* * *

Браки в Англии 16 - 18 века

 

У реки Флит Дитч в Лондоне в начале 18 века было расположено 40 Домов бракосочетания. На зданиях вывешивались таблички с изображением женской руки, вложенной в мужскую, и надписями: "Здесь заключаются браки". Партнеры по бизнесу, священники и владельцы таверн, вместе рассылали по городу мальчишек и разных уличных бездельников навязывать свои услуги прохожим. Женщины при этом проявляли особое упорство, хватая людей за рукава и спрашивая: "Сэр, не хотите ли зайти и жениться?"

Заинтересовавшаяся идеей сочетания браком парочка проводилась в здание, например, в самый известный Дом бракосочетания "Рука и перо" у Флитского моста. Растрепанная женщина с журналом для регистрации сопровождала жениха и невесту через пропитанный табачным дымом и запахом пива коридор в комнату, переделанную в часовню. Если даже на улице в это время наступал вечер, стрелки на комнатных часах все равно показывали девять утра, так как по закону брак можно было заключать только с 8 утра до полудня. Пасторами, заключавшими брак, были или низложенные священнослужители, или бывшие узники долговой Флитской тюрьмы.

Кто бы ни являлся в качестве пастора, он обязательно приносил поддельное свидетельство о браке с королевским гербом, но без печати и с пробелами для имен, вступающих в союз. Эти документы любезно предоставлял чиновник уполномоченного часовни Флитской тюрьмы и даже вносил данные о подпольном браке в регистрационный журнал тюрьмы, чтобы они казались официальными.

Дома бракосочетаний являлись доходными коммерческими предприятиями, идеальным местом для обхода указа 1694 г., постановившего взимание налогов с брачных услуг, что подразумевало наличие штампа на каждом документе и свидетельстве. Подпольные браки разрушали попытки государства забрать брачный бизнес у церкви. Во Флитской тюрьме, например, даже сдавались тюремные камеры священнослужителям для проведения церемоний бракосочетания без всяких ограничений, налогов и санкций. Согласно закону 1696 г., штраф за проведение незаконных бракосочетаний составлял 100 фунтов. Но так как некоторые из священников все равно должны были сидеть в тюрьме из-за долгов, для них это не имело большого значения, и они не упускали возможности подзаработать. В подпольных церемониях, естественно, игнорировались основные требования англиканской церкви к проведению обряда.

По канону 1604 г., браки должны были заключаться открыто, в приходе, с публичным оповещением о предстоящем событии за три недели до торжества. Альтернативой этому было получение от церковных властей разрешения с государственной печатью. Однако большинство лондонцев предпочитало подпольные услуги, несмотря на их незаконность. В 1700 г. 2251 брак (примерно треть от обычного числа) праздновался в убогих условиях Флита. Желавшие заключить союз шли туда непрерывным людским потоком из обедневших приходов. Были среди них и люди с положением, но подавляющее большинство составляли ремесленники, рабочие, извозчики, лодочники, торговцы, держатели гостиниц и бродяги, купившиеся на обещание низких плат за услуги.

Некоторые таили коварные намерения. [MORE=читать дальше]Например, если дядя хочет расписаться с племянницей, он обращается во Флит; женщина, соблазненная чарами сводного брата, наверняка станет клиенткой подобного рода заведения. Сюда же приходят слуги и подмастерья, не имевшие права вступать в брак из-за статуса безработных; вдовы, не желающие делиться деньгами и привилегиями с новыми мужьями; отчаявшиеся парочки, которым отказали в приходах из-за крайней бедности; моряки, сходившие на берег в городе-порту, чтобы наспех заключить один или несколько браков. Бедняки, чтобы совершить сделку, могли заложить свадебное кольцо или отказаться от свидетельства и остаться "наполовину женатыми".

Дешевизна во Флите обязательная черта бракосочетания, так же, впрочем, как быстрота и секретность: "Без лишней траты времени, сложностей и осведомления друзей".

С потрепанным молитвенником в руке, распространяя запах перегара, пастор наспех проводил сокращенную версию брачной службы. Церковный канон требовал доскональности, но здесь она была неуместна. Можно было обойтись и без формальностей, лишь бы не забыть записать фамилии новобрачных, конечно, если брак не тайный и нуждается в учете. Сведения можно внести какие угодно, и благодаря фальсификации даты будущий ребенок становился законным.

