Миры Лилового Гиена1 читатель тэги

Потом к Середине Мира стали приходить совсем другие гости. То были варвары, в качестве единственного достойного их средства к победе признающие лишь силу. Ариман научил Шам-Марума военному делу, и вскоре армия Середины Мира наголову разбила угрожавшие столице варварские орды.

Опасность отступила, но лишь на время. Вскоре с окраины владений Шам-Марума стали приходить тревожные вести о приближении новых орд. И тогда Шам-Марум вновь показал, что Ариман не зря избрал его учеником. Он предложил воинам покоренных племен идти к нему на службу. Те соглашались (еще бы!), и подкрепленная ими армия вновь одержала победу. Теперь Шам-Марум сразу предложил побежденным выбор: смерть в рабстве, или жизнь у него на службе.

Со временем племена варваров с окраин стали основным источником солдат для армии империи Середины Мира. Многие из них сами, добровольно, шли в наемники к Шам-Маруму, надеясь обрести славу и богатство.

Тем временем столичные вельможи, освободившись от необходимости нести бремя заботы о безопасности государства, всеми силами отдались погоне за роскошью и наслаждениями. Есть с серебра считалось признаком бедности и плебейства. На дворцовых кухнях повара готовили из привезенных к ним дивных зверей и чудесных плодов необычные блюда, при этом рискуя жизнью не меньше охотников, добывающих все это – ведь повара, не угодившего господину, ждала, в лучшем случае, смерть. Был случай, когда повар, отчаявшись придумать новое блюдо, способное удивить его хозяина, подал к столу свою жену с дочерью. Вельможи соревновались в роскоши, и эта борьба вытягивала из казны новые и новые средства. Чтобы восполнить потери, сборщики налогов нещадно грабили провинции. То и дело вспыхивали восстания, подавлявшиеся с невероятной жестокостью.

В итоге целые провинции опустели. На месте деревень были теперь руины, среди которых немногие оставшиеся в живых ползали, подобно крабам; чтобы отсрочить неминуемую смерть от голода, они отгрызали себе ноги. Казненных было так много, что из их тел складывались курганы, заметные издалека. Говорят, эти курганы стоят в тех краях до сих пор.

Тогда Шам-Марум вновь явил свою мудрость. Он отдал приказ верным людям, и те, переодевшись в простое платье, отправились в город. Они ходили по кабакам, посещали лавки и мастерские, заговаривали с людьми, чтобы узнать, кого из вельмож народ ненавидит больше всего. В назначенный час тайными ходами они вернулись во дворец и предстали пред царем с подробными отчетами об увиденном и услышанном. На основании их донесений царь составил список вельмож, наиболее ненавидимых простым людом. Затем кликнул солдат и велел им привести пред его очи своего второго визиря, чье имя начинало список.

Ничего не подозревавший визирь охотно явился к царю. Он думал, что царь хочет дать ему какое-нибудь поручение, и был сильно удивлен, когда вместо этого услышал обвинения в воровстве денег из казны.

«Я не делал этого! – возопил визирь. – О оплот божественной власти на земле, меня оклеветали!» Он все еще надеялся, что ему удастся отвести обвинения.

«Даже если тебя и оклеветали… Мы постарались кое-что узнать о тебе. Похоже, что эти клеветники были правы…»

«О солнцеподобный владыка!.. – от страха у визиря моментально сел голос. – Возьми мои сокровища… Возьми мои драгоценности… – Он принялся стаскивать со своих рук многочисленные перстни, едва не оторвав при этом пальцы. – Возьми, все возьми!.. Только пощади… Зачем тебе моя жалкая и ничтожная жизнь?..»

«В твоих словах мы видим зерно истины. Твоя жизнь действительно жалкая и ничтожная. А твои драгоценности мы и так собирались вернуть в казну, ибо тебе они больше не понадобятся!»

Несчастного бывшего визиря заковали в железо и выставили на площади перед дворцом. Сидя поодаль на возвышении, под церемониальным опахалом, царь задавал ему вопросы: кто помогал бывшему визирю разворовывать казну, и не оказывался ли он замешан еще в каких-либо гнусных делах. Когда визирь отказывался отвечать, палач поливал ему голову горячим уксусом.

Закончив допрос, царь велел палачу намазать тело бывшего визиря медом, чтобы привлечь мух, а к следующему колебанию солнца – придумать казнь, достойную преступника.

Тем временем тысячи людей пришли поглядеть на низложенного царедворца. Стража едва сдерживала напор желающих плюнуть в бывшего визиря, или кинуть в него камнем. Некоторым удавалось, пробравшись сквозь охрану, даже ударить ненавистного вельможу, прежде чем их самих прогоняли прочь. Он всем насолил, этот бывший визирь, и теперь все радовались, что он получил по заслугам.

От боли, унижений и жары бывший визирь сошел с ума. Когда палач рвал его тело раскаленными крючьями, он радостно кричал: «Еще! Еще!»

И в конце концов бывший визирь умер на пыточной крестовине, и тело его скормили псам, а имущество частью вернули в казну, а частью раздали бедным. Так Шам-Марум добился сразу нескольких вещей: подтвердил свою репутацию мудрого и справедливого правителя; дал понять придворным, что не след увлекаться погоней за роскошью, опустошающей казну и разоряющей народ; и, кроме того, открыл новый источник для пополнения казны.

Вскоре после этого он обвинил в измене и казнил начальника дворцовой охраны, стоящего в списке на втором месте. Начальник охраны был известен своей свирепостью; по его приказу охранники хватали людей по малейшему подозрению в каком-либо проступке, и бросали в тюрьму, откуда никто не выходил живым. Бывало, что он требовал с родственников заключенного большую мзду за освобождение близкого им человека; а когда обирал их до нитки – приказывал арестовать и их тоже. Теперь он сам, на собственной шкуре, испытал, каково было его жертвам.

В историю эти события вошли под названием Очищение.

Народ, уже было начавший роптать, теперь на все лады славил царя. Уличные сказители слагали ему оды. Пьяницы в кабаках допивались до смерти, поднимая чаши за здоровье солнцеподобного избранника небес. Зато начали роптать вельможи…

От Шам-Марума отвернулись многие придворные, до того бывшие ему верными слугами. Стали говорить, что Шам-Марум стал стар и скорбен главой, что он шагу не может ступить без советов того, кто называет себя Ариманом, Посланцем Небес. Не заставили себя ждать и первые заговоры против царя.

Шам-Марум предвидел это. Когда его решили отравить, он уже все знал, благодаря верным ему людям, внедрившимся в ряды заговорщиков. И когда наступило время, намеченное изменниками для воплощения их гнусных планов, царь приказал арестовать их; главаря же (своего бывшего фаворита) он заставил принять яд, приготовленный преступниками для цареубийства. Негодяй скончался в муках; его сообщники ненамного его пережили.

Перед тем, как предать злодеев казни, какую Середина Мира не видела со времен конца Золотого Века, солнцеподобный Шам-Марум обратился к подданным с речью. «Давно ли, – вопрошал он, – здесь был казнен Первый Убийца? Мы думали, что его страшная участь станет уроком для многих поколений, напоминая о том, что ждет осмелившихся покуситься на установленный нами Закон. Увы! – похоже, что нынешние наши подданные позабыли это… Что ж, видно, пришло время напомнить!»

Вместе с заговорщиками Шам-Марум казнил и своих осведомителей. Он пошел на это, чтобы скрыть истину о том, как был раскрыт заговор. В его интересах было сделать вид, что избежать смерти ему помогли не шпионы, а сверхъестественные мудрость и прозорливость. И это действительно помогло – потенциальные заговорщики в ужасе затаились; им казалось, что Шам-Марум наблюдает за каждым их движением. Несколько вельмож даже сошли с ума – так велик был их страх перед царем.

Шам-Марум же не терял времени. Созвав оставшихся шпионов, он изложил им свой план. Каждый шпион должен был найти несколько подходящих людей и взять их себе в помощники. Помощники, в свою очередь, также должны были найти себе помощников; а те – еще помощников. Таким образом, Середину Мира словно бы окутала паутина слежки и доносов, в середине которой сидел сам царь. Всюду рыскали его шпионы и наушники, и никто не мог быть уверен, что за ним не следят. В столице люди настолько привыкли разговаривать шепотом, что эта привычка сохранилась у их потомков даже спустя века. А если кто-то не берегся и разговаривал слишком громко о том, о чем лучше было бы даже не думать – его ждала страшная участь…

По приказу царя была создана тайная секта, где готовили убийц-ассасинов. Обучение было крайне жестоким, из пяти неофитов до инициации едва доживал один. Но зато никто не мог поверить, что совершенные ассасинами деяния были делом рук человеческих. Обходя ловушки, преодолевая запоры, ассасины настигали свою жертву и наносили ей удар – неотвратимый и смертоносный.

Заговорщики вынуждены были окончательно отказаться от своих планов. На какое-то время в Середине Мира воцарился покой…

Лишь однажды этот покой был нарушен – когда в землях к северу от Середины Мира вспыхнуло восстание под предводительством Данкуй-Хараша, прозванного Не Знающим Страха. Когда вести о восстании дошли до солнцеподобного государя, он поначалу счел его рядовым бунтом, которые время от времени вспыхивали в отдаленных провинциях. Обычно они заканчивались приходом карательных экспедиций и разгромом восставших, лишний раз доказывающим бессмысленность мятежа против Того, Кто Избран Небом; однако в этот раз все было иначе.

Карательное войско было наголову разбито Данкуй-Харашем. Весть о том, что Шам-Марум потерпел поражение, быстро разнеслась по империи. Покоренные племена в провинциях вставали на сторону восставших, и даже вельможи в Середине Мира подумывали о том, чтобы вступить в союз с новоявленным народным вождем и посадить его на престол вместо Шам-Марума. В конце концов, кто знает – может, Не Знающий Страха и есть новый Избранник Небес?

Но Не Знающий Страха, как оказалось, имел свои собственные планы на будущее. Он не хотел стать новым царем Середины Мира – нет, он хотел вернуть времена Золотого Века, когда люди были свободны, словно звери!

Стало ясно: Данкуй-Хараш – безумец. Однако его безумие оказалось слишком соблазнительным. Племена и кланы, ранее верно служившие Шам-Маруму, переходили на сторону повстанцев. Они сражались оружием, выкованным империей, по правилам, написанным имперскими военачальниками – против империи…

И они были близки к победе, когда прорвались к самой Середине Мира. И дома в столице превратились в погребальные костры, а по улицам потекли реки крови. И только лишь предательство одного из ближайших друзей Данкуй-Хараша спасло империю от разгрома. Не Знающий Страха был побежден – но крайне тяжелой ценой!..

Середина Мира почти обезлюдела; половина ее превратилась в руины, ставшие прибежищем головорезов и мародеров. Прошло немало времени, прежде чем столица вернула себе хотя бы часть былого великолепия…

Спустя время до царя дошли сообщения о новых заговорщиках. Это были не простые интриганы или смутьяны; они исповедовали кощунственную веру, гласящую, будто Свет чужд природе человека, и его истинное предназначение – служить Тьме. По столице ползли слухи о кровавых обрядах, отправляемых культистами Тьмы и хранимых ими ужасных тайнах.

Вскоре из провинций стали приходить тревожные сообщения. В одном поселке мертвецы вышли из могил и стали нападать на живых; в другом объявилось чудовище-людоед; в третьем свирепствовала эпидемия внезапных приступов безумия у животных и людей… В первый раз за долгие годы Шам-Марум первым обратился к Ариману с просьбой о помощи. И Ариман не замедлил явиться.

«Не надо говорить, я знаю, что тревожит тебя, – рек он, – и знаю, как тебе помочь. Вот только хватит ли у тебя духу принять это?»

И Ариман рассказал Шам-Маруму о Тьме, о Древних и о войне, что идет с самого явления Бога-Светоносца в этот мир.

«Сейчас вам нечего бояться, – объяснял царю архангел, – ибо вас защищает Его светозарная аура. Но это не значит, что можно не предпринимать никаких действий, ибо завтра культисты Древних, если их не остановить, станут сильнее и опаснее. И для борьбы со служителями Тьмы вам, людям, нужно освоить новое оружие – магию…»

По совету Аримана Шам-Марум отправил гонцов в дальние провинции, на поиски колдунов и шаманов. Кроме того, искали смышленых, сильных духом и чувствительных к движению потустороннего детей; им предстояло стать магами.

Большинство колдунов оказалось обманщиками; их царь велел прогнать палками. Среди учеников отобрали самых одаренных; с ними Ариман взялся заниматься лично. Впоследствии они стали великими магами, основателями Семи Школ Магии.

Вот их имена:

Эбе́бу, Великий Маг Света.

Сильнейший из Семи Великих. Магия его черпала свою силу непосредственно в эманациях Бога-Светоносца. Призываемые им силы были благодатны по природе своей; они могли исцелять, изгоняя миазмы Тьмы, но могли и уничтожать – тех, в ком Тьма пустила корни слишком глубоко. И только сам Эбе́бу знал, какие шрамы остались в его душе…

Будущего мага забрали от матери; в порыве отчаяния та бросилась на стражника с ножом и на глазах у малолетнего сына была разрублена пополам. Когда Эбе́бу привели к Шам-Маруму, он кусался и царапался, и даже выкрикивал в лицо царю оскорбления, за которые его полагалось бы предать самым суровым наказаниям. И тем не менее Ариман разглядел в этом озлобленном мальчике великое сродство к Свету. Со временем Эбе́бу стал величайшим магом, чей дар сияет среди других, подобно бриллианту.

Исаа́ту, Великий Маг Огня.

Сильнейший из Четырех Стихийных, старший брат волшебниц Имбару́ и Мумму́а.

Дерзкий и вспыльчивый от природы, он легко овладел Силой Огня; однако в Огненной Магии главное – не призвать Огонь, а суметь его обуздать. Огонь – разрушительная стихия, и если его не смирить он нанесет вред, в первую очередь, самому магу. Исаа́ту испытал это на собственной коже – в прямом смысле. Он едва не сгорел в собственном пламени; и следы той неудачи остались с ним до самой его смерти – в виде рубцов от ожогов, обезобразивших левую половину его лица. Напса́ти, Великий Маг Жизни, не раз предлагала ему исцелить эти рубцы и восстановить природную красоту его лица, но Исаа́ту отказывался. Он хотел, чтобы эти шрамы всегда напоминали ему: главная задача Магии Огня – не поджигать, но тушить пламя.

Амма́ту, Великий Маг Земли.

Второй по силе из Четырех Стихийных.

