* * *

Пишет [J]MirrinMinttu[/J]:

 

Генри V и его Англия

Генри вошел в Париж 1декабря 1420 года, во главе процессии, с королем Франции по правую руку и герцогом Бургундии по левую. Улицы были украшены, повсюду – толпы народа, и через равные интервалы - священники и монахи, вынесшие из церквей реликвии. Король Шарль сделал знак королю Генри, что первым целовать реликвии должен король Франции. Так они прошли через весь город. Через два дня с такой же торжественностью Париж встретил двух королев. По вечерам на перекрестках были установлены фонтаны, бившие вином. Парижане получили мир, вино и зрелища.

 

Король Шарль

 

[MORE=читать дальше]Рождество оба двора встретили в Париже. Увы, мало кто пришел к королю Шарлю, кроме служащих и старых друзей, зато двор короля Генри в Лувре праздновал со всей возможной помпезностью. Он не сделал по отношению к больному королю ни одного жеста доброй воли, просто вел себя так, словно был единственным властелином Франции. Он принимал поздравления, награждал, наказывал, делал назначения. Поскольку французы не давали себе труда скрывать свои чувства, Генри знал довольно хорошо, кто из занимающих более или менее важные должности относится к его регенству отрицательно. Все эти люди очень быстро оказались не у дел, а многие и потеряли свободу.

 

Король Шарль

 

А потом пришло время вернуться в Англию, где он не был ровно три с половиной года.

 

Англия, очевидно, процветала. Очевидно – потому что историки не перестают удивляться отсутствию вразумительных хроник за период 1417 – 1420 гг. Словно ничего в стране и не происходило. То есть, кое-что было. Например, был, наконец, схвачен и казнен Олдкастл. Наверняка король был счастлив, что это произошло в его отсутствие. В страну пробовали вторгнуться шотландцы, но их быстро завернули. Французов-пленников отпустили под честное слово во Францию, оставив в Тауэре только герцога Орлеанского, титул и статус которого во Франции были слишком для Генри угрожающими.

 

Собирались три парламента. О том, что Англия переживала период экономического роста, можно судить, например, по вопросам, обсуждавшимся в палате общин: коммерческие регулирования, безопасность морских путей, улучшение процесса чеканки монеты. Довольно показательно и то, что с 1414 года в стране не было сделано ни одного постановления, касающегося сельского хозяйство, да и постановление 1414 года было просто подтверждением уклада о рабочей силе. Еще в 1417 году было объявлено, что за нелегальную рубку леса, потраву полей и порчу парков виновные понесут наказания.

 

Страна превратилась из преимущественно аграрной во времена Эдварда Третьего в преимущественно промышленную уже при Генрихе Пятом. Даже торговля шерстью уступила место торговле готовой одеждой, ставшей главным предметом экспорта. В конце первой четверти пятнадцатого века сформировалась отечественная промышленная буржуазия, вытеснившая с внутренних рынков иностранных торговцев и производителей.

 

Любопытно, что в правление Генри V криминальные сводки по стране не содержат практически никаких записей о нарушениях закона в королевстве, за исключением одного случая в 1419 году, когда кузен старого Олдкастла осадил своего соседа Виттингтона и потребовал с него выкуп. Зато ни одно заседание парламента не проходило без того, чтобы не был поднят вопрос о пиратстве. Испокон веков пиратство в Англии позором не считалось. Напротив, пираты считали себя честными коммерсантами, заседали в городских советах и даже в парламенте. Потому что моряки других стран вели себя точно так же. К пятнадцатому веку европейские государи пришли, тем не менее, к необходимости как-то обеспечить безопасность международной коммерции. Поэтому проблема пиратства стала весьма актуальной и для законодательных властей.

 

Еще в 1414 году парламентом был принят закон, обязывающий всех капитанов принести перед отплытием клятву не грабить корабли дружественных и союзнических держав. Адмиралы были обязаны надзирать за тем, чтобы коммерческие корабли могли ходить спокойно. Создавались даже флотилии торговых судов, потому что обеспечить безопасность флотилии было легче, чем охранять каждый корабль в отдельности. Для Генри экономическая сторона его политики была настолько важна, что он всегда учитывал интересы Ганзы, бретонцев, фламандцев и даже бургундцев в самые жесткие моменты противостояния: война войной, а коммерция коммерцией. Поэтому война с Францией и агрессивность франко-испанского флота вынудили Англию искать для себя позицию морской сверхдержавы: для островного государства безопасность на море автоматически было делом первоочередной важности.