Вольное изменение дат рождения, смерти и вступления в брак проходило безнаказанно, хотя закон карал за подобные преступления штрафом в 100 фунтов. Для создания вида законности Дом бракосочетания вел журнал, которым, кстати, можно было воспользоваться в своих целях. Какая девушка застрахована от незапланированной беременности? Благо есть куда обратиться, чтобы избежать презрения друзей и соседей. За полкроны можно купить абсолютно любое свидетельство. Причем суд не в силах что-либо доказать, т. к. всегда найдется уйма свидетелей, присутствовавших на свадьбе и готовых, всего за несколько пенсов, подтвердить истинность любого факта.

В 1700 г. законы и обычаи вступления в брак были настолько противоречивы и запутаны, что тысячи лондонцев не были уверены в законности своего супружеского статуса, да и не знали, что такое правомерный брак вообще. Согласно смутным представлениям, при свидетелях должно произноситься что-то типа "Я, Джон, беру тебя, Анну, в жены", после чего пара провозглашается мужем и женой перед лицом Бога. Для большинства семейных пар такого обряда, признанного и одобренного соседями, было достаточно. По церковным канонам данный брак считался нерасторжимым и связывающим людей навеки. Государственный закон, однако, закреплял права на собственность только тем супругам, которые прошли публичную церемонию, иначе ни муж, ни жена не могли претендовать на состояние своей половины, а их дети не вступали в права наследования.

Для самого простого люда делом особой важности казался обмен пары символическими предметами: кольцами или половинками одной монеты; это закрепляло союз и вносило характер формального контракта.

Началом брачного возраста считались 14 лет для юношей и 12 лет для девушек. До достижения 21 года жениху и невесте требовалось согласие родителей или опекунов. Из-за отсутствия контроля над подпольными браками и ведением регистрации система регистрации была подвержена злоупотреблению. Женщина, например, могла узаконить своего ребенка и избежать позора, выскочив замуж за первого встречного. Имел место и обмен женами, зачастую удивительно нахальный: "В прошлый вторник двое мужчин поменялись женами, с которыми прожили по 12 лет. В тот же день, к общему удовольствию, браки были узаконены во Флите. Мужья вручили друг другу своих жен и вместе отпраздновали событие".

Один священник записал как-то в своей карманной книжке, что подозревает новобрачных в принадлежности к женскому полу, и на самом деле есть свидетельства о подобных союзах.

Сезар де Соссюр, иностранец, гостивший в Лондоне, описал в послании своей семье следующую форму злоупотребления: "Женщина, вступающая в брак, освобождается от долгов, так что, оказавшись в трудной ситуации, грозящей тюремным заключением, она попросту находит холостяка, там уже давно пребывающего, который за три гинеи рад будет на ней жениться. Зовут священника, и он без промедления заключает союз, ведь во Флите на это не нужны ни санкции, ни объявления. Далее распивается бутылка пива или вина, выдается свидетельство и новоиспеченная жена уходит, чтобы больше никогда не увидеть своего мужа. Когда же приходят кредиторы, она предоставляет свой брачный документ, и арестовать ее становится невозможным. Да и мужа не привлечешь к ответственности за ее долги, он и так уже в тюрьме из-за неплатежеспособности. Вот такую изощренную хитрость позволял провернуть закон того времени.

Несмотря на последствия, подпольная женитьба оставалась неимоверно популярной. Одной из ее самых темных сторон являлась возможность заманить и выкрасть богатого наследника или наследницу. "Отсюда и получались свадьбы между лакеями и достопочтенными молодыми дамами, чей союз потом, естественно, был не из легких", - отмечает Миссон. Часто при похищении в ход шли спиртное и наркотики: юные наследницы и богатые вдовы просыпались утром уже женами незнакомых им мужчин, успевших воспользоваться бессознательным состоянием невольных невест в своих похотливых целях. Только в 1753 г. подобной мошеннической деятельности положит конец Закон о браке.

Даже когда заключался брак по обоюдному согласию, люди пытались обойти закон. Некоторые отрицательно воспринимали необходимость оглашения помолвки перед свадьбой, считая это возмутительным вмешательством в личную жизнь.

Многие лондонцы чувствовали неловкость из-за принародного оглашения будущего брака. Происходило это событие во время утренней службы в воскресенье, когда все жители Лондона посещали церковь. Обычно все прекрасно знали, что жених и невеста еще до свадьбы занимались сексуальными играми не с одним партнером и, естественно, что такие парочки стремились избежать издевок и всезнающих ухмылок прихожан. Выходившие замуж из корыстных соображений, в свою очередь, не хотели слышать, что об их поступке думают другие.