Особенность стихии земли – постоянство. Искусством сдержанности, которому Исаа́ту долго учился, Амма́ту владел от природы. Всегда спокойный, с лицом, словно высеченным из порфира, многим он казался бесчувственным и жестоким. Но это было не так – под затвердевшей душевной броней билось пылкое сердце. И когда скрытая в нем мощь высвобождалась – мало что могло перед ним устоять.

Мумму́а, Великий Маг Воды.

Имбару́, Великий Маг Воздуха.

Мумму́а и Имбару́ были близнецами, младшими сестрами Исаату.

Подобно своему брату, сестры-маги отличались переменчивым характером; но при этом их натурам была чужда дерзость. Мумму́а предпочитала уединение; ее часто можно было увидеть на берегу канала, который был проложен через столицу. Говорили, что она может вести беседу с водой, узнавая от нее тайны прошлого, настоящего и даже грядущего. Возможно, поэтому она часто была грустна. Сестра ее, напротив, тянулась к людям. Подобно ветру, она стремилась побывать везде и всюду.

Напса́ти, Великий Маг Жизни.

Возможно, не самая сильная из магов – но одна из самых значимых. Она не владела боевой магией, как Исаа́ту или Амма́ту. Не могла читать таинственные узоры на воде, как Мумму́а, или слышать голоса ветров, как Имбару́. Ее призванием было исцеление.

Сирота с малых лет, сполна испытавшая горе и нужду, она не озлобилась, как это было с юным Эбе́бу, сохранив свое сердце открытым. Ариман показал ей путь к Источнику, Жизнь Дающему, научив призывать и направлять целительные силы, способные вдохнуть жизнь в почти что мертвого. Люди, спасенные ею, почитали ее за святую.

Миту́, Великий Маг Смерти.

Основатель самой мрачной из Семи Школ Магии, занимающейся тем, что ныне именуют некромантией. Он был единственным, кто сам пришел к посланникам Шам-Марума, сказав, что умеет говорить с мертвыми. Посланники хотели прогнать его вон; но тут кто-то из них заметил, что подобный дар встречается крайне редко. В итоге решили показать его Шам-Маруму, а там пусть царь решает – взять его в учение к Ариману, или прогнать палками. С первого взгляда Ариман понял, что Миту́ – потенциально сильный маг, чья душа отличается сильным сродством к смерти.

Миту́ не любили при дворе – и за то, что Магия Смерти считалась слишком опасным делом, вплотную приближаясь к той границе, за которой начинаются владения Тьмы; и за его вздорный характер. Тем не менее, его вклад в борьбу со служителями Тьмы был слишком важен, чтобы от него отказаться.

И все же, возможно, именно его самоуверенность и заносчивость в итоге стали причиной его падения…

Таких великих магов больше не было, и уже никогда не будет. Семя Тьмы слишком глубоко пустило в нас корни. Каждое новое поколение рождается слабее и порочнее предыдущего; и однажды настанет день, когда Свет в сердце людском померкнет настолько, что не сможет сопротивляться Тьме. И тогда напрасно будет молить высшие силы о милосердии!..

Шло время. Ученики Аримана, став Великими Магами, сами готовили новые поколения борцов с Тьмой. Опираясь на магию, Шам-Марум сумел покончить с культистами. Немногие уцелевшие служители Тьмы удалились в труднодоступные места, где пытались продолжать исполнять свои чудовищные обряды. Конец их был неизменен: стражники и маги находили и уничтожали их, разбивали нечестивые истуканы, сжигали кощунственные писания… Казалось, нависшая над Серединой Мира угроза была рассеяна окончательно.

А в это самое время далеко за пределами царства Середины Мира происходили события, которым суждено было ознаменовать конец Серебряного Века…

То Бог-Светоносец пришел в Мир. Лик Его был настолько же прекрасен, насколько безобразны были Древние и их отродье. Он восседал на мифридиевом троне, висящем высоко в небе. Окружавшие Его ангелы пели гимн Его величию.

Картина, представшая Его очам, была столь ужасна и омерзительна, что даже божественное сердце исполнилось скорби и гнева. И Он поклялся очистить Мир от скверны и изгнать ее прочь. По мановению божественной длани с неба спустились легионы ангелов и обрушились на Древних подобно лавине мифридия, света и ветра.

Началась великая битва. Лучезарные клинки ангелов кромсали плоть чудовищ; огненные стрелы осыпали монстров, сжигая их дотла. Магические молоты из мифридия наносили удары, способные разбивать целые скалы. Заклинания, что творили ангельские маги, вмораживали темных воинов в глыбы льда, заставляли их гореть неугасимым огнем, разили молниями, сдували ураганным ветром и забрасывали камнями. Казалось, ничто не остановит победоносное шествие Детей Света…

Но из тьмы, куда не проникали лучи Бога-Светоносца, ползли новые полчища. Щупальца хватали ангелов, сдавливали их тела, растягивали, скручивали винтом. Уродцы, наделенные подобием крыльев, налетали на Светлых Воинов, плевались в них ядом и кислотой, обдавали Темным Пламенем, рубили им крылья клинками из кристаллов, выросших в Царстве Древних и наполненных Магией Тьмы. Заманивали ангелов в ловушки, созданные из пространства-времени, заставляя их вечно блуждать по лабиринтам, из которых не было выхода, заключая в пространственные пузыри, которые затем сжимались в точку, обращаясь в ничто…

Силы обеих сторон были примерно равны. В итоге ангелы и Древние вынуждены были не столько наступать, сколько оборонять уже захваченные позиции. Потери с обеих сторон были немалые. Однако ангельское войско было хоть и велико, но не бесконечно. Древние же посылали из Края Вечной Ночи новые и новые легионы своих миньонов; и казалось, не было им конца…

Бог-Светоносец предвидел это. И в то время, когда на материке, который позже нарекут Равенрейном, шла Война Первого Рассвета, Он призвал архангела Аримана и велел ему создать людей и прочих смертных тварей…

К востоку от Равенрейна, за Морем Погибели, лежит континент Солнечная Земля. Сейчас большую его часть занимают пустыни; но в те далекие времена всю Солнечную Землю, от морского побережья и до Гор На Краю, покрывали густые леса. Именно здесь Ариман и приступил к созданию смертных тварей.

Первые его творения напоминали бескрылых ангелов. Они были слабы и беспомощны, ничего не умели – даже того, что умеют с рождения младенцы. Ариман не удивился – он знал, что так и должно быть.

Сотворенные Ариманом недолюди стали материалом для следующего этапа творения. На этом этапе Ариман совершил то, что, с точки зрения других ангелов, было невероятным святотатством. Он осквернил Свет, добавив в него частицы Тьмы. Эту чудовищную смесь он соединил с материей тел первых людей…

Соверши он это по своей воле, и ангелы прокляли бы его и обрекли на изгнание. Но Ариман действовал с ведома и одобрения Бога-Светоносца, посчитавшего нарушение собственных законов приемлемой ценой за создание того, что в будущем переломит ход войны.

При всей своей кощунственности, опыт Аримана, тем не менее, дал желаемый результат. Новые люди стали сильнее, сообразительнее; вскоре они уже могли самостоятельно принимать пищу. Кроме того, они разделились на мужчин и женщин. В будущем они должны были заселить Солнечную Землю и, при должном развитии, стать той силой, что изменит ход Войны Первого Рассвета.

Но пока семя Тьмы не проросло в них – они не так уж и отличались от ангелов. Не знали ни болезней, ни ран, ни даже боли – а смерти и подавно. Совокуплялись, не ведая греха. Ловили зверей, которыми Ариман заселил девственные леса Солнечной Земли – и тут же отпускали, ибо пока не имели представления, что делать с добычей. Леса в изобилии снабжали их плодами и кореньями. То был истинный Золотой Век – век детства человеческого.

Когда люди заселили всю Солнечную Землю, Ариман начал исполнять Его план.

Явившись одному из племен, проживающих в глубине лесов, он научил их речи, письму и счету. Люди сочли это забавной игрой; целыми днями они выкрикивали узнанные ими слова, либо считали все, что попадалось им на глаза, либо писали буквы на скалах, деревьях и собственных телах, либо слагали песенки. Кстати, музыке Ариман их не учил; возможно, поэтому многие церковники до сих пор относятся к ней с подозрением.

Потом он научил их боевому искусству и владению оружием. Люди обрадовались новой игре; побросав палочки, которыми они выводили буквы, они схватили дубинки и, весело крича, принялись бить друг друга, пока не падали от усталости.

Потом Ариман лишил их неуязвимости и бессмертия. И случилось то, что должно было случиться.

Один человек ударил другого дубинкой, и тот почувствовал боль. Не понимая, что это, он закричал. Первый решил, что тот кричит от радости, и, чтобы еще больше его развеселить, принялся изо всех сил наносить удары. Соперник его упал, по голове струилась кровь. Никогда не видевший крови боец изумился и, опустив дубинку, принялся рассматривать нанесенные им раны. Тогда раненый, извернувшись из последних сил, схватил корягу с заостренной щепкой на конце и ткнул своего мучителя в живот. Тот упал, истекая кровью, и вскоре умер.

Быстро разнеслась среди племени страшная весть. Объятые ужасом перед неизвестным доселе, люди спешили к Ариману, в надежде, что он рассеет их неведение. И Ариман явился.

«Я знаю, что произошло! – рек он. – Один из вас был убит, а другой – этот факт не менее важен – стал убийцей!»

«Что?! Что это значит? – наперебой воскликнули собравшиеся. – Что означает это ужасное слово – убить?»

«Это значит, люди, что отныне вы смертны. Доселе вас защищали законы мироздания; но теперь они изменились, сделав вас уязвимыми. Не буду скрывать: я знал, что это произойдет. Бог-Светоносец видит в вас исполнителей великой миссии, говорить о которой ныне преждевременно. Скажу лишь, что в будущем вам предстоит вмешаться в игры сил, что повелевают миром, и, возможно, изменить его. Но для этого вам придется пройти сквозь многие и многие испытания, многое узнать и многому научиться. И я сразу говорю, что это знание не будет приятным развлечением.

Сегодня настал день первого испытания. Пусть самые мудрые из вас создадут законы, по которым вы будете жить в дальнейшем. И для начала – пусть решат судьбу этого несчастного, что осквернил руки свои кровью себе подобного…»

Вперед вышел человек по прозвищу Шам-Марум. «Если судить по справедливости, – сказал он, – этого несчастного следовало бы помиловать. Он не знал, что человека можно убить; он пытался себя защищать; следовательно, его поступок хоть и ужасен, но не является преднамеренным…

Однако если мы примем его невиновность, сила закона с самого начала окажется опороченной! Судьи, вместо того, чтобы наказывать преступников в пример прочим людям, будут изыскивать способы защитить их от закона. Люди перестанут бояться совершать преступления; зачем беречься и блюсти закон, если нарушителя всегда смогут оправдать пройдохи-судьи? Наступит хаос, безумие; люди начнут убивать друг друга и погрязнут в войне всех против всех! Посему – вот мое решение…

Пусть первый убийца будет казнен! И пусть его судьба станет для всех уроком: совершившему преступление – пощады нет! Таковы мои слова!»

Так была решена судьба первого убийцы. Ариман лично казнил его, и казнь та была настолько ужасна, что люди предпочли забыть о кошмарном зрелище. Лишь в крови их навеки, как тогда думали, осталась истина: «Не греши, не преступай закон – иначе расплата будет страшна!»

Когда первый убийца был казнен, Ариман вновь обратился к людям:

«Теперь, когда преступник наказан, вы должны построить ваш собственный мир, где будут действовать ваши законы. Шам-Марум будет вашим верховным правителем; почитайте его наравне с Богом-Светоносцем. Я же научу вас зодчеству и ремеслам, земледелию и скотоводству – всему, что нужно, чтобы ваш мир процветал. И помните: Бог-Светоносец верит в вас!»

Так кончился Золотой Век, и начался Век Серебряный. Шам-Марум стал царем здешнего племени. На том месте, где Ариман говорил с людьми, был воздвигнут величественный храм-зиккурат. Напротив храма возвышался царский дворец, а вокруг них раскинулся город, имя которому было Середина Мира.

Здесь не знали мрака ночи; на всей Солнечной Земле царил вечный день. Солнце не заходило за горизонт, а лишь уходило из зенита, чтобы затем вновь вернуться. Этими колебаниями измеряли время; по их размаху гадали на будущее. Под ярким светом, рожденным из эманаций Бога-Светоносца, жизнь буквально расцветала.

Леса, окружающие Середину Мира, были вырублены, и их место заняли пастбища, поля и сады. Крестьяне выращивали здесь зерно, овощи, фрукты, разводили коров, овец и лошадей. Из зерна пекли хлеб и варили хмельное пиво.

Империя Середины Мира процветала; и всем казалось, что так будет всегда. Один Ариман знал правду, но до поры молчал…

– Да, я готов… готов принять это!

«Тыыы… знаешшшь… ценууу… душа… Имя… скажи имя… Тьма примет…»

На мгновение Иттуку стало по-настоящему страшно. Он понял, что сейчас из простого человека, пришедшего в запретное место, он станет сознательным отступником, отринувшим самого Бога-Светоносца. Перед ним словно бы разверзлась черная бездна, пугающая и манящая.

Но если этот Бог покровительствует тирании – так ли уж плохо его отринуть?! Если Свет не способен искоренить пропитавшее этот мир зло, и только способствует его умножению и расцвету – не лучше ли искать спасения во Тьме?

Набрав воздуха в грудь, Иттуку произнес:

– Меламкеш, сын Мендурана! Прими его душу!

«Сссвершено…»

Дщерь Темноты приблизилась к Иттуку – ближе, ближе… Словно ледяная игла пронзила его от макушки до пяток – и растаяла. Голос Дщери Темноты исчез, сменившись гулом начинающегося обвала…

…В сумеречный час, когда все гости, что еще держались на ногах, разошлись по домам, Иттуку взял краюху хлеба, кусок сыра и кувшин воды, сложил все это в заплечный мешок и, выбравшись из дома через окно, покинул свою деревню навсегда.

«Я найду тебя, Дщерь Тьмы! – думал он. – Я раскрою твои тайны и постигну Тьму, чего бы мне это не стоило!» И, размышляя так, он шел все дальше и дальше – в направлении северо-запада.

Больше в тех краях его никто не видел…

– Я ничего такого не говорю. Он мог его просто найти, не зная, что это. Увы, сейчас от него мало толку. Я вижу только один путь – возвращаться обратно в лагерь.

Обратный путь прошел без приключений. Нарашу не стало лучше; пальцы на руках и ногах посинели, с них слезала кожа.

Еще издали Даммара заметил подозрительное движение в лагере. Несмотря на поздний час, люди – пешие и конные – собрались возле красного шатра, принадлежащего командующему. Разговоров не было слышно; над лагерем висела напряженная тишина.

