Автор: Psoj_i_Sysoj
Мастер календаря. Глава 17 — 18.02.2027. Чуси. Часть 4
Предыдущая глава
Ранним утром последнего дня лунного года Сыту Чжан подъехал к дому Сяо Наньчжу.
Сегодня он явился с одной целью: подарить хоть немного тепла и участия своему лучшему — и такому одинокому — другу. В конце концов, с его стороны было глупостью позволить Сяо Наньчжу встречать Новый год в одиночестве, так что Сыту Чжан не мог не переживать из-за этого. Потому-то он встал пораньше, захватив приготовленные мамой солёные свиные ножки и тушённую с каштанами курицу, а также солёную рыбу на пару [1] и решительно постучался в дверь.
Но вот чего он никак не ожидал, так это того, что вместо заспанного лица друга за открывшейся дверью он увидит то, что он не знал, как и истолковать.
— Ох бля, что с тобой приключилось? Это… это как…
...По Сяо Наньчжу будто каток проехался...
читать дальшеСыту Чжан так и застыл за дверью с широко распахнутыми глазами, прижимая к себе тёплый контейнер с едой, и просто глядел на Сяо Наньчжу, не находя слов — он никак не мог отважиться прямо высказать, что у него на уме.
От него не укрылось плачевное состояние опёршегося на дверной косяк мужчины — равно как и ничем не прикрытые ярко-алые отметины на шее, похожие на следы жестокого укуса.
Они придавали обычно непрошибаемому Сяо Наньчжу невероятно уязвимый вид, а при виде покрасневших глаз невольно сжималось сердце.
Жалкий… и хрупкий.
Прежде Сыту Чжан и подумать не мог, что когда-нибудь сможет употребить подобные слова по отношению к своему другу. Всё это совершенно выбило его из колеи, в особенности когда он заметил синяки, выглядывающие из-за рукавов и ворота пуховика, в который кутался Сяо Наньчжу.
Это жуткое открытие прямо-таки лишило Сыту Чжана дара речи.
С одной стороны, Сяо Наньчжу, будучи взрослым мужчиной, мог распоряжаться своей личной жизнью, как душе угодно — тут Сыту Чжан не считал себя вправе вмешиваться. Однако игнорировать подобное небрежение по отношению к своему здоровью он тоже не мог, а потому, неловко кашлянув, он с серьёзной откровенностью произнёс, устремив обеспокоенный взгляд на друга:
— Послушай-ка меня, Сяо Наньчжу! Решил оторваться в этот Новый год по полной, так, что ли? К чему такие странные забавы? Ты ведь здоровый мужик, нельзя же, эх… Мне неловко говорить об этом, но ты только посмотри…
Сяо Наньчжу вместо ответа лишь скривил губы. Прежде он на любой упрёк Сыту Чжана высказал бы пару ласковых в ответ, но на сей раз он вправду был не в силах с ним спорить.
У него самого темнело в глазах, стоило ему подумать о том, что произошло этой ночью.
Его, здорового мужика метр восемьдесят ростом, чуть не придушил до смерти другой мужик — о таком и сказать-то стыдно.
При мысли об этом Сяо Наньчжу дотронулся до уголка разбитых губ и нетерпеливо прищёлкнул языком — пиливший его Сыту Чжан мигом запнулся и больше не осмеливался заговорить.
Догадавшись, о чём думает его друг, Сяо Наньчжу хрипловатым голосом бросил:
— Слышь, я заскочу к тебе завтра, поздравлю дядюшку с тётушкой и всё такое, — и забрал из его рук контейнеры с едой, не желая срывать на нём злость.
Сыту Чжан и сам не собирался заходить: он решил, что Сяо Наньчжу не один, и потому встретил его столь неприветливо.
Однако когда Сяо Наньчжу, помахав другу рукой, отнёс контейнеры в гостиную, вместо того, чтобы искать ласки предполагаемой «крошки [2]», он устремил угрюмый взгляд на висящий на стене пожелтевший календарь, при этом на его лице отразилась целая буря чувств.
Перед глазами всё ещё стояли события этой ночи: внезапно переменившийся Чуси и их беспорядочная, бессмысленная драка.
