Иннис Аваллах 5 читателей тэги

Автор: essilt

Запасной аэродром http://essilt.diary.ru/

Старое Анны Ривелотэ

22 июля 2018 (17:07:12) 468

Актуальности, btw, не меняет.

Когда я захожу в кафе и вижу за столиком людей с детьми, то выбираю место к ним спиной. Когда я захожу в парк и вижу много людей с детьми, я выхожу из парка. Когда я захожу в метро и вижу детей на скамейке, я иду в другой конец вагона. Наверное, у психиатров есть для этого специальное слово. А я просто хочу быть свободной от присутствия детей. Потому что дети - они такие маленькие, такие мягкие, такие зайки и цветочки; они пахнут молоком (ненавижу молоко кстати) и карамелью (карамель ненавижу), хочется их схватить, прижать, обернуть платком, и бежать, бежать, через темный лес, сбивая ноги, от огней подальше, от собачьего лая, озираясь, скуля, замирая, туда, где родители не достанут. Зарывать их в мох и потом караулить, отгоняя нечисть и комаров. И твердить в помешательстве: не отдам, не отдам девочку, не отдам мальчика, зная, что не моё, что догонят, отнимут, и вилы в бок, чтоб не скалилась, чтоб не зарилась, чтоб не портила, не пугала чтоб. Не впивалась чтобы губами в лоб, не баюкала, не качала, от нежности не дичала, не доила кровавое молоко, не водила по полю далеко, где васильки и где маков цвет, и не грела чтоб, не любила, нет.

И всё время сбиваюсь на белый стих; есть специальное слово: псих. И вот, такая вся чайлдфри, ем в кафе свой картофель фри, сидя спиною к гостям с детьми, чувствуя всеми своими костьми, как дышат дети с ясными лицами, как бьются венки между ключицами. Вот они, фрукты чужой любви, - ходят, двигаются, говорят, так и должно быть, так и должно. Только в моей любви, как в домино: пусто-пусто семь раз подряд. Женщины с бедрами чуть пошире милым моим сыновей рожают, а я привыкла, что я чужая, но иногда меня накрывает: хочется тупо мочить в сортире женщин с бедрами чуть пошире. Хватать детей, завернув в платок, бежать через город и через лес, стыда не ведая, страха без, и огрызаться седой волчицей, когда с дрекольем, когда с милицией. И это глупо, и это дико - видеть, как горе мое многолико, оно толпится, оно хохочет, оно повсюду меня не хочет. Я б стала спокойной, как Лао-Цзы, но меня перманентно ебут отцы, ебут, а потом уезжают к детям ну и еще к матерям вот этим. И я говорю себе: не ори, ты не такая, ты чайлдфри (с).

#стихи

* * *

8 мая 2018 (12:16:53) 325

Саундтрек из «Короля Артура» 2004 года, стихи из «Иронии судьбы», танец живота под «Майский вальс» и гипотетическая деваха, налетавшая за два года больше, чем маршал Покрышкин за четыре, — это все, что вам нужно знать о праздничной программе нашей конторы, посвящённой Дню Победы.

Внезапно фикло по Мстюкам :)

4 мая 2018 (17:22:53) 553

Шиппер я Вижен/Ванда или где, зря в кинотеатре рыдала, что ли?

Внимание! Второй драббл содержит спойлеры к "Войне бесконечности", будьте осторожны :)

Автор: essilt
Название: Алое с золотом
Фэндом: Мстители
Рейтинг: NC-17
Размер: два драббла
Персонажи: Вижен/Ванда
Дисклеймер: два драббла про любовь и все, что с ней связано :)
Предупреждение: Внимание! Второй драббл содержит спойлеры к "Войне бесконечности", будьте осторожны :)