Навстречу путникам выехал всадник.

– Эй, кто вы? – крикнул он. – Назовите себя!

– Мы – конники Меламкеша Одноглазого, Иттуку и Даммара; с нами еще едет наш товарищ, Нараш. Он тяжело ранен и нуждается в помощи! Но что случилось, пока нас не было?

– Меламкеш… – всадник отвел взгляд. – Он… он убит…

Даммара застыл с широко открытыми глазами; Иттуку опустил голову, закрыл лицо рукой и затрясся то ли в плаче, то ли в истерике.

Нараша все-таки отогрели – с помощью жаровен и чана с горячей водой (правда, с пальцами на ногах ему все же пришлось расстаться). Однако его допрос ничего не дал: оказалось, что события того дня он помнил плохо, либо вообще не помнил. Разумеется, он ничего не мог сказать о том, как к нему попал стилет убийцы.

Расследующий убийство дознаватель оказался в непростом положении. Он видел, что дело зашло в тупик; чтобы избежать упреков в бездействии, он приказал арестовать нескольких подозреваемых, в том числе Даммару и Иттуку. Разумеется, дознаватель хорошо понимал, что никаких улик против них нет, но он также понимал и то, что его самого могут наказать, если он ничего не предпримет.

Однако аресты повлекли волнения среди воинов. Люди возроптали, обвиняя представителей власти в том, что они стремятся обвинить невинных, отвлекая внимание от настоящих убийц. Когда разговоры, что вели меж собой солдаты, стали принимать совсем уже опасный характер, и в воздухе запахло бунтом, дознаватель был принужден освободить арестованных. В отчете, который он направил начальству, он высказал предположение, что Меламкеша, возможно, убили ассасины.

Вряд ли, начальство было в восторге от таких выводов. Ассасины к тому времени превратились в героев страшных сказок: ими пугали непослушных детей; их участию молва приписывала каждую вторую смерть при загадочных обстоятельствах и каждое первое нераскрытое убийство. Власти же существование тайных убийц не очень-то охотно признавали; некоторые даже объявляли их мифом, наподобие летающих дворцов, секрет которых якобы был утрачен после Восстания.

Как бы то ни было, Иттуку и Даммара оказались на свободе. Вскоре после этого конники Меламкеша были распущены по домам. Кто-то вернулся к родному очагу, где его ждали домочадцы; кто-то подался в наемники. А кто-то так и не нашел себе места на Солнечной Земле…

– …И тогда я увидел его! Ассасина!.. Он был одет в черное с ног до головы, черная повязка скрывала его лицо, а в руке он сжимал кинжал, все еще обагренный кровью благородного Меламкеша! Обнажив мечи, я и мой товарищ Иттуку кинулись к убийце, но тот взмахнул полами своего плаща, словно птица крыльями… и взлетел!

Со дня гибели Меламкеша прошло более двух месячных циклов. Последние очаги сопротивления были подавлены, остатки кочевых кланов приняли мир на условиях Шам-Марума. В южные степи пришло спокойствие.

На циновке сидел молодой человек, одетый в стеганый халат со множеством цветастых заплаток. Из-под халата торчали обмотанные грязными тряпками изуродованные ноги. Человека в халате окружала группа людей; среди них выделялся один, мужчина в годах. Одежда на нем была недорогой, но опрятной, а бороду и волосы подстригал, расчесывал и смазывал благовониями явно не дешевый брадобрей. В руке он держал палочку-калам и что-то записывал ею на восковой дощечке.

У входа в помещение восседал Зигнаццу. Он еще больше постарел с тех пор, как здесь останавливался Адзумма, сгорбился и потерял последние зубы.

– Эй, гостинщик! – На пороге появился парень лет двадцати, в поношенной одежде. – Да пребудет с тобой благословение Бога-Светоносца! Я хотел бы занять здесь комнату на сутки.

– Конечно, конечно, да… – Зигнаццу приподнялся. – Мне кажется, или… любезный гость уже останавливался у меня?..

– Нет, я здесь впервые. Приехал в Середину Мира посетить родственников.

– А! Да продлит Бог-Светоносец их дни!

– Спасибо, но они уже умерли. Я приехал поклониться их могилам.

– Ай, как печально-то!..

– Ничего! – Парень бросил в раскрытую ладонь Зигнаццу несколько золотых монет. – Это пока задаток…

Тем временем человек в халате продолжал свое повествование:

– Иттуку бесстрашно ринулся вслед за убийцей; я немного замешкался, и тут… увидел… – Он выдержал паузу, после чего, понизив голос, зловещим тоном произнес: – Дщерь Темноты!

Послышались разочарованные возгласы:

– Ну вот!

– А так хорошо начинал!

– Трон Светоносца, неужели кто-то еще верит в этот бред?

Пишущий в досаде ткнул воск каламом так, что палочка сломалась.

– Пусть продолжает!

Все оглянулись на незнакомца, только что говорившего с Зигнаццу. Тот стоял за спиной у пишущего, сложив руки на груди.

– Пусть продолжает! – произнес он уверенным тоном. – Не знаю, как вам, а мне его рассказ показался очень интересным.

В комнате на несколько мгновений воцарилась тишина. Потом человек в халате встал и заковылял к незнакомцу.

– Друг! – воскликнул он. – Даммара! Вот уж не ожидал тебя увидеть!

– Спасибо, – незнакомец слегка улыбнулся, – но ты, похоже, обознался. Мое имя Кесем, мой отец был верблюдщиком у шейха Салима.

– М-да… – Человек в халате со сконфуженным видом потупил взгляд. – Теперь я вижу, что обознался… Я Нараш, бывший конник Меламкеша Одноглазого.

– Кесем? Ты из кочевников? – Человек с письменными принадлежностями поднял голову. – Ты не похож на одного из них…

– Моя мать была рабыней; здесь, в Середине Мира, жили ее родичи. Я приехал поклониться их могилам…

– Вот как?.. Я историк Гафар, собираю рассказы очевидцев о недавней войне. Нараш зарабатывает на жизнь тем, что рассказывает постояльцам гостиницы истории, которые он слышал на войне или сам был их свидетелем…

– Историк? Но что привело тебя сюда, в эти трущобы, провонявшие мочой и тухлыми помоями, вдали от библиотек и архивов, где мудрые мужи изучают летописи былых времен?

– Увы, летописи говорят не все… Сам посуди – о эпохе основания Середины Мира мы знаем едва ли не больше, чем о Восстании, несмотря на то, что последнее закончилось всего лишь около пятидесяти лет назад. Мы знаем, что во время боев за Середину Мира большая часть города была разрушена, что империя оказалась на грани распада, и лишь невероятными усилиями Шам-Марум и сохранившие ему верность сумели удержать страну от гибели… И вот – спустя пятьдесят лет Империя Середины Мира вновь восстала из пепла, в который ее повергло Восстание! Но что мы видим в летописях? Либо самые общие сведения о произошедших событиях, либо нарочито неправдоподобные истории подвигов отдельных воинов, либо забавные рассказы про то, как некто остроумно ответил на каверзный вопрос… Складывается ощущение, что очевидцы все вымерли или погибли в боях, а кто уцелел – не желает вспоминать. Я хочу написать свою летопись – основанную на рассказах простых людей! Пока в ней немного страниц; но, клянусь троном Бога-Светоносца, это лишь начало!

– Можно один вопрос? Скажи… сколько раз «простые люди» избивали тебя?

– Ну… – Гафар развел руками, – я… как-то не считал…

– Послушай моего совета, Гафар: иди в счетоводы. Это безопасно и прибыльно…

«Мда, Нараш и в былые времена слыл болтуном… Хоть что-то в этом мире не переменилось…»

Середина Мира осталась позади. Перед Кесемом лежали руины бывшей усадьбы. Когда-то здесь жили Мардабб, он же Серый Ястреб, и его ученики. Вдыхая пахнущий пылью и песком воздух, Кесем вспоминал…

Меламкеш Одноглазый пристально смотрел на Даммару. На секунду того посетила жуткая мысль: что, если бывший стражник его узнал?! Однако внешне Даммара оставался спокоен.

– Ответь мне на один вопрос, – произнес наконец Меламкеш, – зачем ты убиваешь людей?

– Я воин, так же как и господин командир. Я убиваю врагов, потому что выполняю приказ. Другой причины нет и быть не может.

– Похвально… Но нравится ли это тебе? Есть люди, что просто шалеют от вида крови; есть те, которым доставляет радость мысль о гибели врага; есть жаждущие наград и военной добычи… А ты – ты к кому относишься? Не спеши с ответом, подумай… Возможно, от твоего ответа будет зависеть твоя судьба.

Когда-то Даммаре уже задавали подобный вопрос…

– Я не буду отвечать.

– Почему? Не знаешь ответа? – Глаз Меламкеша недобро прищурился.

– А господин командир знает? Есть вопросы, на которые наилучшим ответом будет молчание…

– Угу… А ты умнее, чем хочешь казаться.

– Может быть.

– Сказать по правде, ты мне напомнил… одного парня. Я встретил его незадолго до войны; он, как и ты, был таким же… невзрачным. Я бы и забыл о нем, если бы не обстоятельства. Ты слышал о Нур-Маджире, одном из богатейших купцов Середины Мира? Так вот, тот парень был ассасином, убившим Нур-Маджира.

– Да, Нараш рассказывал… Он говорил, что истинным виновником случившегося был незаконный сын Нур-Маджира, головорез с Бродильни Пузур Шестипалый…

– Он самый. По всей видимости, Пузур от имени главаря ассасинов, известного как Повелитель Убийц, велел им расправиться с Нур-Маджиром. Тайные убийцы, не раздумывая, отправились выполнять приказ… Ассасин по прозвищу Серый Ястреб, которому поручили это дело, попытался подставить вместо себя своего ученика – забыл уж, как его звали, Акума или Азума… В итоге оказался убит этим самым учеником. Склонив на свою сторону десятника «пурпурных» Ирдукаша, Акума сумел остаться в особняке, где и сделал свое дело… Сказать по правде, не все пока понятно… Ясно одно: за всем этим стоял Пузур – в чем его люди потом признались сами. Между наследниками купца вспыхнула жестокая драка; кто-то из подкупленных Пузуром слуг поджег деревянные перекрытия дома. Увидев дым, бандиты с Бродильни выдвинулись вперед и окружили особняк. Впереди себя они пустили толпу оборванцев – женщин, детей, стариков, калек, собранных из трущоб едва не со всей Середины Мира. Эти несчастные должны были обезвредить ловушки, которыми окружил свое жилище покойный купец. Следом за ними шли люди Пузура. Каменным тараном они вышибли ворота и ворвались в имение купца…

– Неужели они и впрямь надеялись взять дом штурмом?

– Пузур собрал немало людей; впрочем, в лучшие для Нур-Маджира времена они, скорее всего, потерпели бы неудачу. Однако теперь, когда в имении царил хаос, половина охраны разбежалась, а оставшиеся дрались с наследниками, людей с Бродильни мало что могло остановить. Пузур не учел одного: среди его людей были осведомители городской стражи. Мы знали о его планах с самого начала!

– И вы не предупредили Нур-Маджира? Не помогли ему спастись?

– Ты бы стал ему помогать? – Меламкеш посмотрел на Даммару так, словно тот сморозил невероятную глупость. – Нур-Маджир, Пузур, Мардабб – весь этот сброд друг друга стоил! Нашей задачей было захватить преступника и получить награду за его голову. Если бы мы вмешались, когда Пузур только ворвался в особняк – в лучшем случае мы упустили бы добычу, в худшем – нас постигла бы та же участь, что и десятника Ирдукаша…

– А что с ним случилось?

– Сошел с ума. Иначе чем объяснить то, что этот прохвост, не отличавшийся, мягко говоря, особой храбростью, сломя голову помчался к особняку, едва узнал о пожаре? Уже потом, когда все закончилось, его тело нашли приколотым к внешней стене копьями…

Бедный Ирдукаш… Неужели он и впрямь обезумел? Может, он пытался кого-то спасти? Вздор какой-то…

– …Под конец, когда бандиты с Бродильни сами оказались в роли осажденных, – продолжал свой рассказ Меламкеш, – они принялись искать убежища в горящем доме… который обрушился им на голову! Так Пузур и его головорезы нашли свою смерть! Увы, получить награду за Пузура нам не удалось; он до сих пор числится пропавшим без вести. Однако я собственными глазами видел среди развалин обугленную человеческую руку с шестью пальцами. Именно за эту особенность – шесть пальцев на руке – Пузур и получил свое прозвище…

– Зачем же они искали убежища в горящем доме?

– Они хотели бежать. Там, под домом, есть подземный ход. Пузур и его люди надеялись уйти через него. Не вышло – слишком много нахватали! Один из его подручных сообразил выбросить награбленное добро, но не подумал о том, как он будет идти по абсолютно темному тоннелю. Мы нашли его на следующий день в дюжине шагов от входа; он плакал и хохотал, словно гиена. Он был уверен, что блуждает по подземному лабиринту несколько дней… А ведь это был далеко не сопляк – матерый головорез, для которого перерезать человеку горло – как тебе высморкаться.

– А что тот ассасин? Он тоже погиб?

– Скорее всего… Как только он стал не нужен, его бросили. Мне кажется… я в чем-то похож на него. Он служил царю – по крайней мере, верил в это. Я тоже служу царю, сражая врагов во имя его. Но наше царство – дворец, построенный на дерьме…

– Что ты такое говоришь! Это пахнет оскорблением солнцеподобного…

– Я вовсе не хочу оскорбить Шам-Марума – да будет небо к нему милосердно… Дело даже не в нем – он ничего не может с этим сделать, ничего. Как и мы все… Мы все родились проигравшими. Очень скоро я стану ненужным… меня выбросят… как выбросили Эл-Маджи… Пусть!.. Я заслужил это своим предательством… Пусть… все равно… конец… один… Наконец-то я смогу… найти смерть… Выбора нет… конец один… да… Помни об этом… не забывай…

Его единственный глаз подозрительно блестел. «Он плачет?» – подумал Даммара. На секунду ему стало жаль старого воина.

– Ах, прости… – Меламкеш моргнул. – Я тут наговорил тебе всякого вздора… Прости меня, старика… Прости и забудь. Ничего этого не было.

Даммара молчал. Он чувствовал себя так, словно, остановившись после долгого бега, обнаружил, что стоит на краю пропасти. Старый воин, сам того не подозревая, приоткрыл ему истину, о которой тот догадывался, но боялся даже думать…

…Солнце почти коснулось иззубренной линии горизонта. Даже паломники избегали этих мест. Источенные ветром скалы в сумраке напоминали чудовищ, не то уснувших и окаменевших, не то наоборот, затаившихся и ждущих двуногую добычу. Когда дул ветер, эти скалы издавали странные звуки, напоминающие плач.

