О милейшей открытке

Эта прелесть, порождённая пользователем Миро, резко и жёстко вдохновила меня на следующий маленький рассказик, столь же милый и family friendly.

Рассказик
Этот дом стоит на обрыве, под которым беснуется, разбиваясь о скалы бурный морской прибой. Ниже, в долине, лежит небольшой рыбацкий городок. В эту ночь – их последнюю ночь – разразился сильнейший за последние десятки лет шторм.
С окружающих городок холмов, размывая склоны, увлекая с собой комья земли и травы, обнажая скрюченные корни редких деревьев, устремляются потоки грязной воды, заливая улицы, затопляя подвалы домов. Струи дождя почти горизонтальные от сбивающего с ног ветра, похожи на плотную тёмно-серую колеблющуюся вуаль.
Всё началось с того, что в погребе дома на вершине скалы появилась совершенно круглая дыра. Огромная, она заняла почти весь пол. Озадаченные и напуганные обитатели дома собрались у её края, глядели в неё, а та лишь безмолвно зияла бездонной чернотой. Но в ней не чувствовалось пустоты, и она не была дырой. Это был проём. Дверь или же окно туда, куда не попасть иными путями. Её мрак был полон чего-то. Не то чтобы живого, но и явно не мёртвого. Оно постепенно выходило наружу, покидая глубины скал через новообразованный проход. Находило новое пристанище в телах жителей дома, в их мозгу и в их мыслях. И вскоре они перестали замечать дыру, перестали удивляться и перестали быть собой.
Старшая женщина в семье снимает тонким слоем кожу с правой руки прямо за обеденным столом. На глазах у родственников, завязывает кожей глаза и в мельчайших деталях описывает картины грядущего мира; исполинский лик вернувшегося из забытья первобытного чудовища, тридцать его слов и одиннадцать его намерений.
Отец срезает циркулярной пилой верхнюю часть черепа и погружает пальцы в размякший, пахнущий гнилью мозг. Он падает на колени и кричит одни и те же слова на никому не известном языке в течении двух дней.
Младший ребёнок раз за разом разбегается по коридору и врезается в стену. Оставшиеся на ней пятна крови образуют въевшийся в древесину дымящийся текст, значение которого известно ему одному.
Глазные яблоки их затем заполнятся чёрной жижей, кости размягчаются и сливаются с мясом, образовывая студенистую холодную плоть, похожую на моллюска. Они ползут по лестницам вниз, уже совершенно не похожие на людей, их бесформенные складки хлюпают, перекатываясь со ступени на ступень. Они встречаются в холле, наползают друг на друга, притянутые потусторонним инстинктом, и застывают, будто гротескная, оплавленная скульптура.
Медленно они начинают сливаться в единую общую форму. Если что-то до сих пор оставалось от их изначальных сознаний, теперь оно становится частью более общего непостижимого разума, коим наделена эта неземная биомасса.
Куполообразная туша – некогда жившая в этом доме семья – распускает во все стороны щупальца, точно буйно растущий плющ. Они оплетают стены и пол, перекидываются на потолок, устремляются в окна и двери, покрывают внешнюю сторону дома, порог и прилегающий двор. Толстые и тонкие, короткие отростки и массивные, будто древесные стволы, тянущиеся через весь дом. Они продолжают расти, раздваиваться, расстраиваться, разделяться на десятки мелких разветвлений, точно кровеносные капилляры, захватывая всё более и более широкие территории; подбираясь к городу; выискивая людей.
Вместе с началом шторма, выросшая почти до потолка желеобразная бесформенная структура иномировой плоти содрогается и издаёт звук, никогда ранее не звучащий на этой планете. Он сочетает в себе низкий глубокий скрежет тектонических плит, шелест пчелиных крыльев в улье и звук трущихся друг о друга обломков костей в изломанном теле.
Звук становится всё более напряжённым, в нём появляются нарастающие вибрации и когда кажется, что вот-вот начнёт рушиться основание дома, звук переходит в некую иную плоскость, словно колебаться начинает уже не воздух, а иная, более фундаментальная среда; возможно даже другое пространство.
