* * *

С. А. Никонов
«Кто в море не ходил, тот Богу не маливался». Промысловая колонизация Мурманского берега и Новой Земли крестьянами и монастырями Поморья в XVI - XVIII вв.

Совсем мне не понравилось. Материала вроде бы набрано много, но какой-то ясной картины в общем не создается. Четверть текста историография с источниками. Есть цветные иллюстрации, карт нет. Полиграфия неплохая.

скрытый текстРайоны колонизации и промышленники
скрытый текст
Под Мурманским берегом понимается побережье Кольского полустрова от норвежской границы до мыса Святой Нос. Он располагается в субарктической зоне и входит в тундровую зону, однако благодаря Гольфстриму прибрежные районы берега богаты рыбой - до 150 видов, из которых 20 - промысловые. Из последних основное значение имели треска, пикша, палтус и семга. Рыболовство здесь существовало с древнейших времен, русские рыбные промыслы начали развиваться с XVI века.
Мурманский берег делился на два промысловых района - западный Мурманский конец (от Варангер-фьорда до западного побережья Кольского залива) и восточный Русский конец (от восточного побережья Кольского залива до мыса Святой Нос).
Первые документальные свидетельства существования русских становищ (баз промысловых артелей) на Мурманском конце относятся ко второй половине XVI века. Писцовая книга Кольского уезда 1608 - 1611 годов фиксирует здесь уже 21 становище со 122 избами и 88 скиями (амбарами для хранения соленой рыбы). Большая часть становищ (17 из 21) располагалась на п-ове Рыбачьем, остальные в Мотовском заливе. Число изб в крупнейших становищах доходило до 21, ский - до 13. К крупным становищам (более 5 изб) относилось 9 из 21.
В более поздних документах XVII века встречаются лишь отрывочные сведения о местных промыслах. В таможенных книгах 1703 - 1704 годов упоминаются 14 местных становищ (в т. ч. 7 на п-ове Рыбачьем и 5 в Мотовском заливе). На 1710 год известны 15 становищ (в т. ч. 4 на п-ове Рыбачьем и 11 в Мотовском заливе), на 1760-е годы - 22, на 1796 год - 7.
В целом, в XVI - XVII веках промысловая деятельность концентрировалась в районе п-ова Рыбачий, что было связано с развитием международной торговли, в XVIII веке, с прекращением международной торговли, центр промысловой деятельности смещается ближе к Коле.
Промысловые становища на Русском конце также впервые упоминаются источниками второй половины XVI века. Писцовая книга 1608 - 1611 годов фиксирует здесь 30 становищ (74 избы, 2 скии), но большей частью мелких (только в 4 из 30 имелось по 5 - 6 изб) и рассредоточенных по всему побережью.
Другие сведений за XVII век опять же почти не имеется. В 1706 - 1728 годах в книгах судовых пошлин упоминаются, за вычетом двойных названий, 45 становищ, на 1766 год известны 18, на 1796 год - 26. Характер размещения становищ изменений не претерпел, а общее сокращение их числа к концу XVIII века возможно свидетельствует об упадке промыслов.