Кесем остановился, чтобы перевести дух. Коня он оставил в городе, ибо не желал, чтобы дорогу сюда знало еще хоть одно живое существо. Сам он уже бывал здесь – вскоре после того, как сгорел особняк Нур-Маджира…

…После того, как Ирдукаш отправился в город, один из родственников купца обвинил «пурпурных» во лжи относительно истинной судьбы Нур-Маджира. Слово за слово – и вспыхнувшая с новой силой перепалка переросла в кровавую драку.

Адзумма к тому времени оправился от ран, хоть и не полностью. Он покинул свою комнату – никто не обращал на него внимания. Забрав сверток, оставленный шпионом в условленном месте, ассасин поджег дом и покинул его через подземный ход.

Ассасин знал, что дом уже окружили люди Пузура; наверняка они взяли под наблюдение и потайные ходы. Но он знал и о тайном подземном коридоре, о котором ему рассказал Серый Ястреб. Там, под землей, Мардабб устроил тайник-убежище, предназначенный для преемника. Хоть он и надеялся, что этот тайник никогда не понадобится, но все же помнил: ассасин, не готовый к неизбежному – плохой ассасин.

По темным тоннелям, без света, полагаясь лишь на осязание да на умение ориентироваться в пространстве, Адзумма добрался до убежища. Там он разжег заранее приготовленный светильник, и при его свете прочитал надпись на крышке массивного деревянного ларца:

Когда Адзумма выбрался из катакомб, солнце уже высоко поднялось над горизонтом. С собой юноша нес сверток, захваченный из дома купца. В этом свертке находились две вещи: маска Серого Ястреба и голова Нур-Маджира. Молодой ассасин уже изучил записи, что лежали в ларце в убежище, и теперь знал все, что должен был знать преемник Мардабба.

Отыскав святилище Повелителя Убийц, Адзумма надел маску и вошел в пещеру, чтобы возложить голову убитого им человека к трону. Так исчез Адзумма – и родился новый ассасин, новый Серый Ястреб…

…Черное жерло пещеры смотрело на Кесема. Тот уже надел маску, однако входить в пещеру не спешил. «Что я сделал не так? – с тревогой в душе размышлял он. – Отчего я чувствую себя идущим на собственную казнь?»

…Когда Нараш узнал, что ему с товарищами предстоит с утра отправляться к высохшему озеру, у него открылся словесный понос. Не стесняясь в выражениях, он высказал все, что думает по поводу этой вылазки. Наутро он все еще продолжал ворчать и препираться с Иттуку, недовольным тем, что его товарищ больше болтает, чем готовится. Даммару это вполне устраивало: эти двое за спором не заметит, что их спутник куда-то отлучался.

Лагерь еще спал; только дозорные стояли на своих постах, да и те откровенно дремали. Никто не ждал нападения; основные силы противника давно были разбиты и уничтожены, а банды, грабившие всех без разбора, вряд ли сунулись бы на Бесплодный Сырт, где им нечем было поживиться.

Шатер Меламкеша не охранялся – старому воину было абсолютно наплевать на личную безопасность. Даммара просто вошел внутрь и спустя несколько секунд вышел, никем не замеченный. Оружие убийства он счел за лучшее забрать с собой.

…Подойдя к котлу, Даммара взял лежащий на нем предмет. Это была обыкновенная с виду ячменная лепешка, вот только на нижней ее стороне кто-то выцарапал слово «Свершено». Даммара сразу понял, что означала эта лепешка. Облегченно вздохнув, он откусил от нее кусок и принялся жевать.

Словно в ответ на это простое действие, откуда-то снизу раздался гул. Даммаре показалось, что скала под его ногами дрожит мелкой дрожью. Землетрясение?..

Даммара стремглав спустился вниз и кинулся к лошадям. Те тревожно фыркали – видно, тоже почуяли неладное. Достав из дорожной сумы запасной факел, Даммара схватил кремень и кресало и принялся высекать огонь. Факел уже занимался пламенем, когда из пещеры выбежал взъерошенный и грязный Иттуку, несущий товарища на плече, словно мешок.

– Иттуку! – Даммара подбежал к нему. – Что с Нарашем, он жив?!

– Да, жив… без сознания!.. – Иттуку тяжело дышал. – Проклятая… пещера… Некоторым тайнам… лучше навсегда остаться погребенными…

Раздался грохот, и из пещеры вырвалось облако пыли…

…В святилище ничего не изменилось. По-прежнему пылала нефть в чашах, и трон Повелителя Убийц возвышался посреди зала темной громадой. Серый Ястреб подошел к тронной платформе и простерся перед ней ниц.

– Приветствую тебя, сильный и мудрый, – промолвил он, – Твой верный слуга пришел к Тебе.

Ответом ему была тишина.

– Видит Бог-Светоносец, – продолжал ассасин, – я неукоснительно выполнял Твои приказания. Многие враги Его и просто опасные для империи люди приняли смерть от моих рук. Я мог бы их перечислить… но зачем?.. Ты их и так знаешь… Тебе ведом каждый мой шаг; Ты угадываешь мои помыслы; и если Твой ничтожный раб совершит непростительную ошибку – возмездие не заставит себя ждать. И знай, сильный и мудрый – даже тогда последними моими словами будет благодарность Тебе и Ему…

В тишине раздался звук падающего предмета. Приподнявшись, Серый Ястреб увидел лежащую на платформе прямо перед ним шиферную плиточку. Он взял ее в руки.

Имя, вырезанное на плиточке, ничего Серому Ястребу не говорило. Ясно было лишь то, что этот человек оказался опасен для империи и поэтому должен умереть.

Однако это было еще не все; кончиками пальцев Серый Ястреб чувствовал на оборотной стороне плиточки характерные неровности. Перевернув ее, он прочитал написанное там:

«Найди учеников, передай им свои умения, опыт, знания. Пусть они когда-нибудь продолжат твое дело».

– Спасибо, сильный и мудрый, – тихо произнес Серый Ястреб после нескольких мгновений раздумья, – Спасибо, что доверяешь мне…

Сумеречное время сменялось утренним. Багрово-рыжее солнце ползло ввысь по небу. Подул ветерок; где-то среди скал послышался плачущий звук.

Серый Ястреб снял маску. Он чувствовал, как по его лбу текут капли пота.

ИБО ОН СОЛГАЛ ПОВЕЛИТЕЛЮ УБИЙЦ.

Он не убивал Меламкеша – потому что тот уже был мертв, когда ассасин вошел в его шатер.

Следов насилия на теле воителя не было, так что, возможно, тот умер сам – например, сердце не выдержало груза вины… Возможно.

Вот только лицо… Оно застыло в ужасе, словно он увидел свою смерть. Серому Ястребу было знакомо это выражение лица: так смотрел шейх Салим, когда перед ним, казалось бы, из ниоткуда появилась металлическая маска посланника Смерти.

Люди, что умерли внезапно, от остановки сердца, не смотрят так. Это взгляд жертвы, увидевшей, что убийца ее настиг. К тому же руки Меламкеша были сведены судорогой, словно от яда. И если это так – получается, что Серый Ястреб позволил другому ассасину обойти себя.

Но кто был этот таинственный ассасин? И был ли он, на самом деле?..

Воистину, некоторым тайнам лучше навсегда остаться погребенными.

Когда-то кочевники набегали на поселения отдельными, часто соперничавшими друг с другом кланами; теперь же они наступали единым войском. Шам-Марум был вынужден направить против них лучших своих воинов, включая Изумрудную кавалерию – драконьих всадников. Но самым страшным кошмаром кочевников стали даже не драконьи всадники, а один-единственный человек – Меламкеш, прозванный Одноглазым, тот самый, что когда-то был стражником третьего ранга, а до этого – служил под началом великого Эл-Маджи (впрочем, воины за глаза звали Меламкеша иначе – Безумный).

Казалось, Меламкеш не просто не боялся смерти – он жаждал ее. В бою он рвался в самую гущу сражения, словно надеясь расстаться там с жизнью. С его самоубийственной отвагой могла сравниться только его жестокость. Никто не мог рассчитывать на то, что в этом воине найдется хоть капля милосердия – ни мужчины, ни женщины, ни старики, ни дети. Даже имперцы и их союзники приходили в ужас от такой свирепости.

Впрочем, знающие Меламкеша достаточно близко догадывались о причине этой жестокости. Одноглазый производил впечатление человека, в чьей душе зияла незаживающая рана; он заливал эту рану вражеской кровью подобно тому, как иные пытаются исцелить больную душу вином, пивом и женщинами. Только среди свиста стрел, звона клинков и криков умирающих Безумный Меламкеш чувствовал себя живым…

…Минуло четыре года; за это время конники Меламкеша пролили немало крови – своей и чужой. Крупнейшие кочевые кланы были вырезаны до последнего человека – мстить за убитых было больше некому. Остатки кочевой армии еще сопротивлялись, но их падение было предрешено. Война приближалась к концу.

Ни у кого уже не было сомнений – некогда здесь жили люди. Возле пещеры в скале были вырезаны ступеньки; по ним Даммара вскарабкался на самый верх. Отсюда открывался дивный вид на высохшее озеро. До самого горизонта простиралась белая соляная равнина; вдали она начинала блестеть, над ней вставали призрачные фигуры-миражи. А еще дальше виднелись очертания Серых гор, хребта, что делил Солнечную Землю на две части.

– Допустим, мы узнали, что люди здесь жили, – пробурчал Нараш. – Теперь мы со спокойной совестью можем вернуться и сказать, что теперь здесь никто не живет…

– Нет, – возразил Иттуку, – прежде мы должны узнать, кто они. Возможно, кто-то здесь еще остался…

– Я нашел здесь прибор для очистки воды испарением! – крикнул со скалы Даммара. – Судя по его виду – он стоял здесь около года. Должно быть, именно тогда они отсюда и ушли!

– Или не ушли… – добавил Иттуку вполголоса.

– Что-что? – Нараш резко развернулся к нему. – Что ты хочешь сказать?

– Если они не ушли, значит, они там, в пещере. Нам надо в этом убедиться…

– Нет уж, я к ним не полезу!

– Боишься? – Спустившийся со скалы Даммара подошел к товарищам. – Зря. Мертвых не стоит бояться; мертвые лежат тихо и спокойно. Все беды от живых…

Тем временем Иттуку наконец разжег факел.

– Я иду! – объявил он. – Ты, Даммара, остаешься следить за нашими лошадьми. Нараш, ты пойдешь со мной…

– Он не пойдет, – ухмыльнулся Даммара. – Взгляни, он уже сейчас готов обделаться со страха, ха-ха!

Иттуку тоже усмехнулся; Нараш же, напротив, помрачнел и схватился за меч.

– Что ты сказал, – выкрикнул он, – ты, южная гиена?!

– Ничего особенного. – Даммара говорил подчеркнуто миролюбивым тоном. – Никто не будет утверждать, будто ты трус; кто заявит, что ты боишься живых, того я сам готов покарать. А вот мертвые, похоже, те совсем другое дело… Какому-нибудь мертвецу может надоесть лежать, он возьмет и сделает вот так: ац! – Даммара клацнул зубами. – Ты испугаешься, с тобой случится неприятность; а ведь нам еще возвращаться, и запашок будет неприятен и для нас, и для тебя…

– Довольно! – Иттуку встал между ними. – Решено: Нараш остается здесь, а Даммара…

– Ну уж нет! – Нараш взмахнул кулаком. – С тобой пойду я! И пусть этот южанин не воображает о себе много!

…Свет от факела Иттуку скрылся в глубине пещеры. Даммара сидел на камне, насвистывая какой-то мотив. Вдруг он затих и насторожился – ему показалось, что на верхушке скалы мелькнула какая-то тень. Поднявшись со своего места, Даммара подошел к скале и быстро вскарабкался наверх.

Посреди небольшой площадки из камней был выложен круг. Над ним возвышался покосившийся треножник с медным котлом. Это и был тот самый прибор для очистки воды; Даммара слышал о таких вещах от караванщиков, когда он вместе с другими беженцами с юга прибивался то к одному каравану, то к другому. На каменный круг выкладывали отполированные бронзовые пластины, так, чтобы отраженный от них солнечный свет сходился на котле. Котел разогревало так, что вода в нем закипала, затем оседала на крышке и стекала в подставленную посуду.

С того момента, как Даммара осматривал это место в первый раз, здесь ничего не изменилось, вот только на крышке котла лежал какой-то предмет – раньше его тут не было. Чувствуя, как в груди замирает сердце, Даммара подошел к котлу и взял этот предмет...

Первое, что бросилось в глаза Иттуку, когда он вошел в обширный подземный зал – все стены были исписаны странными символами. В них было нечто омерзительное, словно на стенах сидели полчища гнусных насекомых. Казалось, эти символы слегка, на грани восприимчивости зрения, вздрагивают, чтобы ожить с темнотой, а при свете вновь замирают.

Кроме этих жутких, не поддающихся описанию символов, еще два знака встречались на стене особенно часто: спираль и стилизованное изображение крылатого человека.

– Ох, помоги нам Бог-Светоносец!.. – бормотал Нараш.

– Эй, ты что там, молишься? Не бойся, Бог-Светоносец тебя не оставит… А если оставит, значит, заслужил!

– Трон Светоносца!.. Ты погляди!.. Эти письмена… они… они живые!..

– Не говори глупостей, это просто пламя дрожит.

И все же Иттуку не мог отделаться от чувства, что здесь присутствовало нечто странное, чуждое. Возможно, то просто давал о себе знать страх перед темнотой…

Здесь жили люди – в этом не оставалось сомнений. На полу валялись тряпки, обрывки звериных шкур, глиняная посуда. Иттуку нашел вырезанную из камня-жировика фигурку коня – должно быть, детскую игрушку. Значит, здесь, под каменными сводами, они не просто жили, но и растили детей? Но что заставляло их жить здесь, в полумраке подземелья, в отдалении от всего мира? И куда они ушли теперь? А может быть, не ушли?..

– Там… – пролепетал Нараш, подняв руку. Впереди чернел проход.

– Ого! – Иттуку подошел ближе. – Здесь какая-то надпись! Это письмена Середины Мира! Нараш, ты грамотный – сможешь прочитать, что здесь написано?

– «Двести… шестьсот тринадцатого года… славный Данкуй-Хараш, Не Знающий Страха… был предан Варацей, да будет проклято само его имя…» Это же имена главарей Восстания!..

– И что там дальше?

