slightly mad

«Желтая стрела» была, по-моему, первым, что я прочитала у Пелевина. точнее, не прочитала, а посмотрела эскиз в театре. было лето, и студенты Беляковича сдавали экзамен. в этот день я встретила и ВРБ, и Пелевина (ВП, конечно, в переносном смысле), и эти люди стали для меня проводниками: ВРБ — в мир театра, ВП — в мир литературы и над-литературы, хоть в контексте личности ВП это звучит немного забавно (как говорится, а был ли мальчик?). особенно когда дело касается над-литературы, ведь сам ВП то и дело напоминает, что «истину нельзя узнать от людей»: там, где стоит лопата и табличка «копать сто лет», истины точно нет. в этом — вечный источник сомнений, не является ли ВП такой же табличкой (табличкой, описывающей саму себя и... дальше лучше просто не фантазировать)

но недавно, перечитывая «Желтую стрелу», я вдруг ощутила, как это — «перестать слышать стук колес». в поезде ехать при этом совершенно необязательно. просто, погружаясь в очередной эмоциональный шторм, вдруг заметила, что не контролирую момент входа в эту воронку, просто тебя триггерит и сносит, а вокруг образуется вакуум, в котором есть только бесячая работа, бесячие люди, перманентная несправедливость, тотальное невезение и никакой «внешней среды». как будто это говно и есть твоя жизнь. и все было бы просто и однозначно, если бы не «постэффект» и ощущение, что очередного такого всплеска можно было бы избежать, если бы удавалось держать в голове, что люди — просто люди, работа — просто работа и события — просто события, если никак их эмоционально не окрашивать и усилием воли контролировать, куда будет, а куда не будет течь твое внимание. если на секунду представить, что действительно можно выбрать свое отношение абсолютно ко всему. в том числе выбрать отсутствие страдания.

вот сидит передо мной человек и пиздит без остановки, а все скачут вокруг него, как блохи вокруг кота. человек — в центре внимания, он царь и бог сейчас. а меня бесит этот фоновый шум, эти пересказанные по сто раз истории и, возможно, то, что это не я в центре внимания, а у меня тоже есть проблемы и я тоже хочу, чтобы их кто-нибудь увидел, и начал прыгать вокруг меня с бубном. но как только я вспоминаю, что могу не реагировать, меня почти сразу отпускает. и становится все равно, какие потребности закрывает этот человек таким образом.

может быть, это похоже момент, когда Андрей и Хан вылезали на крышу поезда через окно в туалете и просто стояли там, еще не имея возможности спрыгнуть, но уже не находясь внутри.

но эти мысли сложно думать, потому что ум постоянно соскакивает и начинает разводить бурную деятельность при любом удобном случае.

но