1.13 Мемуары тэнши: Малышка

Изнывающая от жары, я сидела под сакурой, запрокинув голову, и изучала цветущие ветви. Опадающие лепестки тихо кружились в густом знойном воздухе, истошно верещали цикады, и гигантские изумрудные мухи, привлечённые сюда запахом горячего нектара, бесстыдно донимали меня, пытаясь усесться на покрытое лёгкой испариной тело. Малышка возилась рядом, сидя на корточках в траве, ковыряла землю палочкой и сосредоточенно пыхтела. Время от времени она поднимала головку и принималась что-то быстро-быстро лопотать, но я не понимала ни слова, и только кивала головой, стараясь улыбаться как можно ласковее, хотя в таком пекле у меня это получалось с трудом. Девочку же, казалось, жара совершенно не беспокоила, но щёчки у неё раскраснелись, и на лбу блестели капельки пота.

(читать дальше)— Пата-тя-тя! — изрекла она радостно, показывая мне на раскрытой ладошке слегка придавленного жука.

— Ух ты! Кого это ты нашла?

— Зю-тя я-тя-та-а! — протянула девочка тоненьким голоском, размахивая ладошкой с жуком из стороны в сторону, от чего бедняга наверняка чуть не получил инфаркт.

Я аккуратно поймала налету маленькую ручку.

— Очень симпатичный жучок, правда? Посмотри только, какая у него красивая блестящая спинка. А теперь давай скорее отпустим его к маленьким жучатам!

Я осторожно сняла насекомое с детской ручки и посадила на лежащий в траве опавший розовый лепесток. Жучок секунд пять сидел неподвижно, потом вдруг встрепенулся и быстро-быстро пополз искать себе более укромное убежище. Малышка осмотрела со всех сторон пустую ладошку, насупила бровки и бросила на меня сердитый взгляд исподлобья. На её круглом нежном личике ясно читалось: "Вот же глупая тётка — испортила всю игру!"

— Ладно-ладно, котёнок, не злись! - попросила я примирительно, легонько щекоча кончиком пальца её ладошку, стараясь насмешить и тем самым отвлечь малышку, но она не поддалась на провокацию, плотно сжала губы, выдернула ручку и снова уселась на корточки, принявшись с удвоенной энергией раскапывать землю под лепестком, на который я посадила жука. Надеюсь, бедолага уже успел отползти достаточно далеко...

Она была так похожа на отца, что у всех, кто хоть раз в жизни видел Кадзэ-но ками, не осталось бы никаких сомнений в том, чья это дочка. Интересно, кто же та счастливейшая женщина — мать этой девочки? И, кстати говоря, где её носит, и почему именно я нянчусь тут с её ребёнком? Разумеется, мне это совсем не в тягость, да и девочка — само очарование, но почему именно я? Наверняка же это была папашина идея — выгнать бестолковую тэнши в такую жарищу на улицу поиграть с малышкой. Конечно, всё верно! — какой ещё от меня может быть толк?

— Ап-тя! — разочарованно воскликнула девочка, отшвыривая в сторону сломавшуюся палочку, вскакивая на ноги и сердито топая маленьким сандаликом.

Навскидку ей никак не больше двух, но характер уже обозначился весьма отчётливо. Нет, это определённо будет второй папаша! Ох, и намучаются же, должно быть, с ней бедные родители, когда она подрастёт! Впрочем, я не знаю, какая у неё мамаша. Вполне может статься, что какая-нибудь совершенно непробиваемая железобетонная дама... Да это даже скорее всего, раз Кадзэ-но ками позволил именно ей стать матерью его ребёнка, — такая все детские выкрутасы будет пресекать одним лишь движением брови. А вот из меня эта маленькая барышня верёвки бы вила. Если уж на то пошло, я даже панамку не в состоянии на неё натянуть: вот уже в пятый или шестой раз я то серьёзно и строго, то ласково и с прибаутками, пыталась уговорить девочку спрятать головку от палящего солнца, но каждый раз, независимо от выбранной тактики, натыкалась на ожесточённое сопротивление и возмущённый визг. Ну ладно, в конце концов, если эту упрямую головку всё-таки напечёт, я смогу попрактиковать на ней целительство. Только бы ками ничего не узнал, а то мне влетит!

Оставшись без палочки, девочка надула губки и в знак протеста тут же шлёпнулась на попу и принялась с ожесточением рвать тонкие травинки. "Совсем как её отец когда-то!.. На этом же самом месте!" — я чуть не задохнулась от невольно нахлынувших воспоминаний. Да, с точно таким же лицом он рвал тогда ни в чём не повинную молодую травку, но в глазах у него плескалась боль. Или мне всё померещилось?

— Послушай... — начала было я, но вдруг запнулась, потому что впервые осознала одну странную вещь: я совершенно не помнила, как зовут девочку! А ведь знала же, абсолютно точно знала, но почему-то сейчас напрочь забыла. До сих пор я как-то не задумываясь называла её то солнышком, то котёнком, то малышкой, но вот настоящее имя начисто стёрлось у меня из памяти.

Малышка подняла на меня раскрасневшееся личико и снова в её взгляде читалось упрямое недовольство: "Ну, что тебе ещё надо от меня, глупая тётка?" К стыду своему, я смутилась под этим пристальным взглядом не меньше, чем смущалась, когда на меня вот так же смотрел её отец. Но всё-таки уничтожение зелени надо было как-то прекратить.

