Груз 200
(реж. Алексей Балабанов) ▲
в день памяти Балабанова — смотреть фильмы Балабанова.
СССР. 1984-й. провинция. конец «прекрасной эпохи». девушка пропадает с дискотеки. но это такая деталь по сравнению с остальным.
несмотря на трэш, мне легко принять этот фильм. смотреть, правда, хреново, но принять, допустить — легко. это своего рода снэпшот. вот так видел это время Балабанов.
я не знаю, как было в 84-м. не помню как в 87-м и 91-м. но помню провинцию, песочницы, оббитые старые львы кое-где до сих пор стоят, скрипучие качели, детские городки из арматуры и кого-то с балкона кричат домой. клуб под названием Клуб, винный под названием Вино.
дискач, катушки, никакого неона.
девочки по стенам жмутся. из охрана — менты на входе. и туалеты ниже макушки, и везде можно курить.
не знаю, как А.О. вытащил это в 2007-й. может, пленка.
восхищаться этим кажется нарушением психики, но восхищаюсь.
гений — в деталях.
молчаливый мент везет на мотике с коляской девочку по пустой трассе вдоль фабрик и заводов. этот урод недавно грохнул якута из двустволки и изнасиловал эту девочку бутылкой. а из фоновых колонок Юрий Лоза поет про мир, новых красок полный, который кто-то, быть может, обретет. и ни грамма позы в этом эпизоде — ужас один. он ее сейчас порешит, а она «дяденька! у меня там туфли».
кучка ментов приезжает на вызов в тот же подъезд, из которого им навстречу свадьба поет и пляшет. ужас и резонанс.
через 10 лет Юра Дудь спросит Алексея Серебрякова о главных чертах русского человека, и Алексей ответит так, что в его сторону захочет плюнуть полстраны. а оно уже 10 лет как сказано. просто не вслух.
а потом читаешь отзывы. не додали груз 200. и думаешь: господи. господи, — думаешь, — где ты?
бывший зэк и профессор сидят за столом, жрут водку и беседуют о душе:
— значит, бога нет? а душа? души тоже нет?
— и души нет.
зато есть мясо.
молчаливый мент забирает груз 200, привозит домой и кидает на кровать к пристегнутой наручниками невесте этого паренька. груз лежит и разлагается. какая еще метафора здесь нужна?
груз 200 — это мы. и советская и постсоветская мертвечина.
никто не будет нас искать, никто не будет хоронить. нас будут перекидывать с одного участка на другой, потому что все ушли в отпуск и некому заниматься. мы пристегнуты наручниками к невыразимому ужасу с мухами, алкашами и молчаливым ментом-импотентом.
и все еще ждем перемен.
Комментарии
, пока у нас еще был кинотеатр, теперь в нем фитнес клуб, но я никогда не видела, чтобы в него кто-то заходил. Люди были с попкорном, но через пять минут жевание закончилось. Больше я Груз не пересматривала, он не за этим. Он как Рассвет мертвецов - ты выходишь из зала, оглядываешься и видишь, что все вокруг мертвые.Не пересматривала, потому что он для концентрированного ощущения ужаса. Я не знаю, как у других, но этот ужас окружает меня всю жизнь, с того самого начала конца. Начало конца я как раз помню очень хорошо, и иногда меня прорывает писать о нем, потому что в детстве у меня была оцень цепкая память на мелкие детали. Вонючий пластмассовый советский бидончик, с которым меня отправляли за молоком в разваливающееся сельпо. Коричневые клеточки на талонах на сахар. Очередь за отовариванием этих талонов, в мороз, на много часов. Телефонные автоматы за 5 копеек, один из которых сломан и по нему можно говорить бесконечно. Пол, похожий на разделанное мясо в мясной же лавке.
В большом городе уже почти нет следов этого ужаса. Но чуть-чуть, километров на 50, уезжаешь, и вот он опять, в тех же деталях, и ничего не изменилось за 30 лет. И люди не изменились, и логика у них такая же людоедская. И мухи у них. Мухи у нас по всей стране.