Невеста 1700-х годов не одевалась в белое, предпочитая яркие разноцветные шелка, если могла это себе позволить. Подвязки, игравшие важную роль в постельной церемонии, представляли собой элегантные шелковые ленты, которые завязывались под коленом. Популярным цветом был голубой, возможно, из-за ассоциаций с Девой Марией. Однако красные и белые подвязки тоже носили. Подружки невесты и гости щеголяли позолоченными розмарином и лавром. Розмарин, присутствовавший как на свадьбах, так и на похоронах, погружался в ароматическую воду. Дорожка, по которой проходили молодые, устилалась тростником.

Во время самого процесса венчания, было предостаточно домашних обрядов: "Когда приходит время молодым ложиться спать, друзья жениха снимают с невесты подвязки, предварительно ослабленные так, чтобы любопытная рука не могла слишком приблизиться к коленке. Когда с этим покончено и подвязки прикреплены к шляпам франтов, подружки отводят невесту в спальню, раздевают и укладывают в кровать. Жених, разоблачившись с помощью друзей в другой комнате, приходит в ночной рубашке к своей супруге, окруженный сестрами, тетями с матерью и друзьями, и без дальнейших церемоний ложится в постель. Друзья жениха берут чулки невесты, а подружки невесты чулки жениха и садятся около кровати, у ног молодоженов, и бросают чулки так, чтобы они попали на головы жениха и невесты. Если мужские чулки, брошенные подружкой, падают на голову мужа, это означает, что эта девушка сама скоро выйдет замуж; такие же выводы делаются по женским чулкам, брошенным мужчиной". При раздевании невесты подружки должны вытащить все свои шпильки и булавки. Если остается хоть одна, это очень плохой знак для виновницы происшедшего: она не выйдет замуж до празднования Троицы.

Кружева невесты, ленты и банты распределяются среди гостей, и последние носят их на шляпах несколько недель. Таким же образом раздают перчатки. Некоторые невесты не снимали этот предмет туалета вплоть до первой брачной ночи, так как этот процесс символизировал потерю девственности. В конце концов паре предлагали снадобье, состоявшее из молока, вина, яичного желтка, сахара, корицы и мускатного ореха. Они пытались залпом проглотить это, чтобы "избавиться от беспокойной компании".

Брак в то время приравнивался к торгу. Циники называли его "смитфилдской сделкой", имея в виду известное место продажи лошадей в Лондоне: "Женитьба на самом деле стала простой продажей; отцы привозят своих дочерей в Смитфилд, как делали бы это с лошадьми, и продают их тем, кто предложит наивысшую цену".

Подгоняемые своими амбициозными матушками, юные девушки яростно боролись друг с другом в попытке заполучить мужа. И не без причины. При соотношении 10 мужчин на 13 женщин последние определенно находились в невыгодном положении. Д.Дефо осуждает брак по расчету, считая его эквивалентом жесткого изнасилования и затеей, не приносящей счастья: "Спросите девушку, зачем она выходит замуж, ответом будет - хочу стабильности... Спросите мужчину, зачем он женится - из-за денег... Как мало принимается во внимание первейший и необходимейший компонент системы - любовь, без которой брак... никогда не будет счастливым".

Брак был дорогим удовольствием, мужчины женились по большей части тогда, когда это позволяло их финансовое положение. Младший сын аристократов или дворян наследовал обычно мало, если вообще получал что-нибудь, поэтому, прежде чем начать думать о женитьбе, он тратил некоторое время на начало профессиональной или деловой карьеры. Если он все-таки женился, его супруга приносила солидное приданое, позволявшее ему жить соответственно его воспитанию. Обычно младший сын женился в возрасте 30 лет на женщине моложе его лет на 10.

Разница в возрасте между мужем и женой определялась состоянием супруга. Чем выше социальная ступень, тем моложе была невеста: девушка из богатой семьи могла получить приданое от отца и не нуждалась в откладывании замужества. Люди среднего и низкого достатка должны были прежде накопить денег на брак и, соответственно, заключали его позже. Это происходило примерно в 25-30 лет. Уроженки Лондона выходили замуж где-то в 21 год, на несколько лет раньше, чем иммигрантки, ждавшие до 25 лет.