1. Больше информации1. Больше информации

Камень Бесконечности – Камень Разума – золотой. Девочку из нищей Зоковии гипнотизирует золото, сколько бы она ни отрицала, сколько бы ни презирала его власть. Золото манит её: Ванда знает, что на него можно купить еду, одежду, секс, жизнь. Она продалась бы этому камню вся, с костями, потрохами, слюной и смазкой, но его обладатель безжалостно спокоен. Ему безразлично всё, что составляет жизнь обычного человека, его нельзя обмануть видениями прошлого, правдивыми или ложными, альтернативами будущего и лабиринтами из полуправды о настоящем – его контроль безупречен. Ванда кусает губы, стараясь взять себя в руки, стараясь быть такой же бесстрастной, но без толку: она из плоти и крови, в отличие от Вижена, а плоть и кровь слабы, мятежны и коварны. Они предают в любой момент, в каждый момент.
Вижену не понять. Его интеллекта хватает, чтобы просчитать вероятности будущего на сто лет вперёд, а образования Ванды наберётся хорошо если на школу. Зато она неплохо разбирается в жизни – ей нравится думать, что неплохо. Это приятнее, чем признаваться, что она так и не вышла за пределы лаборатории Гидры.
Ванда красит волосы в неистовый алый, красит ногти глянцевым черным; носит мини-юбки, рваные джинсы в обтяжку, короткие черные кожаные перчатки без пальцев, красные кожаные корсеты, куртки и плащи, берцы на толстой резиновой подошве; надевает кольца на все пальцы; обвешивается цепями и кулонами, как рокерша; её безразмерные свитеры растянуты на локтях. Можно вывезти девочку из Зоковии, но Зоковию из девочки не выведешь. Как и нищету. Вижен одевается просто: черная водолазка и тренировочные брюки – безразличный к моде и людским вкусам, и ей хочется содрать эту нехитрую одежду, под которой наверняка невыносимо рельефное, нечеловечески безупречное тело. Не-че-ло-ве-чес-ки.
Эта мысль не дает ей покоя по ночам, Ванда вертится на постели, комкает одеяло, считает овец, думает об Альтроне, Гидре, о Стракере, Тони Старке и его бомбах, о завалах в Новиграде, откуда их с Пьетро вытащили спасатели: грязных, голодных, ободранных детей, которые боялись даже заплакать... о Лагосе и всех, кто там погибли. Без толку. То, что с ней творится, посильнее бомбёжек, перепуганных детей и чужой смерти. Ванда сдается, раздвигает ноги, проталкивает пальцы во влажную, набухшую, ноющую вагину, стонет сквозь стиснутые зубы: разочарованно и тоскливо. Мало, не то. Она сдается снова, искажает реальность в своей голове: теперь это пальцы Вижена, и всего нескольких движений достаточно, чтобы кончить. Она блуждает в этом искажении ночь за ночью, упивается самообманом, пока не начинает сходить с ума.
Ванда – результат эксперимента и одержима результатом эксперимента, это так беспощадно логично, что она воет в подушку от безысходности. Пьетро высмеял бы её. Наверное.
Вижену не понять.
– Я проанализировал твои реакции, частоту пульса, ритм дыхания, запах, и всё это не похоже на обычное уважение или потребность в помощи, которую часто испытывают в моём присутствии. Определённо можно сказать только, что это потребность, но мне сложно её классифицировать...
Ванде хочется врезать ему, но он же андроид. Даже повреждения не ощутит.
– …и я испытываю затруднения с ответными действиями. Я в замешательстве. Мне нужно больше информации.
Мать твою, думает Ванда. Быстро, нервно раздевается, швыряет одежду ему под ноги. Абсурдность происходящего абсолютна. Кого она хочет впечатлить: механизм, процессоры? И чем: голой грудью, отсутствием нижнего белья или гладко выбритым лобком?
Ванда ничего не может с собой поделать.
Его тело – бионический материал, имитирующий кости, хрящи, мышцы, связки и кожу, – источает тепло, накопленное Камнем Бесконечности. Её собственное – ледяное от волнения и спонтанности происходящего, но Вижен умеет согревать. Где бы он ни понабрался всего, что делает с ней, пусть наберётся там побольше: Ванда стонет от восторга и вожделения, гнется, как ветка, забывает дышать. Его руки скользят так правильно, с таким неподдельным интересом, ах ты ж проклятье, он проанализировал её реакции, он и сейчас их анализирует наверняка, читер хренов... ооо. У него такой длинный, такой упругий – ещё, сукин же ты сын, ещё! – язык. Девочка из Зоковии знает много неприличных слов. Они всплывают непроизвольно, смазываются волнами жара, пока Вижен трахает её языком – глубоко, долго, настойчиво и... внимательно. Ещё, ну же. Андроиды, к счастью, не устают. Её трясёт в оргазме, простыни намокают от пота, выступающего вдоль позвоночника. Господи, пожалуйста, пусть это будет реальность, а не очередная имитация. Конечно, у неё были мужчины. Немного: случайные безымянные парни для утешения или отрезвления – но она никогда не чувствовала ничего похожего, такой ядерной смеси из преклонения, заботы, похоти, чистоты и преданности. Девочек из Зоковии не учат слову, которым это называется, но Ванде оно известно: любовь.
Его тело всё ещё источает тепло. Ванда знает, что это требует колоссальных энергетических затрат, перезагрузки, дозарядки, множества сложных умных слов и действий. Знает, что Вижен не любит – не одобряет – бессмысленный расход ресурсов.
Он просто согревает постель, на которой лежит Ванда: это самый бессмысленный расход ресурса – и это оглушительно обнадеживает. Она упустила что-то очень простое, очевидное на его счёт.
Бомбы Старка могут не взрываться, значит, его программы могут давать сбой.

