1.7 Мемуары тэнши: Крылья

Прошло уже несколько недель с тех пор, как Кадзэ-но ками возил меня к морю на своём сказочном "единороге". Я виделась с ним чаще, чем со всеми остальными и, несмотря на то, что он по-прежнему ворчал и ругался, уже не чувствовала собственную ничтожность так остро, как раньше. Робость как-то сама собой прошла, и вопросы так и посыпались из меня на голову несчастного ками. Он ругался, но отвечал, либо же просто молча игнорировал, отвернувшись и прикуривая одну сигарету за другой. Однажды, когда я пристала с очередным глупым, по его мнению, вопросом, у него вырвалось досадное: "Что за невозможный ребёнок!" Вот, оказывается, как: я для сурового ками не просто дурочка с крыльями, которая суёт нос во всё без разбора, я — ребёнок. Эта мысль несколько дней грела мне сердце в обеих реальностях.

(читать дальше)Тем временем с Мидзу-но ками мы почти не пересекались. Я вздыхала, терпеливо ждала, что вот-вот что-то изменится, однако же ничего не менялось. Как-то раз я как бы между делом пожаловалась Кадзэ-но ками, что меня совсем забросили. Тот фыркнул и спросил:

— Ты же не думаешь, что ты у него одна такая?

— Нет, не думаю, конечно. Но мне всегда казалось, что "сосуд силы" должен пользоваться каким-то... ну... преимуществом... наверное, — добавила я , чувствуя, как краснею от собственной наглости.

Поскольку Кадзэ-но ками молчал, я ответила себе сама:

— Дура, да?

— Ага, — бросил он равнодушно и отвернулся.

***

На церемонии посвящения Хикари-но тэнши моё присутствие было совсем не обязательным, но господин Младший Первосвященник явился за мной лично, сказав, что Кадзэ-но ками настаивает. Идти совсем не хотелось. Естественно, я всем сердцем была рада за своего наставника-тэнши, но также понимала, что отныне больше не будет джакузи и ранних завтраков у него дома, как не будет и ритуального преображения мира под корнями Чёрного Древа. От этих мыслей становилось так тяжело, что даже плакать не хотелось. И всё-таки, по дороге к храму мне не давали покоя и другие мысли. Для чего Кадзэ-но ками понадобилось моё присутствие? Он столько раз давал понять, что мои душевные переживания никого не волнуют, поэтому вряд ли заботился о том, чтобы я не пропустила что-то важное.

После церемонии Младший Первосвященник отвёл меня в одну из задних комнат, погладил по голове, как маленькую, и попросил никуда не уходить. Долго ждать мне не пришлось...

— Я пришёл забрать свою силу, детка, — промурлыкал Мидзу-но ками после всех своих обычных... хм... приветствий.

Только что я блаженно растекалась на его широкой груди, доведённая до полуобморока обжигающими поцелуями, но услышав такое, чуть не рухнула на пол от неожиданности.

— Почему? — спросила я, глотая слёзы. — Я не справляюсь?

— Нет, не то чтобы не справляешься... Просто... тебе ведь было грустно без меня всё это время, так? Помнишь, когда я предложил тебе стать "сосудом силы", у тебя был выбор?

— Помню, конечно. Ты спросил: сила или любовь? — и я выбрала силу. Но ведь мне известно, что обратного хода такой выбор не имеет...

— Правильно, не имеет. Если я сам не освобожу тебя.

— Ты, наверное, как и Кадзэ-но ками, думаешь, что я дурочка, не способная нести ответственность за свои решения? Зачем же тогда ты призвал меня, если в меня не веришь?

Мидзу-но ками тёрся щекой о мои волосы и это очень мешало сосредоточенно думать. Признаться, я здорово растерялась. Быть "сосудом" божественной силы казалось мне очень почётным и полезным занятием. Не каждый справится и не каждый осмелится, и у меня был повод бесконечно, в тайне от всех, лопаться от гордости за собственную решительность. Хотя я и сама чувствовала, что последствия такого шага в своё время продумала плохо, но всё же расставаться с почётной миссией не хотелось. Мне казалось, что лишившись своей единственной возможности приносить пользу любимому ками, я навсегда потеряю и его, и себя, ведь отнятую силу мне всё равно никто уже не в состоянии заменить на любовь — выбор сделан, и упущенные возможности никогда не возвращаются.