День Святого Валентина имел в то время особое значение. Для Сезара де Соссюра это явно было чем-то новым: "14 февраля, или день Святого Валентина, - праздничный день для молодых людей. Мне кажется особенно забавным то, что юноша может в этот день попросить совершенно незнакомую девушку быть его подругой, а она откажет только в том случае, если у нее уже кто-то есть. Эта традиция лежит в основе многих браков". В высшем свете ухаживаний было мало, а браки заключали родители пары и юристы. Герой сатирического произведения Генри Филдинга "Маскарад" не видит нужды во флирте: "Я увидел свою жену в первый раз всего за час до свадьбы. Я обратился к ее отцу, ее отец к своему адвокату, а адвокат изучил мое состояние... сделка была заключена. Зачем молодым людям общаться до того, как они приступят к раздеванию?"

Там, где была замешана собственность, невинность будущей невесты становилась важнейшей частью переговоров по поводу брака. Мужчина хотел быть уверенным, что его наследник будет законным. Некоторые считали добрачный секс одним из самых омерзительных преступлений: "Для мужчины сделать шлюхой женщину, на которой он собирается жениться, означает осквернить собственную постель, загрязнить собственное семя, ввести бастардов в собственный род; это признак самого дурного вкуса", - пишет Дефо в книге "Разврат во браке, или Супружеский бордель". Однако многим юношам и девушкам удивительно много разрешалось в экспериментах с сексом до свадьбы. Панталоны еще не были изобретены, и женщины ничего не носили под юбками, так что барьеров для мужской похоти не существовало. Ласки, или сексуальные игры парочек обычно прекращались незадолго до совершения полового акта. Часто все происходило в присутствии других женщин, матери, сестер или друзей. В некоторых случаях посредине кровати между молодыми людьми устанавливалась доска, но при этом они могли лежать вместе и получать удовольствие хоть всю ночь. Эти ласки необязательно приводили к замужеству, девушка могла заниматься сексуальными играми с несколькими мужчинами до свадьбы.

С приближением нового века тенденция к свободе отношений достигла устрашающих пропорций: участились внебрачные беременности и рождались бастарды. Очень часто молодые люди женились только тогда, когда женщина беременела. Мужчина, не выполнявший свой долг, т. е. не доводивший дело до свадьбы, преследовался приходскими священниками и обязывался поддерживать женщину, зачавшую от него, материально. Одна из десяти английских невест была уже беременна на день своей свадьбы.

Конечно, страх перед беременностью, бесчестием и позором, неодобрением семьи, друзей и соседей сдерживал распущенность. Контрацепция ограничивалась презервативами, которые изготавливались из кишок овец (они составляли 9,5 дюйма в длину и 3 дюйма в ширину и завязывались лентой). Так как их доставляли из Франции, они стоили довольно дорого и не могли быть доступны простым людям. Презервативы использовались практически исключительно как защита от венерических заболеваний, а не для предотвращения беременности. Замужние женщины иногда прибегали к аборту, когда не могли допустить пополнения семейства. В медицинских книгах предлагалось множество тайных рецептов избавления от нежелательной беременности.

Для брака было очень важно родительское согласие. Значимость этого согласия и благословения на брак определялась состоянием семьи. Таким образом, аристократическая молодежь была самой ограниченной в плане свободы выбора. Конечно, случалось кому-то к 25 годам потерять одного либо обоих родителей, тогда женщины, находившиеся в таком положении, характеризовались как перешедшие "в собственное распоряжение". Мужчины и женщины, которым исполнился 21 год, и, следовательно, согласие отца и матери не требовалось, все же обычно советовались с родителями по поводу брака. Жениться без родительского совета было не принято.

Существовали различные мнения по поводу предоставления молодым людям свободы в выборе второй половины. Нонконформисты, например Дефо, считали такую привилегию лучшим рецептом супружеского счастья, в основе которого лежат дружба и любовь. Даже имея при выборе мужа свободу, девушки все равно не могли позволить себе быть слишком разборчивыми, так как они рисковали остаться одинокими, отказав одному-двум поклонникам. Одна из первых феминисток Мэри Астелл, которая сама не была замужем, понимала эту ситуацию так: "На самом деле нельзя сказать, что женщина выбирает - все, что ей позволено, это принять или отвергнуть то, что предлагают". К девушкам относились, как к ограниченным созданиям, нуждавшимся в руководстве.