***
2. Золотой2. Золотой

Когда Ванда мечтает, она представляет золотистого ретривера.
Девочкам из нищей Зоковии недоступны мечты — только базовые потребности: еда, вода, сон, иногда — секс. Все, что направлено на поддержание жизни и выживание вида. Ещё месть: суть этого слова Ванда познала до того, как узнала само слово. Месть — мутация страха, взращённого ожиданием разрыва бомбы с надписью «Старк», логично, что мутант испытывает мутировавшие чувства...
Вижен — автобот, разбери его черти, искусственный интеллект, андроид! — без единой уловки исхитряется пробудить в ней любовь. Краденую, сладкую, необъяснимую, как живое чувство в синтезированном мозгу — или какая там начинка спрятана под имитацией кожи, мышц и костей, за золотым, бесценным Камнем Разума. Любовь рождает мечту, потому что любовь не может не созидать.
В их с Пьетро убогом детстве была картинка в каком-то модном журнале: просторная светлая комната, на диване улыбчивая молодая пара наблюдает, как на пушистом белом ковре двое детей играют с золотистым увальнем-псом. Наверное, оттуда, а вовсе не из нищеты, тянется, вьется тяга Ванды к золотому. Зоковианская мечта. Звучит покруче американской.
Теперь золотистый — золотой — неотъемлемая часть жизни Ванды. Она дышит им, берёт его тепло, обменивается с ним энергией — и вот это на свой лад круче любого траха. Хотя слово «трах» из лексикона Ванды исчезло, как с души стерлось значение слова «месть». То, что происходит у них с Виженом, называется «заниматься любовью»: Словения, Новая Зеландия, Черногория, Чили, Шотландия — всегда непредсказуемо и везде неизменно хорошо. Святой Боже, как хорошо.
— Вижен, — шепчет она перед рассветом, — Бог есть?
— Меня создали люди, — отвечает он. — Твой вопрос ставит меня в тупик. Тони Старк точно не Бог, как вы понимаете Бога.
Ванда улыбается. Философским вопросам не место в постели.
— Тогда ты лучшее творение людское.
Вижен скептически хмыкает. Старомодно целует ей руку — это настолько правильно, естественно, точно выражает его чувства, что девочка из нищей Зоковии чувствует себя королевой.
— Бог есть любовь, — изрекает он. Ему нравятся такие истины.
...Золотистый ретривер бежит к дому: светлому, двухэтажному, на лужайке за белым штакетником играют дети: мальчик и девочка, нет, два мальчика и девочка, чтобы не было похоже на журнал и на них с Пьетро; Ванда понятия не имеет, откуда взяться детям, они невозможны — но если можно синтезировать любовь, почему бы у нее не быть продолжению, на которое они с Виженом взирают, обнимая друг друга. Солнце садится, и штакетник, лужайка, дом — все залито золотым, переливающемся в гранях Камня Разума, отражённым, усиленным Камнем Разума. Золото разлито повсюду: спокойное и полное нехитрых надежд.
Она горит, эта мечта-мученица, плавится в собственном же пламени Ванды, бесовском и красном: земной мечте нечего противопоставить сверхспособностям, как им, людям и людским созданиям, нечего противопоставить грядущей нелюди — кроме жертвы. Жертва — апофеоз человеколюбия, Вижен тоже говорит о любви, покуда Ванда творит смерть и мечтает, чтобы ее саму убили, она не хочет пережить эту жертву, не хочет... в судороге корчится чужая земля, золото рассыпается повсюду, и нет никакого покоя — а надежды в один миг становятся бесплодными, когда Танос отменяет жертву и превращает в убийство.
Прости меня, думает Ванда. Я подвела тебя. Ты попросил, а я не исполнила.
Она опасается касаться раны на его сером, остывшем лбу. Тело такое же серое и остывшее. Там, в развороченном черепе, были сосредоточены все нейронные связи. Сколько их оборвалось? Миллиарды? Триллионы? Это слишком большие числа. Девочки из нищей Зоковии не умеют считать так далеко.
Да приидет Царствие Твое, говорится в молитве, которую так часто читала мать — особенно когда бомбы Старка летели на Новиград. Царствия Небесного нет, думает Ванда, даже если бы и было — ей там не место; даже если бы было место — Вижена там никогда не будет. Значит, и в Царствии Небесном нет никакого смысла.
Она слышит собачий лай и блаженствует, надеясь, что сошла с ума. Нет. Странное дело — это мечта оказывается жива, ни пламени, ни пеплу с ней не совладать, она поднимается все выше и выше, золотистый пес машет хвостом, оборачивается и зовет хозяйку к дому на залитой золотом лужайке...
Ванда спешит. Ванда улыбается. Пепел сыплется.

* * *

1 апреля 2018 (16:54:52) 336

Вчера видела в "Читай-городе" новую книгу стихов

моей любимой Павловой

под названием "Избранный":

три года жизни о возлюбленном,

ни словом о других.

Руки тряслись, до того хотелось купить.

Это же Вера, Павлова Верка,

сексуальная революционерка (с),

знаток донышка женской души,

ее изнанки, тонкостей и точки G.

А от внутренностей сборника тряслось сердце.

Колотилось, как припадочное:

там - наотмашь, открыто прожитая смерть.

Вернула на полку.

Не хватает смелости на любимого поэта.

Новогодний аттракцион неслыханной щедрости: номер 7 :)

29 декабря 2017 (19:22:23) 470

11. Anihir. Куртуазненькое что-нибудь))))) Разложение, возрождение, прозрение или ещё что-нибудь на твой выбор)))

Автор: essilt
Название: Могущественный герцог Ариульф из Сполетто и умная крестьянская дочь
Фэндом: куртуазный рыцарский роман ))))))
Рейтинг: PG-13.
Размер: мини
Персонажи: герцог Ариульф из Сполетто, добродетельная Идучче
Дисклеймер: оридж, заказ — Anihir, текст на заказ по мотивам канона — мой.
Предупреждение: я дико торопилась, поэтому если тут в тексте будут опечатки или пропущенные слова, прошу великодушно простить. Это все от желания порадовать, а не по злобе :)