— Я верю в тебя, — сказал Мидзу-но ками. — Поэтому и даю второй шанс...

— Так и думал, что ты тут ревёшь.

Кадзэ-но ками неслышно подошёл и склонился надо мной. Я действительно ревела, скрючившись на полу, уткнувшись носом в коленки. Когда Мидзу-но ками уходил, унося с собой свою силу, я не чувствовала печали. Я только что перестала быть "сосудом", разве это важно? На что похожа выемка силы? Да ни на что. Всё происходит на уровне принятия решений. Пустоты внутри не было, ощущения ни на йоту не изменились, но тёплые руки Мидзу-но ками, такие ласковые и родные, вдруг показались мне нереально далёкими и отстранёнными. Я улыбалась, пока он смотрел на меня. Когда он ушёл, мне уже было всё равно, что будет дальше.

— Глупая, это я его попросил. И можешь не благодарить.

Он уже успел снять с себя церемониальное облачение. Достав сигарету из нагрудного кармана куртки, Кадзэ-но ками прикурил и уселся рядом. Последние его слова не сразу достигли моего сознания, но когда это случилось, я подумала, что ослышалась.

— И... зачем?

— Затем, что тебе не нужно быть чьим-то "сосудом силы". У тебя есть собственная и она отнюдь не маленькая. Хочешь, докажу прямо сейчас?

Он слишком хорошо знал, что я не откажусь. Ни за что на свете.

***

Когда я только-только пришла в этот мир, отыскав в коридорах сознания путь к своему богу и пробив разделяющую нас стену, Мидзу-но ками встретил меня ласково. Он учил меня разным вещам — и тем, что я когда-то постигала самостоятельно по книгам, и тем, которые до сих оставались недоступными моему пониманию. Мы были всё время только вдвоём и он сиял так, что я даже и помыслить боялась, чтобы прикоснуться к нему. Но сияющий ками учил меня любви. Не тому жалкому подобию, которое называет любовью большая часть человечества. Его любовь была основой всего сущего, и постичь её целиком не способно ни одно сердце, ни один разум, будь то сердце тэнши или разум бога. Я изо всех сил старалась быть прилежной ученицей, хотя понимала лишь небольшую часть из того, что мне открывалось.

Любовь как основа мироздания и соитие как величайшая сила познания вселенской любви — вот всё, что необходимо постичь на этом пути, говорил мне Мидзу-но ками. Он демонстрировал собственное могущество, дотрагиваясь до всевозможных предметов и наполняя их любовью настолько неистовой, что они тут же становились объектом постижения всех невыразимых тайн Космоса. Прекрасный сияющий ками играл со мной в сложные чувственные игры, и им предстояло стать фундаментом моего дальнейшего духовного и магического развития. Это был важный и необходимый практикум перед тем, как меня одарят крыльями и предложат на выбор служение. Неважно как, когда, где и с кем, — шептал он мне тёмными сладкими ночами моего ученичества, — не важно, мужчина ты или женщина, если есть любовь, всегда найдётся способ познать её. Смотри на мир так, как смотришь сейчас на меня, и тебе откроются все его тайны. Случайностей не существует, но ничего и не предопределено. Единственное, что определяет твою жизнь — это твой личный выбор Пути. На самом деле ками, тэнши и люди мало чем отличаются друг от друга, вся разница — в величине личной силы. Любой человек, вставший на путь могущества, обретает силу тэнши и право носить крылья. Любой тэнши, познав всё, чему способен научить его Путь, становится ками. Формально я встала на Путь задолго до встречи с Мидзу-но ками, но только посмотрев в его глаза, я поняла, что обрести свою истинную силу смогу только через него. Став "сосудом" божественной силы, я окончательно выбрала направление на пути могущества и всем существом бросилась в собственное служение.

И всё бы, наверное, спокойно шло своим чередом, если бы вдруг однажды ни с того ни с сего в мою глупую голову не закралось одно дикое желание.

— Познакомь меня с Кадзэ-но ками, пожалуйста, — попросила я как-то Мидзу-но ками, и, кажется, впервые заметила лёгкую тень недовольства на его прекрасном лице.

