Baby, I am so lonely, lonely, lonely

Иногда ты делаешь меня счастливой. Иногда ты комфортишь меня так, как никогда ДО, но потом ты исчезаешь в череде инфоповодов и не сделанных домашних заданий.

А мы по-прежнему курим на балконе, я жмурюсь апрельскому солнцу и ты, улыбаясь, смотришь на меня:

- Ммм? - сложив руки на деревянной раме, высовываюсь навстречу холодному весеннему ветру.

- Да нет..., - усмехаешься, - иногда замечаю, как отрасли твои волосы.

- Много?

- Ага...

Ленивый диалог и едва греющие солнечные лучи. Это мы с тобой в апреле 20-о года, в Москве, без единой надежды выбраться из этого ада здесь и сейчас или хотя бы через пару месяцев. Иногда меня схватывает истерика и я начинаю плакать; часто мне снятся горы трупов; редко ты говоришь о том, что находишься в действительно стрессовой ситуации. Мы будто бы во времена Апокалипсиса - застряли в своих временных убежищах. По городу - патрульные на машинах с громкоговорителями, а у нас даже нет возможности купить снаряжение (читай, маски).

Мы бессильны и заперты в своём бессилии.

Ты говоришь, что скоро это закончится - все преграды и оковы спадут, мы наконец-то станем свободными. А вокруг нас - безмолвие весенних пустынных улиц.

Детка, мне так одиноко, так одиноко.

Но я смотрю на тебя? и одиночество скукоживается. Оно не разрастается ядовитыми побегами зеленого плюща, обвивающим по обыкновению мои чувства. Я бы делила их между вами, но вы не делите меня ни с кем.

- Ты что, хочешь прожить со мной всю свою жизнь?

- Нет, что ты, просто строю планы, в которых есть ты и я.

- Но... Я хочу попробовать секс с девушкой. Секс с ней, ты знаешь.

- Я знаю.

Ты говоришь:

- Эй, я не буду тебя ни с кем делить.

Зачем делить, если можно ПОделиться, милая?...

Ты призналась мне, что встречалась бы со мной, если бы не считала себя чудовищно жалкой. И чудовищем тоже. Если бы... Если бы можно было углядеть другую реальность, где ты - не ранена и не искалечена, где ты - жива. Когда ты даешь нам шанс быть счастливыми.

Но ты робко говоришь своей маме о том, что собираешься ко мне. И не говоришь ей о том, кто я и что я. А я возвращаюсь мыслями в прошлое лето, где сидя на балконе в одних шортах и прозрачном бюстгальтере, я смотрю на тебя с не зажженной сигаретой. Я хочу целоваться, трогать, обниматься. Я наклоняюсь к тебе в подъезде под шум дождя, детка, мне так одиноко, поцелуй меня.. Но ты наклоняешь голову и я целую тебя куда угодно - в волосы, в щеку, в ворот, но не в лицо. И ты не говорила. Лишь отворачивалась. И даже на перроне - не говорила.

Как долго ты планируешь отворачиваться?

- А представь, она, как федеральный репортер, приходит к тебе, идеальная и в одежде от Лорана, но ты, ты уже десять лет замужем... И, не знаю, у вас есть дети? Это довольно... Грустно.

Детка, детка, мне так одиноко.

Но ты смеешься и смотришь на меня прямо. Не лукавишь.

И я не лукавлю.

Я с тобой держусь за руку в этом Апокалипсисе.

Пока твои инфоповоды проходят сквозь меня.