"Я - человек. И мое имя - Энакин!"5 читателей тэги

Империя – то есть уже Республика – праздновала. В небе вспыхивали фейерверки, везде звучала разудалая музыка, люди на улицах обнимались и поздравляли друг друга. И только Люку хотелось кричать: «Вы понимаете, что натворили? Вы уничтожили себя, свое будущее, вы...» Мысленный крик захлебнулся, сметенный волной гнева. Слова исчезли, и только вспышки фейерверков – красные, зеленые, желтые... Словно взрывы сверхновых или танец гигантской битвы. И он еще не отошел от битвы. В памяти возникли картины недавнего прошлого. Вот он рядом с отцом и Императором, и тот говорит: «Прекрасно, я чувствую в тебе гнев, мой мальчик. Позволь же своей судьбе свершиться» - и голос такой вкрадчивый, мурлыкающий. Люк помнит свой страх. Как он отбросил меч. И боль – в следующую же секунду. Боль от молний. Отчаянный крик «Отец, помоги!» до сих пор резал уши. Отец. Отец. У него есть отец. И он защитил сына. Но какой ценой?

...В небе вспыхнул еще один фейерверк, осветивший все красным, а следом за ним другой – зеленый. Словно танец их мечей. Тьма и Свет. Свет и Тьма.

«Темная сторона не опасней. Проще» - вдруг всплыл в памяти голос мастера Йоды. Так ярко, будто он стоял рядом – Люк даже оглянулся. Нет, рядом с ним никого. Только в Силе полыхает радостью. Чужой радостью. Радостью от того, что умер его отец, только что обретенный и потерянный.

Его отец был самым ненавидимым человеком в галактике, воплощением сил Империи и воплощением самой Силы, не иначе. А Люк был героем-повстанцем, выступившим против Империи. Сердце, кажется, стучало в горле, и Люк только сейчас понял, что дрожит, хотя на улице не холодно. «Как вы можете праздновать, когда произошло такое!» - гнев накатывал волнами, застилая все красной пеленой...

«Помоги мне снять шлем. Хочу посмотреть на тебя своими глазами». Эта просьба навсегда останется в памяти. И то, что почувствовал Люк, встретившись взглядом со своим отцом – удивление, смятение, радость и понимание. Но празднующие люди на улицах не видели этого взгляда, не знали, что его отец перешел на Светлую сторону Силы. Кто-то из них, может быть, помнит генерала Скайуокера, ветерана войны клонов, но при этом все равно ненавидит Дарта Вейдера. Люк невесело улыбнулся этой иронии судьбы.

...На тренировке его меч со свистом разрезал воздух. Еще, еще... В ушах стоял гул вчерашнего праздника, и подгоняемый ненавистью и гневом, зеленый клинок мелькал так, что казался сплошной извилистой линией. Ему нужно набирать учеников, нужно возрождать учение... Какое? Люк словно застыл. Его готовили быть джедаем, и он сам не так давно говорил «я – рыцарь-джедай». Но зачем? Империя повержена, ее остатки будут сопротивляться, но у руля сейчас другие силы. Зачем теперь – теперь – джедаи? Но все равно Люк упорно тренировался. Просто чтобы заглушить воспоминания. Чтобы заглушить вспышки фейерверков в памяти. Чтобы не чувствовать ту чужую радость, полыхавшую в Силе. Не помнить о ней. И снова зеленый клинок мелькал, но не мог заглушить боль в душе.

...А однажды Люк посмотрел в зеркало и увидел, что его глаза – желтые. «Почему мне никто об этом не сказал, не предупредил? Почему...» И снова в памяти вкрадчиво: «исполни свою судьбу... не опасней... проще...» Действительно проще, убедился Люк. Теперь все стало проще. И молния, которую он бросил здоровой рукой, была мощной. Сорвалась с пальцев легко, прорезала пространство с легким шипением, ударив в стену. Люк не собирался стрелять молнией, он просто разозлился и не справился с эмоциями. И вот... Он смотрел на опаленную молнией стену в ужасе. Красная пелена ярости схлынула, оставив после себя чувство невыразимого могущества. Он – именно он – может все. Он воплощение Силы, как и его отец. И должен обрести истинное могущество. Мир возможен только если осколки Империи подчинятся ему. А они понимают только язык силы. Все виделось настолько ясно, что трудно было поверить, как он раньше не догадался. Но многого не хватало – если джедайские голокроны сохранились, то что говорить от ситхских?