Среди северных монастырей первыми собственными промыслами на Мурманском берегу обзавелись местные Троицкий Печенгский и Пречистенский Кандалакшский.
Первое становище Печенгского монастыря упоминается уже в 1556 году. Писцовая книга 1608 - 1611 годов знает уже четыре - три на Рыбачьем и одно на Русском конце. В первой половине XVIII века монастырь владел 4 становищами - двумя на Рыбачьем и двумя на Русском конце.
Кандалакшский монастырь владел становищами с 1590 года, в начале XVII века и в первой половине восемнадцатого столетия также ведя промысел одновременно и на Мурманском и на Русском концах.
Николо-Корельский монастырь хозяйственную деятельность на Мурманском берегу вел со второй половины XVI века, но поначалу ограничивался лишь куплей - продажей рыбы и рыбопродуктов. В XVII веке монастырь начал участвовать в местных промыслах в качестве пайщика холмогорских артелей, а с 1680 года вел промысел самостоятельно (имея, впрочем, обычно лишь одно становище).
Во второй половине 1650-х на Мурманском берегу появился свежеоснованный Крестный Онежский монастырь. Он с ходу получил некие рыбные ловли Антониево-Сийского монастыря в Кольском уезде, затем к нему был приписан Троицкий Печенгский монастырь, а в 1658 году обитель обзавелась уже собственным становищем в районе Териберки (Русский конец).
В 1664/65 промысел на Мурманском берегу начал Соловецкий монастырь, лишившийся ранее части своих промысловых угодий в пользу вышеупомянутого Крестного. В 1665 - 1698/99 годах монастырь получил в виде вкладов ряд становищ на Русском конце, а в XVIII веке вел промысел в основном на Кильдине.
Антониево-Сийский монастырь вел промысел на Русском конце со второй половины XVII века, довольствуясь лишь одним становищем.
Холмогорский архиерейский дом в 1685 году царским указом получил в вотчину Веселкину губу на Русском конце. Помимо самого архиерейского дома здесь вели промысел его приписные монастыри - Спасо-Новоприлуцкий и Михайло-Архангельский. Последний в XVIII веке имел и собственное отдельное становище. К архиерейскому дому в конце XVII века был приписан и Троицкий Печенгский монастырь со всеми его промыслами.
Имеются также сведения об участии в промысле двух небольших северных монастырей - Богословского Сефтренского и Преображенского Пертоминского. Первый еще в начале 1630-х годов упоминается как пайщик промысловой артели, а в 1706 - 1728 годах вел промысел в становище на Русском конце. Второй в 1691 - 1700 годах вел промысел на Русском конце в кооперации с одним из холмогорских промышленников.

О численности и составемурманских промышленников в XVI - XVII веков имеются лишь отрывочные сведения. Ведомости сбора судовых пошлин за 1706 - 1728 годы фиксируют здесь ежегодно от 5 до 158 крестьянских и посадских артелей и от 0 до 7 монастырских и, в общей сложности, от 32 до 328 промысловых судов (128 - 1 312 промышленников, из расчета 4 промышленника на судно). Подавляющее большинство артелей представляли т. н. Поморский берег Белого моря (Кемь, Сумский острог) - 54,2% и Подвинье - 29,2%. Примерно 19% от общего числа артелей участвовали в промысле регулярно, из года в год.
Территориальное распределение промышленников оставалось таким же и позднее - примерно половина промышленников представляла Поморский берег, вместе с жителями Подвинья составляя 80 - 90% промысловиков.
Монастырские промышленники большей частью представляли районы расположения соответствующих монастырей: соловецкие - Поморский берег, николо-корельские и холмогорские архиерейские - Подвинье и т. д.

Определенное участие в промысловой деятельности принимало также русское население Кольского полуострова. [Большая часть полуострова входила в состав Кольского уезда, часть побережья Белого моря - Терский берег, до 1775 года была частью Двинского. На большей части территории региона жили саамы, русское население занимало в это время только Терский и Кандалакшский берега Белого моря и сам город Кола.]
По писцовой книге 1608 - 1611 годов жители Кольского уезда составляли большинство среди владельцев становищ на Мурманском берегу, владея 103 из 155 становищ на Мурманском конце и 21 из 68 - на Русском. Из 124 владельцев 80 были жителями Колы и 35 - Кандалакши. Из 80 кольских владельцев 69 были местными посадскими людьми и девять - стрельцами. Общее число становищ в их собственности, впрочем, было невелико - 11? на Мурманском конце и 8 - на Русском [так в тексте].
К началу XVIII века кольские стрельцы составляли видимо уже большую часть местных промышленников - на 1704 год 92 из 100 кольских судов, промышлявших на Мурманском конце принадлежало местным стрельцам и только 8 - посадским. В том же году на Мурманском конце промышляло и 60 судов крестьян Кандалакшского берега. К концу XVIII века, с ликвидацией местного стрелецкого гарнизона, роль военных в промыслах сошла на нет.
На 1764 год из общего числа жителей уезда (русские волости и посад Колы) в мурманских промыслах участвовало примерно 22% (322 чел. из 1 447 взрослых мужчин и женщин) и 22% дворов (53 из 239). На 1785 год - уже 40% уездных ревизских душ (527 из 1 306), без учета самой Колы.

