1.16 Мемуары тэнши: Манга прошлых жизней

— Извини, что без звонка, — промямлила я, когда Хикари-но ками закрыл за мной дверь. — Ой, с меня сейчас, кажется, лужа натечёт!..

— Ничего страшного, на этот случай у меня есть тряпка. Забыла зонтик?

— Н-нет, — пролепетала я жалобно, — потеряла.

(читать дальше)Оставила где-то, попросту говоря. И как назло попала под ливень. И не когда-нибудь, а пока гуляла по набережной, а там ни магазина, ни кафе, ни даже элементарной автобусной остановки не оказалось, чтобы укрыться от дождя. Мобильник промок и отключился, на мне не осталось ни одной сухой вещи, намокшая лёгкая блузка слишком просвечивала, тушь растеклась, и добираться в таком виде до храма было долго, холодно и стыдно. На моё счастье, я была совсем близко от «Берлоги отшельника» Хикари-но ками, и поколебавшись некоторое время, не зная, насколько удобно завалиться к нему вот так, без звонка, без приглашения, в воскресенье утром, я в конце концов признала, что выбор у меня невелик, и вприпрыжку поскакала через лужи, надеясь хоть немного согреться по дороге. Вот в таком ужасном виде, вся мокрая и дрожащая, я стояла сейчас перед ками, и чувствовала, что на полу возле моих ног разливается уже приличная лужа.

— Растяпа! — рассмеялся ками. — Беги скорее в ванную, пока не простыла.

Извинившись ещё несколько раз, я мышкой прошмыгнула в ванную, успев заметить в прихожей женские туфли и ярко-салатовый плащ. Ай-яй-яй мне! Вот ведь, свалилась как снег на голову и испортила людям свидание!.. Когда я, стащив мокрую одежду, выжимала и развешивала её на сушилке для полотенец, через дверь донёсся недовольный приглушённый женский голос. Слов я не различила, но, судя по тону, Хикари-но ками учинили допрос с пристрастием. Он отвечал достаточно громко и односложно: да, знакомая... девушка друга... не раз была с ним здесь, поэтому знает адрес... у неё сел телефон... ну и что, что европейка?.. Ага, подумала я, раз ревнует, значит эта девица не из тэнши. Обычная девчонка, которой снится по ночам секс с красивым мужчиной, таких в мире сновидений полным-полно. Опять раздражённый неразборчивый женский монолог, возня в прихожей, щелчок захлопнувшейся двери. Ну вот!

Хикари-но ками мягко постучал и я тут открыла, прикрывшись мокрой блузкой. Но она настолько сильно просвечивала, что я запросто могла бы этого вообще не делать.

— Прости за скандал, — сказал от спокойно, с интересом изучая, как мокрая ткань гармонирует с моими формами и цветом кожи. — Да, и халата нет... То есть есть, но он не очень свежий... Ты же, наверное, не согласишься носить вещи после неё?

— Разумеется не соглашусь! А у тебя нет какой-нибудь рубашки?

— Знаешь, а я терпеть не могу, когда женщины носят мои рубашки. Дам тебе чистое полотенце и плед, пойдёт?

— Да, отлично.

Сколько же времени назад мы вот так вот непринуждённо разговаривали? Кажется, ещё до его посвящения? Да, именно, в тот самый день, когда Кадзэ-но ками возил меня к морю. Тогда я навсегда потеряла такие удобные для лежания плечи Хикари-но тэнши. Сколько же всего успело случиться за это время...

— Прости, что испортила тебе свидание, — крикнула я ему вдогонку, когда он направился за обещанным полотенцем.

— А? Да нет, мы уже сделали всё, что собирались, так что не переживай.

— Очень надо! — буркнула я и, улыбнувшись, и включила горячую воду.

Пока я балдела в джакузи, Хикари-но ками позвонил Кадзэ-но ками и рассказал про мои приключения. Обругав свой цветочек последними словами, тот сказал, что сможет приехать за мной только вечером. Значит, теперь у нас был впереди целый день для полноценного общения.