...Ситхские. Это слово отдавало металлом и пламенем. И Силой. Истинной, Темной Силой. Смутно знакомой. Он когда-то уже чувствовал такое, только тогда он говорил всем, что это нехорошее место, что не нужно было строить здесь базу... конечно, ему никто не верил. А если бы и поверили, толку-то? Теперь Люк понимал – он чувствовал источник Темной стороны Силы. Если оттуда и начать поиски? Да, это лучше чем ничего. Люк быстро собрался, никому ничего не сказав, взял корабль, вывел его на орбиту и проложил курс до Явина...

— Сможешь, — возражает Вейдер. На самом деле он знает, что еще немного — и Люк сломается, что у него действительно нет сил. И когда это произойдет — можно только догадываться, что сделает Палпатин.

«Ты слышал легенду о Дарте Плэгасе Мудром?» — вкрадчивый, обманчиво ласковый голос его учителя звучит в воспоминаниях, словно тот стоит рядом. Легенды... он тогда был мальчишкой, повелся на ложное сочувствие, тайные знания и мудреные слова. Вот и Люк совершил ту же ошибку. Вейдер чувствовал через Силу все, что испытывал Люк — да это было и так ясно.

Потерять сына, когда только-только обрел его — недопустимо. Вейдер убил бы его собственными руками, лишь бы его сын не достался Палпатину, но вместо этого столько времени наблюдал за происходящим, изображая верного служаку. Впрочем, он врет себе — никогда бы он не смог поднять руку на собственного сына. Потрепать в бою — сколько угодно. Но не убить.

— Ты должен. Ты же мой сын, — говорит Вейдер. У них обоих нет иного выхода, разве что... нет. Бой — тоже не выход.

Это так. Вейдер видит, что Люку даже смотреть на него тяжело, и понимает почему — половине империи его лицо, то есть маска, закрывающая его лицо все это время, снилось в кошмарах, а другая половина посылала мысленные проклятия. Сам же он... Снова поддался эгоистичным чувствам, обрадовался, что обрел сына, и вот. Получай, называется, что хотел. Слепая волна ярости прокатилась внутри, опалив огнем, но не найдя выхода, разбилась и погасла. Ярость — не то, что необходимо сейчас. Нужно другое — помочь Люку обрести себя, пробудить его волю, чтобы у него хватило сил сражаться, напомнить ему — о нем же.

— Расскажи мне о своих друзьях. Вспоминай их.

***

Вейдер ничего не говорит, внимательно смотрит на Люка, осторожно прощупывая его сознание – не телепатический зондаж, как бывало с пленными, а всего лишь считывание образов в Силе, просто чуть глубокое, чем обычно. Перед глазами мелькают лица, разные, почти не задерживаясь, сплошной пеленой. Но некоторые – чуть дольше. Вот человек и вуки. У человека наглый вид, как у профессионального наемника. Вуки... просто вуки. Для него они все одинаковы. Девушка. А вот это интересно... От Люка полыхнуло теплом, словно их с ней что-то связывало.

- Ты прав и не прав одновременно, - холодно отвечает Вейдер, и слова падают камнем на дно бездны. – Твоя сестра. Она жива.

Пусть лучше боится. Пусть злится. Что угодно, чтобы он не сломался. Но все-таки Люк сумел задеть его за живое. Да, он мертв, увы. Энакин Скайуокер давно считается мертвым, а Вейдер – чувствует себя таким. В нем давно уже нет ненависти, только тупая злость, желание скинуть эту удавку в лице Императора. Других чувств он уже и не помнит. Да и физически он все время на грани смерти. Он, такой неуязвимый, как кажется, слишком уязвим. В силу своих телепатических способностей чувствующий слишком остро, перекрыл чувства, чтобы выжить. Быть мертвым, чтобы жить.

- Я покажу тебе.

Вейдер подходит к лежащему на койке Люку, кладет руки ему на виски. Осторожно. Совсем осторожно, чтобы нечаянно не повредить и не сломать окончательно. Пара медленных вдохов и выдохов. Вейдер телепатически нащупывает разум Люка. Смотрит – уже более четкие образы, чем пару минут назад. Полет на крестокрыле. Улыбки друзей. Девушка... его сестра... Лея. Чувство предвкушения, надежда – словно свежий ветер в лицо. Ситх вспоминает свое прошлое – лицо девушки, искаженное плачем, но все равно красивой. Огонь. Темное небо, пронзенное тысячами искр. Лава. Боль. Ненависть. Боль. Дикая, мучительная, вытесняющая все мысли. И желание жить – даже тогда. Даже охваченный огнем. Безнадежно, но упрямо – вперед и вперед. Камешки осыпаются под металлической рукой. По чуть-чуть, толкать вперед свое тело. Жить. Ненавидеть, но жить.