– «Не Знающий Страха ушел… но осталось великое сокровище… Мы его хранители… Придет день, рухнут стены Середины Мира… сокровище откроется для того, кто преклонится… пред Тьмой…» Преклонится пред Тьмой? Что все это значит?

– А ты не понял? Эта община, которая жила здесь – остатки войска Данкуй-Хараша. Ты, наверное, знаешь – они бежали из разоренной столицы, унося с собой своего умирающего предводителя. Солнцеподобный Шам-Марум направил им вслед Изумрудную кавалерию, всадники-драконщики настигли беглецов; однако часть их сумела уйти от погони. Никто не знал, куда они направились… Но теперь мы знаем – они пересекли Бесплодный Сырт и скрылись здесь, в пещерах на берегу высохшего озера! И да, наверняка с собой они захватили немало награбленных сокровищ – золота, серебра, драгоценностей…

– Сокровищ?.. Я слышал, Данкуй-Хараш был бессребреником, и все захваченные сокровища уничтожал…

– Ты можешь себе представить, чтобы кто-то в своем уме уничтожил такие богатства? Впрочем, Данкуй-Хараш, говорят, был не в себе, слушался каких-то голосов… Как там – «поцелованный джиннами», что ли? Но не думаю, что его сподвижники все до одного были такими кретинами, чтобы взять и уничтожить…

– Думаешь, оно здесь?

– Скорее всего. Они его спрятали, но не учли, что кто-то может его найти!

Миновав наклонный коридор, искатели сокровищ вышли в просторный зал. Стены здесь были покрыты причудливыми наплывами и карнизами, с которых свисала бахрома из тонких, почти нитевидных сталактитов. Даже Нараш при виде этой красоты на какое-то время, казалось, забыл о страхе.

– Тут опять какая-то надпись! – произнес Иттуку, рассматривая стену коридора возле выхода в зал. – Ты сможешь ее прочитать?

– «Сила, что порабощает и освобождает… Сила, что владела миром… до пришествия Света… и будет владеть им… когда Свет погаснет… Сила, меняющая и восстанавливающая… Тьма, великая Тьма…» Эй, я не буду это читать! – В голосе Нараша отчетливо звучал ужас.

– Почему?

– Тут написаны ужасные вещи!.. Я многого не понимаю, и не желаю понимать… но та Тьма, что была изгнана из мира Богом-Светоносцем… она была вовсе не отсутствием Света! Она была чем-то иным… и они здесь устраивали в ее честь… какие-то… кощунственные ритуалы!..

– Мне плевать, чему они там поклонялись! Я не верю, что они бежали из столицы с пустыми руками!..

Слова Иттуку были прерваны странным звуком, идущим словно бы ниоткуда. Этот звук напоминал нечеловеческое пение, переходящее в протяжные завывания, не лишенные, однако, некоей мелодичности.

– Вот! Ты слышишь?

– Ничего особенного. – Иттуку старался выглядеть невозмутимым. – Наверное, тут есть еще выходы на поверхность; ветер дует в них и создает такие звуки.

– Ты сам-то в это веришь?

– А во что я, по-твоему, должен верить? В какую-то там Тьму, что стережет здешние сокровища? Если ты так боишься – уходи, а я пойду вперед!

– Какие сокровища? Здесь только мертвецы!

– Мертвецы? Где?!

Нараш молча кивнул головой.

Искатели сокровищ стояли на выложенной из камней дорожке, идущей между двумя возвышенностями, густо покрытыми натеками. И по бокам возле этой дорожки аккуратными рядами были уложены мертвые тела.

Сухой просоленный воздух пещеры препятствовал тлению и гниению. Мертвецы высохли и превратились в мумии, взирающие на незваных гостей пустыми глазницами и скалящие желтые зубы. Многие мумии несли печать уродства – звериные клыки, удлиненные и заостренные уши, небольшие рожки на лбу. Возможно, причиной этих уродств было вырождение из-за кровосмесительных браков. Были здесь и тела со смертельными ранами – перерезанная шея, вскрытая грудь…

– Похоже, – произнес вполголоса Нараш, – здешние жители выменивали на соль не только еду… Взгляни – многих из этих людей явно убили, принесли в жертву!..

Иттуку уже готов был пожалеть, что спустился сюда, но призрак сокровищ и нежелание опозориться перед Нарашем не давали ему отступить.

– Мертвецы? – произнес он, выйдя вперед и держа над головой факел. – Я не боюсь их; Даммара верно сказал – все беды от живых, а мертвые лежат спокойно. Я просто приду и возьму то ценное, что здесь есть. Мертвым оно все равно не нужно…

Под пустым взором мумий Иттуку прошел по каменной дорожке и подошел к огромному сталагмиту, у подножия которого лежало что-то темное. Это «что-то» вблизи оказалось двумя мертвыми телами – мужским и женским. Похоже, что они заключили друг друга в объятия, будучи еще живыми; и именно тогда их настигла смерть, связав их навсегда. Теперь их невозможно было разъять, не повредив.

Иттуку склонился над мертвыми телами. Несмотря на то, что кожа на них высохла, было хорошо видно, что тело женщины покрывали обширные черные пятна.

– Так вот какая ты, – негромко произнес Иттуку, – отшельница с наполовину черным лицом, о которой говорили кочевники! А этот человек, наверное, любил тебя, и когда ты умерла – оставался с тобой до самой своей смерти…

Снова раздалось пение-завывание. Откуда-то ощутимо потянуло холодом.

– Иттуку! – крикнул Нараш, направляясь к товарищу.

– Что ты испугался? Все нормально, мы возвращаемся! Все равно у нас нет времени осматривать всю эту пещеру. Когда-нибудь мы вновь сюда придем…

Завывания стали заметно громче; к ним присоединился еще один звук, похожий не то на змеиное шипение, не то на шепот.

«Жжжертввваааа… Ссскаажжжи иммяаа…»

Иттуку поднял взор на сталагмит и с изумлением увидел, что на самом деле это вырезанная из сталагмита статуя, изображающая крылатого человека. Абрис статуи был груб, словно его набросали впопыхах, но лицо ее при этом выглядело выразительным, живым. Казалось, каменное изваяние строго взирает на нарушителей своего покоя, готовое обрушить на них кару…

– Иттуку, уходи!!

Пламя факела в руках Иттуку сделалось тоньше, затрепетало – и вдруг погасло, словно его сжали невидимые пальцы…

– Да, жив, хоть и ранен. Я понимаю, что ты вряд ли мог быть к этому причастен; но все же, поскольку я опрашиваю всех – не видел ли ты кого подозрительного? Может быть, ты покидал свою комнату…

– Да, я выходил… мне нужно было… – юноша заметно смутился, – туда, куда сам солнцеподобный Шам-Марум, да не соберутся тучи над его головой… ходит в одиночку…

При этих словах Ирдукаш чуть заметно усмехнулся.

– Наверное, тебе было трудно?

– Мне помогла одна девушка… Она показала мне путь, дала палку… – Адзумма кивнул на стоящую у стены палку для белья. – Разумеется, я не видел ничего, что могло бы вызвать подозрение…

Ирдукаш удовлетворенно кивнул. Юноша говорил чистую правду – во всяком случае, в этой части. Десятник уже говорил со служанкой, видевшей – еще засветло – незнакомого ей молодого парня в перевязках, искавшего отхожее место. Конечно, даже с палкой вместо костыля Адзумма никак не смог бы обойти охрану и расправиться с купцом.

Десятник пристально смотрел в бесцветные глаза юноши, пытаясь понять, всю ли правду тот сказал, или ему есть что скрывать. Но эти глаза умели молчать – уроки Серого Ястреба не прошли даром. Ирдукаш видел там лишь пустоту, которая могла что-то скрывать – или не скрывать ничего.

– Ну что же, – наконец произнес десятник, – тебе, я думаю, можно верить… Так вот, я почти не сомневаюсь, что это… покушение – дело рук твоих… короче, дело рук ассасинов…

– Нур-Маджир остался в живых? Тогда это не ассасины. Хороший ассасин не имеет права так облажаться.

– Хм-м… Может, и не ассасины… Но вот чего я никак не возьму в толк – как они проникли в сад? Вход в сад под охраной, крыша тоже – спуститься сверху никто не мог…

– Окна?

– Закрыты решетками, решетки не повреждены, отпадает.

– Вообще-то противника можно поразить и через решетку. Отравленным дротиком, например…

– Да?.. – В голосе Ирдукаша звучала растерянность. – Мы не подумали о такой возможности… Однако его убили не дротиком, – добавил он, снова воодушевляясь.

– Убили?!

– Э… я сказал «убили»? Вообще-то я хотел сказать…

– Ты не умеешь лгать, десятник…

– Да, его убили… Я думал, что будет лучше, если о случившемся узнает как можно меньше людей… чтобы пресечь слухи…

– Согласен. Не стоит поднимать шум прежде времени… У Нур-Маджира есть наследники?

– Сказать по правде, родственников у него даже больше, чем хотелось бы. Представляю, что начнется, когда эти гиены соберутся на поминальное пиршество по павшему льву!

– Да… Как был убит Нур-Маджир?

– Ему отрезали голову… Это было ужасно…

– М-м... Он был один?

– С ним были слепоглухонемой раб и шейх Салим; но оба они вне подозрений. Раб принадлежал Нур-Маджиру уже давно; подозревать же в связях с ассасинами блистательного шейха… – Ирдукаш, не договорив, развел руками.

– Не все так просто с шейхом… Если предположить, что убийца пришел извне, то попасть внутрь особняка он мог только одним способом – в свите шейха.

– Да?.. Пусть так… Но люди из его свиты не могли просто так разгуливать по особняку, и тем более забраться в охраняемый сад!

– Конечно, не могли… А охранники гильдии? Представь: ассасин, внедренный в свиту Салима, выходит из отведенных для гостей апартаментов и надевает пурпурную повязку-шубат, какие носят члены гильдии. Эта повязка сделает его невидимым лучше всякого чародейства. Все будут думать, что это кто-то из слуг, который от нечего делать шляется по дому… Конечно, проникнуть в сад будет все равно непросто… но возможно… Он мог перед самой сменой караула подойти к стражникам и под каким-нибудь предлогом упросить их открыть ему дорогу. Уставшие стражники впустят его и тут же забудут об этом. Вскоре прибудет смена, не знающая, что кто-то вошел в сад и не ушел оттуда; а ассасин тем временем снимет повязку и скроется среди растительности, дожидаясь своего часа…

– Но ему пришлось бы целый день неподвижно сидеть в засаде! Разве человек на такое способен?

– Способен ли?.. Если он ассасин – да. Поверь мне, ассасины могут и не такое… Так вот, дождавшись подходящего момента, ассасин выходит из укрытия и делает то, ради чего пришел… Вы хорошо обыскали сад? Ничего не нашли?

– Да, мы обыскали его… но не нашли никаких тайников…

– Поищите еще раз. Если я прав – где-то там должен быть пурпурный шубат. Поковыряйтесь в земле – ассасин мог его закопать. В саду есть водоем? Тогда поглядите и там – возможно, убийца спрятал улику под водой. Ищите…

…Когда Ирдукаш ушел, Адзумма прикрыл сонные веки. Он не сомневался, что на этот раз они будут искать по-настоящему и, конечно же, найдут под камнями в водоеме шубат, который заранее припрятал там Мардабб. «Я все-таки сделал это…» – подумал он.

Мардабб начал готовить убийство Нур-Маджира задолго до того, как получил послание от Повелителя Убийц. В сущности, эта подготовка началась с самого прихода Мардабба на службу к «пурпурным». Или даже еще раньше – когда ассасин стал охотником на ассасинов. Повелитель Убийц одобрял его действия – уже тем, что Мардабб оставался в живых, несмотря на множество мечтавших отрезать ему голову. Он должен был сделаться оружием, которое само найдет путь к жертве и нанесет неотвратимый удар.

Люди редко задумываются о том, что находится за стеной. Должно быть, сиятельный Нур-Маджир очень удивился бы, узнав, что прислуга справляет свои неприятные дела в двух шагах от его любимой лежанки. Не исключено, что так было задумано заранее – среди строивших особняк зодчих наверняка были шпионы Шам-Марума.

Пользуясь самодельным лучковым сверлом, ассасин проделал в стене отверстие, выходящее в сад – как раз возле лежанки Нур-Маджира. Глава Пурпурной гильдии и не подозревал, что убийца в любой момент может уколоть его отравленной иглой, или удавить ожерельем. Мардабб оставался вне подозрений – до самой последней минуты, когда его переиграл Адзумма…

На самом деле, ничего из ряда вон выходящего в этом не было. Так было заведено еще с тех времен, когда правду об ассасинах знали лишь сами ассасины – главным экзаменом для ученика оказывалась победа над учителем. И теперь Адзумма должен был закончить то, что начал Серый Ястреб.

Направляясь в отхожее место, юноша тщательно запоминал путь, чтобы затем пройти его без посторонней помощи. Придя в нужник, он тщательно осмотрел стену и нашел проделанное Серым Ястребом отверстие.

Когда наступил вечер, Адзумма вновь отправился в путь. Коридоры особняка в этот час были малолюдны и слабо освещены; никто не заметил ассасина.

Приложив к стене нужника ухо, юноша услышал бормотание двух человек. Похоже, Нур-Маджир и его гость были уже полусонные – как раз то, что нужно! Опершись на шест, Адзумма ждал, пока голоса за стеной смолкнут.

Пора! Ассасин ввел в отверстие щуп с крюком на конце. Щуп прошел сквозь стену, уперся в нечто твердое и явно металлическое, затем соскользнул и коснулся чего-то мягкого. Осторожно, чтобы не разбудить купца, ассасин двигал щупом, пока не убедился, что тот зацепился за ожерелье. Затем ухватился за приделанную к крюку цепочку и с силой потянул.

Все-таки раны отняли у Адзуммы немало сил. Вряд ли он в своем теперешнем состоянии смог бы затянуть петлю на шее у купца. Тут-то ему и помог шест – подарок служанки. Ассасин наматывал на него цепь и действовал им как рычагом, один конец уперев в стену, а на другой навалившись всей своей тяжестью. Он чувствовал, как жертва на той стороне дергается, пытаясь освободиться, борясь за свою жизнь. Тщетно! Адзумма, из последних сил толкая шест, дернул его раз, другой – и в изнеможении упал на пол.

За стеной раздался грохот, а спустя несколько секунд – жуткий вопль, слышимый, наверное, во всем особняке. «Надо уходить отсюда…» – подумал Адзумма. Даже если его не заподозрят – все равно не хотелось попадаться на глаза охране, тем более теперь. Да и Ирдукаш явно умнее, чем кажется – он вполне может заметить, что между отхожим местом и садом лишь стена, сложить два и два и сделать весьма неприятные выводы.