Чем обычно занимаются ками с чужими тэнши наедине в дождливое воскресенье? Правильно, они смотрят телевизор. Кулинарное шоу мы оба посмотрели с относительным интересом. Передача с какими-то поющими старушками нагнала на меня вселенскую тоску, но ками временами хохотал — видимо, бабушки отмачивали что-то весьма заводное. Зато меня от души повеселила донельзя серьёзная политическая программа, в которой почтенные дядечки в галстуках слишком сильно смахивали выражением лиц на маленьких надутых мартышек. Но вскоре мне смертельно надоело японское телевидение. Хикари-но ками попытался было взбодрить меня сообщением, что через полчаса начнётся трансляция бейсбольного матча. Я попыталась изо всех сдержаться, чтобы не показать, насколько мне неинтересен бейсбол, но в конце концов сдалась и спросила вкрадчиво, нельзя ли мне пойти в спальню и что-нибудь почитать. Бедняга ками должно быть уже давно привык к подобной реакции женщин на спортивные трансляции, поэтому только кивнул и сказал, чтобы я сама там что-нибудь поискала. Мне неловко было оставлять его наедине с телевизором, но бейсбол был выше моих сил. Вот футбол я бы посмотрела с удовольствием, честное слово!..

Огромная кровать в спальне была аккуратно застелена, и я с облегчением вздохнула, потому что в глубине души боялась столкнуться с неубранными вещественными доказательствами успешно прошедшего свидания. В комнате было тепло, поэтому я быстренько скинула с себя жаркий плед, оставшись голышом, и начала искать, что бы мне почитать. Выудив из-под кровати стопку мужских журналов, я без сожаления тут же сунула их обратно — полуголые костлявые девицы не очень-то соответствовали моему чувству прекрасного. В углу у окна, прямо на полу, покосившимися стопками высились томики манги. Моего японского хватило бы только для чтения чего-то совсем уж детского, типа сказки про Момотаро, но в манге хоть картинки посмотреть можно. Вытащив из ближайшей ко мне стопки первый попавшийся томик, я залезла на кровать и открыла первую страницу.

И, естественно, забыв напрочь о том, с какой стороны нужно открывать японские издания, по укоренившейся с детства привычке открыла мангу слева направо. То есть с конца. Большая яркая картинка на весь разворот сразу же пробудила во мне наиживейший интерес. Бледная женщина в алом, расшитом золотом, старинном кимоно лежала на земле с закрытыми глазами, наполовину заметённая снегом. Над ней, неестественно сгорбившись, свесив голову на грудь, грудь, сидела тёмная мужская фигура. По широким палевым рукавам кимоно летел косяк золотых журавлей, хаори с гербами небрежно наброшено на плечи, кровавая лужа растекается по ослепительно-белому снегу. Самурай, совершивший сеппуку над телом мёртвой женщины... Где-то глубоко-глубоко в душе у меня звякнула и порвалась какая-то тонюсенькая струнка. Историческая драма! Как же я люблю такое! Непременно хочу прочитать, что же послужило причиной такого трагического финала! Открыв томик с нужной стороны, я обнаружила на титульном листе печать храма. Что это? Как странно — манга из нашей библиотеки? Ладно, неважно, потом разберусь. Надо читать!

К своему удивлению, чем пристальнее я вглядывалась в надписи, сопровождающие картинки, тем понятнее они становились. Не скажу, что вот так сразу, но постепенно, с пятого на десятое, я стала что-то понимать. Но какая же странная рисовка в этой манге! Все картинки были цветными, яркими, и так детально прорисованными, что скоро мне показалось, что я начинаю собственными глазами видеть людей, интерьеры, пейзажи, словно бы невзначай попала в нарисованный художником мир и живу там уже некоторое время. Начиналось повествование с того, что некоему самураю по прозвищу Ину было поручено сопровождать в качестве телохранителя наложницу своего господина, известную куртизанку госпожу Хану. Я не очень разобрала, почему именно предпринималось это путешествие: вроде бы на женщина знада какую-то тайну, и на неё совершались неоднократные покушения. Господин хотел переправить её в безопасное место, а чтобы не привлекать к этому событию ненужное внимание, Хана-сан должна была отправиться в путь инкогнито, под видом паломницы, под защитой только одного самурая, которому надлежало переодеться наёмником-ронином. Выбор господина пал на Ину-сана. Они были ровесниками, дружили с детских лет, и преданный самурай не раз доказывал свою верность, рискуя жизнью ради своего господина.