Читать дальшеЖил в давние времена в итальянских землях могущественный герцог Сполетто по имени Ариульф. Грозен и отважен был сей муж и в давней вражде находился с византийским императором за плодородные земли Умбрии, где росли и сладчайший виноград, и благородные маслины, и такая пшеница, что хватило бы накормить хлебом всю Италию. Года не проходило, чтобы не сошлись они в сражении, после которого стоял плач сирот и вдов, а поле битвы на год становились бесплодным даже для сорняков, так пропитывалось оно кровью павших. Более всего на свете любил герцог Ариульф войну и ничего не жалел для такой возлюбленной - ни себя, ни воинов своих, ни богатств, унаследованных от предков. Каждый раз являл он в бою невиданную доблесть и обращал в бегство рыцарей византийского императора; однако ж время шло, земли Сполетто истекали кровью, и наконец пришли в упадок, и впали в полную нищету от разорительных налогов своего господина, из которых все до последней лиры шло только на новые пики да латы и найм кондотьеров. И вот нужда ввела подданных герцога Ариульфа в великий грех: принялись они по ночам красть у своего господина еду и питье, чтобы прокормить своих голодающих детей. И случилось однажды так, что герцог, в ночи обходя замок, застиг за воровством одного из крестьян и пришел в такую ярость, что не найдется слов во всех языках, чтобы описать её. Выволок крестьянина на главную площадь в замке и велел сейчас же построить виселицу, чтобы вздернуть вора.
Но покуда слуги возились с досками, столбами, перекладинами да пеньковыми веревками, в замок явилась дочка крестьянина, молодая девица, и принялась слёзно умолять герцога смилостивиться над её отцом и не отнимать человеческую жизнь из-за одной свиньи.
- Не за свинью он приговорен к смерти, - в гневе овечал герцог, - а за воровство у того, кто давал ему все это время землю и возможность честно возделывать ее и кормить свою семью!
- Раз ничто не может смягчить твое сердце, господин герцог, - ответила девица, дочь крестьянина, - тогда возьми мою жизнь вместо отцовской!
А девица та, именем Идучче, была благочестива, добродетельна и прекрасна, будто родилась на ступенях трона, а не в хижине крестьянина: высока ростом, тонка в талии, золотые волосы ее были до самых пят, а глаза были синие, что небо в погожий день. Да в придачу оказалась она отважна и самоотверженна. Сердце герцога Ариульфа дрогнуло: жаль было погубить столько достоинств, которые не сразу являет Господь в одном создании, из-за какой-то свиньи. Решил он испытать девицу и сказал ей так:
- Вижу, ты не из слабых и не из трусливых, девица. Ежели ты сумеешь трижды избежать казни, которую я придумаю, то вы оба будете свободны: и ты, и твой отец, а за находчивость я награжу тебя золотом. Ежели не сумеешь, то вас обоих ждет смерть.
И слова его слышали все, кто был в тот момент в замке.
Не деньгами прельстилась добродетельная Идучче, но любила она своего отца больше всех на свете, потому, помолившись про себя Господу и Пресвятой Деве Марии, согласилась на условия. Был у нее друг в замке герцога Ариульфа, юный поваренок Пьетро, ровесник ее меньшого брата. Он был пронырлив и малозаметен и мог подслушать любые разговоры.
И вот измыслил герцог Ариульф первую казнь и отдал приказания своим верным слугам, а поваренок Пьетро подслушал и передал Идучче, что на рассвете ей предстоит войти в клетку, где герцог держит своих охотничьих псов, а псы те сидят голодом по три дня. Попросила Идучче поваренка принести ей мясные обрезки, что останутся от господского ужина, и ночью по тайности скормила псам и говорила с ними так ласково, что те ей кланялись.
Утром на глазах всего замка приказал герцог Ариульф вынести клетки и повелел добродетельной Идучче войти к псам. К его удивлению, те не тронули девицу, а принялись ласкаться к ней, будто к хозяйке, и вовсе улеглись у ее ног. Удивленный герцог, который не раз видел, как в клочья рвали добычу его псы, расспросил Идучче, как вышло, что ее они не тронули, и посмеялся, выслушав объяснения. Девица ни словом не упомянула своего маленького друга, хоть герцог и догадался, что кто-то из замка помог ей.
Так добродетельная Идучче избегла первой казни.
Тогда измыслил герцог Ариульф вторую и снова отдал приказания своим верным слугам, а поваренок Пьетро подслушал и передал Идучче, что поздним вечером отведут её в лесную чащу и оставят там до утра с дикими зверями, а звери те голоднее псов, ибо стояла зима. Попросила Идучче поварёнка принести ей шкуру волка, что недавно был освежеван на псарне.