Ледяные, словно чешуя змеи, губы ласкали кожу Сяо Наньчжу, но сомкнувшиеся на горле руки были грубы — однако в этом диком напоре не было ни капли осознанности.
Сперва Сяо Наньчжу растерялся, упустив драгоценные мгновения, когда мог оказать отпор — но, по счастью, он был не из тех, кто не способен постоять за себя.
Потому, улучив момент, насквозь промокший мужчина прежде всего оттолкнул Чуси рукой, с которой всё ещё текла кровь, а потом, стиснув зубы, сгрёб длинные волосы нападающего и, прижав его к полу, зарядил ему кулаком.
От этого яростного удара в лицо голова Чуси мотнулась на бок.
Мокрые чёрные волосы липли к бескровным худым щёкам, замутнённый взгляд суженных глаз начал проясняться.
Хоть род человеческий и не сочтёшь могущественным, тяжёлый кулак Сяо Наньчжу вызвал мгновенное просветление в сознании Чуси.
Тесное пространство ванной наполнилось хрипом омерзительных духов, чем-то похожих на мужчин и женщин — и, стоило им вылететь, Чуси наконец очнулся, содрогнувшись с головы до пят.
Только теперь сообразив, отчего дух календаря внезапно набросился на него, Сяо Наньчжу бесстрастно наблюдал за тем, как Чуси с мрачным видом поднял руку и безжалостно прихлопнул одну из продолжающих вопить грязных тварей.
— Это… злые помыслы, оставленные рабочими на стройке, — с усилием выдавил Чуси. — Мне жаль, но со мной всегда так… Это отвратительно, и отталкивает от меня всех…
Не закончив, Чуси со вздохом устало прикрыл глаза: он продолжал изгонять наваждения из своего тела. На необычайно бледном лице после драки остались красные следы от кулаков Сяо Наньчжу, алое и белое смешалось воедино — он был воистину прекрасен в своём горе [3].
Сперва Чуси довёл Сяо Наньчжу до подобного состояния, но теперь со стороны казалось, что главным агрессором тут был сам Сяо Наньчжу — грозный дух распростёрся на полу с плотно поджатыми губами, а на нём, тяжело дыша от недавней драки, восседал мастер календаря.
Некоторое время они мерили друг друга растерянными взглядами, пока не сообразили, что их голые руки по-прежнему переплетены, хоть запал уже рассеялся. Кожа Чуси оставалась ледяной, но столь непристойное нападение ожгло Сяо Наньчжу невыносимым жаром — этот неописуемый контраст порождал неизбежное смятение духа [4].
В абсолютно пустой голове мужчины билась одна мысль: «Что за хрень тут творится?» — в этот самый момент из-за двери ванной раздался собачий лай.
Няньшоу раз за разом прыгал на дверь — судя по его испуганному лаю, он явно беспокоился, что с Чуси что-то случилось.
Матерясь про себя, Сяо Наньчжу наконец отпустил неподвижного духа календаря и поднялся на ноги, опираясь о край раковины.
С трудом выпрямившись, он уставился на своё отражение, похожее на призрака забитого до смерти — и не смог сдержаться, матюкнувшись вслух.
Видя, что мастер злится, Чуси так и не смог вымолвить ни слова — в конце концов, он никогда не умел говорить складно и не привык склонять голову перед другими, а потому, как бы ни снедало его чувство вины перед Сяо Наньчжу, он промолчал.
Вероятно, из-за того, что к Чуси только что вернулось сознание, силы окончательно оставили его — однако его беспомощный вид ещё сильнее обозлил Сяо Наньчжу, так что он, прихрамывая, молча покинул ванную, оставив там духа календаря. Измученный физически и морально мужчина немедленно забылся сном, а когда очнулся, Чуси с его зверем и след простыл.
В сердце пострадавшего от рук Чуси и наваждений Сяо Наньчжу вскипела волна гнева. Включив плиту, он преисполнился решимости спалить злосчастный старый календарь к чертям собачьим.
Однако, стоило ему протянуть руку, чтобы вырвать страницу, принадлежавшую последнему дню лунного года, мастер к своему изумлению обнаружил, что она абсолютно пуста: очевидно, ни Чуси, ни Няньшоу не вернулись в календарь.