Существовала множество средств для убеждения своих детей, что при выборе супруга они поступают не правильно, по мнению родителей. В качестве последнего средства для убеждения могли использовать деньги. По традиции, в том случае, когда "дочь лондонца выходит замуж при его жизни без его согласия, свою долю наследства она не получает, если только отец не простит ее до своей смерти". На практике лишь небольшая часть лондонцев исключала своих детей из завещаний за свадьбу без родительского согласия, а юристы были снисходительны, когда рассматривали подобные дела. Корыстная сущность брака была признаком этого века. Иностранцы, такие как Сезар де Соссюр, отмечали у англичан одержимость жаждой наживы. "Подтверждением тому, что они очень любят богатство, может служить их первой же вопрос о незнакомом им человеке, которого вы упомянули: "Он богат?"

Брак был основным средством передачи имущества и одним из самых надежных путей получения денег. Неизбежным становился соблазн жениться для финансовой выгоды. Чем выше социальный статус пары, тем меркантильнее могли быть мотивы их брака. В книге "Некоторые размышления о браке" Мэри Астелл так описывает интерес к невесте в высшем обществе: "Первый вопрос - что она принесет? Сколько акров земли? Сколько денег наличными?"

Однако, несмотря на все финансовые маневры, романтическая любовь все же не исчезла. Ее все так же представляли идеальной, а письма, дневники и эпитафии показывают, что многие молодые люди - даже после свадьбы - влюблялись друг в друга. В этом идеале любви не было места страсти. Т.е. считалось, что с женой нельзя часто заниматься сексом: «дабы не превращать супругу в шлюху».

Люди стремились заключать браки с представителями своего круга и перенимать склад семьи своих родителей. Для супругов было достаточно доброты друг к другу. Любовь, конечно, вещь замечательная, но совместимость характеров и религиозных чувств, а также финансовые интересы все-таки играли более важную роль в вопросе о браке.

У лондонцев всегда была репутация прагматистов, поэтому неудивительно, что меркантильность часто брала верх над романтикой. Дефо описывает, как мужчины буквально шли на аферу, подавая себя как достойную партию для богатой невесты, даже если у них не было собственного состояния. Многие обращались к свахе, чтобы заполучить богатую жену.

Соотношение между количеством мужчин и женщин в рассматриваемый период было не в пользу представительниц прекрасного пола, а потому гарантией замужества было большое приданое. Обе стороны желали выгадать в браке, а потому условия оговаривались, как в любой деловой операции. Приходилось быть предусмотрительными. Заявления мужчины о своем характере, состоянии и перспективах на будущее нуждались в тщательной проверке. Дальше начинался торг. Двумя основными пунктами брачного контракта являлись приданое, приносимое женщиной, и сумма выплаты на ее содержание в случае смерти мужа. Приданое невесты обычно равнялось трехгодовому доходу от поместья мужа. В свою очередь, между размером приданого и количеством денег, которые женщина будет получать, если станет вдовой, тоже существовала связь. Дело о разводе богатой лондонской пары, Анны и Чарльза Норвос, является иллюстрацией типичного брачного соглашения. Жена в качестве приданого принесла 7 тыс. фунтов, а ее содержание определялось в 700 фунтов.

Установленное приданое невесты отдавалось отцу жениха. "3 тыс. фунтов в золоте от невестки" - записал Джон Эвелин в своем дневнике.

Как мы видим, отношения между новобрачными в начале XVIII в. во многом зависели от финансового состояния будущих супругов. Только тогда, когда вопрос о брачном контракте был решен, могли проявляться какие-то признаки романтической любви, давались клятвы верности, женщине дарили кольцо и букеты цветов. В описаниях потерянных или украденных колец, напечатанных в газетах, можно найти следующие фразы гравировок: "Двое, соединенные Богом в одно", "Чистая любовь никогда не исчезнет". Обручальное кольцо, которое могло быть украшено драгоценными камнями, надевали на третий палец левой руки во время церемонии. Только тогда духовная, романтическая и финансовая связь воссоединялись. В Англии для людей обоих полов существовала традиция приветствовать друг друга поцелуем в губы. Возникшее новшество обращаться ко второй половине по имени было предлогом жарких споров в иерархическом обществе, ожидавшем почтительного отношения женщины к мужу.

По закону того времени права супругов не были равны. Если мужчина убивал свою жену, он должен был быть повешен как уголовный преступник. Если женщина убивала мужа, ее обвиняли в государственной измене и сжигали заживо.