Вечером отвели её в лесную чащу, где стоял неумолчный стон старых деревьев, покрытых длинным, седым от времени мхом. Было там так темно, что ни неба, ни солнца не разглядеть было за густыми кронами деревьев.
Там и осталась в одиночестве добродетельная Идучче.
Не спал всю ночь герцог Ариульф. Тяжко было ему от мысли, что разорвут добродетельную Идучче на части дикие звери, разметают по кустам и оврагам прекрасное тело её и золотые волосы. Утром, едва забрезжил рассвет, помчался он в лесную чащу и горько проклинал себя за жестокость. Но вот видит герцог: спит девица под старым поваленным деревом, цела и невредима, только шкуру, которой укрылась, чуть припорошило снегом, а кругом охраняет и согревает её волчья стая. Приняли они Идучче за свою, когда накрылась она шкурой, и стерегли всю ночь - а завидев герцога со свитой, разбежались.
Так добродетельная Идучче избегла первой казни.
Показалось герцогу Ариульфу знаком Божественного провидения столь чудесное спасение девицы, и не посмел он даже думать о третьей казни. Полный кошель золота вручил добродетельной Идучче и с миром отпустил домой вместе с её отцом. Однако добродетельная Идучче отказалась от золота, прибавив, что не нужно ей чужого, пришла она в замок не ради подарков, а за любимым отцом - и только за ним.
Пленила герцога Ариульфа красота, находчивость и сердечность добродетельной Идучче. Стал он наезжать к девице в гости с подарками и разговорами; она же отвечала неизменно умно и кротко, а дары принимать отказывалась. Но чем больше проходило времени, тем яснее видела Идучче, что герцог одинок, от одиночества - несчастен, а от несчастия - жесток. В сердце её сперва родилось сострадание к герцогу, а после - и любовь.
Меж тем в Сполетто все наслышаны сделались об умной и добродетельной девице, вокруг которой творились чудеса. Но самым большим чудом почитали подданные герцого то, как подле Идучче смягчился их жестокосердный господин и как благодаря ей мир и процветание начали возвращаться в Сполетто, хоронили теперь мало, а рождали часто.
А у герцога Ариульфа была жена по имени Ромола, женщина дурного, завистливого и коварного нрава. Прослышала она о добродетельной Идучче, в которой герцог Ариульф души не чает и которую жаждет сделать своей герцогиней. Прослышала и о том, что в Сполетто все от мала до велика молятся за добродетельную Идучче, что денно и нощно тянутся паломники к ее дому и что вправду творятся чудеса исцеления со всяким, на кого она взглянет.
Вознегодовала и взревновала герцогиня Ромола и стала замышлять, как бы ей извести соперницу. Потеряла она вкус к еде и питью и сна лишилась от своих черных мыслей; наконец внушил ей сам дьявол злодейский замысел.
Пришла герцогиня Ромола к своему супругу и сказала так:
- Ты при всех поклялся, что трижды испытаешь крестьянскую дочь, и не исполнил своего слова! Да и те два испытания были столь легки, что ребенок справился бы с ними! Твои люди смеются над тобой, мне стыдно показаться на глаза соседям, ибо если мой муж в таком просто деле не являет должную волю, так и в большем слово его ничего не стоит!
А она подкупила разбойников, чтобы те, под видом челяди, высмеяли нерешительность герцога Ариульфа, когда он будет объезжать свои земли. Разгневался герцог, а затем опечалился: не бывало ещё такого, чтобы сочли его лжецом, или трусом, или клятвопреступником.
- Неужели одного богоугодного деяния хватит, чтобы навеки быть заклейменным в чужих глазах?! - сетовал он вечером своей возлюбленной. - Я уверен, что поступил правильно, отпустив с миром тебя и твоего отца. До сих пор мне казалось, этот поступок заслужил уважение в чужих глазах. А он заслужил одни насмешки! Где же справедливость?!
Добродетельная Идучче задумалась и сказала так:
- Справимся мы с этой бедой, мой возлюбленный. Вот что сделаем: ты вели построить эшафот и пригласи палача, а вокруг эшафота разложи вязанки хвороста. Назначь казнь на вечер, я взойду на эшафот, а ты вели поджечь хворост. Я же стану громко молиться о спасении Пресвятой Деве, чтобы все могли услышать. Загодя же вели поймать в лесу лань, а когда дым от костра закроет эшафот, пусть палач подменит меня ею. А я спрячусь неподалеку. Когда же дым развеется, увидят все, что Пресвятая Дева превратила меня в лань, чтобы спасти от смерти...
- Я велю отпустить её, а после, когда тебя найдут в твоем доме, мы объявим всё чудом! - заключил обрадованный герцог и крепко поцеловал возлюбленную. - До чего же ты умна, моя милая!