А поскольку ночью смертельно уставший Сяо Наньчжу тотчас отрубился, он понятия не имел, куда подевались эти два придурка.
«…вот уж воистину год не задался», — мрачно подумалось ему.
Судорожно затягиваясь сигаретой, он раздумывал о странных событиях последних дней, постепенно проникаясь уважением к своей бабуле, которая несколько десятилетий тянула на себе подобный груз — настолько вредная работа далеко не каждому по силам.
По счастью, мысль о только что полученных ста тысячах юаней в некоторой степени примирила Сяо Наньчжу со случившимся, так что у него тотчас пропала охота вспоминать о недавних неприятностях.
В конце концов, какая ему разница, куда подевался Чуси: если на то не будет особой необходимости, теперь им предстоит увидеться не раньше, чем через год.
Чем дальше, тем больше Сяо Наньчжу уверялся в том, что профессия мастера календаря ему подходит — всяко лучше, чем перспектива от безысходности стать охранником, швейцаром или кем-то в этом роде — а к этому занятию он, можно сказать, уже приспособился.
Как следует обдумав события прошлой ночи, Сяо Наньчжу, который всегда отличался великодушием, решил попросту выкинуть их из головы.
Ведь сегодня — канун Нового года, весь Китай празднует, так что глупо терзать себя понапрасну. Вместо этого Сяо Наньчжу решил употребить свободное время с пользой: хорошенько прибрался в доме, наконец доклеил парные полосы красной бумаги и перевёрнутый иероглиф «счастье» — и при этом невольно вздохнул, вспомнив Няньцзю — всё-таки славный он был парень.
Когда с наступлением темноты с улицы послышались взрывы петард, Сяо Наньчжу разогрел блюда, доставленные Сыту Чжаном, и уже собрался было включить Новогодний гала-концерт на Центральном телевидении Китая [5], который год от года он становился всё более унылым, как вдруг обнаружил расположившегося на диване полностью восстановившегося Чуси в огненно-красном одеянии, а подле него — псину, пускающую слюни на его ужин.
— Надо же, неужто решил вернуться на работу? — с каменным лицом бросил Сяо Наньчжу, искоса глянув на бог весть где пропадавшего весь день Чуси.
Однако не похоже было, что тот собирается что-либо объяснять — дух календаря просто сидел, спрятав пальцы в рукава, так что невозможно было угадать, о чём он думает.
Сяо Наньчжу ощутил беспричинное раздражение: если бы Чуси был рядовым под его командованием, он бы немедленно вышвырнул его вон — но прежде чем мужчина успел разозлиться по-настоящему, Чуси вдруг поднял голову и, нахмурившись, медленно заговорил:
— Мастер… я хочу поговорить с тобой.
— Что?
Примечания автора Шитоу Ян (автора):
Вчера ночью опять отрубилась, словно в коматозе... _(:з"∠)_ Мне в самом деле очень стыдно, я прошу прощения за то, что глава вышла такая маленькая. Благодарю вас за донаты, дарю каждому по мохнаторукому крабику, хе-хе…
Примечания переводчика:
[1] А теперь немного картинок:
Солёные свиные ножки 卤猪蹄 (lǔ zhūtí):
Тушёная курица с каштанами 板栗烧鸡 (bǎnlì shāojī):
Солёная рыба на пару 蒸咸鱼 (zhēng xiányú):
[2] Крошка — в оригинале 小钮 (xiǎo niǔ) — в букв. пер. с кит. «пуговичка».
[3] Прекрасен в своём горе — в оригинале 凄惨香艳 (qīcǎn xiāngyàn) — в пер. с кит. «благоуханное (обольстительное) горе».
[4] Смятение духа — в оригинале чэнъюй 心猿意马 (xīn yuán yì mǎ) — в пер. с кит. (даос.) «сердце (душа) (мечется) как обезьяна, мысли (скачут) как лошадь», обр. в знач. «быть неустойчивым; метаться; быть раздираемым сомнениями, противоречиями», «мятежная душа».
[5] Центральное телевидение Китая 央视 (yāngshì) — Янши — China Central Television, CCTV, основной телевещатель в материковом Китае.