О возрастном составе промышленников можно судить по реестру выдачи паспортов крестьянам Соловецкого монастыря (1744 - 1757 годы). Большинство (от 48 до 88%) находилось в возрасте 16 - 35 лет, от 1 до 8% промышленников составляли подростки (11 - 15 лет), дети младше 11 лет почти не встречались, мужчины старше 50 лет также встречались редко. Дети и подростки выполняли в основном вспомогательные работы на становищах - распутывал снасти, разделывали рыбу, готовили пищу. Пая своего они не имели и получали вознаграждение либо деньгами (сколько заплатит промышленник), либо в натуральном виде - по рыбине от тюка. Среди организаторов и руководителей промыслов изредка встречались женщины.

Архипелаг Новая Земля располагается в арктической зоне, большей частью покрыт льдом и непригоден для жизни, однако здешние места богаты промысловым зверем - моржом, тюленем, нерпой. Документальные источники фиксируют присутствие здесь русских промышленников со второй половины XVI века. Промысел морского зверя велся в районе острова Южный, севернее промышленники не ходили.
Монастыри в местном промысле участвовали очень скромно. Пинежский Богородицкий Красногорский монастырь вел промысел у Новой земли во второй половине XVII века, отправляя за морским зверем 2 коча в летнее время. В 1701 году один из монастырских кочей разбился, была потеряна вся добыча, понесенные убытки видимо вынудили обитель прекратить новоземельский промысел.
Николо-Корельский монастырь вел промысел у Новой земли в 1690 - 1701 годах, прекратив его по неизвестным причинам (возможно из-за запрета навыход в море из-за начавшейся шведской войны).
Холмогорский архиерейский дом начал промысел здесь лишь в 1694 году, однако уже в 1695 году два из трех кочей дома разбились вместе с добычей, в 1696 году снова разбился один из трех холмогорских кочей, после чего видимо промысел у Новой земли был прекращен.
Определенных сведений о промысловых становищах на Новой Земле не имеется. Численность промышленников участвововавших в новоземельских промыслах неизвестна даже ориентировочно, однако несомненно была много ниже мурманской. О составе новоземельских промышленников в XVI - XVIII веках также полноценных сведений не имеется. Подробные сведения о территориальном происхождении промысловиков имеются лишь для артелей одного из промышленников конца XVIII века (1795, 1797 - 1799). Среди них явно преобладали жители Пинежского, Архангельского и Холмогорского уездов. Так, на 1795 год 48% промышленников представляли Пинежский и 31% - Архангельскийуезды, на 1797 год 24% промышленников представляли Пинежский, 22% Архангельский и 22% Холмогорский уезд и т. д. Монастырские промышленники также в подавляющем большинстве представляли Пинегу и Подвинье.

Инфраструктура промысловой колонизации
скрытый текст
Промысловые становища состояли из жилых и хозяйственных помещений. Жилые включали обычно избу / избы с сенями и поварнями, хозяйственные - скею (амбар для хранения рыбы), сальник - помещение для вытапливания и разливки рыбьего жира, амбары для хранения продуктов, снастей и проч. На части становищ имелись также бани. Монастыри обычно владели становищами единолично, крестьянские / посадские / стрелецкие всегда были в коллективной (паевой) собственности. В межсезонье монастырские становища охранялись нанятыми караульщиками - в основном из местных саамов.

