могли прокормить себя.

Конечно, проблема неравной оплаты труда между работниками мужского и женского пола существует и по сей день, но в позднюю викторианскую и эдвардианскую эпохи “лишние женщины” больше не были жалкими, кроткими созданиями, заслуживающими жалости: это были независимые и жизнерадостные женщины, которые прокладывали индивидуальный путь вопреки диктату общества. И для многих женщин пишущая машинка была инструментом кардинальных социальных перемен.

перевод мой отсюда

К концу 1800-х годов многие женщины путешествовали хотя бы раз, и, конечно же, викторианский этикет не прошёл мимо этого! Первым правилом была пунктуальность, и рекомендовалось встать достаточно рано, чтобы успеть подготовиться. Во-вторых, путешественницам советовали избегать ярких нарядов, поскольку «неброская одежда и достойная манера поведения обеспечат даме уважение». Одной из величайших бед путешествий было чрезмерное количество багажа. При недолгих поездках даме рекомендовалось брать с собой только модную ковровую сумку, в которой должны были храниться: зеркало, чтиво, крекеры или сэндвичи, шаль, одежда для сна и чистое бельё, а если женщине предстояло провести ночь в поезде, то тёплый шерстяной или шёлковый чепец заменял капор.

скрытый текстЖенщины, путешествующие в одиночку, часто становились главной мишенью грабителей, поэтому предлагалось «сделать прочный карман в верхней юбке и носить в нём деньги, оставляя лишь небольшую сумму в кармане платья на непредвиденные расходы». Путешествия часто приводили к разговорам между незнакомцами, и хотя такие разговоры не считались неприличными, «благоразумие запрещало» женщине быть дружелюбной с незнакомым человеком. Это объяснялось тем, что опасность возникает как для леди, так и для джентльменов, поскольку существовали «очень приятные и очаровательные жулики обоих полов». "Истинный джентльмен” должен был проявлять вежливость и предлагать помощь (помочь с багажом и т.п), но женщинам всё равно стоило быть начеку. Пособие «The railway traveller's handy book» напоминало, что при вхождении поезда в туннель, всем пассажирам следовало держать средства самообороны наготове.

Иногда женщины сталкивались с трудными ситуациями, путешествуя в одиночку. Например, покой нарушал грубый или навязчивый незнакомец. Если демонстративное закрытие лицо вуалью или книгой не помогало, то вступать в перепалку не рекомендовалось. Вместо этого было уместно обратиться за помощью к другому мужчине. Однако отмечалось, что как только джентльмен разрешил ситуацию, после слов благодарности он «освободил бы леди от своего присутствия». Одинокой путешественнице предлагалось найти место рядом с другой женщиной или пожилым мужчиной. Если же она была с компаньоном, то не стоило докучать однообразными вопросами и ожидать, что спутник будет её развлекать. отсюда

Серьезное, но сердечное "спасибо"

скрытый текстУ викторианцев было множество советов о том, как и когда леди должна произносить слова благодарности, особенно когда это было ответом на услугу, оказанную незнакомым джентльменом. Некоторые считали, что не в моде благодарить незнакомцев за небольшие знаки внимания — например, если придержали двери или уступили место в переполненном омнибусе. Однако не все были согласны с тем, что маленькие услуги нужно воспринимать как должное.

В книге 1878 года «Sensible Etiquette of the Best Society» миссис Х. О. Уорд от всей души соглашается с советами из «The Ladies’ Book of Etiquette and Manual of Politeness» и заявляет следующее: “Общество, в котором больше не считается этикетом благодарить незнакомца за вежливость, может быть и модно, но это не самое лучшее общество. Наши джентльмены, так же как и иностранцы, вполне могут счесть неучтивой любую даму, которая не говорит "спасибо" тому, кто открыл ей дверь, чтобы она могла пройти или после того, как вернул ей обронённый носовой платок или веер.