Следующая глава
Ранним утром последнего дня лунного года Сыту Чжан подъехал к дому Сяо Наньчжу.
Сегодня он явился с одной целью: подарить хоть немного тепла и участия своему лучшему — и такому одинокому — другу. В конце концов, с его стороны было глупостью позволить Сяо Наньчжу встречать Новый год в одиночестве, так что Сыту Чжан не мог не переживать из-за этого. Потому-то он встал пораньше, захватив приготовленные мамой солёные свиные ножки и тушённую с каштанами курицу, а также солёную рыбу на пару [1] и решительно постучался в дверь.
Но вот чего он никак не ожидал, так это того, что вместо заспанного лица друга за открывшейся дверью он увидит то, что он не знал, как и истолковать.
— Ох бля, что с тобой приключилось? Это… это как…
...По Сяо Наньчжу будто каток проехался...
читать дальшеСыту Чжан так и застыл за дверью с широко распахнутыми глазами, прижимая к себе тёплый контейнер с едой, и просто глядел на Сяо Наньчжу, не находя слов — он никак не мог отважиться прямо высказать, что у него на уме.
От него не укрылось плачевное состояние опёршегося на дверной косяк мужчины — равно как и ничем не прикрытые ярко-алые отметины на шее, похожие на следы жестокого укуса.
Они придавали обычно непрошибаемому Сяо Наньчжу невероятно уязвимый вид, а при виде покрасневших глаз невольно сжималось сердце.
Жалкий… и хрупкий.
Прежде Сыту Чжан и подумать не мог, что когда-нибудь сможет употребить подобные слова по отношению к своему другу. Всё это совершенно выбило его из колеи, в особенности когда он заметил синяки, выглядывающие из-за рукавов и ворота пуховика, в который кутался Сяо Наньчжу.
Это жуткое открытие прямо-таки лишило Сыту Чжана дара речи.
С одной стороны, Сяо Наньчжу, будучи взрослым мужчиной, мог распоряжаться своей личной жизнью, как душе угодно — тут Сыту Чжан не считал себя вправе вмешиваться. Однако игнорировать подобное небрежение по отношению к своему здоровью он тоже не мог, а потому, неловко кашлянув, он с серьёзной откровенностью произнёс, устремив обеспокоенный взгляд на друга:
— Послушай-ка меня, Сяо Наньчжу! Решил оторваться в этот Новый год по полной, так, что ли? К чему такие странные забавы? Ты ведь здоровый мужик, нельзя же, эх… Мне неловко говорить об этом, но ты только посмотри…
Сяо Наньчжу вместо ответа лишь скривил губы. Прежде он на любой упрёк Сыту Чжана высказал бы пару ласковых в ответ, но на сей раз он вправду был не в силах с ним спорить.
У него самого темнело в глазах, стоило ему подумать о том, что произошло этой ночью.
Его, здорового мужика метр восемьдесят ростом, чуть не придушил до смерти другой мужик — о таком и сказать-то стыдно.
При мысли об этом Сяо Наньчжу дотронулся до уголка разбитых губ и нетерпеливо прищёлкнул языком — пиливший его Сыту Чжан мигом запнулся и больше не осмеливался заговорить.
Догадавшись, о чём думает его друг, Сяо Наньчжу хрипловатым голосом бросил:
— Слышь, я заскочу к тебе завтра, поздравлю дядюшку с тётушкой и всё такое, — и забрал из его рук контейнеры с едой, не желая срывать на нём злость.
Сыту Чжан и сам не собирался заходить: он решил, что Сяо Наньчжу не один, и потому встретил его столь неприветливо.
Однако когда Сяо Наньчжу, помахав другу рукой, отнёс контейнеры в гостиную, вместо того, чтобы искать ласки предполагаемой «крошки [2]», он устремил угрюмый взгляд на висящий на стене пожелтевший календарь, при этом на его лице отразилась целая буря чувств.
Перед глазами всё ещё стояли события этой ночи: внезапно переменившийся Чуси и их беспорядочная, бессмысленная драка.
Ледяные, словно чешуя змеи, губы ласкали кожу Сяо Наньчжу, но сомкнувшиеся на горле руки были грубы — однако в этом диком напоре не было ни капли осознанности.
