* * *

От размышлений о городе, построенном из обломков кораблекрушений, я плавно перешла к размышлениям о другом тропе, бередящем сердце именно так, как мне нравится.

Впервые он мне встретился в одной из легенд о доме Тайра. Не в «Повести о доме Тайра», а именно в легенде, скорее всего, в переложении Хирна, но названия в сборнике я сейчас не вспомню; я даже названия сборника не вспомню, если уж на то пошло. Впрочем, эта история существует не только в изложении Хирна, детали её в разных пересказах могут отличаться, но общий смысл таков: не все представители дома Тайра погибли, некоторым — довольно многим — удалось уцелеть и они скрылись от гнева победителей в глуши лесов (или гор). Сюжет этих легенд обычно заключается в том, что спустя много лет после войны Тайра и Минамото герой случайно натыкается на такое тайное поселение и поражается благородству и красоте его обитателей, а также их старинным манерам, старинным одеждам и речам на стародавний манер — то есть, предполагается, что Тайра в своей добровольной изоляции продолжают жить так же, как жили в XII веке.

Второй раз я нашла этот троп в фэнтезийной трилогии Ричарда Моргана «Страна, достойная своих героев». (Кстати, не понимаю, почему «Видоизменённый углерод» этого же автора экранизировали, а её нет. Главный герой — гей, фехтовальщик и чёрный маг, главная героиня — чернокожая лесбиянка-учёная, также в наличии серо-буро-малиновая мораль, драконы и разумные инопланетные компьютеры, что ещё нужно? И оставьте в покое «Властелина колец» и «Сильмариллион». Ладно, что-то я отвлеклась.)

Так вот, один из третьестепенных героев (и по совместительству один из любовников главного героя, что, конечно, добавляет огня) — наследник королевского рода, пребывающего в давнем изгнании со своим двором. Живут они почти как цыгане из романов, только цыгане в своих крытых повозках странствуют от одного поселения к другому, а этот нищий королевский двор скитается по лесам и болотам не то что в глуши, а, скорее, даже на изнанке мира. По сути, из королевского у них осталась только память, но память эта сильна и держатся они за неё крепко; или она их держит.

И я думаю — это уже не из книги, это я сама думаю, глядя очами души своей на смутный, неопределённый образ принца-оборванца с величавой осанкой — о добровольном изгнании в никуда, а вернее, куда подальше от бурлящей жизни в королевстве, где ныне правит другой род; об истлевших шелках, о потускневших драгоценностях, о свято соблюдаемых правилах старинного этикета; о легендах о великом прошлом, передающихся из поколения в поколение, и с каждым поколением становящихся всё бледнее и скучнее; о скудном, бедном, бессмысленно гордом настоящем; о будущем, которого нет.

И те, кто хочет будущего, кто достаточно силён для будущего — молодые, здоровые — бегут от этой безнадёжности. Они не предатели, они просто хотят жизни во всей её полноте, и когда просят у своего принца дозволения на время — конечно же на время! — отлучиться, в сердце своём они умирают от стыда. А принц, зная, что они лгут, прощает их без слов и отпускает с улыбкой.

Есть те, кто уходит, и те, кто остаются. Остаются старики, живущие воспоминаниями о былой славе своих прадедов, остаются те, кто боится большого мира, остаются немощные — телом и разумом, потому что несколько поколений брачные союзы заключались внутри очень небольшой группы людей, что на детях, родившихся в результате этих союзов, отразилось предсказуемым — и не лучшим — образом. И все они любят своего принца.

Поэтому остаётся принц. Нет, ему не туманит голову собственная родословная и всеобщее обожание. Но его растили как правителя, как короля, а всё, что принц знает о королях, он знает из легенд. В легендах короли благородны, добры и заботятся о народе. Его народ — горстка нищих стариков, трусов и безумцев, но это — его народ.

И принц-оборванец заботится о своих людях, как может и как умеет, и перечитывает при свете свечи одни и те же старые книги, и носит свои лохмотья с тем же достоинством, с которым его предки носили сияющие доспехи. И улыбается, поскольку народ не должен видеть своего короля в унынии.

Настоящий же король — ну, тот, который сейчас сидит на троне — обычный самодовольный мерзавец, которого заботит лишь собственное благополучие. А слухам, что где-то в глуши живёт наследник свергнутого королевского рода, давно уже не верят даже городские дурачки.