А Кадзэ-но ками был настолько суров и страшен для непосвящённых, что моя просьба запросто могла показаться безумной. Он никогда не призывал учеников и уж тем более учениц, потому что совершенно не нуждался ни в "сосудах силы", ни в "сосудах любви", хотя и пользовался время от времени услугами отдельных тэнши. Но, несмотря на всю грозность, у Кадзэ-но ками были потрясающие глаза — засасывающие, бездонные, с непостижимой, растворённой в них горечью. Видимо, на эту-то горечь я и попалась. С подкашивающимися ногами, замирающим от ужаса сердцем и прочно застрявшими в горле словами, я неудержимо искала с ним встреч, всякий раз съёживаясь под холодным презрительным взглядом. И лишь однажды мне на какую-ту ничтожную долю секунды показалось, что ледяной Космос его бездонных чёрных глаз вздрогнул и оттаял, когда я лепетала какие-то бессвязные приветствия, мёртвой хваткой вцепившись в руку Мидзу-но ками...

— Не смей ходить к нему одна! Он ведь может даже убить тебя, если захочет, — уговаривал меня сияющий ками. Да, я прекрасно знала, что скорее всего убьёт. И мне было страшно до тошноты. Но я всё равно пошла, потому что горечь чёрных глаз Кадзэ-но ками требовала познания. Это тоже был своего рода выбор Пути, от которого я не имела права отказаться.

Я совершенно не помню, что было дальше. Должно быть, меня и вправду убивали, потому что когда я пришла в себя, то чувствовала себя хуже некуда. Мидзу-но ками забрал меня тогда, и он же много сил потратил потом на то, чтобы поднять меня на ноги. Однако же, странно, конечно, но с тех пор я перестала бояться ореола смерти вокруг мрачного ками, я вообще перестала его чувствовать, как будто, умерев один раз, надолго избавила себя от этой участи. Только спустя время мне объяснили, что аура всепоглощающего страха вокруг Кадзэ-но ками была хорошо построенной иллюзией, своего рода испытанием на прочность. Разумеется, он действительно мог причинить вред любопытствующим, если бы захотел. Но вот хотел ли — это уже другой вопрос. Меня он тогда просто до чёртиков испугал, ну потрепал немного, не без этого, чтобы последовавший затем упадок сил надолго запомнился. Однако, к его удивлению, меня не сдуло ветром в ту же секунду, я что-то ещё там продолжала лепетать про постижение и горечь, и в итоге закончилось всё тем, что Кадзэ-но ками плюнул, стёр мне все тяжёлые воспоминания о той нашей встрече и снял заклятие. Вот так, оказывается, я лишилась страха перед ним. И ещё. Я больше не видела той жуткой вселенской горечи в глазах Кадзэ-но ками. С тех пор — только презрение.

Не помню, когда именно презрение сменилось заинтересованностью. Участь "сосудов силы" нелегка, иногда они вляпываются в неприятности, я же, по причине глупой башки, в неприятностях просто купалась, и вытаскивал меня из них частенько Кадзэ-но ками (ах, какими гнусными словами он ругал меня при этом, до сих пор приятно вспоминать!) Или, может быть, его заинтересованность появилась, когда Мидзу-но ками вырезал из моей спины крылья? В тот день собственная сила, запечатанная на время моего ученичества, раскрылась во мне, и слетела с кончиков пальцев в виде розовых лепестков сакуры. Пока Мидзу-но ками душил меня в объятьях, Кадзэ-но ками поднял с земли несколько лепестков, взвесил на ладони и задумчива пробормотал: "Так вот какова природа твоей силы." Глядя на это из-за плеча сияющего ками, я вдруг пообещала, что буду усердно служить и ему тоже, если это не пойдёт вразрез с той дорогой, которую я выбрала раньше. Суровый ками только презрительно фыркнул и отвернулся. Но я почувствовала, что в общем-то меня не отвергли.

Так, будучи призванной тэнши и "сосудом силы" одного ками, я собственной прихотью связала себя с другим, даже не спросив разрешения. Это был странный поступок, но я хорошо усвоила, что случайностей не бывает. Помнили про это и оба ками.

Чем реже доводилось мне встречаться с Мидзу-но ками, тем чаще в моих снах начал появляться Кадзэ-но ками. По привычке я рвалась постичь его, но суровый ками не собирался со мной нянчится, как и не собирался чему-либо меня учить. Он фыркал, ругался, отмахиваясь от моих вопросов, или же просто молча курил, не глядя на меня. Мы могли часами сидеть молча. Только время от времени шуршал целлофан сигаретной пачки, чиркала зажигалка или с лёгким шипением очередной окурок угасал где-нибудь в пепельнице или в высокой траве. В общем, суровый ками слишком любил молча курить в моём присутствии. Кажется, любые слова как-то сами собой теряли смысл, когда он подносил ко рту сигарету.