В день свадьбы новобрачная теряла свои права свободной женщины, которые были одинаковыми с мужскими. До этого момента она могла владеть собственностью, завещать ее по своему усмотрению, заключать контракты, подавать в суд. Но замужняя женщина испытывала ряд притеснений в правах, ее ставили в один ряд с несовершеннолетними, душевнобольными и лицами, объявлявшимися вне закона. Хотя она занимала позицию превосходства над своими незамужними сестрами, но была абсолютно подчинена мужу. Толкователь закона Блэкстоун следующим образом оценивает ее положение: "По закону муж и жена являются одним человеком, таким образом, женщина перестает существовать как юридическое лицо и действует только по протекции мужа".

Если женщина заводит роман на стороне, то считалось, что любовник покусился на собственность мужа: "Соблазнение чужой жены признается наихудшим видом кражи". Но благодаря меркантильному характеру века обманутый муж скорее подал бы в суд на обидчика, чем вызвал его на дуэль. Компенсация виновному назначалась такая высокая, что совратитель попадал в долговую яму.

Если жена получала травму по чьей-то вине, то муж также считался задетым и мог предъявить иск обидчику.

Бессилие замужней женщины в рамках закона возмущало реформаторов этого века. Героиня романа Дефо Роксана довольно цинично относилась к проблеме: "Сутью брачного контракта является отказ будущей жены от свободы, имущества, власти и всего остального в пользу мужчины; женщина при этом становится фактически рабыней".

Возможно, самым неприятным было то, что собственность женщины после брака переходила в абсолютное владение мужа. Он мог все промотать, оплатив свои игорные долги, потерять в деловых операциях, просто не давать денег на жизнь жене и детям. Муж мог выкинуть супругу из дома, вполне возможно, купленного на ее деньги.

Казалось, в вопросах брака все было против женщины. Однако имелись некоторые проблески надежды.

К 1700 г. начала появляться тенденция к финансовой независимости слабого пола. Подтверждение тому - выделяемые мужем карманные деньги – «деньги на булавки». Брачный контракт мог предусмотреть для жены некоторую собственность "для самостоятельного использования и распоряжения", однако по согласованию с супругом. Или же женщина могла до свадьбы вверить собственность попечителям, которые затем выплачивали ей определенный доход. Супружеские конфликты, часто рассматривавшиеся в суде, сводились к постоянным спорам по поводу денег, особенно когда жена закрывала доступ к ее личным средствам. Мужья категорически отрицали такое право женщин. Супруг мог запугивать свою половину, угрожал физической расправой и бросал ее вместе с детьми на годы, иногда без содержания. Женщина могла быть подвергнута угрожающему жизни насилию, с целью заставить ее уступить требованиям мужа. Он мог даже заключить супругу в сумасшедшей дом, что, кстати, практиковалось довольно часто.

Даже в том случае, когда жена обеспечивала мужу хорошее состояние, она не могла ожидать от него благодарности и человеческого отношения.

К насилию все в стране уже привыкли. Власти пригвождали нарушителей к позорному столбу или публично пороли на улицах. Преступников вешали. Родители секли детей, мастера - учеников, хозяйки - слуг. На фоне этого побои жены мужем не казались чем-то экстраординарным. Считалось, что он имел право наказывать ее. Но времена менялись, брак стал толковаться как договор со взаимными правами и обязанностями. Будучи главой семьи, супруг все же не должен злоупотреблять своей властью. В его обязанности входили любовь, верность и забота, в ее - покорность и послушание. Поведение жесткого и неверного мужа обществом стало осуждаться.

Положение женщин, может быть, и было подчиненным по отношению к мужчинам, но, в общем, они могли постоять за себя и отвечали той же монетой, которую получали. Как всегда, распределение власти в семье зависело от характеров супругов.

Как и многие иностранные приезжие, Сезар де Соссюр был поражен английским шовинизмом. Ему понравилось, что англичанки не разделяли презрительного отношения своих мужей к чужестранцам, даже наоборот, предпочитали их лондонским мужчинам. Как раз это не особенно удивляло, так как "англичане не балуют своих женщин вниманием, предпочитая их обществу азартные игры и пьянство". Сезара де Соссюра также поразило спокойное отношение семейных людей к неверности: "Если англичане и не ревнуют своих жен, то те платят им тем же. Узнав, что у супруга есть любовница, жена не впадает в отчаяние, наоборот, если будет на то желание мужа, она ведет себя вежливо с соперницей, к тому же она, возможно, тоже утешит себя дружком; таким образом, и муж и жена будут счастливы".