Я внимательно рассматривала картинки, и вдруг меня поразило удивительное портретное сходство нарисованного самурая с нашим Хикари-но ками. Просто невероятно! Уж не позировал ли он художнику... или художнице? Я поискала на обложке имя автора и не нашла. Странно, однако...

Госпожа Хана была уже не первой молодости и далеко не умопомрачительной красавицей. Она без возражений переоделась в грубую одежду паломницы и отправилась в долгий и опасный путь, целиком положившись на мрачного и неразговорчивого самурая. Большая часть сюжета была посвящена как раз трудностям их совместного путешествия и постепенному сближению. Я словно растворилась в неторопливом повествовании, хотя и понимала только отдельные фразы. Но мне казалось, что я узнаю эту историю, как будто где-то уже читала её раньше. Вот тут, на постоялом дворе, госпожа Хана рассказывает про свою юность, как её, дочь захудалого самурайского рода, почти нищую выдали замуж совсем молодой, а спустя полгода выяснилось, что муж задолжал крупную сумму одному влиятельному человеку, и её принудили отрабатывать этот долг в борделе. Однажды там случился пожар, и Хана-сан сбежала из города, воспользовавшись неразберихой. Она скиталась по монастырям, с трудом добывая несколько мелких монеток на одну лепёшку и несколько сушёных рыбёшек в день. Иногда ей было так тяжко, что волей-неволей приходилось прибегать к своему прежнему ремеслу. И вот однажды удача улыбнулась женщине: милосердные боги послали ей состоятельного благодетеля. Он дал ей неплохое образование сверх того, что она когда-то получила в родительском доме, накупил нарядов и сделал своей содержанкой. После его неожиданной смерти госпожа Хана перешла под опеку к другому господину, который искренне полюбил её и окружил достатком и заботой…

Пробыв в пути совсем недолго, они, казалось, знали друг друга всю жизнь. Молчаливый самурай, рождённый для смерти, и неунывающая ни при каких обстоятельствах куртизанка со сложной судьбой, не утратившая желания любить. Они оба знали, что им никогда не бывать вместе, и это чувство невозможности сближало их сильнее, чем любовь... Я читала всё это с сухим глазами, а в сердце продолжали рваться одна за другой натянутые до предела струнки... В одну из ночей госпожа Хана открыла молчаливому самураю своё сердце, но собачья преданность господину заставила его отвергнуть её любовь и навсегда отказаться от мечты о ней. Хана-сан приняла отказ с достоинством, сказав только, что с этого дня жизнь потеряет для неё краски, потому что с самого рождения никого ещё она так не любила. А спустя несколько дней их выследили враги и неожиданно напали. Ину-сан отдал госпоже Хане свой короткий меч, попросив её покончить с собой, когда он будет убит, чтобы не доставаться своим врагам живой. Но Хана-сан была дочерью самурая, поэтому обнажила меч и сказала, что готова умереть в бою рядом с возлюбленным... В этом месте мне пришлось остановиться и несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы прогнать охватившую меня дрожь.

