1.5 Мемуары тэнши: Наставник

... Я сидела на каменной скамеечке, кутаясь в куртку и отчаянно зевая в кулак. Всю дорогу до Токио я проспала, свернувшись калачиком в уютном тёплом кресле "единорога", и Кадзэ-но ками пришлось приложить некоторые усилия для того, чтобы разбудить меня и вытолкать из машины. Недовольно бурча что-то про то, что у него бессовестно отнимают время, он быстрым резким движением указал мне на скамейку, а сам, закинув концы яркого полосатого шарфа за спину, легко взбежал по ступенькам к широкому стеклянному входу многоквартирного дома, и через секунду я услышала переливчатое пиликанье домофона.

(читать дальше)Про токийскую "Берлогу отшельника" Хикари-но тэнши я слышала, но до сих пор ещё здесь не бывала. Поскольку я спала, то сейчас даже примерно не представляла, в каком районе Токио нахожусь. Дома вокруг были самые обычные, ничем не примечательные, "опознавательных" высоток с того места, где я сидела, было не видно, и сориентироваться "на местности" не получилось. Но, должно быть, здесь обитал относительно небогатый средний класс: хотя этому району далеко до звания элитного, но и на трущобы он всё же мало походил. Улочка была тихой, газоны и клумбочки, даже несмотря на зимнее время, радовали глаз своей ухоженностью, детская площадка неподалёку обнесена идеально подстриженной живой изгородью и красиво посверкивала на солнце металлическими языками горок. В общем, все вокруг выглядело аккуратно и скромно, очень по-японски.

Домофон продолжал заливаться, и мне было хорошо слышно, как Кадзэ-но ками раздражённо шипит и бубнит что-то себе под нос. Наконец послышался громкий щелчок, и тональность пиликанья домофона изменилась. Ками потянул на себя стеклянную створку и крикнул мне "пошевеливаться". Я подскочила и галопом взлетела на крылечко. Очень хотелось наконец попасть в тепло.

Внутри дом оказался ещё приятнее, чем снаружи. Мы быстро пересекли небольшой ярко освещённый холл с растениями в кадках по углам и поднялись на лифте на какой-то там этаж (электронное табло, отсчитывающее этажи, не работало, а уследить за быстрыми руками ками, когда он нажимал кнопки, я не успела). На площадке, сразу же у лифта, мы свернули в небольшой коридорчик, в конце которого была другая площадка, с выходившими на неё тремя квартирами. Дверь в самую крайнюю оказалась открыта, и её сонный и растрёпанный хозяин в домашней юкате, стоял на пороге, облокотившись плечом о косяк. Кадзэ-но ками быстро кивнул ему в ответ на "Доброе утро" и пробурчал, что утро сейчас только у тех, кто дрыхнет до обеда, потом решительно втолкнул меня вместе с хозяином в квартиру.

— Отогрей, накорми и пусть спит, если захочет. Позаботься, в общем. Я вечером заеду. Всё. Пока! — скороговоркой выпалил он, закрывая за собой дверь. Видимо, и вправду очень торопился.

Всё ещё не до конца проснувшийся Хикари-но тэнши неторопливо и обстоятельно покрутил замок, потом улыбнулся мне, потянулся, зевнул и сказал:

— Ну, и что ты стоишь такая испуганная? Проходи, не стесняйся.

И ни малейшего удивления, никаких расспросов, словно это обычное дело, что Кадзэ-но ками привозит ему на дом по утрам голодных и замёрзших девчонок.

"Берлога отшельника" вполне соответствовала своему названию. Она вся — от прихожей до туалета — была, что называется, холостяцкой, но, тем не менее, довольно опрятной. Крошечную кухню и нечто вроде гостиной с большим телевизором и громоздким диваном посередине можно было целиком обозреть прямо от входной двери. В глубине гостиной виднелась приоткрытая дверь, должно быть, в спальню. Некоторая бессистемность обстановки подсказывала, что постоянно здесь не живут, и квартира используется, скорее, как место отдыха или перевалочный пункт.

Обменявшись стандартными извинениями, — со стороны хозяина — за беспорядок, с моей — за неожиданный визит (раз уж Кадзэ-но ками забыл это сделать) — мы решительно покончили с официальной частью, и я даже удостоилась целомудренного поцелуя в лоб от наставника-тэнши.

— Пойдём мыться? — спросил он.

— Ага, — радостно согласилась я, уже предвкушая все удовольствия горячего душа после нескольких часов поездки.