Орудия убийства Адзумма выбросил в выгребную яму – вряд ли кто-то будет их там искать. Затем, опираясь здоровой рукой на костыль, он двинулся в обратный путь.

Однако возвращение оказалось гораздо труднее, чем ожидалось. От напряжения раны раскрылись, плечо начало кровоточить. Боль, о которой юноша успел позабыть за иными заботами, напомнила о себе с новой силой так, что в глазах потемнело. «Только бы не упасть… не упасть…» – повторял про себя ассасин, ковыляя по темному коридору.

Вдруг его слух уловил приближающиеся шаги. Юноша быстро отступил в сторону, в неосвещенный угол. Вспомнив уроки Серого Ястреба, он попытался одолеть боль самовнушением. Он представил, что вся боль собралась в тугой жгучий сгусток возле солнечного сплетения, затем мысленно сжал этот сгусток, вырвал его из тела и отбросил прочь.

Мимо спрятавшегося ассасина прошла группа людей, судя по всему – из свиты Салима. Возглавлял их полуголый татуированный верзила, вооруженный саблей, больше похожей на тесак. Адзумму они не заметили.

До своей комнаты Адзумма добрался без приключений. Там он принял оставленную Ирдукашем пилюлю и заснул…

…Адзумма открыл глаза. Солнце ярко светило в окно. «Где я? – подумал юноша. – Ах, да… Серый, Ястреб, Мардабб… Нур-Маджир… Неужели все это было со мной?» Сквозь пелену дремы события последних дней воспринимались как-то отстраненно от реальности, словно они лишь приснились Адзумме. Может, это и в самом деле был только сон?

«Если и в самом деле мне все приснилось, – размышлял Адзумма, – тогда это очень плохо. Выходит, я так и не убил Нур-Маджира, провалил миссию… выходит, я плохой ассасин». Он с трудом приподнялся – на большее не хватило сил.

И увидел лежащую поверх одеяла сладкую ячменную лепешку.

«Кто ее оставил? Ирдукаш? Он не похож на человека, просто так раздающего лакомства. Кто-то из слуг? Или…» Осторожно, словно опасаясь ловушки, юноша взял лепешку. Не веря своим глазам, он прочитал на ней слова:

Это могло означать только одно: миссия Адзуммы была выполнена. Повелитель Убийц узнал об этом через лазутчиков – они здесь, вне всякого сомнения, были – и через них же сообщил своему новому слуге, что доволен его действиями.

Юноша осторожно отломил от лепешки кусочек и положил его в рот, пробуя на вкус. Убедившись, что в ней нет яда или наркотика, он съел ее, затем аккуратно собрал крошки и тоже съел. После чего улегся поудобнее и закрыл глаза.

Уже засыпая, ассасин вдруг подумал, что ни разу в жизни так и не увидел Нур-Маджира в лицо. Это показалось ему забавным; и с этим он уснул – улыбаясь своим мыслям.

Ирдукаш так и не решился поговорить с Салимом о том, что среди его окружения, возможно, скрывается ассасин. Десятник хорошо понимал: говорить подобное шейху значит рисковать быть обвиненным в оскорблении. А оскорбление у южных кочевников – дело серьезное, смываемое только кровью.

Шейх и свита покинули особняк, однако вскоре им на смену пришли новые гости – родственники покойного купца. Вздорные, бранчливые, они и в самом деле напоминали гиен. Казалось, они в любой момент были готовы наброситься друг на друга с кулаками.

Тем временем произошел еще один инцидент. Ирдукаш счел, что выставлять голову Мардабба на площади больше не имеет смысла, и распорядился забрать ее. Тут-то и выяснилось, что голова (а заодно и выставляемые вместе с ней кинжал и маска Серого Ястреба) была украдена. Городские стражники отнюдь не пылали желанием помогать Ирдукашу в поиске похитителей; один, с повязкой на глазу, прямо сказал десятнику, что ассасины приносят империи больше пользы, чем «пурпурные».

Вернувшись в особняк, десятник обнаружил, что родичи Нур-Маджира устроили жестокую драку из-за дележа имущества. С трудом разняв их, он пригрозил, что тех, кто впредь будет драться, буянить или высказывать непочтение к усопшему, стражи вышвырнут вон из особняка. Наследнички пороптали, но протестовать вслух не стали.

Похороны должны были состояться на следующий день. К этому времени тело Нур-Маджира было приведено бальзаматорами в порядок. Голову пришили к тулову, труп обмыли и нарядили в погребальные одеяния. Подготовленное должным образом тело перенесли в один из больших залов.

Когда родственники покойного вошли в зал и увидели тело, они закричали от ужаса:

– Голова! Его голова!..

И в самом деле, было от чего ужаснуться! Ибо к телу покойного купца была пришита чужая голова – голова ассасина Мардабба! Вне себя от ярости, Ирдукаш кинулся к бальзаматорам, но те лишь пожимали плечами – они всего лишь выполняли то, что им велели. Никто из них не мог дать вразумительного ответа на вопрос, почему вместо головы купца им досталась голова ассасина. Ясно было лишь одно – головы, похоже, перепутали в самом начале, и голова купца отправилась на рынок, где и была похищена, а голова ассасина досталась бальзаматорам.

Снова Ирдукаш помчался почти через весь город. На этот раз он отправился к начальнику городской стражи. Тот принял десятника «пурпурных» приветливо, извинился за грубость подчиненных и внимательно выслушал его рассказ.

– Что ж, дело серьезное… – произнес он. – Похоже, гораздо серьезнее, чем вы, «пурпурные», думаете… Мои осведомители сообщают, что головорезы с Бродильни готовятся к крупному налету.

– Бродильня? Но при чем тут она? Ведь это все, скорее всего, дело рук ассасинов…

– Ах, ассасины… Незримые слуги царя… Скажи, десятник, ты сам-то в это веришь?

– Я сам говорил с одним из них!

– Говорил? Хм, интересно…Надо будет и моим людям с ним поговорить… желательно в специально отведенном для таких бесед помещении… Но не в этом дело. Когда-то, во время Очищения ассасины действительно выполняли тайные поручения царя, связанные главным образом с убийством; однако их роль, как и их возможности, молва многократно преувеличивает. Во время Восстания ассасины перешли на сторону Данкуй-Хараша, но лояльные царю войска наголову разбили мятежников, несмотря на то, что те многократно превосходили их числом. После Восстания ассасины были объявлены вне закона… Тем не менее, они продолжали и продолжают действовать, веря, что по-прежнему выполняют волю царя. Они повинуются приказам некоего Повелителя Убийц, бессмертного и всеведущего. В действительности эти приказы исходят – в этом нет сомнений – от преступных воротил и бандитских главарей; бывшие царские убийцы сделались их послушными слугами…

– Но зачем главарям было нужно убивать Нур-Маджира?

– А зачем это могло быть нужно солнцеподобному Шам-Маруму, да хранит его небо? От смерти главы крупнейшей гильдии царь ничего не выиграет – скорее наоборот, потеряет. Что до преступников… Мой уважаемый собеседник, вероятно, слышал о Пузуре Шестипалом?

– Нет, не слышал… Кто это?

– Один из самых жестоких головорезов Бродильни и незаконнорожденный сын Нур-Маджира. Зная то, что я знаю, глупо сомневаться – это он виновен в том, что произошло.

– Неужели этот Пузур надеется доказать свои права на наследство?

– Зачем? Головорезы с Бродильни ничего не доказывают – они просто идут и берут. А если кто-то оказывается у них на пути – разговор с ним короткий… – Начальник стражи провел ребром ладони по шее.

– Но каким образом этот… Пузур… хочет взять?..

Начальник стражи не успел ответить. В помещение вбежал стражник.

– Господин! – произнес он. – Особняк Нур-Маджира горит!

– Мой сиятельный собеседник имел дело с ассасинами? – Глаза Салима заинтересованно заблестели. – А правда ли, что они могут летать по воздуху, делаться невидимыми, проходить сквозь стены и убивать взглядом?

– Нет, конечно. Их настоящая сила в ином. Хороший ассасин неотличим от обыкновенного человека. Из-за этого никто не может быть уверен, что тот, кому он доверяет, не является одним из убийц на царской службе. Даже известный охотник на ассасинов в итоге может сам оказаться ассасином… как это произошло с Мардаббом. Воистину, верить стало нельзя никому!

– Даже мне?

– Нет, конечно! Блистательному шейху я доверяю, как самому себе – иначе кому мне еще доверять? Я надеялся, что он окажет мне помощь – разумеется, не задаром… Но, по правде говоря, я желал встречи с моим достопочтенным собеседником не только ради этого. – Нур-Маджир отпил вина из украшенной затейливой росписью чаши. – До меня дошли слухи, что многоуважаемый Салим положил немало сил и средств на поиск чудес и волшебства…

– О да, это так… Увы, все маги и чародеи, встреченные мной, оказывались мошенниками и шарлатанами. Я потерял немало, прежде чем осознал: истинное волшебство не кричит о себе. Я изменил тактику – стал собирать истории о загадочных и непознаваемых вещах. Я мог бы рассказать об этом немало… Во многих землях империи люди рассказывают о прячущихся под землей чудовищах – тиншеметах. Одни говорят, что тиншеметы похожи на огромных ящериц; другие – что эти твари могут летать подобно птицам; одни утверждают, что их кожа покрыта перьями; другие – шерстью, третьи – чешуей… Говорят, он перемещается под землей так же легко, как рыба в воде. В одном все сходятся: тиншемет столь ужасен, что рассудок не может вынести его вида, а от его когтей и зубов почти невозможно спастись.

– Я тоже слышал немало историй о тиншеметах и почти не сомневаюсь, что все это выдумки черни. Мой великомудрый собеседник, должно быть, знает, как любят эти людишки выдумывать всякие ужасы, чтобы обычная их жизнь не казалась им такой уж страшной.

– Возможно… Остается понять, почему чернь, не сговариваясь, повторяет одну и ту же небылицу. Возможно, это не такая уж и небылица, и за ней что-то стоит? Или призрак, которого видели некоторые жители Середины Мира; говорят, что на самом деле очевидцев существенно больше, но они уже ничего не способны рассказать – призрак высосал из их тел тепло и жизненную силу… Он выглядит, как темная и в то же время прозрачная женская фигура, окруженная ореолом призрачных щупалец; ее называют Дщерью Темноты…

– Не надо! – Нур-Маджир хлопнул по столу ладонью – Салим аж вздрогнул от неожиданности. – Не стоит, право, тратить время на обсуждение подобного вздора, да простит меня уважаемый шейх. Лучше поговорим о чем-нибудь более интересном… Так вот, мой собеседник говорит, что он искал свидетельства существования магии; но увенчались ли эти поиски успехом?

– Магия существует – в этом я почти уверен. Нашел ли я хотя бы одного истинного мага? Пока нет; но я, кажется, знаю, где искать… – При этих словах Нур-Маджир заметно насторожился. – В глубине степей лежит высохшее озеро. Говорят, возле этого озера живет небольшая община, возглавляемая пророчицей с наполовину темным лицом. Путь к озеру долог и опасен; многие безумцы нашли свою могилу среди солончаковых пустошей. Мне удалось найти человека, который знал одного из сумевших проделать этот путь…

– А почему не удалось найти… одного из сумевших?.. – Нур-Маджир говорил подчеркнуто спокойным тоном, стараясь скрыть волнение.

– Он… вновь ушел к озеру… – В голосе шейха послышались странные интонации. – Больше его никто и нигде не видел… Может, он погиб в дороге… может, присоединился к общине навсегда…

– Хм… Так значит, эта пророчица…

– Сама она не считала себя пророчицей. Она лишь владела магией; иногда эта магия открывала ей будущее или прошлое…

– И в том числе падение империи Середины Мира?

– По правде говоря, то, что империя падет, ясно каждому здравомыслящему. Важно другое: пророчица с высохшего озера говорила о силе, что является корнем всей магии. Эта сила правила миром задолго до богов; она будет править им, когда боги умрут. Это великая сила, способная сделать слабых сильными и разрушить империю – но при этом требующая соответствующей цены.

– Что же, если цена достойна товара – не грех ее заплатить, не так ли? Я свою цену готов заплатить; надеюсь, что и шейх – да хранят его ангелы! – тоже готов…

– Хм… О какой цене идет речь?

– В последнее время у меня появились серьезные сомнения в надежности моих телохранителей. Недавние события показали, что я был прав – там, где обнаружился один ассасин, вполне может оказаться и второй, и третий… не говоря уже о шпионах. Воины степей храбры, словно львы, – здесь Нур-Маджир не смог удержаться от едва заметной усмешки, – а их верность известна не меньше, чем отвага… Взамен я готов помочь благородному шейху в организации и подготовке экспедиции для поиска пророчицы с высохшего озера.

– Хмм… – нахмурившись, шейх задумался. – Насколько я знаю, сиятельный Нур-Маджир не из тех, кто гонится за миражами. Еще неизвестно, есть ли она, община у озера и ее загадочная предводительница. Может, солеторговец, что рассказал мне это, был обычным вруном… Неужели только ради воинов моего племени сиятельный Нур-Маджир готов отправиться следом за призраком? Что-то здесь не так…

– Здесь нет никакого подвоха, о благородный шейх! Если есть хоть один шанс из дюжины дюжин дюжин – я обязан вцепиться в этот шанс и не упускать его! Я не желаю коротать отпущенные мне дни, прислуживая ненавистному царю и отводя душу в яростных молитвах, чтобы он наконец-то свернул себе шею! Эта женщина – ключ к могуществу, которого нет ни у кого! Ни у кого! Стены зиккурата содрогнутся и рухнут, став могилой для Шам-Марума и тех, кто имел глупость идти с ним! А на этих руинах мы построим новое царство – наше царство!..

– Наше?.. – Шейх слегка растерялся, услышав откровения главы Пурпурной гильдии.

– Ах, прошу прощения… – Нур-Маджир неловко улыбнулся. – Я, кажется, наговорил лишнего… Это все вино… Так что ты думаешь о моем предложении?