 

Помимо шерсти и одежды, Англия экспортировала кожу и кожевенное сырье, рыбу, свинец, олово, уголь. Импортировались дерево и шкуры из Прибалтики (в том числе тис для луков);

соль, вино и железо из Бретони, Гаскони и Испании; воск, масло, фрукты из Португалии. Но самыми желанными в Англии были итальянский флотилии:

 

«The grete galees of Venees and Florence

Be wel ladene wyth thynges of complacence,

Alle spicerye, and of grocers ware,

Wyth swete wynes, alle manere of chaffare,

Apes and japes and marmosettes taylede,

Trifles, trifles that litelle have availede.

 

Thus these galeise for this lykynge ware,

And etynge ware, bere hens our best chaffare,

Clothe, wolle, and tynne”

 

Очевидно, поэту казалось, что какие-то там рыба, одежда и шерсть несравнимы со специями и апельсинами, сладкими винами и предметами роскоши, но на самом-то деле торговый обмен был всегда в пользу Англии. В первой четверти пятнидцатого века Англия была самой богатой европейской страной, учитывая ее размеры, с хорошей циркуляцией денег, чего вообще было довольно трудно достичь, из-за вечного дефицита драгметаллов.

 

Иностранцев в Англии того времени поражал, тем не менее, не столько достаток, сколько невиданная по тем временам на континенте свобода горожан. Каждый населенный пункт имел свое собственное управление, стремящееся сделать его максимально самодостаточным и независимым. Практически не было деревни, которая не имела бы рыцаря «из своих». Сэр Джон Фортескью, английский юрист, с ужасом писал о состоянии простолюдинов во Франции, «скрюченных и хилых, униженных, неспособных защитить ни себя, ни свою страну». Он пишет: «Blessed be God this land is ruled under a better law; and therefore the people thereof be not in such penury, nor thereby hurt in their persons, but they be wealthy and have all things necessary to the sustenance of nature."

 

сэр Джон Фортескью

 

Если сэра Джона можно заподозрить в слепом патриотизме, то бургундец Филипп де Комин не имел причин петь диферамбы Англии, но и он пишет: " In my opinion, of all the countries in Europe where I was ever acquainted, the government is nowhere so well managed, the people nowhere less exposed to violence and oppression than in England.”

 

путешественник Филипп де Комин

 

В этом, собственно, и была сила Англии: в единстве нации и чувстве собственного достоинства каждого, от крестьянина до аристократа, чему давали пример короли.

 

Очень интересно положение буржуазии в средневековой Англии. Английские короли не скупились раздавать своим буржуа дворянские титулы и должности. И если назначение сына купца де ла Поля Лордом Канцлером вызвало в дни правления Эдуарда Второго настоящую бурю (а может, бурю вызвал факт, что он был очень плохим Лордом Канцлером), то в более поздние времена выдвижение простолюдинов явного гнева у аристократов не вызывало. Например, епископ Кентерберийский, протеже Генри, знаменитый Чичель, был сыном йомена. Йоменом был и сэр Томас Кноллс, олдермен и дважды мэр Лондона. Не имел знатных предков и еще один мэр, сэр Уильям Севенок. Знаменитейший Ричард Виттингтон начал подмастерьем, а во времена Генри он уже принимал его и королеву Катерину у себя дома, подарив королю после обеда акции на 60 000 фунтов стерлингов. Виттингтон был мэром Лондона трижды. Кстати, свое состояние он оставил полностью на благотворительные нужды: создание библиотек, приютов, перестройку тюрьмы, и пр. в том же духе.

 

Виттингтон (с кошкой *!!!*)

 

Было бы наивным полагать, что война никак не отразилась на Англии. Просто царствование Генри Пятого пришлось на период затишья между двумя бурями. Катастрофические последствия правления Ричарда Второго были залечены еще стараниями Генри Болингброка, так что его наследнику осталось только сделать финальные штрихи. Последствия ориентации промышленности на экспорт и оскуднение сельскохозяйственного сектора, вкупе с 20 000 молодых мужчин, служащих за границей, еще не начали сказываться. Но недостатки людских ресурсов были замечены уже в 1419 году. Тем не менее, последние годы правления Генри Пятого были, пожалуй, самыми счастливыми годами в Англии пятнадцатого столетия.[/MORE]