Но это не означало, что даме нужно было опускаться до фамильярности, скорее даже наоборот. Викторианкам советовали не улыбаться незнакомцу, выражая благодарность. Вместо этого г-жа Уорд рекомендовала произнести «серьёзное, но сердечное спасибо». Г-жа Хартли советовала «принять любезность, поблагодарить, поклониться и идти дальше». Поклон, как правило, представлял собой не более чем наклон головы. В некоторых ситуациях этого было достаточно само по себе: «Если, входя в переполненную церковь, джентльмен видит вас и предложит своё место, ответьте поклоном и прошепчите «спасибо», независимо от того, приняли вы помощь или нет. Если служба началась, не разговаривайте; вежливый наклон головы передаст вашу признательность».

Такая благодарность распространялась и на слуг-мужчин. Хотя леди не обязана благодарить слугу за то, что он просто выполняет свою работу, следовало выразить благодарность за «любое дополнительное внимание». Как объясняет Мод Кук в книге «Social Etiquette; or Manners and Customs of Polite Society» : «Никогда не благодарите слугу за то, что он передал какое-либо блюдо или вино, ведь это его работа; но за любую личную услугу, например, за поднятие упавшей салфетки, уместно произнести в ответ «Thank you,», а не «Thanks». отсюда

Появление рождественской ёлки в Англии обычно приписывают принцу Альберту, однако похожее случалось ранее: обычай наряжать хвойное дерево существовал в германской традиции, а в Англию эту традицию привезла королева Шарлотта, родившаяся в правящей семье Мекленбург-Стрелиц, герцогства на севере Германии.

скрытый текстДжон Уоткинс описывает рождественские торжества королевской семьи в 1800 году в своей биографии королевы Шарлотты: «В начале октября королевская семья покинула побережье и направилась в Виндзор, где Её Величество очень приятно встретила следующее Рождество. Шестидесяти бедным семьям был дан сытный обед; а вечером дети из знатных семей были приглашены на угощение в Охотничий домик. Здесь, среди других забавных предметов для развлечения маленьких гостей, посреди комнаты стояла огромная кадка с помещенным в неё тисом, с ветвей которого свисали гроздья сладостей, миндаля и изюма в обёртках, фрукты и игрушки, расставленные со вкусом и освещённые маленькими восковыми свечами. После того, как компания обошла вокруг и полюбовалась деревом, каждый ребёнок получил порцию сладостей вместе с игрушкой, а затем все вернулись домой в полном восторге».

Это продолжило быть частью торжеств в королевском дворе. Мать королевы Виктории тоже была немкой, и 24 декабря 1832 года юная принцесса написала в своём дневнике: «Затем мы прошли в гостиную рядом со столовой. После того, как мама трижды позвонила в колокольчик, мы вошли. Там стояли два больших круглых стола, на которых стояли две ёлки, увешанные гирляндами и сахарными украшениями. Все подарки были расставлены вокруг. Один стол был для меня, другой - семьи Конрой».

Однако рождественские ёлки не вошли в моду в Викторианской Англии до тех пор, пока газета «Illustrated London News» не напечатала гравюру с изображением королевы Виктории, принца Альберта и их семьи, собравшихся вокруг рождественской ёлки в Виндзоре в 1848 году. Это привело к тому, что появление данной традиции ошибочно приписывают принцу Альберту, тогда как к этому времени она уже прочно утвердились на рождественских торжествах королевской семьи. отсюда

Украшенный дом эпохи Регентства

скрытый текстДжейн Остин упоминает Рождество в своих романах. В «Гордости и предубеждении» Кэролайн Бингли пишет: «Я искренне надеюсь, что ваше Рождество в Хартфордшире будет изобиловать весельем, которое обычно приносит это время года». После обручения с мистером Дарси Элизабет Беннет пишет своей тёте Гардинер: «Вы все должны приехать в Пемберли на Рождество». В «Мэнсфилд-парке» сэр Томас устраивает бал для Фанни и Уильяма на Рождество. В «Эмме» Уэстоны устраивают незабываемую рождественскую вечеринку. Действительно, эта пора была посвящена приёмам семьи и друзей и организации вечеринок. Официальный рождественский сезон длился с 6 декабря до 6 января. В День Святого Николая, вдохновленный североевропейской традицией, начинались рождественские визиты и часто обменивались подарками. 21 декабря в честь святого апостола Фомы бедные, вдовы и пожилые люди могли прибегнуть к традиции «Thomasing» — хождению от двери к двери в поисках денег и небольших подачек, чтобы скрасить своё Рождество.