– М-м… – Салим в раздумье теребил бородку. – Я давно мечтал совершить путешествие через Великую пустошь… но соучастие в заговоре против властителя… Тебе не кажется, что впутывать сюда других людей как-то…

– Разве я говорил о заговоре? Я всего лишь говорил, что с радостью сверг бы Шам-Марума. Если подобные желания считаются заговором – тогда половина империи должна быть заговорщиками. В конце концов, и сам блистательный шейх не питает к владыке Середины Мира теплых чувств…

– Враждебных чувств я тоже не испытываю, по правде говоря… Шам-Марум ничего плохого моему роду не сделал; наоборот – заключил с нами мир…

– Да простит меня благородный шейх, но он, похоже, и в самом деле не осведомлен… С некоторых пор в провинциях империи наблюдаются признаки недовольства. Это пока не восстание, даже не мятеж; однако поводов встревожиться более чем достаточно. Сегодня чернь кричит вслед стражникам: «Имперские крысы!», а завтра она примется громить дома управителей, и стражники, вместо того, чтобы дать погромщикам отпор, присоединятся к ним. Шам-Маруму нужно было напомнить им, что все они – и управители, и стражники, и чернь – его рабы, а он – хозяин их жизни и смерти. Естественно, бороться одновременно с двумя врагами ему было не под силу; поэтому он заключил с вами мир. Как только он поймет, что все ростки недовольства безжалостно вытоптаны, он постарается отплатить тем, кто его когда-то унизил…

– Унизил?..

– Да, вы заставили его искать перемирия – следовательно, вы его унизили.

– Но Шам-Марум сам предложил мирный союз…

– Только не говори об этом верным ему людям. Их уже наверняка убедили, что перемирие ему навязали вы, но он мудро решил принять ваши условия, дабы дождаться, и так далее. Скорее всего, он даже не станет отменять договор о мире – он хорошо знает цену тому камню, на котором высекли текст договора. Ввести на ваши земли войска, под предлогом, скажем, поиска беглых смутьянов; затем отдать приказ – и имперская конница проскачет по телам ваших жен и детей… Тогда-то и вы поймете истинную цену перемирий с Шам-Марумом… но будет уже поздно!..

– Ты говоришь страшные вещи… Неужели Шам-Марум способен на такое вероломство?

– Ай, неужели любезный шейх не знает, что подобное было уже много раз? В ту пору, когда империя процветала и росла, многие вожди доверялись честному слову владыки Середины Мира. А потом их головы привозили в столицу в качестве трофея… Так что пусть дорогой шейх решает сам. А сейчас я хочу предложить ему еще кое-что… – Нур-Маджир взял из рук подошедшего раба доску для шашек, сделанную из слоновой кости и черного дерева и украшенную затейливой резьбой. – Как насчет того, чтобы сыграть со мной партию?

…Вечер уже сменился сумеречным временем. Сад погрузился в полумрак, рассеиваемый лишь горящими в окнах светильниками. Оба игрока по-прежнему сидели за столом, где среди недоеденных яств стояла доска с разбросанными по ней шашками. Однако пока они сражались друг с другом, их обоих одолел могущественный противник, имя которому сон.

Шейх Салим сидел, свесив голову на грудь; рядом с его скамьей на земле валялись две игральные кости – должно быть, он, уже засыпая, хотел их бросить, но не сумел совладать со сном. Нур-Маджир, развалившись на подушках и открыв рот, громко храпел; что ему снилось – кто знает…

Прямо напротив шеи Нур-Маджира в стене находилось отверстие. Оно было совсем маленькое – нельзя просунуть палец – и заметить его можно было только в том случае, если знать, где и что искать.

Из отверстия вылез металлический стержень с крючком на конце. Он осторожно коснулся шеи Нур-Маджира и двинулся назад, зацепившись за ожерелье. Ожерелье это имело один секрет (о котором его владелец, скорее всего, не имел понятия) – оно было нанизано на прочную проволоку из серогорской стали. И когда стержень резко дернулся назад, в стену – ожерелье, вместо того, чтобы порваться, врезалось в шею купца.

Захрипев, Нур-Маджир попытался разорвать смертельную удавку. Тщетно! Белая туника окрасилась багряным. Глава Пурпурной гильдии испустил предсмертный хрип; из перерезанных шейных артерий хлынула кровь, залив стол и доску для шашек. Стержень дернулся еще раз; проволока наконец лопнула, но перед этим успела пересечь позвоночник. Обезглавленное тело рухнуло на стол, и тот опрокинулся под его тяжестью, подбросив отрезанную голову вверх…

…Салим услышал сквозь сон грохот и почувствовал, как что-то округлое упало ему на колени. Он открыл глаза – и увидел такое, от чего спокойный сон покинул его окончательно.

Возле опрокинутого стола, в луже крови, смешавшейся с вином, в окружении объедков, игральных шашек и пластин от порванного ожерелья лежало обезглавленное тело главы Пурпурной гильдии. В нескольких шагах от него, как ни в чем не бывало, стоял слепоглухонемой раб; он по-прежнему ждал приказов, хотя тот, кто их мог отдать, уже был мертв.

Тут только Салим обратил внимание на предмет, который все еще держал в руках.

– А-а-а-а-а!! – завопил он, отбросив голову Нур-Маджира; та покатилась по дорожке и упала в центральный водоем.

Разумеется, стражники слышали вопль Салима, но не сдвинулись с места. Им было строжайше запрещено входить в сад без приглашения хозяина, даже если гости будут звать на помощь (уже были случаи, когда Нур-Маджир, пригласив кого-нибудь в сад, принимался издеваться над гостем). Однако крики в саду услышали и в дальнем крыле, где обычно размещались знатные гости.

Телохранители шейха – угрюмые дюжие молодчики в тюрбанах, вооруженные саблями – немедленно кинулись на вопли. Впереди шел их предводитель по имени Агомет – голый по пояс детина с выбритой головой и свисающими с верхней губы усами. Вид у него был такой, что он даже без оружия мог обращать врага в бегство. Попадавшиеся им на пути люди испуганно шарахались в стороны.

Наконец они достигли коридора, ведущего во внутренний сад; здесь дорогу им преградили охранники-«пурпурные».

– Моя слышать крик, – обратился к ним Агомет, – хозяин кричать! Твоя уйти с моя дорога, иначе моя твоя башка рубить!

– Верю, что ты хороший телохранитель, – ответил ему один из охранников, – но и я – хороший страж. Пока Нур-Маджир не разрешит, я не…

Это были его последние слова. Два взмаха саблей – и страж, рассеченный крест-накрест, рухнул на землю. Его товарищи шарахнулись к стенам, освободив проход.

Агомет вбежал в сад первым. Здесь ему открылось страшное зрелище: в луже крови лежало обезглавленное тело Нур-Маджира. Шейх Салим лежал рядом; он был жив, но без сознания. Слепоглухонемой раб все еще стоял над недвижными телами.

– Ты!.. – крикнул рабу Агомет. – Ты убить! Ты вредить хозяин! – И, схватив саблю, он ткнул раба в плечо.

Раб начал догадываться, что кто-то (очевидно, Нур-Маджир) им недоволен. Он тотчас же встал на колени и замер, ожидая своей участи. Агомет с размаху ударил раба молотоподобным кулаком – и голова несчастного разлетелась подобно дыне!

Тем временем один из охранников привел десятника Ирдукаша…

– Получается, что обет ты нарушил… Мардабб…

– Что?!

– Я знаю, кто ты, Серый Ястреб! Мардабб – твое настоящее имя! Ты и охотник на ассасинов – один и тот же человек!

Серый Ястреб застонал, затем медленно, словно колеблясь, поднял руку. Застыв на секунду, он резким движением сдвинул маску на макушку и прохрипел:

– Щенок!

– Тогда, на площади, – с невозмутимым видом продолжал Адзумма, – мной овладело сомнение: как так – крюка на виселице два, а приговоренный только один? Я было решил, что второй крюк предназначен для меня; признаюсь, мне немалых сил стоило не наделать глупостей. Я никак не мог взять в толк, кто мог выдать меня, и вот тогда-то мне и пришла в голову мысль: а что, если меня выдал сам Серый Ястреб? Поначалу эта мысль показалась мне нелепой; тем не менее, чем дальше, тем больше я думал о такой возможности, и она уже не казалась мне невероятной… В самом деле, тот ученик… он, конечно, был глуповат, но тем не менее сумел догадаться… Возможно, ты боялся, что один из твоих учеников станет тебе равным… или даже превзойдет… Ведь тогда ты станешь не нужен!

– Глупец! – Мардабб саркастически усмехнулся. – Неужели ты и впрямь решил, что сможешь меня заменить? Ты, не сумевший избежать такой простой ловушки?

– Да, это верно; мне до тебя, Мардабб, еще далеко… Будь я равен тебе, я бы догадался, кто ты, еще там, на площади. Твоя рука… Она до сих пор перевязана? Где ты повредил ее?

– Эм… – Мардабб посмотрел на свою перевязанную руку. – Должно быть, это произошло тогда, на площади…

– И за несколько мгновений ты успел наложить аккуратную повязку? Я знаю, что твои возможности велики, учитель, но ведь не настолько же! Значит, ты был ранен еще до событий на площади. Но где это произошло, уж не в заброшенном ли особняке, ставшем пристанищем ассасинов? И когда я сопоставил Мардабба и Серого Ястреба – я понял, что это один и тот же человек!

– Главного ты не понял… – Мардабб прикрыл глаза. – Никакого Мардабба не существует – есть Серый Ястреб, который играет роль Мардабба. У Серого Ястреба тысяча лиц: вчера он был солдатом, отправившим на суд Бога-Светоносца одного слишком ретивого военачальника; сегодня он охотник на ассасинов; завтра может стать купцом или священником, вельможей или нищим. Такова судьба ассасина – менять обличия, оставаясь, по существу, безликой тенью. И если ты этого не понял – тебе не быть хорошим ассасином. А теперь – на колени, шакал!

Гнев, что пробудился в душе Адзуммы, когда он понял, что учитель предал его, постепенно отступал, сменяясь ощущением покоя и безнадежности. То была не безнадежность проигравшего, нет – то было гораздо более глубокое чувство.

Плохо ли поступил Серый Ястреб, предав своего ученика? Или, может быть, он не мог поступить иначе? Все, что им двигало – стремление остаться лучшим. И ради того, чтобы не оказаться плохим ассасином, он был готов предавать и обманывать.

Люди готовы обмануть, предать, обокрасть, убить – все ради того, чтобы самим не погибнуть или не оказаться выброшенными на край жизни, подобно тому одноглазому стражнику. Есть ли кто-то настолько безгрешный, что сможет со спокойной совестью осудить их?

И кого винить в том, что этот мир стал подобен дворцу с изящными башнями и фундаментом, утопающим в грязи? Серого Ястреба? Повелителя Убийц? Солнцеподобного Шам-Марума, да хранит его небо?.. А может, виной всему сам Бог-Светоносец? Но кто посмеет бросить ему вызов, найдется ли такой безумец?

«Во всяком случае, – думал Адзумма, – это буду не я… Все, что я могу – это не упасть. И если ради этого мне придется предать – я сделаю это. Просто потому, что этот мир таков…»

– И да… – произнес Мардабб, – Будь ты равным мне, ты бы догадался о ловушке еще там, среди руин! Неужели я поручил бы такую важную, ответственную миссию своему ученику, да еще и в качестве первого пробного задания? Нет, конечно! Ты должен был погибнуть, чтобы Нур-Маджир и его окружение поверили: опасность миновала, убийцы побеждены! И вот тогда я нанес бы удар… Ты, видимо, такой же дурак, как и остальные! Ты плохой ассасин, а значит, ты должен умереть!

– Постой, учитель, это еще не все! – Адзумма отступил на шаг назад и свистнул.

Тут же раздались шаги и из темноты коридора в зал вошли «пурпурные» во главе с Ирдукашем. (Адзумма нахмурился – он заметил, что они совершают одну серьезную ошибку.)

– Я все слышал! – Ирдукаш положил руку на рукоять сабли. – Человек, которому сиятельный Нур-Маджир доверял, как самому себе, оказался ассасином! Мардабб, ты арестован! Брось оружие!

– Бросить оружие? – Мардабб зловеще улыбнулся. – Ты сам этого хотел… – Он расстегнул застежку плаща, сбросил его с плеч и накинул подкладкой вверх на стоявших перед ним «пурпурных» – те даже не успели что-либо предпринять.

«Плащ-невод» – одно из орудий, созданных изощренным в хитрости умом ассасинов. В обычный с виду плащ с подкладкой из плотной ткани вшиваются цепочки, образующие подобие сетки. К концам цепочек привязаны свинцовые грузики, а к самим цепочкам – крючки, которые могут быть смазаны ядом. Если такой плащ накинуть на противника, то при попытке сбросить его крючки вопьются в плоть.

На свою беду, «пурпурные» стояли тесной группой – в этом-то и была их ошибка. Плащ-невод накрыл их почти всех; избежать его смогли лишь трое стоявших с краю. Ирдукаш тоже спасся – благодаря Адзумме, в последний момент оттолкнувшему его в сторону. Те, кому не повезло, в отчаянии пытались освободиться от вонзившихся в их тела крючков. Одному это удалось, однако едва выбравшись, он упал на колени и выронил саблю из рук, сводимых судорогой.

– Яд!.. – прохрипел он, страшно оскалясь. – Я… отравлен… ох!..

Другие «пурпурные», так и не сумевшие освободиться от плаща-невода, тоже корчились в судорогах. Яд, которым были покрыты крючки, делал свое дело.

– Окружайте его! – кричал уцелевшим десятник Ирдукаш. – Не давайте ему вас обойти!

Мардабб явно уступал своим противникам в вооружении. Кроме короткого кривого меча, приспособленного для ношения за спиной, он имел кинжал-катар и несколько метательных ножей. С броней у него было еще хуже: легкий кожаный нагрудник и металлические наручи – вот и все, что защищало его. «Пурпурные» же были облачены в кольчужные доспехи и вооружены саблями. Казалось, у Мардабба не было ни малейшего шанса…

Уверенные в своем превосходстве «пурпурные» окружили Мардабба с трех сторон, тесня его к стене. Тот было встал в боевую стойку, как будто и впрямь собирался вступить в обреченный на поражение поединок… но вдруг, резко развернувшись, ринулся к стене, взбежал по ней и, сделав сальто, приземлился за спиной одного из «пурпурных». Удар клинком – и тот упал наземь, заливая пол кровью.

Двое оставшихся «пурпурных» попытались вновь прижать ассасина к стене, однако это оказалось не так-то просто. Мардабб словно танцевал с ними смертельный танец, обходя их и уклоняясь от ударов. Обманным движением он спровоцировал одного из «пурпурных» на атаку, после чего с разворота полоснул его катаром по руке чуть выше локтя, там, где она не была защищена ни кольчугой, ни наручем. Рана была небольшой, но с отравленным клинком и этого было достаточно.

Увидев, что его товарищ корчится в предсмертных судорогах, оставшийся «пурпурный» обратился в бегство, однако далеко ему убежать не удалось. Метательный нож, просвистев в воздухе, вонзился в спину труса, и тот рухнул наземь, присоединившись к своим товарищам.