Другой иностранец, Бит Луи де Мюраль, так сообщает о своих наблюдениях: "Большинство мужей имеет любовниц. Некоторые приводят их домой и сажают за один стол с супругой, однако ни к чему плохому это не приводит. Мне кажется, они могли бы и в постель улечься втроем, хотя не уверен, что такая мысль уже не пришла кому-то из них в голову. После всего этого англичане могут хвастаться, что у них самые замечательные жены в мире".

Официально освобождением от уз супружества признавалась смерть мужа или жены. Развод короля не повлиял на протестантских реформаторов и остался единственным подобным прецедентом. Новой ступенью свободы личности стала возможность выбирать самому себе пару, что означало ожидание сильных эмоций от брака, а также большее разочарование в случае ошибки. Неизбежно начали происходить размолвки между супругами, а женщины не стеснялись протестовать, когда с ними поступали не по-джентльменски. Несмотря на это, легального развода добиться было сложно, насколько бы ни отвратительно вел себя муж. Разводом назывались раздельная постель и пропитание, но без разрешения выходить замуж снова.

Во многих делах, слушавшихся в церковных судах, присутствовали факты измены. Женщина могла обвинить в адюльтере своего мужа, если имела конкретные основания для этого. В обществе, где женщина воспитывалась как низшее, подчиненное мужчине существо, такие основания не всегда находились. Все грязные подробности скандала выставлялись перед судом на всеобщее рассмотрение. Каждая сторона пыталась представить себя в качестве невинной овечки, однако именно на женщине лежала задача убедить мужчин-судей в виновности супруга. Здесь, как нигде больше, ей приходилось играть роль пассивной жертвы, так как малейшие признаки настойчивости могли привести суд к выводу, что она сама спровоцировала поведение мужа.

Свидетели были жизненно необходимы в таких случаях. В основном ими становились домашние слуги, которые, казалось, проводили все свое время в подглядывании в замочные скважины и подслушивании под дверью. Ни один муж не мог завести роман или побить жену без их ведома. Даже простыни, которые стирала прислуга (хотя и не часто), могли служить доказательством измены. Слуг можно было позвать на помощь, если рукоприкладство мужа переходило все границы. К сожалению, многие свидетели были рады дать ложные показания за денежное вознаграждение.

Кроме судебной системы, дававшей больше прав мужчинам, было много других сложностей, делавших развод кошмаром для женщин, у которых не было (или было слишком мало) собственных денег, а процесс становился делом крайне дорогостоящим. Его стоимость - 20 шиллингов. Это двухлетний заработок лондонского рабочего и десятилетний - работавшей женщины. Таким образом, развод был привилегией высшего общества и среднего класса с неплохим доходом. Если жена была в состоянии оплатить процесс, она могла подать в суд заявление на материальную помощь от бывшего супруга, которую ей и предоставляли, если доказывалась ее невиновность. Также стороны могли договориться о расставании между собой и подкрепить это оформлением соглашения у нотариуса, в этом случае женщина тоже получала материальную поддержку.

Законы об адюльтере были не на стороне женщин. Мужчины за измену не наказывались никак, но для женщин предусматривались тяжелые последствия за любовную связь в браке либо после распада семьи. Денежные выплаты тотчас же заканчивались при малейшем подозрении в измене. Разведенная женщина приговаривалась к жизни в изоляции. Хуже того, она теряла своих детей, которых воспитывал отец, потому что они принадлежали ему так же, как и жена, во всяком случае, пока вырастут. Супруга не имела права видеться с собственным ребенком, даже если отец был признан виновной стороной на суде. Естественно, надо было пережить муки ада, чтобы решиться пойти на развод, но, как ни странно, все больше женщин предпринимали подобные шаги, что можно рассматривать как знак роста сознания собственных прав. Некоторые женщины просто уходили из дома. Газеты были усеяны сообщениями о бегствах супруг и отказами со стороны мужей выплачивать их долги. После свадьбы даже "движимое имущество" или предметы домашнего обихода жены становились собственностью мужа. Она владела только "личными принадлежностями", другими словами, своей одеждой.

Женщина, сбежавшая от супруга, практически объявлялась вне закона. Муж мог принудить бедняжку вернуться и привлечь к ответственности людей, давших ей убежище. Он имел право насильно привезти жену домой, запереть в комнате или заключить в сумасшедший дом. Она оставалась под "опекой" мужа и страдала от своей недееспособности. Женщина не заключала контрактов, не получала кредит, не продавала и не покупала собственность. Если ей все же удавалось заработать деньги, ничто не могло помешать мужу отобрать их у нее. Собственность жены после свадьбы уже перешла к супругу, сбежав же, она теряла и ту часть наследства, которую должна была получить, став вдовой.

