Свиристельня тэги

Я ходил до тебя по острому и ледяному,

я ходил до тебя там, где камни лапы изрежут.

Слышал крики, и бульканье крови, и тихий скрежет.

Заставлял свою совесть протестовать всё реже.

Одинаково лгал живому и неживому.

Ты и смотришь не видя, и слушаешь не понимая.

Я — дурак! — был уверен: таких не осталось на свете.

Ты такая смешная, что хочется едко ответить,

ты настолько живая, что проще тебя не заметить,

растоптать и заставить стоить по номиналу.

Жаль, что знать тебя не желал — и не понял раньше

(мне, должно быть, впервые в жизни чутьё изменило):

ты всё время со мной, куда бы ни уходила.

Невесомо жалеешь, касаешься неощутимо,

и сочувствуешь без унижений. И бьёшь без фальши.

След способна поймать растаявший и незримый,

свет способна заметить не только в себе самой.

Я плетусь за тобой, от счастья смеюсь с тобой,

я молчу с тобой и в небо гляжу с тобой,

открываюсь тебе — и тебя уступаю другим.

Непривычными кажутся векторы светофоров.

Видно, в матрице города нынче случились сбои.

Я не стану тебе говорить, что чего-то стою,

не признаюсь тебе, как печально бывает порою,

Просто стану другим как смогу (постараюсь — скоро).

Ты висишь во мне, зомбируя и маня. Ты во мне затихаешь таким леденящим пульсом, что когда нет тебя — то немножечко нет и меня. Только это и не замусолено, и не грустно. Это как бы мелодия, но притом без игры, это как хвостовая боль в пра-пра-памяти: так же ясно, как те подтаявшие миры, что на чашках кофейных бесята малюют пальцами. Мутновато, как будто бы в склепе очнуться вдруг, но при этом ты — вот он, живой, под танцующей пылью, и пытаешься вспомнить нездешний подземный звук, что позвал тебя ночью, когда все собаки выли.

Ты-во-мне не даёшься, стреноживая и дробясь, заставляя угли цвести, опуская мне руки. Интересно — не станет меня, что останется от тебя (той тебя, что всегда во мне)? Пустота и звуки? Ожидание перешёптывающихся теней? И в блокноте такие слова, что мощнее взрыва?

Я хотела сказать так много тебе-во-мне… а в итоге вышло так мало, невнятно и криво.

Закинь лицо. Глаза зажмурь.

«Побудь со мной» — проси у Бога.

Так после слёз, так после бурь

Ты успокоишься немного.

Заметь: всё стихло, и твоя

Душа — как город на рассвете.

Желанны волны забытья,

Но мир не пустит в воды эти.

Недавно гул дневной исчез,

Но миг покоя быстротечен:

Сквозь тускло-серый свет небес

День суеты бежит навстречу.

Шаги всё ближе: он спешит

Скорее тишину разрушить,

И снова шум людей, машин…

Так мысли заполняют душу.

Что ж до меня, то всё своё

Я с лёгкостью отдам отныне

За миг ухода в забытьё:

Закрыть глаза. Лицо закинуть.

Вот стул, вот стол, в углу — кровать,

А через час — рассвет.

Ну как же мне не тосковать,

Когда сомнений нет,

Что жизнь жестока и пуста,

И мы обречены

Влачить подобие креста

За призраки вины.

Другие люди мук таких

Не знали отродясь.

Не только в душу — даже в стих

Проникли боль и грязь.

За то (я думаю) свержён

Денница был с небес,

Что различил, прищурясь, он

Наивность всех чудес.