Интимный психологизм и живописная красивость ©

«Утомленные солнцем» | реж. Никита Михалков ▲

в школе история мне не давалась.

сначала училка была слишком плохая, потом — слишком хорошая, и мы предпочитали пиздеть о сомнительных теориях о происхождении нас от гигантов с носиком-спиралькой, чем разбираться в сложносочиненном прошлом своей страны.

а потом, через 15 лет, при осознанном просмотре «Утомленных», вдруг обнаруживаешь, что нихрена не понимаешь.

казалось бы, вот же Котов, а вот Митя, вот черное и белое, вот надо выбрать, а выбора нет. есть только ощущение неоднозначности, как в детстве, когда мы играли с переливными картинками, и они меняли рисунок при смене угла зрения. такое же, только пугающее.

и все попытки построить цепочки, определиться, выбрать правых и виноватых приводят тебя к финальной сцене с ванной и видом на кремль.

а Митина сказка про Ятима, который приехал и не нашел страну, как будто и не кончалась. она — как те липкие сны, в которых мечешься по знакомой территории, но не можешь найти свой дом или увидеть лица. эти сны почему-то любят повторяться.

гнать на Никитсергеича — это что-то вроде старой доброй русской традиции.

меня всегда смущало название, казалось слащавым, и я в нем не разбиралась.

а тут почитала подстрочный перевод польского оригинала, и все встало на свои места. не та абстрактная песенка про «ты призналась, что нет любви», а глобальнее.

теперь не время искать объяснений,

теперь пришёл другой,

...

а кто «другой» (или даже другие) — уже вопрос трактовки: делать ли эту историю только историей Мити и Маруси или не только. мне, конечно, нравится второй вариант и портрет товарища Ст, взлетающий на дирижабле.

в «Своем среди чужих» Никитсергеич использует тот же прием, только портрет уже другой. точнее, еще другой.

не хочется начинать, но «Свой среди чужих» поразил меня крупными планами, а вот «Утомленные» — сценами быта.

все эти чашки, блюдца, кресла и бесконечные родственники бесконечно резонируют с томиками Чехова, пылящимися на внутренних полках. скоро я их достану.

в детстве ведь тоже были все эти деревни, правда, не в такой острой форме.

в детстве был даже очень любимый «дядя Митяй», на которого сбрасывали всех детей. спал до обеда, а потом таскал меня на плечах рвать яблоки и всегда выигрывал в шашки. и было мне 6, и было мне 10, а потом все стали взрослые.

и я никак не могу решить, чего же в этой картине больше: беспощадных жерновов системы или вот этого вялотекущего летнего воскресенья, которое вдруг становится последним. пусть будет 50/50.