Я сегодня встала в пять ура и ничего не ела и, что хуже, не пила до половины шестого вечера; так вышло. Зато я работала, ух, как я работала: восемь часов проторчала на складе, из них шесть распаковывала тяжёлые коробки и переупаковывала их содержимое в ещё более тяжёлые коробки. Переупаковывала, переупаковывала и всё переупаковала! Нет, я по-прежнему офисный планктон, но так вышло.
скрытый текстНа складе хоть залейся питьевой воды, у меня с собой была гречневая каша, и можно было попросить заказать готовый обед на ещё одну трудовую единицу, в смысле, меня, но сначала я была настолько злой, а немного позже — настолько злой и уставшей, что мне ни еда, ни вода в горло не лезли. Третий такой день за два месяца, причём лучший из трёх — он хотя бы закончился на час раньше обычного; если бы я поехала на склад не сегодня, а в прошлый понедельник, то вкалывала бы до пяти. А так я уже в четыре сидела в служебном автобусе, болела головой то ли от недосыпа, то ли от обезвоживания и мечтала побыстрее оказаться дома и о королевской ватрушке.
Я весь день была так зла на обстоятельства и на себя за то, что в них оказалось, и от усталости злилась ещё больше — думала, лопну от злости. Но доползла домой, опрокинула в себя стакан минералки, выхлебала миску острого чечевичного супа с капустными беккенами вприкуску, и — да, уполовинила ватрушку под чай с уже почти неактуальным названием «Виват, Британия!» (2019-й — «Год музыки Великобритании и России»), но зато с лепестками лилии, сушёной морковкой и, кажется, арахисом; зачем в чае арахис, не говоря уж о моркови, не знаю, но чай вкусный, с лёгким сладким запахом, отличный чай, в общем, я уже не злюсь, только сил нет совсем.
И как-то надо хотя бы голову помыть, у меня такое ощущение, будто вся пыль с коробок осела на волосах, но я весь день делала только то, что надо, и больше уже не могу.