Как только дождевая вода падает на раскинувшиеся повсюду внутри и снаружи дома щупальца, в них открываются маленькие, едва заметные поры, вскоре вырастающие до широких устьев, служащих для сбора воды. На дне их скрываются железы, вырабатывающие вещества отдалённо напоминающие психоделики и галлюциногены, но обладающие куда более сложным и непостижимым современной человеческой наукой воздействием; вещества, для которых не только разум, но и тела не более чем податливый материал. Вода наполняет устья, смешивается с накопленными там веществами и устремляется вместе со стремительными дождевыми потоками вниз, к городу и обитающим там людям.
Жена рыбака готовит ужин для себя и своей дочери, впрочем, почти не осознавая, что делает, изведённая тревогой за супруга. Он вышел в море ещё до начала внезапного шторма, и она не имеет ни малейшего понятия, что с ним стало теперь. На прощание он погладил её по плечу и обещал, когда вернётся, закончить строить веранду в их доме, где она будет сидеть и вышивать вечерами, среди выращенных ею цветов. Внезапно, она ощущает будто бы тонет, чувствует себя на огромной глубине, среди исполинских тел непостижимых людским разумом созданий. Её взгляд останавливается за пределами этого мира; её сознание переключается на иные уровни бытия, навсегда покинув привычный мир.
Её дочь подходит к матери, – замершей, недонеся доску с нарезанными овощами до кастрюли. Глаза женщины похожи на рыбьи. Её рот раскрывается нечеловечески широко, будто у обитателя океанских глубин, где нет ни света, ни чего-либо привычного человеку. Широкий неестественный оскал похож на дьявольскую улыбку. Она улыбается своей дочери. Её руки, – с которых уже сползли последние клочки мяса, обнажив кости, куда начали нарастать пульсирующие красноватые волокна, – ложатся на голову девочки и давят, пока не выдавливают из неё последний крик, последний вздох. Мать заглатывает её труп и выходит в дождливую ночь.
Старуха дремлет у камина, подальше от холодной влаги за окном. Из её глаз сочится белесая жижа с чёрными вкраплениями. Струйки собираются на её щеках, сползают на шею и плечи, похожие на слизняков, явно подчиняясь чему-то ещё кроме гравитации; движимые чьей-то волей. Вещество медленно покрывает её кожу с ног до головы, оставив нетронутыми только глаза. В конце концов, они открываются, но уже поздно. Глаза – единственное, чем она ещё может пошевелить. Они безумно вращаются в глазницах, но ужас постепенно растворяется в жидкости, вместе с её разумом, а затем и телом. Большая лужа цвета грязного молока просачивается сквозь половицы и впитывается в землю.
Двое приятелей возвращаются под дождём из таверны. Они пьяны и не замечают ничего вокруг, алкогольный туман застилает от них реальность сладкой шелковистой дымкой. Один из них вдруг начинает неистово хохотать. Другой поворачивается к товарищу и видит, как его голова расширяется и вытягивается, становится похожей на гриб с шляпкой покрытой по окружности рыбьими глазами. Его тело выгибается назад так, что шляпка гриба упирается в землю, а из согнутого дугой живота, в потоке зловонной бурой жижи, вырывается клубок извивающихся щупалец.
Второй ночной гуляка тоже начинает хохотать, упав на задницу, пытаясь отползти подальше от того, во что превратился его друг. Конечности первого ломаются с громким хрустом, в них появляются новые суставы, они становятся похожи на лапы огромного насекомого. Изломанное тело, лишь отдельными чертами отдалённо напоминающее человека, поворачивается к ползущему в мокрой грязи спутнику и тянет к нему хлещущие во все стороны щупальца. Они влажно шлёпают по земле, ползут к безумно хохочущему человеку, оплетают его ноги. Его истерический хохот становится ломким и визгливым. Теряется в гуле усиливающегося ливня, во влажных ударах щупалец по лужам. Они покрывают его тело, сдавливают сильнее и хохот обрывается, захлебнувшись в крови. Раздавленный мешок с кровавым месивом и обломками костей внутри затягивается внутрь разбухшей невообразимой туши, пока та бредёт к дому на скале.