Но к моему восторгу маленькая ванная Хикари-но тэнши таила в себе нечто куда более роскошное. Вместо банального душа моё уставшее и продрогшее тельце ожидало подлинное счастье — джакузи! Хикари-но тэнши показал мне, что как включается и где что лежит, вручил чистое полотенце и спросил, как я смотрю на то, чтобы съесть на завтрак омлет. Я ответила, что смотрю на это с огромным удовольствием и тут же, даже не дожидаясь, когда он выйдет, начала стаскивать с себя свитер...

...Из состояния медитативного блаженства меня вывел только деликатный стук и сообщение о том, что завтрак готов. Потом дверь приоткрылась, и загорелая рука Хикари-но тэнши аккуратно повесила на раковину белый банный халат. Через пятнадцать минут я, вся разнеженая, распаренная и благоухающая мужским парфюмом (потому что шампунь и прочая косметика в чудо-ванной были исключительно мужскими), утонув в огромном халате, сидела за столом и удивлённо таращила глаза на завтрак. Кроме омлета, который сам по себе тянул на маленькое произведение искусства, тут было ещё много всяких неожиданных разностей: салат, мисочки с соусами, красиво нарезанные овощи на квадратных блюдечках, мисо-суп — и всё это изобилие выглядело таким аппетитным и так великолепно пахло! А возле моей тарелки лежали наготове нож и вилка, видимо на тот случай, если вдруг гостья окажется настолько неловкая, что не справится с палочками.

— Приятного аппетита! — пропела я восторженно, демонстративно отодвигая в сторону привычные с детства столовые приборы. Пусть мой наставник видит, что его подопечная не так безнадёжна и вполне в состоянии справиться с палочками для еды.

Аппетит за сегодняшнее утро я нагуляла знатный. Только сейчас, уминая вторую порцию омлета, я почувствовала, какая была голодная. Хикари-но тэнши, сидя напротив, разглядывал меня с едва заметной улыбкой и нескрываемым любопытством, словно я была какой-то экзотической зверушкой. Сначала меня это несколько смутило, я испугалась, что шокировала его полным отсутствием воспитания, потому что, хотя я ни на секунду не забывала о японской щепетильности в подобных вопросах, зачастую пресловутая непосредственность против воли брала надо мной верх. А потом до меня дошло: он просто ждал, когда я уроню с палочек кусок омлета на халат. И когда после трапезы халат остался чистым, от меня не ускользнуло, что тэнши с трудом подавил разочарованный вздох. Я же была горда собой, как будто только что сдала экзамен на выживание.

— Боги, как же это вкусно!.. - выдохнула я, запивая еду остывшим чаем.

— Правда? Ну, спасибо, я очень рад, — ответил Хикари-но тэнши с той же тёплой и лёгкой улыбкой. — Просто чудо, как ты хорошо кушаешь... меня это и забавляет и радует. Обычно женщины столько не едят, боятся растолстеть.

— Просто очень голодная была, — попыталась я оправдаться, заливаясь краской. — И растолстеть не боюсь, потому что и так достаточно упитанная, — добавила я с тоской, поплотнее запахивая халат.

— Это у тебя не упитанность, а ярко выраженная женственность. На мой вкус, так ничего страшного нет и в упитанности. Напротив, упитанные женщины, которые не стесняются своего аппетита, могут быть не только привлекательны внешне, но и иметь приятный характер. Я, например, считаю, что им можно с лёгкостью во всём довериться, потому что в них мало лицемерия и много благодушия.

— Ну-у не знаю, — протянула я задумчиво, старательно пытаясь припомнить какую-нибудь особенную общую черту, которая была бы присуща всем моим знакомым "пышкам". — Мне сдаётся, что прямой зависимости тут нет...

— Видимо я не очень умею говорить комплименты, раз ты их не понимаешь — рассмеялся тэнши, вставая из-за стола. — Теперь я пойду мыться, а ты пока прибери тут, ладно? Вот тебе губка, вот тут средство для мытья посуды. Только резиновых перчаток у меня нет.

— Не страшно, — ответила я, уныло поглядывая на гору грязной посуды, — в обычной жизни я всё равно ими не пользуюсь.

Вымылся он быстро. Я только-только успела закончить с посудой и теперь вытирала стол.

— Ого! Как чистенько! Вот, я же говорил, что тебе вполне можно довериться.

Поскольку его халат был сейчас на мне, Хикари-но тэнши вышел из ванной в одном полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, источая ароматы того же самого мужского парфюма. Идентичные запахи, белизна купальных принадлежностей и мокрые волосы как-то странно сближали нас. Гораздо сильнее, чем наставничество, совместные полёты и ритуалы возрождения мира. Кожа у него была гладкая и загорелая, капельки воды срывались с мокрых прядок, падали на грудь и плечи, медленно скатываясь вниз и оставляя за собой влажные дорожки. Я чуть было не облизнулась, провожая их глазами. Нет, наверное всё-таки облизнулась, потому что глаза Хикари-но тэнши мгновенно вспыхнули, прогоняя разливающимся звездным светом притаившуюся в них невозможность.