Но как же в эпоху Регентства украшали свои дома? Не так пышно, как в Викторианскую эпоху. По древней традиции дома в сочельник украшали венками и украшениями из вечнозелёных растений, таких как плющ, омела, остролист, лавр и т.д. Люди, богатые и бедные, щедро украшали всё вокруг – столешницы, перила и даже портреты. Не брезговали украшать и себя, втыкая зелёные веточки в петлицы.

Поскольку свечи были основным источником света во многих домах, существовали и специальные рождественские свечи, отличавшиеся особо крупным размером. Висящая в дверном проёме омела принимала форму переплетённого шара из вечнозеленых растений, яблок, апельсинов, бумажных цветов и кукол, изображающих Иосифа, Марию и младенца Иисуса. Подвешенная у входа, она приветствовала посетителей и предоставляла возможность отдать дань традиции поцелуя под ней. Помимо отделки домов большинство местных приходов украшали свои церкви. Не все поддерживали такую инициативу, но всё же вечнозелёные растения также появлялись во многих церквях. отсюда

В начале декабря на улицах городов появлялись праздничные украшения. Некоторые торговцы верили в примету, согласно которой украсившего до Рождества свой магазин вечнозелеными растениями – остролистом, плющом, омелой – будет преследовать неудача. Но большая часть украшала витрины и прилавки уже в начале адвента, считая это залогом бойкой торговли. Выбор товаров в предпраздничные недели был особенно широк. На рынках можно было купить домашнюю птицу, которая была обязательным блюдом на праздничном столе. В викторианскую эпоху лишь немногие могли позволить себе купить курицу или индейку, поэтому у подавляющего большинства англичан традиционной праздничной едой был гусь. Нередко даже создавались т. н. «гусиные клубы», члены которых делали регулярные взносы, чтобы приобрести птицу к празднику. Те, кто не мог позволить себе и такой вариант довольствовались кроликом или – как на севере Англии – ростбифом.

скрытый текстОбязательной частью предрождественских хлопот была подготовка подарков. В викторианской Англии было два вида рождественских подарков – уже готовые, которые можно было купить практически в любой лавке и сделанные самостоятельно. Но, несмотря на обширный выбор товаров – практически на любой вкус и кошелек – наибольшую популярность сохраняли подарки, сделанные вручную дарителем.

Планирование могло начаться еще за два-три месяца до праздника, а к декабрю уже во многих журналах и газетах можно было найти инструкции, выкройки и чертежи для возможных подарков, а также руководства по украшению дома. Изготовление рождественских подарков было возможностью провести свободное время с пользой и возможно даже передать свои умения детям. Дочери нередко помогали матерям с шитьем и рукоделием. отсюда

Подарки

Дарить друг другу подарки на Рождество – совсем молодая традиция. До пятидесятых годов XIX века подарки получали только дети, позже их стали дарить друг другу и взрослые. В середине века возник обычай обмениваться рождественскими открытками. Их придумал Генри Коул – один из ведущих предпринимателей той эпохи. Картинку для открытки нарисовал художник Джон Коллкотт Хорсли. На ней была веселая компания, собравшаяся за столом, и ставшее традиционным поздравление: «Merry Christmas and a Happy New Year». Так как некоторые люди на картинке держали в руке бокалы вина, эти открытки вызвали негодование викторианских блюстителей нравственности. С ними боролись так активно, что сейчас в мире осталось около десяти экземпляров. Открытка стоила всего пенс, а марка - полпенса, так что даже небогатые люди могли послать поздравление своим родным.

И еще одна новинка прямиком из XIX века – рождественские хлопушки. Их придумал в 1847 году кондитер Том Смит. Тогда в них еще не было пороха: их просто разрывали за праздничным столом, и оттуда выпадали сладости. Производитель называл свои изделия «взрывами ожиданий».

"Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи". отсюда