Сперва Сяо Наньчжу растерялся, упустив драгоценные мгновения, когда мог оказать отпор — но, по счастью, он был не из тех, кто не способен постоять за себя.
Потому, улучив момент, насквозь промокший мужчина прежде всего оттолкнул Чуси рукой, с которой всё ещё текла кровь, а потом, стиснув зубы, сгрёб длинные волосы нападающего и, прижав его к полу, зарядил ему кулаком.
От этого яростного удара в лицо голова Чуси мотнулась на бок.
Мокрые чёрные волосы липли к бескровным худым щёкам, замутнённый взгляд суженных глаз начал проясняться.
Хоть род человеческий и не сочтёшь могущественным, тяжёлый кулак Сяо Наньчжу вызвал мгновенное просветление в сознании Чуси.
Тесное пространство ванной наполнилось хрипом омерзительных духов, чем-то похожих на мужчин и женщин — и, стоило им вылететь, Чуси наконец очнулся, содрогнувшись с головы до пят.
Только теперь сообразив, отчего дух календаря внезапно набросился на него, Сяо Наньчжу бесстрастно наблюдал за тем, как Чуси с мрачным видом поднял руку и безжалостно прихлопнул одну из продолжающих вопить грязных тварей.
— Это… злые помыслы, оставленные рабочими на стройке, — с усилием выдавил Чуси. — Мне жаль, но со мной всегда так… Это отвратительно, и отталкивает от меня всех…
Не закончив, Чуси со вздохом устало прикрыл глаза: он продолжал изгонять наваждения из своего тела. На необычайно бледном лице после драки остались красные следы от кулаков Сяо Наньчжу, алое и белое смешалось воедино — он был воистину прекрасен в своём горе [3].
Сперва Чуси довёл Сяо Наньчжу до подобного состояния, но теперь со стороны казалось, что главным агрессором тут был сам Сяо Наньчжу — грозный дух распростёрся на полу с плотно поджатыми губами, а на нём, тяжело дыша от недавней драки, восседал мастер календаря.
Некоторое время они мерили друг друга растерянными взглядами, пока не сообразили, что их голые руки по-прежнему переплетены, хоть запал уже рассеялся. Кожа Чуси оставалась ледяной, но столь непристойное нападение ожгло Сяо Наньчжу невыносимым жаром — этот неописуемый контраст порождал неизбежное смятение духа [4].
В абсолютно пустой голове мужчины билась одна мысль: «Что за хрень тут творится?» — в этот самый момент из-за двери ванной раздался собачий лай.
Няньшоу раз за разом прыгал на дверь — судя по его испуганному лаю, он явно беспокоился, что с Чуси что-то случилось.
Матерясь про себя, Сяо Наньчжу наконец отпустил неподвижного духа календаря и поднялся на ноги, опираясь о край раковины.
С трудом выпрямившись, он уставился на своё отражение, похожее на призрака забитого до смерти — и не смог сдержаться, матюкнувшись вслух.
Видя, что мастер злится, Чуси так и не смог вымолвить ни слова — в конце концов, он никогда не умел говорить складно и не привык склонять голову перед другими, а потому, как бы ни снедало его чувство вины перед Сяо Наньчжу, он промолчал.
Вероятно, из-за того, что к Чуси только что вернулось сознание, силы окончательно оставили его — однако его беспомощный вид ещё сильнее обозлил Сяо Наньчжу, так что он, прихрамывая, молча покинул ванную, оставив там духа календаря. Измученный физически и морально мужчина немедленно забылся сном, а когда очнулся, Чуси с его зверем и след простыл.
В сердце пострадавшего от рук Чуси и наваждений Сяо Наньчжу вскипела волна гнева. Включив плиту, он преисполнился решимости спалить злосчастный старый календарь к чертям собачьим.
Однако, стоило ему протянуть руку, чтобы вырвать страницу, принадлежавшую последнему дню лунного года, мастер к своему изумлению обнаружил, что она абсолютно пуста: очевидно, ни Чуси, ни Няньшоу не вернулись в календарь.