– Беги! – крикнул Адзумма Ирдукашу. – Беги и сообщи о предательстве Мардабба! А я попробую его задержать!

Ему не пришлось повторять дважды. Сказать по правде, Ирдукаш был не настолько отважен, чтобы оставаться один на один с тем, кто только что с легкостью расправился с его бойцами.

Мардабб взмахнул рукой – метательный нож полетел в спину убегающему Ирдукашу… И вдруг, не долетев до цели, со звоном упал, сбитый резким ударом!

Напротив Мардабба стоял Адзумма, держащий саблю одного из «пурпурных». Что хуже всего – он улыбался.

– Я не виню тебя, учитель, – произнес он, – ты просто делал то, что не мог не сделать. Как, впрочем, и я… Я… по-прежнему благодарен тебе, Мардабб, за все, чему ты меня научил; и я готов доказать, что это учение не прошло для меня даром… даже если мне придется для этого убить тебя.

– Ты! плохой! ученик! – Мардабб словно выплевывал слова. – То, что ты так далеко зашел – лишь чистое везение! Иногда Бог-Светоносец дозволяет вознестись недостойным… только для того, чтобы падение стало больнее!

– Ты делаешь большую ошибку, учитель…

– Не тебе, шакаленок, указывать на мои ошибки! Моя единственная ошибка в том, что я дозволил тебе выжить! Надо было прикончить тебя еще там, в развалинах! Но клянусь Троном Бога-Светоносца, я это исправлю, или не быть мне хорошим ассасином!

Выставив саблю перед собой, Адзумма принялся быстро вращать ее, перебирая руками. Вращающаяся сабля образовывала барьер, который было практически невозможно пробить метательным ножом.

Какое-то время учитель и ученик ходили друг вокруг друга, ища удобного момента для атаки – и не находили. Оба они умели «читать» движения противника и просчитывать его действия; едва один из них начинал перемещаться, другой уже готовился встретить атаку. Адзумма хорошо понимал, что долго так продолжаться не может – рано или поздно кто-то из них совершит ошибку; и более чем вероятно, что это будет не Мардабб. Нужно было что-то нестандартное…

Краем глаза Адзумма заметил темнеющий вход в тоннель, по которому он пришел сюда. «Вот оно, решение…» – подумал он. Оказавшись рядом с входом, юноша резко подался вбок и скрылся в темноте. Мардабб кинулся было за ним, но у самой границы, где скудный свет от факела уступил место тьме, остановился. Похоже, он и в самом деле недооценивал этого щенка!

Встав за углом, чтобы его нельзя было достать метательным ножом, ассасин прислушивался к еле заметным звукам. Для него было очевидно: Адзумма не ушел, он оставался там, спрятавшись в темноте. Осторожно, держась стены (но не касаясь ее – чтобы не выдать себя звуком трения одежды о камень), Мардабб вошел в тоннель. Руку с кинжалом он отвел вперед и чуть в сторону – если этот шакаленок попытается атаковать, он неизбежно напорется на отравленное лезвие. Однако Адзумма не атаковал – прижался к стене и затих. Струсил? Надеялся отсидеться? Или – что вероятнее – затаился, задумав что-то?

…Адзумма, сидя в темноте, времени даром не терял. В левую руку он взял саблю (от рождения он был правшой, однако ассасин, не научившийся достаточно хорошо действовать обеими руками – плохой ассасин), правую же обернул тканью от своего маскировочного капюшона. Ткань, на его взгляд, была достаточно плотной для того, чтобы осуществить задуманное. Подготовившись таким образом, он затаился в ожидании Мардабба. Вот послышались приглушенные шаги… ближе… совсем близко… В темноте блеснуло лезвие катара…

Пора!

Адзумма испустил пронзительный, режущий уши вопль; даже Серый Ястреб, услышав это, вздрогнул и замер на секунду – но и этого было достаточно. Пригнувшись, чтобы избежать удара мечом, Адзумма выбросил вперед обмотанную тканью руку и схватился за лезвие кинжала – ткань должна была защитить его от порезов и яда.

Когда Мардабб почувствовал, что кинжал рванулся у него из руки, первой его мыслью было – Адзумма сошел с ума. Лезвие кинжала постоянно омывалось ядом из вставленного в рукоятку флакона. Даже если Адзумма умудрится не порезаться – попадания яда на кожу вполне достаточно, чтобы вызвать отравление.

А в следующее мгновение левую руку Мардабба охватила нестерпимая боль…

Выбежав из тоннеля, Адзумма поторопился бросить на пол свой мрачный трофей, пока яд не успел добраться до его кожи. Взяв стилет, он развернул ткань и внимательно осмотрел оружие Серого Ястреба – кинжал-катар. По лезвию сочилась зеленоватая слизь с приятным запахом; ткань, на которую попала эта слизь, из черной становилась грязно-серой. Отрубленная кисть руки все еще сжимала рукоять кинжала.

…Сознание Мардабба несколько прояснилось – ровно настолько, чтобы понять, что он потерял руку. Первым делом он перетянул культю, чтобы не истечь кровью, затем принял две пилюли с опием и глубоко вздохнул, восстанавливая концентрацию. «Если этот щенок окажется настолько глуп, что решит воспользоваться моим оружием, – подумал он, – это будет последняя ошибка в его жизни…»

Кинжал Серого Ястреба был снабжен секретным механизмом – если человек, не знающий секрета, попытается взять его, в руку тотчас вопьется отравленная игла. Такое оружие даже среди ассасинов было редкостью и доставалось лишь лучшим.

«Неужели этот щенок – тот, кого я ждал и боялся? С тех пор, как я стал Серым Ястребом, я знал что он однажды появится… Но одно дело – знать; а совсем другое… Нет! Я буду жить! Он, конечно, придет… но не сегодня…»

Адзумма все еще сидел, рассматривая кинжал, но когда он заслышал шаги, то резко вскочил и схватился за саблю.

– Надеялся, что все будет так просто? – Мардабб поднял культю левой руки. Из продолговатого выступа на наруче торчал клинок. – Я признаю, что ты, наконец, начал действовать, как подобает ассасину. Но и тебе придется признать, что я действовать по-настоящему еще не начинал!

Словно вихрь пронесся по подземелью. Адзумма ничего не успел сделать – его плечо обожгло болью, по руке побежали струйки крови…

По подземному ходу шли люди в одежде охранников Пурпурной гильдии, вооруженные до зубов пиками, малыми луками и дубинками. Ирдукаш был среди них; он шел впереди, вместе с двумя ражими молодчиками со щитами. В глубине души десятник надеялся, что ассасины поубивали друг друга, и ему не придется больше иметь дело ни с Мардаббом, ни с Адзуммой.

Наконец отряд «пурпурных» достиг зала. Здесь Ирдукашу и прочим предстала жуткая картина: повсюду валялись трупы. Среди трупов сидел Адзумма, весь израненный, окровавленный – но живой. Завидев «пурпурных», он встал и, прихрамывая, подошел к Ирдукашу. (Десятник заметил, что правая рука у юноши висит, словно плеть – должно быть, она сломана.)

– Вы… немножко запоздали… – промолвил он. – Все… кончено… Серый Ястреб мертв… – Он поднял отрубленную голову Мардабба. – Я сделал это…

И он упал без сознания.

Ирдукаш сразу понял, что этот малый может быть очень полезен гильдии, а главное – лично ему. По его приказу Адзумму перенесли в комнату, ранее занимаемую Мардаббом, и уложили на постель. Врач промыл и перевязал ему раны.

– Он потерял много крови, – сказал лекарь десятнику, – но он молод и крепок, так что, я думаю, он справится. Сейчас лучшее лекарство для него – покой и еще раз покой!

…Солнце ярко сияло в окно. Адзумма лежал в постели; его нога и рука были перевязаны в лубки. Он с трудом вспоминал, что привело его сюда.

«Да… я убил Серого Ястреба… Я не мог поступить иначе… А Нур-Маджир? Он жив?.. Который сейчас день?..»

Раздались шаги – в комнату вошел Ирдукаш.

– Лежи, лежи… – Он положил руку на плечо юноши. – Ты еще довольно слаб…

– Ничего, мне уже лучше… – Адзумма попытался встать, но с ногой в лубке это было не так-то просто.

– Не надо, лежи… Ты молодец, Адзумма. Кто бы мог подумать, что один из лучших охотников на ассасинов сам окажется ассасином…

– Тут нет ничего удивительного. Почему бы ассасину не скрываться под личиной охотника на таких, как он? Тем более что он хорошо знал их секреты…

– Но ведь Мардабб действительно выслеживал и убивал ассасинов… Получается, он убивал собственных товарищей?

– Тебя это удивляет? Сплошь и рядом люди стараются столкнуть тех, кто им мешает, на дно, или вовсе отправить на суд Светоносца. Ты думал, у ассасинов все иначе?

– Понятно… Но я пришел, чтобы предложить тебе кое-что. Как насчет того, чтобы стать охотником на ассасинов, вместо Мардабба?

– Похоже, я не в том положении, чтобы отказываться… Какой сегодня день? Я… долго спал?

– Недолго, всего полдня.

– Значит… сейчас уже вечер?..

– Да, все так. Но тебе не стоит беспокоиться – я обо всем позабочусь. Голову Мардабба я уже передал рабам-препараторам, и завтра она будет выставлена на площади для всеобщего обозрения. Пусть все знают, что ассасин по прозвищу Серый Ястреб наконец-то мертв! Нур-Маджир, к сожалению, сегодня не может меня принять – у него важный гость, шейх Салим…

– Шейх Салим? Он из юго-западных кочевников?

– Да, именно… Салим – из древнего и знатного рода, но при этом слывет… м-м, как говорят сами кочевники, «поцелованным джиннами». Когда он и его соплеменники сражались с нашими, это было не так заметно; а вот после заключения перемирия… Шарлатаны всех мастей, медиумы, хироманты, гадатели с шарами, костями и прочими причиндалами, сумасшедшие пророки и пожиратели грибов получали от Салима помощь и покровительство. В последнее время Салим одержим поисками какой-то то ли пророчицы, то ли колдуньи с наполовину черным лицом. Говорят, эта колдунья предсказала смерть самого… – Тут Ирдукаш запнулся, не решаясь произнести имя, которое вот уже многие столетия никто даже в шутку не решался поставить рядом со словом «смерть».

Адзумме вдруг показалось, что свет солнца чуть померк, будто его скрыла тучка.

– А зачем… Нур-Маджиру понадобился этот шейх?.. – спросил он.

– Понятия не имею… Может, Нур-Маджира тоже… «поцеловали джинны»?.. Как бы то ни было – поговорить с ним удастся только завтра. А пока… – Ирдукаш положил на стол две пилюли. – Это пилюли с сонным зельем; одной достаточно для долгого и спокойного сна. А сон – это главное лекарство, которое тебе нужно…

Когда Ирдукаш ушел, Адзумма взглянул на пилюли. Рука его сжала висящий на шее то ли талисман, то ли амулет – пучок волос, перевязанный шнурком…

…Мардабб с силой опустил ступню на руку Адзуммы. Раздался хруст костей.

– Ну, грязный шелудивый шакал, рожденный из заднего прохода прокаженной гиены? – Охотник на ассасинов присел, упершись коленом в грудь юноши. – Ты хотел меня переиграть, да? Я сам тебя переиграл, я, я! – При этих словах он бил своего ученика кулаком по лицу, стараясь попасть в нос. – Потому что я – Серый Ястреб, лучший среди ассасинов! А ты – плохой ассасин, а значит – труп!

Адзумме было трудно дышать, он истекал кровью, его нога была неестественно вывернута; но вместе с тем у него не было сомнений, что задуманное им будет осуществлено. И эта уверенность давала ему силы терпеть боль и сопротивляться подступающей слабости.

– Довольно! – Мардабб перевел дух. – Я с удовольствием сохранил бы тебе жизнь, превратив тебя в «человека-свинью»; но сиятельный купец, боюсь, меня не поймет. Посему – прощай, ученик… Сдохни, ублюдок! – И Мардабб поднял левую изуродованную руку, приготовившись вонзить клинок Адзумме в горло.

Ладонь Адзуммы стиснула рукоятку стилета. Собрав последние силы, юноша вскинул руку вверх и вонзил оружие туда, куда намеревался – Мардаббу в рану культи! И тут же развернул кисть руки, обломив клинок так, что тот застрял в ране.

Мардабб вскрикнул от неожиданной боли, рука его дрогнула, и лезвие миновало шею Адзуммы, лишь слегка ее оцарапав.

– Ха! – осклабился ассасин. – Ты думал, что меня можно остановить подобным способом?

– Смерть остановит любого… – Голос Адзуммы был спокоен, как у человека, который сделал все, что задумал, и теперь ему лишь оставалось наблюдать за результатом.

– Смерть?

– Стилет отравлен. Я вытер его о тряпку, в которую был завернут твой кинжал. Там было немного яда… Но ты лучше меня знаешь, на что способно это «немного»… Прости меня, учитель. Я все-таки сделал… то, чего ты так боялся…

Да он же блефует! Не может быть, чтобы это не было блефом! Но если это не блеф – откуда этот ледяной огонь, растекающийся по жилам и заставляющий деревенеть мускулы? И что за странная фигура вдруг появилась из полумрака? Лицо ее скрывает металлическая маска, а за спиной прикреплены крылья…

ЭТО АНГЕЛ ПАЗУЗУ. ОН ПРИШЕЛ ЗА ТОБОЙ, МАРДАББ.

– Нет… Нет… – Мардабб упал на колени, хватая ртом воздух. – Нет, не может быть…

– Прости… Я не мог действовать иначе…

– Что?.. Простить… за что?.. Ты все сделал правильно; а вот я… допустил ошибку… Я забыл, что ассасин не должен иметь личных симпатий… и антипатий… Я вообразил тебя… своим личным врагом… возжелал заполучить твою шкуру… Я… оказался плохим ассасином… и Ангел Пазузу пришел за мной…

– Ангел Пазузу? Тот, что карает грешников, насылая на них болезни и смерть?..

– Да… Серый Ястреб не всегда… был Серым Ястребом… Было время… когда его так звали только другие ассасины… В народе же он был известен… как Ангел Пазузу… Я не знаю… он использовал существовавшую до него легенду… или же выдумал и распространил ее, чтобы… внушить людям страх… а может, он сам стал… этой самой легендой… Но он был моим … учителем… одним из учителей… В итоге я… убил его… и вот теперь… ты…

– Я?.. Ты хочешь сказать, что я…

– Да… Отныне ты – Серый Ястреб… Ты доказал… своему учителю… что ты достоин звания ассасина… Тебе осталось доказать это Повелителю Убийц… Сделай то, что я не успел… убей… Нур-Маджира…