Вейдер убирает руки, разрывая контакт.

- Видишь, ты прав, сын. Я умирал. Но жив. И ты будешь жить.

Уже почти ночь. Все дела закончены, его ученики давно спят. Люк думает, что тоже пора бы спать — завтра тяжелый день, наполненный тренировками и уроками. Чему-то он учит молодежь, чему-то — и они его. Например, тому, как азартно, со страстью браться за новое дело. Что значит, когда горят глаза, когда в душе огонь. Когда-то он и сам был таким... Когда тот огонь стал гаснуть? Люк не помнит. Как-то... незаметно, как будто так и надо, он превратился из восторженного юноши в мудрого степенного учителя. Вот только стал ли он по-настоящему таким мудрым, как хотел? И этого ли он хотел? Когда ты на той стороне — стороне ученика — все воспринимается совсем иначе. Все такое яркое, новое, притягательное, и вот прямо сейчас бы сорваться с места — и в полет. И что осталось? Пыль и пепел. Он только сейчас осознал, насколько другим стал, а вот его ученики... они напоминают о прошлом. И Бен тоже. Бен особенно — и потому что племянник, и потому что очень уж горяч и порывист. Он понимает мальчишку, но никак не может достучаться до него. Люк горько улыбается. Ему самому не везло с учителями... нет, не так, не сказать, чтоб совсем не везло... только теперь он оценил ценность обучения и сожалел, что его собственное оказалось таким, каким оказалось — слишком коротким и сумбурным, а кто виноват? Он сам. Но если бы не сорвался тогда спасти друзей, что бы было? Об этом не хотелось думать. Сейчас проделки мастера Йоды казались такими смешными, а ведь тогда он всерьез обиделся! Но что же делать? Он не умеет шутить так, как Йода, да и не стоит пытаться — потому что он Люк Скайуокер, а не Йода. И не старик Бен — он всегда так называл Оби-Вана, даже когда узнал его настоящее имя. Просто по привычке, потому что в этом есть что-то — юный ученик и старый учитель. Может быть.

Вот и сегодня они с Беном опять повздорили — из-за ничего, по сути. Видимо, просто юношеское «я сам» и ничего больше, вот только... Люк почувствовал в Силе не просто возмущение и эмоции племянника, а что-то незнакомое — темное, холодное. От Бена плеснуло чернотой — той чернотой, какую принимает застывшая кровь, с оттенками багрового. Всего несколько секунд. Бен ушел, думая, что доказал свою правоту, а Люк застыл на месте, узнав это чувство — так отдается в Силе Темная сторона. Потерять его? Нет, ни за что!

И теперь Люк в своей комнате перебирает вещи, чтобы занять чем-то руки и ум. Простая, аскетичная обстановка — кровать, стол, стул, сундук. На столе кружка и недочитанная книга. Люк переставляет кружку, проводит пальцами по странице, складывает книгу, убирает в сундук. Нужна помощь, но чья? Сила подскажет.

Люк садится на полу, собираясь медитировать. Медленно выдыхает. Вдох. Выдох. Сила везде, вокруг. Она чувствуется как тонкие серебристые нити, опутавшие все. На его руках. На кружке. На сундуке. На стенах. Вдох. Выдох. Спящие ученики — спокойствие от одних, смятение от других. Плеснуло черно-багровым от Бена — даже во сне тому нет покоя. Но вокруг тишина, серебристые нити становятся единым полотном — чуть подрагивающим и мерцающим, невесомым. Весь мир, кажется, может уместиться на ладони и одновременно такой огромный. Словно легкое дуновение ветра откуда-то. Теплый, ласковый ветер, зовущий к себе и проходящий сквозь тело. Здесь Сила, здесь ответ. Вдох. Выдох. Обстановка вокруг меняется. Теперь это палуба корабля. Но пелена исчезает — Люк снова у себя в комнате, но не один. Он удивленно смотрит на юношу — его лицо кажется смутно знакомым, будто очень давно видел на старой голозаписи, но кто это, Люк не знает. Не может вспомнить, но понимает, что вспомнит потом.