— Не надо рвать травку, маленькая! — сказала я ласково, но в то же время твёрдо, чтобы запрет всё-таки дошёл до сознания капризничающей двухлетки. — Травка живая, ей больно, когда ты её дёргаешь. И в том, что у тебя сломалась палочка, травка совсем не виновата.

— Ыхым-ня! — упрямо мотнула головкой девочка и дёрнула новый пучок с такой силой, что вывороченная вместе с корнями земля полетела ей в лицо.

— Я же сказала тебе — нель-зя! — мне пришлось чуть-чуть повысить голос, делая многозначительный упор на слове "нельзя".

— Гья-я! — ответила маленькая вредина, и с явным вызовом потянулась ручонкой за новыми жертвами своего неразумного вандализма.

— Прекрати, иначе мы пойдём домой! — для верности я строго погрозила пальцем маленькой хулиганке.

Возможно мне удалось-таки на этот раз победить её детское упрямство своим непреклонным взрослым авторитетом, а может быть, ей это занятие просто надоело, но малышка не стала больше рвать травку, вскочила на ноги и начала носиться кругами вокруг сакуры. И не успела я крикнуть: "Осторожнее!", как она споткнулась о корень и со всего маха шлёпнулась, ободрав локоток о шершавый ствол. Громкий рёв тут же заставил испуганно примолкнуть всех цикад на несколько миль вокруг.

— Не реви! — сказала я холодно, стараясь подражать излюбленному тону Кадзэ-но ками. — Вот видишь, госпожа сакура наказала тебя за то, что ты делала больно травке. Вставай скорее, и иди ко мне, мы посмотрим, насколько серьёзная у тебя ранка.

Мысленно я уже попрощалась со всем белым светом, представляя, какой скандал будет, когда ками обнаружит даже самую крохотную царапинку на любимом детище. Больше, чем в чём бы то ни было, я была уверена, что этот ребёнок — самая главная его драгоценность. За то, что не уберегла чадо, мне теперь определённо светила хорошая взбучка.

Икая и всхлипывая, малышка медленно встала и поковыляла ко мне, размазывая по щекам слёзы грязными кулачками. Я вынула платок и начала приводить пострадавшую в порядок. Ссадина на локте оказалась совсем пустяковая, даже кровь не выступила, и это вселило в меня некоторую надежду, что может быть на сей раз я смогу отделаться лёгким испугом.

Уже давным-давно ничего не болело, но девочка продолжала хныкать, забравшись ко мне на колени и уткнувшись лицом в грудь, и я, хотя и хладнокровно сохраняла до последнего напускное равнодушие, в конце концов не выдержала и пожалела её, прижав к себе и легонько покачивая. Уже засыпая, она всё ещё продолжала судорожно всхлипывать и вскидывать ручки, до тех пор, пока сон окончательно не сморил её.

Долго-долго сидела я так, прислонившись спиной к стволу священной сакуры и вглядываясь в личико спящей у меня на руках девочки, прислушиваясь к её лёгкому дыханию. Маленькая копия Кадзэ-но ками. Ребёнок, который дорог мне не меньше, чем он сам. Ненаглядное сокровище, за которое я не раздумывая отдам жизнь...

Пошевелилась я только тогда, когда уже почти перестала чувствовать левую руку. Осторожно, чтобы не разбудить, переложила малышку на другую сторону, вытерла вспотевший лобик, откинула прилипшие волосики, поправила задравшееся платьице. Что-то круглое и жёсткое, как небольшой мячик, лежало у неё в кармане. Надо бы вытащить, а то неудобно... Дрожь побежала у меня по спине, когда я вынула странный предмет и разжала пальцы. Большой круглый каштан в кожуре с обломанными колючками лежал у меня на ладони. Я вздрогнула, смутно что-то припоминая, и снова заглянула в лицо девочке. И в ту же секунду я вспомнила её имя. И вместе с тем нечто важное, очень, очень важное открылось мне, нечто такое, что было способно перевернуть вверх дном всю мою прошлую жизнь в обеих реальностях. Невероятные, пронзительные старушечьи глаза ласково и неподвижно смотрели на меня. Я громко ахнула и внезапно проснулась.

Ладонь, лежащая у меня на лбу, была приятно прохладной и пахла дорогими благовониями.

— Опять кошмары, девочка? — раздался негромкий, чуть хрипловатый голос Мидзу-но ками где-то рядом с моим левым ухом.

— Нет, — ответила я, с трудом разлепив губы, — Скорее даже это был очень приятный сон.

— Ты горишь вся... Посиди спокойно минут пять, пока я восстанавливаю тебя, хорошо?

— Хорошо, — ответила я покорно и снова закрыла глаза, чтобы попытаться переварить пришедшее ко мне во сне озарение... и к великому ужасу вдруг поняла, что не помню его! До мельчайших подробностей я запомнила и каштанчик, и глаза Куруми, и то, что озарение это было, и каким важным оно было, но... о чём? О чём?!

— Успокойся, девочка, а то меня током бьёт, — попросил Мидзу-но ками. — Я не собираюсь копаться у тебя в сознании, поэтому, что бы это ни было, просто отключи его.

— Да, конечно... Прости...

— Не трать силы на переживания и разговоры, девочка моя, и без того их осталось очень немного. Сейчас я приведу тебя в чувство, подлечу, а потом мы побеседуем. Очень серьёзно побеседуем.