Так все и сделали; вот только когда пришли за добродетельной Идучче, чтобы сопроводить на казнь, не нашли её дома; принялись повсюду искать, но не нашли. И решил тогда герцог Ариульф, что сбежала его возлюбленная, ибо разуверилась в нем. Горечью и обидой наполнилось его сердце, ибо не видел герцог за собой никакой вины или тени предательства. В печали вернулся он в замок, где встретила его герцогиня Ромола и принялась утешать за ужином.
- Ты был добр к ней, а она высмеяла твою доброту. Множество достоинств, которые ты видел в ней не существовали на самом деле. Как же мне жаль видеть твое разочарование о горе! Как бы мне хотелось облегчить твою тоску!
Такими словами утешала супруга герцогиня Ромола, а сама подливала и подливала ему вина. Опьянел герцог, а дальше произошло между ним и герцогиней то, что случается нередко между захмелевшими мужами и женщинами. Очнувшись утром, устыдился он содеянного и измены добродетельной Идучче и бросился искать её, покуда злые языки сплетнями не отвратили от него возлюбленную. Однако же не нашел он добродетельную Идучче ни в родной её деревне, ни в Сполетто, ни во всей Италии, сколько ни искал и какую бы награду ни обещал хоть за единое слово о ней. Ни пожертвования, ни обеты во славу Господню и всех святых не приносили ему того, о чем неустанно молился герцог Ариульф. Будто исчезла его возлюбленная с лица земли и не существовала на ней вовсе.
А на самом деле вот что случилось: подслушали слуги герцогини Ромолы о планах герцога и добродетельной Идучче и донесли хозяйке; велела она схватить девицу да хотела было убить её, но та умоляла о пощаде ради дитя, которого понесла. А герцогиня Ромола была бесплодна и увидала возможность обманом крепче привязать к себе супруга. Затем и вина ему подливала, и утешала в своей шелковой постели, чтобы, когда родится дитя Идучче, выдать его за своего. А девицу до того времени заточила в башне без дверей и окон.
Многие месяцы спустя с разбитым сердцем возвратился герцог в родовой замок в Сполетто. Ни у человека, ни у ветра не вызнал он ни единого словечка о добродетельной Идучче. Грызла его смертная тоска по ней и тягчайшая вина. Но стоило вернуться герцогу Ариульфу в родной дом, как кинулись ему навстречу все домочадцы и радостно объявили, что поспел он как раз к крестинам своего новорожденного сына.
Едва взглянул он на дитя, как почувствовал свою кровь и мгновенно прикипел к нему всем сердцем. А младенец плакал и никак не унимался, да так громко и отчаянно, будто скорбел о ком-то. И вот когда от криков его разрывалось сердце каждого, кто их слышал, раздался вдруг нежный женский голос, поющий печальную песню о покинутой возлюбленной и обездоленной матери. Стоило смолкнуть голосу, как вновь принимался кричать младенец, а стоило вновь зазвучать песне - как он успокаивался.
Почудилось герцогу, что знаком ему этот голос; прислушался он лучше - и как будто признал по песне свою возлюбленную Идучче.
Обратился тогда герцог Ариульф к своей жене:
- Плачет наш сын, дорогая супруга, верно, голоден он. Ты бы покормила его грудью.
- Я позову кормилицу, - отвечала герцогиня Ромола.
- Нет, дорогая супруга, за кормилицей, верно, долго идти, иначе она бы сама давно прибежала успокоить дитя. Покорми нашего сына грудью.
- Не могу, - отвечала герцогиня Ромола, а сама в мгновение спала с лица, будто поразила ее болезнь, - столько народу вокруг, как же я обнажусь перед ними?
- А я велю им отвернуться, - сказал герцог. - Долго ли еще мучиться будет наш бедный сыночек?
Отпиралась герцогиня Ромола, да невозможно же отпираться бесконечно; созналась наконец, что не она родила ребенка.
- Где же настоящая мать моего сына?! - вскричал разгневанный герцог.
Тогда вышла к нему навстречу добродетельная Идучче. Выбраться из башни помог ей добрый поваренок Пьетро, что подсыпал её тюремщикам в вино сонной травы да выкрал у них ключи. Отдал герцог младенца добродетельной Идучче, и она сразу приложила его к груди, а тот сразу успокоился и сладко уснул. Герцог же упал перед Идучче на колени, полный раскаяния и любви, и умолял во имя всех святых и общего дитя простить его. Добродетельная Идучче даровала ему прощение от всего сердца, и плакали они друг у друга в объятиях, как я плачу от счастья, заканчивая сию повесть. Прибавлю лишь, что в гневе герцог Ариульф хотел казнить герцогиню Ромолу за великий обман, но смягчился после просьб возлюбленной и казнь сменил на изгнание и заточение в монастыре, а сам женился на добродетельной Идучче и навеки забыл о своей любви к войне.

