* * *

…Голодный рык собаки Баскервилей сопровождает персонажей и зрителей на протяжении всего фильма, изредка проносясь над унылыми девонширскими просторами и сливаясь с таинственной музыкой Владимира Дашкевича. Ужас не виден, но слышен.

Парадоксально, но фильм «Собака Баскервилей» оказался самым «целомудренным» по части демонстрируемых ужасов и зверств по сравнению с остальными сериями «Приключений». И, кстати говоря, самым ироничным, что, вероятно, как-то связано.

« - Скажите, Бэрримор, - спрашивает своего слугу сэр Генри, - а это ваш каторжник… ну, то есть, ваш родственник, действительно видел на болоте эту чёртову собаку?

- Не видел, сэр. Но слышал.

- Ну и что? – интересуется хозяин Баскервиль-холла, подставляя бокал под очередную бутылку вина.

- Уверяет, что очень страшно».

Неудивительно, что премьера «Собаки» на советском телевидении породила неослабевающую до сих пор волну народных анекдотов, в том числе такой:

«- Скажите, Бэрримор, - спрашивает сэр Генри. – А что это за ужасный вой был сегодня ночью?

- Это собака Баскервилей, сэр.

- А что за леденящее душу безмолвие наступило днем, Бэрримор?

- Это рыбка Баскервилей, сэр.

- А что это так ужасного чпокнулось сейчас?

- Это овсянка, сэр».

Конан Дойл сам виноват, что подсказал режиссеру Масленникову этот художественный приём: обойтись без демонстрации смертоубийств и прочих ужасов, просто наполняя атмосферу фильма воем неведомого существа – постановщики уверяют, что «голос» собаки был смонтирован из рычаний и мычаний самых разных животных, в том числе телёнка.

Другие серии «Холмса» тоже не спешат окунать голову зрителя в море крови или пугать до смерти. Весь ленфильмовский «Шерлок Холмс» держит табу на натурализм, даже в сценах гибели персонажей внимание зрителя переключено с подробностей процесса на смысл произошедшего. Мормон и многоженец Енох Дреббер умирает не потому, что отравлен ядом, а потому что это благородная, - даже не месть! а – дуэль! Шантажист Милвертон погибает от мести женщины, а не от разряженного в него револьвера. В этом эпизоде Конан Дойл приходит на помощь постановщикам фильма. Как избежать натурализма, если в кабинете, где происходит убийство, горит яркий электрический свет? (Эта техническая новинка упомянута в рассказе.) Дойл подсказывает: на Милвертоне «был какого-то полувоенного вида френч бордового цвета». Режиссер одевает шантажиста в красный халат, и – условность соблюдена! – леди в упор расстреливает Милвертона, но зритель избавлен от зрелища крови. Ни кровинки – просто красный халат и всё. Как тут не вспомнить реплику зловещего Председателя по кличке «Чистая смерть»: не люблю крови.

Лишь однажды режиссер Масленников перешагнул правила ранее условленной игры. Как тот неизвестный доброжелатель, который, не найдя в газете нужных слов, дописал чернилами о самом ужасном – о торфяных болотах. В заключительном фильме «ХХ век начинается» он позволил, чтобы полковник Старк, такой же фальшивый, как и шиллинги, которые он тайно чеканит, отрубил большой палец правой руки молодому инженеру-гидравлику. Весьма натуралистичная сцена, да и весь эпизод с гидравлическим прессом подан в духе триллера а-ля Хичкок. Режиссер нарушил канон – им же выбранный подход к экранизациям рассказов Конан Дойла. Мог ли он, по-иному, не так кровожадно перенести на экран сюжет «Пальца инженера»? Зная, на какие хитрости режиссер шел в предыдущих сериях, чтобы завуалировать на экране ужасное, можно с уверенностью ответить: безусловно, мог. Но в этой серии поставщик играл уже в другую игру. Впрочем, не будем забегать так далеко вперед – аж в начало ХХ века.

Продолжение следует…

----------------------------------------------------------------------[/MORE]