— Аппетит проснулся? — хрипловато спросил он, проводя кончиками пальцев по моим губам.

— Лютый голод, — ответила я жалобно, пытаясь поймать ртом его скользящие пальцы. — Мидзу-но ками уже давно не навещал меня...

— Как гостеприимный хозяин я не могу допустить, чтобы моя гостья страдала от голода. А уж как твой наставник — тем более. И даже как преданный тэнши Мидзу-но ками я просто обязан позаботиться о тебе, — приговаривал он с усмешкой, легонько подталкивая меня в направлении спальни.

— Вот всегда так, никакой романтики, — со смехом проворчала я, протискиваясь между диваном и низеньким столиком. — Как ты тут ходишь вообще?

— М? — переспросил тэнши, легко перешагивая через столик. — А... обычно он стоит с другой стороны и не мешает.

Намёк про романтику он демонстративно пропустил мимо ушей.

Естественно, в тёмной крошечной спальне всё свободное место занимала необъятная кровать. Только взглянув на этого монстра, я до конца осознала истинное предназначение "Берлоги отшельника". "Надо будет намекнуть ему, чтобы поставил в ванной женский шампунь для своих девушек", — подумала я, ныряя головой в гору подушек...

...В первое время Хикари-но тэнши был необычайно стеснителен и молчалив, и меня всё время донимало неприятное ощущение, словно бы меня ему навязали. "Покажи девочке, что такое быть тэнши", — сказал ему Мидзу-но ками перед уходом, а мы за истекшие полчаса так и не сказали друг другу ничего, кроме отстранённо-вежливых приветствий. Такая нелепая ситуация: взрослые мужчина и женщина сидели на скамейке посреди детской площадки, молчали и не смотрели друг на друга, как стеснительные подростки на первом свидании. А вокруг с воплями носились дети, лаяли собаки, поскрипывали качели. У меня жутко болела спина — это давали о себе знать ещё не до конца зажившие раны, оставшиеся после вырезания крыльев, он неторопливо и сосредоточенно прикуривал уже третью сигарету.

Наконец, всё так же не глядя на меня, Хикари-но тэнши нарушил молчание, и его голос, такой тихий, что я едва различала слова в детском гвалте, звучал неуверенно:

— Прошу прощения, но я даже не представляю, с чего надо начинать. Может быть, Вы будете задавать мне вопросы?

— Не беспокойтесь, пожалуйста. Мидзу-но ками уже рассказывал мне в общих чертах, что значит быть тэнши.

— Мидзу-но ками посчитал, что Вам надо набраться опыта, прежде чем Вы выберете служение, — ответил он со вздохом, и мне опять стало очень неловко за то, что ему приходится тратить на меня время.

— Простите... — прошептала я, совсем смутившись.

И тут Хикари-но тэнши неожиданно повернулся ко мне и удивлённо спросил:

— За что?

Я замялась было, подбирая слова, но в конце концов решила не юлить и высказалась начистоту:

— По-моему, Вам меня навязали, и это Вас раздражает...

— Вовсе нет, с чего Вы так решили?

— Э-э... возможно, мне просто показалось... Извините...

Мне было так неловко, что хотелось спрятаться под скамейку. Ещё чуть-чуть и я, кажется, так бы и поступила. Учиться таинству служения у самого Хикари-но тэнши до сих пор было для меня из разряда несбыточных желаний, поэтому я даже и не мечтала об этом. Теперь, когда вдруг такое счастье нежданно-негаданно свалилось на голову, я стала очень остро чувствовать, что таких подарков судьбы совершенно недостойна.

— Нет, пожалуйста, это Вы меня извините. Я, конечно же, был очень невежлив, сожалею, — улыбнулся Хикари-но тэнши.

Ох уж мне эта японская благовоспитанность! Я так восхищаюсь ей, но при этом часто не понятно, по-настоящему искренен со мной собеседник или же просто старается быть вежливым. Но улыбка тэнши была тёплой. Нет, я определённо не заслужила такой тёплой улыбки...

...Подружились мы очень быстро. Не только крылья и служение сближали нас, но было и что-то ещё, что никак не получалось объяснить словами. Может быть, это была некоторая схожесть натур — я тоже от природы молчалива и трудно схожусь с людьми, может, нас толкало друг к другу какое-то неявное внутреннее одиночество. Уже при следующей встрече мы перешли на "ты" и довольно непринуждённо поговорили. Но даже просто молчать рядом с Хикари-но тэнши было здорово.