Новогодний аттракцион неслыханной щедрости: номер 6 :)

27 декабря 2017 (21:35:32) 482

У дрима опять висяк, так что снова уношу сюда :)

7. kxena. Нарния, Питер/Береника, флафф, PG-13 и хоть до NC-17 :gigi:

, основное событие: возвращение королевы Береники и встреча её с Питером после событий в фанфике "Львиная Доля".

Автор: essilt
Название: Никакой закономерности
Фэндом: Хроники Нарнии
Рейтинг: PG-13.
Размер: мини
Персонажи: Питер Пэвенси/ОЖП, Тириан/Люси
Дисклеймер: оридж, заказ — kxena, текст на заказ по мотивам канона — мой.
Предупреждение: ВНЕЗАПНО!

Читать дальшеЛюси и Тириан отправились на брачное ложе с благословения Верховного короля и под пение нимф и свирели фавнов. Покрывало забросали листьями клевера и цветками малины и шалфея, призывая Помону даровать плодородие новому союзу. Все это вырастили точно в срок в королевской оранжерее: свадьба пришлась на зиму, во время торжества сыпал легкий, пушистый снег, Люси жмурилась, розовая от мороза и смущения, когда махала подданным из открытой коляски, запряженной белыми лошадьми, и получала двойную порцию поцелуев от счастливого жениха.
Ровно год назад нарнийцы, объединившись с армией Анварда, которая отступала с тяжелыми арьергардными боями, разбили тархистанцев – на том же месте, где разбили когда-то войско Белой Колдуньи. Кто бы мог подумать, скалился взмыленный Питер, черпая горстями снег и вытирая окровавленное лицо и шею, что мы будем считать зиму за благословение!
Его шутку понимала только Люси.
Им повезло: тархистанцы увязли в нарнийской зиме, как в болоте; изрядно вымотанная и обескровленная сражением за Кэйр-Параваль армия даже под командованием Питера ни за что не победила бы летом.
Новая война добавила новых шрамов, отняла нескольких союзников, оставила за собой братские могилы и выкорчеванные леса. Кэйр-Параваль все ещё поднимался из руин, но улицы расчистили, стены укрепили, а те, что укрепить было нельзя, – снесли, чтобы возвести новые дома. Летом в столицу потянулся робкий ручеёк послов и купцов, желавших наладить новые связи или подтвердить уже имеющиеся договоренности. К середине осени ручеек превратился в небольшую речку, которая обещала по весне настоящее половодье.
Питер был занят по горло и почти счастлив.
Он думал об Эдмунде каждый день, о Сьюзен – чуть реже, в ней-то он не сомневался. Тириан до некоторой степени заменял младшего брата и быстро учился, но Питер все равно чувствовал себя так, словно ему отрезали руку.
Все проходит, братик, приговаривала Люси – и он улыбался её нехитрой книжной мудрости.
Если бы Аслан хоть чем-то подпитал его надежду, но Лев, как и обещал, не делал ничего, оставив Нарнию мужать наравне с новыми старыми королями.
Возможно, это само по себе было знаком. Питер никогда не умел их распознать.
В замке праздновали, хорошего праздника не бывает много; из старого, запущенного сада Питер следил за тем, как танцуют на снегу вперемешку разноцветные от витражей огни и силуэты гостей: свет следом за тенью, тень следом за светом. Его собственная свадьба не была ни торжественной, ни весёлой, никто не пел и не танцевал. Зря, пожалуй. Он торопился и всё равно так ничего и не успел – так стоило ли скаредничать...
– Ты тоже об этом думаешь?
Питер вздрогнул.
Закономерности в её появлениях не было: Береника приходила и уходила, когда хотела, её нельзя было уговорить, тем более – принудить, хотя Питеру всё тяжелее было удержаться от принуждения. Но Беренику не покоришь силой, не закуёшь в цепи, не свяжешь, не посадишь под замок – воплощенное дитя Нарнии, пустившее корни так глубоко, что, наверное, они добрались уже до сердцевины мира и оплели её тесно, как плющ. В диком саду она у себя дома, среди этих деревьев, живых и уснувших навеки, кряжистых, с задубевшей корой в глубоких трещинах, как в ранах; повидавших столько штормов и гроз, что считать их можно целый век.
Проживи он скованным древесной оболочкой две тысячи лет – сам бы одичал хуже зверя.
Ему пришлось узнавать её заново, полюбить её заново; не сказать, чтобы это было легко, пока он не понял: Береника теперь воплощала Нарнию, которую он никогда не знал, мерил своим давно отошедшим в предания Золотым Веком и стремился перекроить по обветшавшим лекалам.
Это в ней, в Беренике, Питер со всей ясностью увидел, что времена изменились.
Хотя бы потому что Пэвенси больше не четверо.
– Ты могла бы разделись с нами торжество, – не без укора заметил он.
Береника шало улыбнулась.
– Я подумала: нехорошо являться на праздник твоей сестры и красть его.
Она ничуть не подросла, хотя её дерево обрело мощную раскидистую крону, по весне стояло все усыпанное розовым цветом, а летом гнулось от тяжелых плодов; а Береника все также едва доставала Питеру макушкой до середины плеча – но окрепла и налилась силой.
— Ты — Верховная королева, что ты можешь украсть? Вся страна принадлежит тебе. А моя сестра – сама доброта.
– Доброту твоей сестры я и могла бы похитить. Любая невеста не потерпит других королев на своей свадьбе.
Она стояла перед ним – распахнутые ореховые глаза, крупные кольца тёмных волос, покатые округлые плечи, легкое лиственное платье.
– Ты замерзнешь, – сказал Питер.
– А ты согрей меня, – она шагнула ближе, на него дохнуло теплом и яблоневым цветом, в воздухе дрогнул пар; засмеялась, дернула Питера за руку – и от неожиданности он не устоял на ногах и грохнулся в снег, перекатился на спину, утянул Беренику к себе.
Лежа с ней щека к щеке, он нашел её руку, пожал. Он думал о том, как сильно любит жену, о детях, которые у них родятся – непременно родятся, в этом Питер не сомневался. Спящая красавица не будет спать сто лет.
Снег между ними растаял, лиственное платье Береники промокло. Свет и тени из окон теперь танцевали на её теле, рисовали диковинные узоры.
– Так ты собираешься согреть меня или нет?

Новогодний аттракцион неслыханной щедрости: номер 4 :)

22 декабря 2017 (20:35:01) 503

Сегодня дрим включил безнадежный висяк, поэтому исполнение неожиданно будет здесь, но, надеюсь, от этого не станет хуже :)
Для тех, кто случайно зашел и ничего не понял, поясняю: каждый год, тридцать первого декабря... кхм :) Каждый год я провожу в честь друзей, ПЧ и даже просто заглянувших этот мини-фестиваль драбблов по заявкам. Каждый год я хапаю гораздо больше заявок, чем могу унести в клювике, но это не значит, что нужно остановиться :)))
Так щито, котеге, с Наступающим вас!

Традиционно очередность исполнения заявок - произвольная.

7. Nina Yudina. А можно мне Катан/Иеруша? Что угодно, какое угодно, я от них плачу до сих пор.
Ну а если что-нибудь не плакательное, то разложившиеся рыцари, опять-таки любые, на ваше усмотрение, мне всегда актуальны, вы знаете!) Можно даже со слэшем(я этого не говорила!).

Автор: essilt
Название: Замок Маасгау
Фэндом: готический рыцарский роман
Рейтинг: PG-13.
Размер: драббл
Персонажи: доблестный сэр Конрад из Маасгау и его окружение
Дисклеймер: оридж, заказ — Nina Yudina, текст на заказ по мотивам канона — мой.
Предупреждение: страшная готическая сказка