***

Теперь же, следуя в молчании по тропинке за Кадзэ-но ками, обещавшим мне показать мою собственную силу, я всё ещё ощущала невыразимую тяжесть на сердце от того, что больше не была "сосудом силы" любимого ками. Мы пробирались через заросли где-то позади храма, и уже столько раз поворачивали, что обратную дорогу мне было бы в жизни не найти. Наконец мы выбрались на относительно ухоженную садовую дорожку, и шли по ней до тех пор, пока из-за поворота вдруг не возник чайный домик на берегу небольшого пруда. У входа нас поджидал как всегда сияющий Младший Первосвященник.

— Я всё приготовил, — сообщил он радостно Кадзэ-но ками, улыбнулся мне ободряющей широчайшей улыбкой, помахал рукой и пошёл куда-то по своим делам вдоль берега пруда.

Кадзэ-но ками обернулся ко мне:

— Так и будешь тут торчать? Заходи уже.

И чуть посторонился, открывая сёдзи. Внутри было чисто, тихо и тепло. В жаровне весело переливались угольки, мелодично булькала закипающая вода в котелке.

— Я не очень хорошо разбираюсь в чайной церемонии... — начала было я жалобно.

— А я вообще в ней не разбираюсь, — ответил мне Кадзэ-но ками. — Всё равно мы пришли сюда не чай пить.

Он жестом велел мне сесть на пол, уселся позади и потребовал:

— Покажи крылья.

Я повиновалась и распахнула свои серые пёрышки. Кадзэ-но ками внимательно ощупал их со всех сторон, словно бы впервые видел. Невольно мне вспомнился день, когда Мидзу-но ками вырезал их из моей спины. За воспоминанием потянулось сожаление, и слёзы опять изо всех сил запросились наружу.

— Как я и думал, — сказал ками, — эти крылышки слишком слабые. Пора от них избавляться.

И не успела я даже охнуть, как он быстрым и резким движением сломал пополам моё левое крыло. Резко выдохнув и зажмурившись, я приготовилась к боли, которая по моим расчётам вот-вот должна была накрыть сознание. Но никакой боли не было. Проделав ту же манипуляцию с правым крылом, Кадзэ-но ками аккуратно обломил их у основания. Я всё ещё ждала свою великую боль и удивлялась её полному отсутствию.

— Ну вот, а теперь давай отращивай себе новые, — сказал он мне таким тоном, как будто вырастить новые крылья было не сложнее, чем съесть кусок торта.

— Что?! — от удивления я аж подпрыгнула. — Я никогда даже не слышала, что такое возможно! Как по твоему я должна это делать?!

— Да никак, — в голосе Кадзэ-но ками начали появляться нотки раздражения. — Используй силу. Соображай сама, не маленькая уже.

Он отвернулся и отошёл в другой угол комнаты. Мне ничего не оставалось делать, как последовать его рекомендации и начать соображать. Я старательно применяла собственную силу, волю и воображение, комбинировала их в разной последовательности, регулировала мощность, но попытка за попыткой заканчивались полным провалом. Разозлившись, отчаявшись, я сконцентрировалась на одном-единственном, последнем выбросе силе, буквально вывернув всю себя наизнанку, и услышала, как за моей спиной с тихим шелестом что-то распахнулось, как будто раскрылся автоматический зонтик. Кадзэ-но ками обернулся на звук, и я не поверила своим глазам — он улыбался так радостно, как не умел даже сам Младший Первосвященник!

— Обернись-ка и посмотри, что ты только что сделала!

Я повернула голову и увидела за спиной два сияющих золотистых облачка, отдалённо напоминающих по форме крылья. Видимо мне плохо удалось скрыть своё разочарование, потому что Кадзэ-но ками засмеялся и сказал:

— Дурочка, ты сама ещё не осознала, что эти крылья тебе никто и никогда уже сломать не сможет. И ты вытащила их из себя сама. Гордись этим.

Я помню, что сидела потом на полу и безудержно всхлипывала, прикусив палец, чтобы не разрыдаться в голос от нахлынувших эмоций, пока Кадзэ-но ками, ругаясь на чём свет, пытался заварить нам чаю.