Каким-то чудом им удалось победить, но госпожа Хана получила в бою серьёзное ранение. Когда самурай донёс её до ближайшего селения, и лекарь осмотрел рану, стало ясно что ей больше не подняться с постели. Она умирала три дня. Невыносимо страдая не только телесной, но и душевной болью, госпожа Хана вынудила Ину-сана дать клятву, что тот расскажет господину об их любви, и также о том, что свой долг чести они не нарушили, и тогда в следующей жизни они переродятся вместе, если судьба будет более милосердна к влюблённым. С разрывающимся от боли сердцем самурай пообещал, что сделает всё, как она просит. Когда госпожа Хана почувствовала, что смерть вот-вот придёт за ней, она достала из дорожной котомки аккуратно сложенное нарядное алое кимоно с золотым шитьём и облачилась в него, с трудом причесала волосы, и попросила Ину-сана отнести её куда-нибудь на открытое пространство, потому что боялась, что если она умрёт под крышей, её дух никогда не найдёт дорогу в Царство Будды. В тот день пошёл снег, и он сыпал до самой ночи, укрыв землю скорбным белым покрывалом. Самурай отнёс умирающую в поле недалеко от селения, там она и скончалась, не выпуская его руку.

...Моё сердце со всего размаха ухнуло и полетело куда-то вниз, звеня обрывками лопнувших струн...

Самурай, не уберёгший доверенную ему жизнь, не посмел явиться на глаза своему горячо любимому господину с этой скорбной вестью. Он молился и плакал над госпожой Ханой до тех пор, пока снег не перестал таять на её лице. Тогда Ину-сан, верный пёс своего господина, вспорол живот над телом своей возлюбленной.

"Клятва! Он не сдержал клятву!!!" - стонала во мне онемевшая от горя душа. Я упала ничком на кровать, пытаясь справится с нахлынувшими воспоминаниями и видениями. Снег был так холоден, но я держалась за его руку, и не чувствовала больше ни боли ни холода... Как он мог не сдержать своё обещание?! Что за бессердечный поступок!

Я вскочила, машинально схватила висевшую на спинке кровати клетчатую мужскую рубашку, завернулась в неё и вылетела из спальни. Бейсбол ещё не кончился, и Хикари-но ками был так поглощён матчем, что не обратил на меня никакого внимания. С трудом хватая ртом воздух, я позвала его:

— Ину-доно!

Он вздрогнул всем телом и повернулся ко мне. Я увидела, что он побледнел.

— Ты... знаешь?.. — прошептал он, всё ещё не в состоянии справиться с собой.

— Да! — выдохнула я, и слёзы наконец-то полились неудержимым потоком по щекам, капая на рубашку. — Как ты?.. Почему ты?.. О-ох! Ну почему ты не сдержал клятву?!

— Невозможность быть вместе всегда будет сближать нас больше, чем любовь, — сказал он едва слышно, подходя ко мне. — Как ты узнала?

— Прочитала в манге.

— Где?!

— Там у тебя нашла, — мотнула я головой в сторону спальни.

— Манга наших прошлых жизней? А тебе не приснилось?

— Не знаю...

— Ладно, — вздохнул ками, обнимая меня. — Узнала, так узнала...

Мы стояли так ещё некоторое время, растерянные, молча обнявшись. Пока я не нарушила молчание:

— Знаешь, оказывается, я помню нашу первую встречу... тогда. Кажется, нас представили друг другу, ты сопровождал господина... а потом я гуляла в саду... весна была в самом разгаре, вишни цвели так красиво...

— Нет, это был персиковый сад.

— Правда? Вот этого я не помню... Ты стоял среди цветущих деревьев и улыбался чему-то, а я так удивилась, потому что ты сначала показался мне очень мрачным. Но твоё лицо было таким красивым, а глаза смотрели так ласково... Наверное, я тогда и полюбила тебя...

— Прошлое прошло и уже не вернётся, Саку-чан. Сейчас у нас другая жизнь и другие обстоятельства. Другой долг.

— И правда… — согласилась я.

Действительно, к чему растравлять понапрасну сердце? Сейчас я могу быть с ним, потому что когда-то он не сдержал клятву и мы родились слишком далеко друг от друга. Но это я переварю позже, и может быть тогда смогу принять всё как есть, без сожалений.

Ками отстранился и, весело прищурившись, внимательно оглядел меня:

— Между прочим, тэнши, разве я не говорил тебе, что не люблю, когда женщины носят мои рубашки?

Ну, рубашку-то я сняла. А потом мы долго-долго, до самого приезда Кадзэ-но ками, выясняли, что он любит...