В большом городе уже почти нет следов этого ужаса. Но чуть-чуть, километров на 50, уезжаешь, и вот он опять, в тех же деталях
вот как раз про это и сказал Серебряков) а на него наехали.
Юра Быков вот тоже отъезжает в ебеня. даже еще дальше. локации «Дурака» и «Завода» будущего даже не знаю где. вчера как раз об этом думала. только Юра по-резче, у него позиция, а Балабанов как-то бесстрастно снимает. «Груз», по крайней мере, мне таким показался.
подумала еще о целесообразности. мол, зачем трэш показывать — надо быть оптимистами. ну, давайте будем, но толку-то) поэтому меня драматизм вообще не напрягает. «дуррак, я там жыву». просто одним видно, а другие пытаются газеткой прикрыть. это как, знаешь, у Лема было в «Футурологическом конгрессе»: гг казалось, что все люди вокруг как-то странно дышат, подсвистывают, как от одышки. но про себя такого не замечают, только гг замечал. а потом понял, когда распознал прикрытую веществами иллюзию счастливой жизни, под которой все эти люди друг друга на плечах таскали (а типа на машине едут, например) и пыхтели от натуги.
В двух городах, которые относительно пристойно живут, конечно, это все вызывает оторопь, типа не может быть. Однако и там вполне можно встретить во всей красе. Это же люди, они несут этих мух внутри себя. Я не хочу смотреть треш не потому, что не хочу о нем знать, а потому, что как раз знаю его довольно хорошо. Сама себе его устроила для шокотерапии. Сейчас наблюдаю (и Балабанов снимал бесстрастно) за тем, как сосед лупит соседку. Последний раз он сломал ей 11 ребер (одно проткнуло печень) и челюсть. Она к нему вернулась. Я думаю, что в какой-нибудь Германии я должна была стукануть во всякие инстанции, включая опеку. Но при нашем и стучать некуда, и бесполезно. Поэтому я сижу и смотрю на мух.
А что такое счастье? Можно ли вообще быть счастливым, а не закрываться масками (как Матрица, как Авалон, как у Пелевина)? В том обществе, которое получилось, счастье - это количество денег. Но и они не гарантируют, что ты их потеряешь.
он смог уехать, молодец
да пока вроде на две страны живет. это его уже выгонять начали) но даже если бы и уехал.
Сейчас наблюдаю (и Балабанов снимал бесстрастно) за тем, как сосед лупит соседку.
ага, у него тоже было как раз. неизбывный стокгольмский синдром у нас. или русский, не знаю. то заявы пишут, то ай менты ссуки мужа-алкаша покалечили.
у Быкова в «Дураке» та же тема. он вообще весь на этом построен. не помогаешь людям — каззел. захотел добро сделать — нна тебе, каззел.
еще мне понравилось, как А.О. в финале приводит своего профессора в церковь. и критики типа не поверили, что это на полном серьезе. а почему нет. вот нравится профессор. вроде не убил никого по сюжету, ничего плохого не сделал, но один разговор на скамейке с женой подсудимого зэка — и вот оно. очень Вам сочувствую, но свидетельствовать в защиту не могу, я профессор, понимаете, у меня кафедра, семья, меня с работы попрут. наша хата с краю.
но и обвинять трудно, потому что среди таких чертей — страшно выступать.
поэтому, наверное, и пошел. некуда больше идти.
захотел добро сделать — нна тебе, каззел.
понимаете, у меня кафедра, семья, меня с работы попрут. наша хата с краю.
Ну потому что он все равно он будет козел. Зачем ему как бонус еще и кафедру терять?
Но у меня совершенно нет розовых очков относительно того, что где-то там если волшебная страна с розовыми поняшками. Но люди везде одинаковые. Просто степень треша разная в основном за счет государственного регулирования. Ну и плюс климат тоже играет большую роль.
в случае профессора — не был бы. но сам бы пострадал, скорее всего.
а вот в «Дураке» да, вилка: не сообщил бы про падающий дом — плохой человек. пытался помочь людям, из дома вывести — так они же его и прибили.
я не участвую в войне, война участвует во мне.