Для неотягощенных богатством мужчин не представляло труда бросить свою вторую половину и создать семью с кем-то еще.

Исчезнуть из семьи и никогда больше не появиться мужчине было несложно. Отряд вербовщиков во флот и армию мог взять его по желанию или насильно. Для некоторых военная служба была замечательной альтернативой браку.

Если мужчина не возвращался через семь лет, женщине позволялось снова выйти замуж. Но при этом возникали финансовые сложности. Имея возможность повторного замужества, многие среди бедных набожных женщин оставались одинокими и надеялись на помощь прихода. В перенаселенном Лондоне приходы испытывали денежные трудности и потому прикладывали неимоверные усилия по поиску и поимке ветреных мужей, заставляя их затем выполнять свои финансовые обязательства.

Женщины, вышедшие замуж тайно и не имевшие возможности доказать законность брака, сталкивались с большими трудностями при попытке получить от мужа средства на содержание.

В качестве последнего способа расторжения брака бедняки могли прибегнуть к публичному саморазводу, продаже супруги, заранее обговоренной сторонами. Точно так же, как при продаже скота, муж "надевает поводок на шею супруги и ведет ее на ярмарку, где в ходе аукциона продает, как если бы она была мерином или молочной коровой". Обычно муж и человек, пожелавший купить его жену, договаривались о снятии с уже бывшего супруга всяких обязательств. Женщина могла стоить сколько угодно - от нескольких пенсов до 5 гиней. Как и при любой сделке, некоторая часть денег отдавалась рыночному клерку. Эта продажа позволяла снова вступить в брак каждому из бывших супругов. Незачем говорить, что все это считалось нелегальным с точки зрения и светского, и церковного суда, а также порицалось в прессе.

Существовала интересная альтернатива развода. По странному стечению обстоятельств в государстве, где развод был запрещен, можно было заполучить его по специальному акту парламента, который позволял разойтись законно и с правом заключения повторного брака. Такая возможность предоставлялась богатым и власть имущим, чьи жены, не исполнив долг по произведению на свет наследника огромного состояния, завели романы на стороне.

И все же в привилегированных слоях общества узы брака представлялись вечными. Поэтому молодые мужчины не хотели прощаться с холостяцкой жизнью. Мужчин и так было меньше, чем женщин, да еще женились они с неохотой. В то время как политик и экономист Вильям Петти предупреждал об угасании человеческого рода, женщины беспокоились из-за личной неустроенности. Стародевичество стало новым социальным феноменом и вызвало общественную обеспокоенность. Брак считался сделкой, девственность - ценным товаром, следовательно, старые девы всего-навсего удерживали свое сокровище, никому его не продавая.

Брачный рынок стал настолько оживленным, что некоторые отцы намеренно не допускали на него своих дочерей, не имея возможности или желания обеспечить им приданое (сумма постоянно возрастала). С другой стороны, незамужняя девушка оказывалась тяжелым бременем для семьи. Она даже могла стать прислугой в доме родни. Все это приводило к тому, что женское образование теперь больше нацеливалось на обучение ловле мужей, чем способам заработать на жизнь.

Только деньги могли обеспечить девушке замужество, и никогда это не было выражено так, как в 1700 г., когда женщины не имели права распоряжаться собой. У них было также две соперницы - вино и падшие женщины. "Стыд и позор. Даже молодые мужчины хватаются за бутылку. Они не думают ни о чем, кроме стакана, а если вдруг вино вдохновит их на "подвиги", на следующей же улице эти пьяницы найдут то, что удовлетворит их аппетит. Это приводит к еще одной проблеме: невыносимому количеству любовниц, которые отвращают мужчин от законных уз брака. Пока все это поощряется и допускается, добродетельная женщина никогда не будет цениться, а супружество - процветать".

Быстро осознав свою выгоду, правительство ввело налог (1 шиллинг в год) для холостяков и вдовцов старше 21 года.

А в английском языке и сексуальной практике появился термин "старая дева" в его традиционном значении.

Таким образом, проявлявшееся со стороны женщин чувство независимости, повышавшиеся цены на заключение брака, процветавшая проституция и т. д. женитьбу не делали чем-то привлекательным и желаемым. Если, конечно, она не выступала в качестве незаконного обряда, совершавшегося в тени собора Святого Павла. отсюда[/MORE]