Единственное, с чем нам долго не удавалось справиться, — это стеснение.

Когда Мидзу-но ками сказал, что в этом году ритуальное обновление мира будет целиком возложено на нас, Хикари-но тэнши покраснел и решительно помотал головой.

— Я бы предпочёл кого-нибудь другого.

— Тебе девочка не нравится? — спросил Мидзу-но ками, удивлённо вскинув брови.

— Не в том дело. Просто я никогда не смотрел на неё, как... с этой точки зрения.

Я наивно хлопала глазами, не понимая ещё сути его смущения. Поняла несколько секунд спустя, когда ками мягкой кошачьей походкой подошёл ко мне, погладил по волосам и промурлыкал:

— Саку-чан у нас девочка ласковая, податливая и неприхотливая. К тому же она всегда так старается сделать всё наилучшим образом. Я гарантирую, что ты не разочаруешься, — добавил он, вновь поворачиваясь к Хикари-но тэнши.

Я чуть не поперхнулась. Участие в таком крупном и важном ритуале — честь величайшая, но и я уже готова была так же решительно от него отказаться.

— Уверен, что не разочаруюсь. Но с Саку-чан мне будет... неловко. Дай мне другую девочку... желательно незнакомую.

— Ками, я боюсь, что не справлюсь, — попыталась было я выступить единым фронтом с наставником.

Мидзу-но ками поцеловал меня в лоб и ласково сказал:

— Твоё участие не обсуждается, детка. Помни о том, что ты в первую очередь "сосуд силы". И на Хикари-но тэнши я тоже очень рассчитываю, — многозначительно бросил он через плечо.

В этот момент мне показалось, что Кадзэ-но ками, до сих пор безучастно куривший в углу, беззвучно рассмеялся каким-то своим мыслям...

...Когда я очнулась в храме после ритуала, то помнила только бесконечные снега и звёзды в чёрном небе.

— С возвращением, — тихо прошелестел у меня над ухом знакомый голос.

Он выглядел как выздоравливающий после долгой тяжёлой болезни. Бледный, похудевший, с синяками под глазами. Но звёзды в обращённом на меня взгляде сияли как никогда ярко, а улыбка была ещё теплее обычного. Таким красивым я его ещё не видела.

— Как ты себя чувствуешь?

Как ни странно, я чувствовала себя хорошо. Но разговаривать почему-то не могла. Лежала молча, ещё некоторое время пристально всматриваясь в сияющие звёзды. Потом протянула руки и крепко-крепко обняла его. Путь светлейшего ангела Хикари-но тэнши так похож на одинокое блуждание в холодных снегах. Наверное, даже ками, которым он служит, не знают, сколько крови отдаёт он, чтобы насытить их слабости, и сколько невидимых чёрных осколков расколотого неба носит в своём теле после каждого ритуала. И при этом остаётся невозмутимым, как самурай, и степенным, как наследник императора. И он может быть счастлив, только когда здесь, в мире сновидений, и там, в материальной реальности, следует своему молчаливому служению. Не почувствуй я этого, моё сердце тут же разорвалось бы от жалости. Хикари-но тэнши прильнул ко мне доверительно, как ребёнок. Невозможность когда-либо быть вместе сближала нас больше, чем наставничество.

Собственно, свои функции наставника он так и не выполнил. То ли решил, что учить меня по большому счёту нечему, то ли просто так и не собрался начать...

...Задёрнутые плотные шторы на окне почти не пропускали дневной свет. У Хикари-но тэнши были необычайно удобные для лежания плечи. Уж не знаю, что в них было такого особенного, но стоило мне положить туда голову, и я как будто прирастала к нему. Наставник улыбался потолку, сильно сощурив свои и без того узкие азиатские глаза, и тоненьким фальцетом напевал какую-то песенку. Слов я не понимала, но мотивчик навевал смутные воспоминания о какой-то детской телепередаче, где уродливый зверюшки соревнуются в том, кто кого передразнит. Тепло плеча и звуки песенки нежно убаюкивали. Я закрыла глаза и перед ними тут же встало волшебное по своей красоте видение: сверкающий белый "единорог", на полной скорости мчался по залитому солнцем шоссе...

...Сквозь сон я почувствовала, как что-то щекочет мне лицо. Открыла глаза и увидела на фоне освещённого дверного проёма склонившейся над кроватью тонкий тёмный силуэт Кадзэ-но ками. Перегнувшись через меня, он тряс за плечо Хикари-но тэнши, и кончики его лёгких волос касались моих щёк.