Читать дальшеВозвращался доблестный сэр Конрад из Маасгау домой из крестового похода в земли сарацинов. Стяжал он там великую славу, а родного дома не видал без малого десять лет.
Долог и тернист был обратный путь, лежал через бескрайние моря и непролазные леса, через топкие болота и неприступные горы. Растерял доблестный сэр Конрад всех своих спутников и изнемог духом; износились его сапоги и плащ обтрепался так, что уже ни от холода не спасал, ни от дождя. Остался у сэра Конрада только верный острый меч, срубивший немало сарацинских голов. И вот ступил наконец доблестный сэр Конрад на Германские земли, и увидел свой родной край, графство Маасгау, и в сердце своём возликовал.
А была в те поры зима, и надвигалась самая длинная ночь. Ледяной ветер свистал с гор и гнал перед собой колкий снег, пробирал до самых костей. Спешил сэр Конрад скорее добраться домой, согреться у очага и отведать вина и яств своей родины; и вот уж башни замка Маасгау показались вдали.
Только что не бегом бросился к ним скиталец.
Но странное дело: вот видит от реку, что всегда поила замок Маасгау, а вода в ней чернее черного, и лёд не встал, хоть стужа дышала отвсюду. Наклонился доблестный сэр Конрад зачерпнуть из реки, а вода не черна оказалась, а кровава.
По сугробам, против ветра помчался к замку доблестный сэр Конрад. Недоброе предчувствие завладело его сердцем.
Открыты были ворота в замок Маасгау, а в нём самом пустота стояла, как в пропасти; доблестный сэр Конрад напрасно выкликал и стражников, и челядь, и домочадцев своих – одно лишь эхо тяжко стонало ему в ответ из тёмных коридоров. Наконец, почудился ему свет в одной из башен, на самом верху, прямо под чердаком; кинулся туда доблестный сэр Конрад из последних сил, едва дух не испустил, покуда вскарабкался по лестнице.
Но вот отворил он дверь – а свет был огоньком одинокой свечи. Стояла та свеча на столе, а сидела за ним графиня Бланка, супруга доблестного сэра Конрада. Такая же прекрасная, какой помнилась ему с дня расставания, только чёрные её волосы побелели до единого. Взглянула она на доблестного сэра Конрада, вскочила тут же и бросилась к нему с криком радостным:
"Как же долго ждала я тебя, возлюбленный мой супруг!"
Но стоило доблестному сэру Конраду протянуть руки, как упала прекрасная графиня Бланка в объятия своего супруга мертвой, и алые губы её посинели.
Горестно завыл тогда несчастный вдовец, прижимая к себе бездыханное, тёплое ещё тело; и вторило ему эхо, причитая ещё горше, глухо, будто из-под земли.
Вдруг услышал доблестный сэр Конрад живой голос со двора. Вслушался и узнал голос своего побратима, Рутарда фон Равенсберга, которому поручил заботы о своей семье и землях, покуда станет сражаться в Святой земле.
"Друг мой! – вскричал Рутард фон Равенсберг, когда доблестный сэр Конрад спустился во двор. – Всемогущ и благословен Господь, коли возвратился ты домой! Я прослышал об этом и спешил к тебе день и ночь, чтобы предупредить о беде в Маасгау..."
И хоть стояла уже долгая ночь, непроглядная и мрачная, как преисподняя, рассмотрел доблестный сэр Конрад одеяние и коня побратима: приторочен был к седлу шарф, вышитый рукой прекрасной графини Бланки, а плащ сколот золотой пряжкой с бриллиантами и гербом графов Маасгау.
Страшное подозрение вкралось в сердце доблестного сэра Конрада, что надругался Рутард фон Равенсберг над прекрасной графиней Бланкой и разорил сокровищницу замка Маасгау, и разум его помутился. Не помня себя, выхватил доблестный сэр Конрад свой острый меч и снес голову Рутарда фон Равенсберга одним ударом, а после рубил обезглавленное тело, покуда лезвие не затупилось о кости и латы. И когда остановился наконец, весь дымящийся от чужой крови, залившей его с головы до ног, и отбросил меч, и зарыдал от отчаяния, то услыхал позади себя торжествующий смех.
Оглянулся – а там стоит женщина в чёрной накидке, и сама черна, как сажа, одни лишь глаза и зубы блестят, будто жемчуг.
"Кто ты?!" – крикнул доблестный сэр Конрад, а она засмеялась в ответ ещё пуще:
"Как же мечтала я об этом дне, Конрад из Маасгау! С тех пор, как принесли мне осквернённые тела мужа и сыновей, которым ты отрубил головы под Аскаланом, я не могла ни есть, ни спать, только замышляла свою месть, чтобы однажды увидеть тебя в таком же отчаянии, какое и я познала! Ты убил невиновного. Я отравила воду в реке, что питала замок Маасгау. Жена твоя давно мертва, как и все, кто вовремя не сбежал отсюда. Перед смертью она оставила твоему другу свой шарф и пряжку для плаща, чтобы ему было чем скрепить свой рассказ о гибели твоего дома! Ты сам сгубил последнюю живую душу, что ещё любила тебя на этой земле! Вот и свершилось по-моему!"
Рассвирепел доблестный сэр Конрад, когда услышал про такое вероломство, бросился на ведьму, желая удушить её голыми руками. Но она исчезла без следа, стоило ему протянуть руки к её шее.
Тогда в горе и гневе проклял доблестный сэр Конрад свой меч, свои руки, самого себя и сам час, когда родился, и замок Маасгау, и день, в который было решено его построить, и день, когда завершено было строительство. И так долго рассыпал он жуткие проклятия и призывал Господа покарать это место, что разверзлось с грохотом небо, и своды замка Маасгау обрушились на сэра Конрада, и погребли его под собой. И с тех пор на руинах не выросло ни одного растения, покуда не обратилось оно каменной пустошью под дождями и ветром. Тогда заплели основание замка вечный дёрн и вереск, а более там ничего не растёт.

* * *

28 ноября 2017 (07:19:54) 362

Ладно, пусть тоже будет, потом из четырёх вариантов выберу подходящий.

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)