***

Извлечение крыльев не прошло бесследно для моего физического тела в материальной реальности, оно стало то тут, то там болеть. К тому же в своём продвижении по Пути силы, активно познавая природу Мидзу-но ками, я забрела наконец в тот самый мрак, составлявший глубинную сущность моего возлюбленного бога, о котором я раньше имела лишь смутное представление, прогулявшись по Бездне. Сейчас я понимала, что тогда, в Бездне, я очень легко отделалась, благодаря тому, что изучала мрак как проявление внешнего Космоса. Теперь, чтобы двигаться дальше, мне предстояло пройти сквозь необъятную Бездну души Мидзу-но ками. Это было куда страшнее и опаснее, потому что мне предстояло принять этот мрак в себя, сделать его сутью собственной души. Я не была ещё готова к этому и боялась, ужасно боялась.

Вынырнув в мире снов с очередной болячкой, прихваченной из материальной реальности, я охнула и, оглядевшись, увидела, что стою во дворе храма. Здесь росла большая вечноцветущая сакура, с которой меня связывали самые нежные чувства. Когда из моих ладоней посыпались розовые лепестки силы, Младший Первосвященник посмеялся и сказал, что сразу заметил во мне сходство с этим деревом, поэтому и придумал имя, которое, надо сказать, на удивление быстро и крепко приклеилось ко мне. Ощущая своё внутреннее родство с волшебной сакурой, я приспособилась лечиться, прижимаясь к её стволу. Помогало хорошо и по всей видимости не только мне, потому что сейчас, прислонившись к серой коре и задумчиво созерцая кружившиеся в воздухе лепестки, здесь сидел сам Кадзэ-но ками.

— Дурочка, ты так и не научилась контролировать собственную силу. Расходуешь больше, чем нужно, а потом болеешь, — проворчал он, выслушав мои робкие сетования на здоровье. — Ладно, пошли со мной, — сказал он, вставая и отряхиваясь. — Тут недалеко есть хороший целительный родничок. Поправим твоё здоровье... ну, и моё заодно, а то я что-то вчера того... не рассчитал... да, — поморщился он, потирая лоб.

Я кивнула и поплелась за ним.

Родничок и в самом деле оказался чудесным, а водичка — целительной. Напившись как следует и пополоскав в ней все свои больные места, мы сели неподалёку на травку, чтобы погреться на солнце. Мучившая меня телесная немочь отступила, и мне теперь ужасно хотелось посоветоваться с Кадзэ-но ками по поводу своего Пути. Я долго ёрзала в нерешительности, пока, наконец, ками не выругал меня и сам не спросил, какого чёрта мне от него нужно. Я рассказала всё, чем в данный момент терзалась моя душа, и Кадзэ-но ками слушал меня молча, как обычно. Потом он потянулся и сказал:

— На самом деле ты ещё и понятия не имеешь о том, что такое настоящая Бездна, и лучше бы тебе никогда туда не соваться.

— Но ведь рано или поздно всё равно придётся. Теперь, когда я знаю, что Мидзу-но ками носит её в себе, у меня не остаётся другого выбора.

— Ты идёшь по Пути Мидзу-но ками, но тебе необязательно валяться в каждой грязной луже только потому, что он полежал там до тебя.

— Мидзу-но ками призвал меня как тэнши, и единственный способ по-настоящему постичь его целиком — это пройти по его стопам, в том числе и все грязные лужи тоже.

Кадзэ-но-ками молчал. Не ругался, не ворчал, не поддразнивал — молчал так, словно не знал, что сказать. Потом вдруг спросил:

— Ты сама-то хорошо понимаешь, для чего тебе всё это нужно?

— Пока не очень, — честно призналась я. — Потом, наверное, пойму... Дура, да?

— Ага...

Он опять замолчал. Затем встал и начал ходить вокруг меня, как будто что-то обдумывал.

— Нет, — сказал он наконец раздражённо, — ты не дура. Ты полная идиотка! Вечно лезешь куда тебя не просят, выжимаешь себя досуха, потом болеешь, ползёшь под сакуру, отлёживаешься, и снова готова к подвигам! Нет, такой дурищи я ещё в жизни не встречал!

Его злость не то чтобы сильно удивила меня — скорее, больно кольнула.