Ками продолжал трясти что-то бубнившего спросонок тэнши, шипя:

— Эй, где тут в твоей чёртовой "Берлоге" прячется этот чёртов кофе? Эй! Где у тебя кофе?

Хикари-но тэнши неопределённо махнул рукой в сторону кухни, перевернулся на другой бок и опять уснул. Кадзэ-но ками шёпотом выругался и тихо вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Я прижалась лбом к горячей вспотевшей спине спящего тэнши и с удовольствием последовала его примеру.

Не знаю, сколько ещё времени я проспала, но внезапно меня разбудило негромкое равномерное похрапывание. В комнате было темно — должно быть, стемнело на улице, — но пробивавшейся из-под двери широкой полосы яркого электрического света было вполне достаточно для того, чтобы я смогла разглядеть источник храпа. Сначала спросонок я не поняла, почему у Хикари-но тэнши вдруг выросли волосы Кадзэ-но ками. Потом сообразила, что это и есть сам ками. Пошарив рукой с другой стороны кровати, и не найдя там своего наставника, я было опять удивилось, но тут великолепный запах жаренной рыбки достиг моего носа, пробудив чувство голода. Тихонько, чтобы не разбудить спящего ками, я перелезла через него, подобрала с пола брошенный халат и на цыпочках прокралась на кухню.

Хикари-но тэнши сидел за столом, с мрачным видом ковыряя жаренную рыбью тушку. Почему-то вилкой. Заметив, что я пришла, он заставил себя улыбнуться:

— Садись, сейчас ужинать будем.

— Что-то случилось? — спросила я, встревоженная его мрачным видом.

— Вот, — ответил он с горечью, доставая из-под стола пустую бутылку. — Кофе он не нашел. Зато нашёл мои запасы кофейного ликёра. Я его, конечно, специально для гостей и держал, но никогда бы не подумал, что от скуки и за неимением кофе можно столько выжр... выпить.

Под столом печально звякнула ещё одна бутылка. Я чуть наклонила голову и заметила, что их там минимум две.

— Ого! — выдохнула я, преисполнившись искреннего сочувствия скорее к вандалу, чем к жертве вандализма.

— Когда я проснулся, он уже лежал в отключке, — горестно продолжал рассказывать тэнши. — Здесь всё вверх дном перевёрнуто. Видимо, так сильно кофе хотелось...

Только тут я сообразила, что на кухне и самом деле отчётливо заметны наспех скрытые следы погрома. Что поделаешь, сонная я туго соображаю.

— Пока я наводил здесь видимость порядка, он несколько раз просыпался и ругался, что я мешаю. Пришлось отнести его в спальню и положить рядом с тобой. Уж прости.

— Да ничего, — ответила я. — Не переживай.

— Рыбу, кстати, тоже он пожарил. Вкус у неё своеобразный.

Я осторожно попробовала кусочек.

— А разве не вкусно? — удивлённо спросила я. Мне готовка Кадзэ-но ками определённо понравилась.

— Может и вкусно, — ответил Хикари-но-тэнши, — но приготовлено не по правилам. Конечно, это не такой уж большой недостаток, если вкусно, но вот этот соус в рыбу не добавляют, а вот этих специй слишком много...

Он вздохнул.

— Хочешь прогуляться со мной до супермаркета?

— Да, конечно. Пойдём восполнять твои ликёрные потери?

— Нет. Кофе пойдём покупать. Ками, когда проснётся, опять орать будет, что кофе нет.

Мы решили обойтись без машины и пошли пешком. Тёмные улицы дышали нам в лица холодным влажным ветром, звёзды в чёрном небе, казалось, тихо смеялись нам вслед.

— Завтра снег выпадет, — сказал вдруг тихо Хикари-но ками, доставая из кармана пальто сигареты.

— Наверное, — ответила я так же тихо. Какая-то беспричинная и тяжёлая грусть неожиданно навалилась на меня, как только мы вышли в ночь.

— Между прочим, звонил Мидзу-но ками. Он определился с датой моего посвящения.

— Уже?

— Да.

Хикари-но ками помолчал, потом сказал:

— Не знаю ещё как, но после церемонии моя жизнь сильно изменится. Но, что бы ни случилось, я не забуду, как мы летали с тобой под дождём...

Это означало окончание его тёплых плеч для меня. Прикусив до крови губы, чтобы не расплакаться, я слышала, как злорадно хохочут звёзды в небе над нашими головами. Невозможность быть вместе. Одно одиночество на двоих. После его посвящения оно будет только моим...