А поскольку ночью смертельно уставший Сяо Наньчжу тотчас отрубился, он понятия не имел, куда подевались эти два придурка.
«…вот уж воистину год не задался», — мрачно подумалось ему.
Судорожно затягиваясь сигаретой, он раздумывал о странных событиях последних дней, постепенно проникаясь уважением к своей бабуле, которая несколько десятилетий тянула на себе подобный груз — настолько вредная работа далеко не каждому по силам.
По счастью, мысль о только что полученных ста тысячах юаней в некоторой степени примирила Сяо Наньчжу со случившимся, так что у него тотчас пропала охота вспоминать о недавних неприятностях.
В конце концов, какая ему разница, куда подевался Чуси: если на то не будет особой необходимости, теперь им предстоит увидеться не раньше, чем через год.
Чем дальше, тем больше Сяо Наньчжу уверялся в том, что профессия мастера календаря ему подходит — всяко лучше, чем перспектива от безысходности стать охранником, швейцаром или кем-то в этом роде — а к этому занятию он, можно сказать, уже приспособился.
Как следует обдумав события прошлой ночи, Сяо Наньчжу, который всегда отличался великодушием, решил попросту выкинуть их из головы.
Ведь сегодня — канун Нового года, весь Китай празднует, так что глупо терзать себя понапрасну. Вместо этого Сяо Наньчжу решил употребить свободное время с пользой: хорошенько прибрался в доме, наконец доклеил парные полосы красной бумаги и перевёрнутый иероглиф «счастье» — и при этом невольно вздохнул, вспомнив Няньцзю — всё-таки славный он был парень.
Когда с наступлением темноты с улицы послышались взрывы петард, Сяо Наньчжу разогрел блюда, доставленные Сыту Чжаном, и уже собрался было включить Новогодний гала-концерт на Центральном телевидении Китая [5], который год от года он становился всё более унылым, как вдруг обнаружил расположившегося на диване полностью восстановившегося Чуси в огненно-красном одеянии, а подле него — псину, пускающую слюни на его ужин.
— Надо же, неужто решил вернуться на работу? — с каменным лицом бросил Сяо Наньчжу, искоса глянув на бог весть где пропадавшего весь день Чуси.
Однако не похоже было, что тот собирается что-либо объяснять — дух календаря просто сидел, спрятав пальцы в рукава, так что невозможно было угадать, о чём он думает.
Сяо Наньчжу ощутил беспричинное раздражение: если бы Чуси был рядовым под его командованием, он бы немедленно вышвырнул его вон — но прежде чем мужчина успел разозлиться по-настоящему, Чуси вдруг поднял голову и, нахмурившись, медленно заговорил:
— Мастер… я хочу поговорить с тобой.
— Что?
Примечания автора Шитоу Ян (автора):
Вчера ночью опять отрубилась, словно в коматозе... _(:з"∠)_ Мне в самом деле очень стыдно, я прошу прощения за то, что глава вышла такая маленькая. Благодарю вас за донаты, дарю каждому по мохнаторукому крабику, хе-хе…
Примечания переводчика:
[1] А теперь немного картинок:
Солёные свиные ножки 卤猪蹄 (lǔ zhūtí):
Тушёная курица с каштанами 板栗烧鸡 (bǎnlì shāojī):
Солёная рыба на пару 蒸咸鱼 (zhēng xiányú):
[2] Крошка — в оригинале 小钮 (xiǎo niǔ) — в букв. пер. с кит. «пуговичка».
[3] Прекрасен в своём горе — в оригинале 凄惨香艳 (qīcǎn xiāngyàn) — в пер. с кит. «благоуханное (обольстительное) горе».
[4] Смятение духа — в оригинале чэнъюй 心猿意马 (xīn yuán yì mǎ) — в пер. с кит. (даос.) «сердце (душа) (мечется) как обезьяна, мысли (скачут) как лошадь», обр. в знач. «быть неустойчивым; метаться; быть раздираемым сомнениями, противоречиями», «мятежная душа».
[5] Центральное телевидение Китая 央视 (yāngshì) — Янши — China Central Television, CCTV, основной телевещатель в материковом Китае.
Следующая глава
Поделиться в соцсетях
7
Комментарии