— Мне всегда страшно и совершенно не хочется никуда соваться. Но ты же не хуже меня знаешь, какой ценой обретается могущество...

— Я знаю, что для достижения могущества есть много разных путей и для этого необязательно выбирать самый сложный и разрушительный.

— Если ты скажешь, чтобы я отказалась от этого пути, я это сделаю. Причём с радостью.

— Я не твой папочка, чтобы что-то запрещать тебе. Ты должна сама думать, как поступать.

— Тогда я не отступлюсь и буду и дальше постигать...

— Слушай, дурища, да у тебя просто мания какая-то постигать всё и вся! И что же ты такое там постигаешь?

— Л-любовь...

— Ах, значит Мидзу-но ками и есть та любовь, которую ты собралась постигать таким варварским способом? Как-то чересчур мелко. И недостойно. Даже для тебя.

Ками уже не просто злился, он был в бешенстве. Казалось, что мысль придушить меня посетила его уже не единожды.

— Почему ты сердишься? — спросила я примирительно. — Не ты ли говорил мне, что свой путь каждый определяет сам?

Он остановился и рывком поднял меня с травы.

— Да просто я не могу спокойно смотреть, как твоё редких размеров, но абсолютно безмозглое сердце уничтожает само себя.

— Так ты отговариваешь меня?..

— Не дождёшься. Ты всё и всегда будешь решать сама. Я просто хочу, чтобы у меня тоже была возможность постигать тебя. Ты мне нужна!

Если бы в тот момент небо раскололось на части, я бы этого даже не заметила. Но и удивляться мне уже было нечему. С того самого мига, когда утреннее солнце осветило нас на морском берегу, я чувствовала, что когда-нибудь это случится. Кадзэ-но ками просто стоял и смотрел на меня, но где-то в глубинах мироздания рассыпались и перестраивались заново скрижали Хроник Акаши, потому что ками принял решение открыть для бестолковой тэнши ту часть себя, куда до сих пор не залетало крыло смертного создания, и судьба явно не была к этому готова. Где-то в глубине моей сущности крошился и выбранный мной путь. "Ты мне нужна. Я хочу тебя постигать..." Мидзу-но ками учил меня, что если есть любовь, то всегда найдётся возможность постичь её. Сейчас передо мной открывался путь бесконечного постижения, но была ли тут любовь? Язык чесался спросить: "Ками, да зачем я тебе... такая? Что тут постигать, если ты и так насквозь меня видишь?", но я молчала. Почему-то сейчас мне совсем не хотелось, чтобы он начал курить и ругаться.

Мы молчали достаточно для того, чтобы космические шестерёнки успели перестроиться и закрутились снова. Затем Кадзэ-но ками обнял меня, и тут я просто рухнула в него, неистово и неотвратимо, как падают в смерть. Видимо, я действительно была бестолковой, потому что всё, чему успела научиться у Мидзу-но ками, выгорало во мне сейчас без остатка. "Не имеет значения..." — но для меня имело, "не важно..." — мне было ещё как важно, "всё равно, кто ты, только любовь имеет значение..." — но именно любовь меня сейчас интересовала меньше всего. У меня были губы Кадзэ-но ками, его глаза, руки, волосы, и всё это имело смысл только потому, что принадлежало ему, и он желал разделить это со мной. И всё, что в этот момент оставалось моего, устремилось в него полноводным потоком. Мы отдались друг другу яростно, потому что в тот миг перестали существовать даже вращавшие судьбу космические шестерёнки. И это был способ постижения мира, которому я никак не могла научиться у Мидзу-но ками. Как я ни старалась, но вплавиться и влиться в него до абсолютной потери собственной сущности у меня никогда не получалось. На все мои жалкие попытки он только ласково улыбался и говорил, что когда-нибудь обязательно получится. И вот оно получалось теперь, пока я рвала одежду на груди Кадзэ-но ками, стараясь прорыться, прогрызться настолько глубоко, насколько это вообще было возможно, даже не замечая, что он делает со мной то же самое.

