"Я - человек. И мое имя - Энакин!"5 читателей тэги
#чей-то датапад + #форсбонд с другими тэгами
Такой вот Альянс...
Интересно, это Доктор - спутник Скайуокеров или Скайуокеры спутники Доктора? Так или иначе, этот Альянс мне нравится.
О грустном.
Кошмары не давали покоя. «Энакин, помоги!» — издалека слышал он голос матери и вскакивал в ледяном поту. Каждый раз так. Он чувствовал, что что-то случилось, нет, он знал! И не поделиться ни с кем — его бы не поняли, ведь все джедаи выросли при храме, один он помнит свою мать и родину. Впрочем, родную планету он предпочел бы не помнить — песок, раскаляемый двумя солнцами, рабство, криминал и прочие «радости» жизни. Но мать... Как можно уйти, выкинув все из головы, забыть, отстраниться? И вот теперь... Мягкий, приятный бриз с озера на Набу не приносил облегчения. Голос Падме и ее близость рядом — тоже. Все только еще больше мешалось в голове, создавая полный сумбур. Руками бы выдрать эти кошмары из памяти... да невозможно. Падме чуткая, она все поняла, коротко сказав «твоя миссия — охранять меня, а я хочу лететь на Татуин». Спасибо ей.
Татуин встретил их густой, одуряющей жарой, особенно неприятной после Набу и нейтрального, стерильного воздуха корабля. Привычная когда-то разноголосица, мелькание лиц разумных всех возможных рас не отвлекали Энакина — он точно знал, что ему здесь надо, поэтому они с Падме вскоре были на ферме Ларсов. Недолгий разговор — и Энакин сорвался, едва услышав про тускенов, оседлал стоящий рядом спидер, как дикое животное, и помчался в пустыню, оставив Падме под присмотром родни. Он не смотрел, куда несется, только сердце колотилось набатом — «скорее, скорее».
Хорошего это ничего не предвещало — встреча с тускенами всегда грозила опасностью, все фермеры это знали и старались не пересекаться с кочевым народом. Энакин гнал весь день, и только к вечеру заметил поселок тускенов. Кровь кипела внутри, его вела сама Сила — Энакин прорезал стену хижины световым мечом. Там его мать, он чувствовал. И оказался прав. Привязанная к какой-то изгороди, как животное, измученная... он распутывал веревки, ругаясь про себя, чувствуя, как в нем закипает ярость... Положил ее на земляной пол, сел рядом, и только гладил по голове, понимая, что от этого легче не станет, но что еще он мог сделать?
Энакин чуть не плакал, сдерживаясь из последних сил:
— Мама, что же они с тобой сделали?.. Все хорошо, все уже хорошо!
— Сынок... это ты? Ты стал джедаем... — голос матери был слишком слаб. Энакин только кивнул — да, мол, стал джедаем, да, я тебя спас...
Любовь и пламя.
Обьятия Падме так нежны, так легки... пламя готово разгореться, и неизвестно, какое пламя — любви или ярости. Он бы сгорел в пламени, только бы она была с ним!
Сгорел... бы... Воспоминания о боли возвращаются. Дыхание непривычно шумное, и Падме — она исчезает, истаивает — или это Энакин больше не чувствует ее? Не потому, что обнимает ее в ответ металлической рукой, а потому, что...
Дарт Вейдер один в камере медитации. Сколько времени прошло? Его внутренние часы никогда не сбивались, и они говорили о пяти минутах. Что ж, можно еще. Вдох. Выдох. Боль. Огонь.
— Я не могу не думать о плохом, — металлическая рука не чувствует, но Энакин знает, что не причиняет боли Падме, что объятия не слишком сильны — ровно так, как нужно. — Плохое уже случилось, — глухо роняет он.
То, что было сейчас — морок или очередное видение? Огонь, маска, капсула... Снова видение? Наваждение? Что это было? Очень странное чувство в Силе — холодное, жесткое...
— Конечно, я помню, — голос звучит тепло, Энакин приникает к губам Падме, мягким и податливым, сминает ее волосы, пахнущие цветами, название которых никак не удается запомнить. Поцелуй выходит долгим и тягучим. Жаль, что время нельзя остановить, это неподвластно даже с его способностями... Наконец Энакин разрывает поцелуй, но не размыкает объятий.
— Ты удивительная. Ты веришь в меня. Одна из немногих, кто верит, несмотря на то, что я — не свет. Я — пламя, которое может тебя сжечь...