Люди в городке беснуются. Люди хохочут, кричат, визжат и скулят. Они корчатся в экстазе, режут и рвут себя на части, набрасываются на всех, кто находится поблизости, грызут и впиваются в них искажённой неведомой силой плотью, ¬– когтями, щупальцами, конечностями не похожими ни на что, когда-либо ступавшее по земле. Люди преображаются, безумствуют, но, неукоснительно следуя гремящей в их головах чужой воле, движутся к дому на обрыве.
Вереница кошмаров втягивается в двери обезлюдевшего особняка. Прижимается изуродованными, искажёнными и изломанными телами к исполинской груде подрагивающей плотив в центре дома. Взбирается на неё. Разрывает когтями и забирается внутрь, сливается, растворяется в ней.
Опутавшие окрестности щупальца ссыхаются и втягиваются назад. Туша сжимается, её поверхность твердеет, будто кокон, будто яйцо, будто застывшая капля, и замирает, затихает посреди мёртвого дома и мёртвого города.
Проходят дни, проходят недели, месяцы. Земля в долине иссыхает и умирает, становится пылью и уносится ветром за горизонт, обнажая скалы и почерневшие скелеты животных. Воздух пропитывается необъяснимой смесью запахов гниения и приторного цветочного аромата с едва уловимой кислинкой.
Снова начинается шторм. Небеса темнеют, чёрные тяжёлые тучи клаустрофобически низко опускаются к земле. Под бешеным натиском огромных волн каменный скелет долины, лишённый своей травянистой зелёной плоти, поддаётся и отдаёт городок, что он некогда приютил, во власть мрачных жестоких вод.
Одновременно с этим, окаменевший кокон в развалинах дома на скале трескается и разваливается на части. Оттуда появляются руки, снова и снова, всё новые пары рук с восемью длинным пальцами на каждой. Многосуставные руки, тянущиеся во все стороны, раздвигающие обломки кокона, ощупывающие стены, вытягивающие наружу остальное тело. Вытянутое, гибкое тело – некую помесь змеи, насекомого и осьминога, с бесчисленными руками и паукообразными ногами. Усеивающие выпуклую головогрудь выпученные глаза вращаются в орбитах, сканируя новый для существа мир. Ища путь.
Десятки пар рук раскидывают останки особняка словно щепки и новорождённое создание устремляется по склону вниз, к океану.
Многометровые волны лишь омывают конечности существа, оставляя его равнодушным. Оно стоит на берегу, глядя множеством глаз в черноту бушующих вод. Вдруг, словно решив что-то, оно припадает к земле, прижимается брюхом к камням и выброшенным прибоем на берег раковинам моллюсков, и начинает выбивать всеми руками разом сложный и переменчивый ритм.
Океан словно бы откликается на него. Удары волн о берег начинают подстраиваться под заданный чудовищем ритм, а, если взглянуть с высоты на несущиеся по поверхности океана волны, они образуют собой сложный фрактальный узор.
Время будто бы замирает, загипнотизированное ритмом, выбиваемым многоруким существом. И всё же, в конце концов, один момент сменяется другим и среди вздымающихся над берегом и среди скал волн поднимаются вьющиеся одно вокруг другого гибкие и изящные щупальца. Их длинна непостижима разумом. Они словно бы теряются в других измерениях, тянутся сквозь вселенные, в каждой отбрасывая лишь бледное своё отражение. Они падают на берег, сплетаются в невозможные узлы и, расплетаясь, оставляют на камнях уродливые химерические фигуры людей и глубоководных рыб; человекообразных осьминогов; ракообразных гуманоидов.
Гигантское многорукое создание поворачивается спиной к океану ведёт ряды новоприбывших чудовищ прочь от берега, вглубь суши.

Я даже почти поверила
Но здорово,конечно,давно ничего такого не было
Когда читала,кстати , случайно поймала ассоциацию с черным "гостем" из унесенных призраками,***орый пожирал все вокруг и становился больше,бегал на паучьих лапках и все такое. Еле отлипло

О милейшей открытке

Комментарии