Сейчас я чувствовала его, как себя. Я знала, что он утратил величие ками, так же, как я утратила ничтожество тэнши, мужское и женское в нас перемешалось настолько, что вряд ли в тот момент мы оба осознавали, кто кому должен отдаться. А вокруг нас бушевал самый настоящий смерч космических энергий, разбуженных слиянием вечного и мимолётного, и мы были под защитой самого надёжного кокона, охранявшего наши души от саморазрушения. Постигая друг друга, каждый из нас постигал себя в другом и другого в себе в равной мере, и это казалось настолько естественным, что, ощутив на краткий миг себя снова женщиной, я испугалась, не понимая, как такое вообще возможно, и я знала, что проснувшаяся в ту же секунду мужская сущность Кадзэ-но ками, точно так же опешила от своего желания овладевать, как моя женская — от желания отдаваться.

Пока мы неистово сотрясали Вселенную, начисто потеряв всякое представление о времени, пространстве и собственных сущностях, вихрь космических энергий ускорил движение и начал неотвратимо сжиматься вокруг нас. Мы бились в едином пульсе со всем мирозданием, и нас сжимало всё сильнее и сильнее, до тех пор, пока мы не превратились в пульсирующую точку, и ещё, и ещё, и когда сжиматься дальше стало некуда, с последним ударом мы развалили на куски эту Вселенную, взрываясь и разлетаясь брызгами расплавленной магмы до самых дальних её уголков. Для маленькой смертной тэнши это был слишком ошеломляющий опыт...

Когда сознание потихоньку вернулось к нам и мы разделились, я помню только, что гладила его мокрое лицо и не понимала, кто из нас плачет...

Когда и это прошло, Кадзэ-но ками вытянул руку и начал шарить в ворохе одежды, ища сигареты. Удивительно, что он ещё может двигаться, подумала было я, но да, — ведь сила ками не идёт ни в какое сравнение с моей. Я же лежала пластом, и даже, кажется, с трудом могла двигать глазами. Уже одно то, что я осталась жива после... такого... вызывало у меня недоумение, если не сказать больше. Я вспомнила тот фантастический космический вихрь, и — ну конечно же! Кадзэ-но ками, Повелитель Ветров, всё предусмотрел заранее и обо всём позаботился — не создай он этот смерч, и меня разнесло бы на атомы! Мне захотелось рассмеяться, но сил не было, и я лежала, молча разглядывая плывущие над головой облака. Это очень умиротворяло.

Ками вернулся ко мне с уже зажжёной сигаретой, лёг рядом и, глубоко затянувшись, тоже стал смотреть на небо.

— Это и всё, что ты до сих пор знала о любви? — спросил он насмешливым тоном, выдыхая дым.

Стыдно было признаться, что не знала и этого, поэтому я просто согласилась:

— Да.

— Ну, тогда тебе ещё учиться и учиться.

Ему-то уж совершенно точно ничего не мешало подтрунивать надо мной. Я только вздохнула и закрыла глаза.

Потом я спала, просыпалась, понимала, что всё ещё не могу пошевелиться и снова засыпала. Лишь к вечеру, проснувшись в очередной раз, я почувствовала, что, пожалуй, смогу даже сесть. Кадзэ-но ками сидел рядом, уже полностью одетый, и, судя по его озабоченному взгляду на валявшуюся рядом пачку, докуривал последнюю сигарету.

— О, — сказал он, повернувшись и посмотрев на меня. — Вот теперь заметно, что тебе уже лучше. Идти-то сама сможешь?

— Не знаю, — ответила я честно. — Не уверена.

Пока я спала, ками кое-как одел и меня тоже, и мне сейчас приходилось тратить драгоценные крохи восстановленных сил на то, чтобы всё это поправить и привести себя наконец-то в порядок. Его собственная энергия вроде бы восстановилась полностью, и мне показалось странным, что он до сих пор не помог мне.

— Почему ты не поделился со мной силой? — спросила я, не в состоянии побороть порочное любопытство, хотя прекрасно знала, что мой вопрос более чем дурацкий.

Он помолчал, докуривая с явным сожалением сигарету до самого фильтра, почти обжигая пальцы. Вот сейчас опять скажет, что я дура, пронеслось у меня в голове, но вместо этого, Кадзэ-но ками швырнул окурок подальше в траву, взял меня за руку, и сказал серьёзно, почти строго:

— Тебе надо самой научиться контролировать расход своей силы. Ты ведь и без меня знаешь, что это твоё самое слабое место.

Не услышав привычного ругательства, я растроганно всхлипнула и прижалась лбом к его плечу. Всё-таки Кадзэ-но ками не зря имел репутацию сурового бога, и что бы я там ни разглядела в его сердце сегодня, менять своих привычек он не собирался.