Для промысла на Мурманском берегу использовались небольшие суда - 4-местные карбасы и шнеки. Для доставки припасов на промыслы и вывоза добытой рыбы использовались более крупные суда - лодьи, соймы, кочмары. В 1714 - 1719 годах вышла серия указов требовавших от местных судостроителей строить суда на западный манер и помимо традиционных лодей и пр. здесь появились «новоманерные» яхты, гукоры и донкшоты. Часть местных монастырей (Соловецкий, Кадалакшский Пречистенский) очередную петровскую дурь игнорировала, продолжая пользоваться судами старых типов. Указы 1730 и 1749 годов разрешили местным судостроителям вернуться к строительству прежних типов судов и к концу XVIII века среди крупных судов преобладали те же лодьи и кочмары.
Монастыри и отдельные промышленники имели собственные крупные суда (Соловецкий монстырь в XVIII веке - 8 штук). Промышленники своих крупных судов не имевшие договаривались о доставке припасов, вывозе рыбы и проч. с владельцами таких судов.
К Мурманскому берегу крупные суда обычно ходили два раза в сезон. Первый раз в мае-июне - доставляли на становища припасы и забирали весенний улов. Во второй половине августа - начале сентября они приходили снова - забирали летний улов и самих промышленников.
У монастырей с крупными судами к промыслам ходили монастырские приказчики, осуществлявшие общее руководство и морскими перевозками и промыслами. Приказчики назначались из числа монастырских старцев, монастырских слуг и служебников, архиерейских детей боярских (Холмогорский дом). Приказчики и поверенные могли руководить промыслом и в крестьянских артелях - при отсутствии на промысле хозяина и проч., однако такое случалось нечасто.

К Новой Земле ходили в основном на кочах, одномачтовых парусных судах с округлыми бортами, длиной до 21,3 м и шириной до 6,4 метров. Ближе к концу XVIII века коч видимо вытесняется другими типами судов - лодьей, «новоманерным» гукором и проч. Постоянных становищ на Новой Земле не имелось и все необходимое для промысла бралось с собой. Суда к Новой Земле обычно выходили в мае - июне.

Подготовка к промысловому сезону начиналась с осени - готовились суда, снасти, запасались продукты и соль для засолки рыбы, собирались артели, заключались разнообразные соглашения - о вывозе рыбы и т. д. В монастырях всем этим занимались соответствующие монастырские службы. Снасти, в частности, покупались монастырями у местных производителей.

Промысел велся артелями, хотя сам термин артель в источниках XVI - XVIII века практически не встречается - соответствующий коллектив именовался «промышленниками», «товарищами» или (по району промысла) «мурманщиками» и «новоземельцами».
Артели имелись как малые, соответствующие одной производственной единице (на Мурмане - карбасу), так и большие, включавшие несколько малых. Большие артели могли накануне или во время промысла создавать временные объединения. Так, мурманские артели объединялись в т. н. мойвенные артели для совместного лова мойвы, служившей наживкой для трески и палтуса. В новоземельской практике большие объединения назывались котляной.

Малая мурманская артель обычно состояла из 4 человек: кормщика-руководителя, тяглеца (отвечал за метание и вытягивание основной рыболовной снасти - яруса), весельщика (греб веслами во время забрасывания снасти) и наживотчика (наживлял крюки наживкой и снимал с них пойманную рыбу). К ним добавлялись упомянутые выше мальчики-зуйки, выполнявшие вспомогательные обязанности.
Малая новоземельская артель включала гарпунщика (обычно организатор артели или назначенное им лицо), носошников (помощников гарпунщика), забочешников (следили за ремнями которыми крепился гарпун и привязанными к ним поплавками-бочешками), кормщика и его помощников - полукормщика и полууженика.

Руководителем артели всегда был кормщик (иногда называвшийся карбасником), рядовые промышленники именовались обычно покручениками или «товарищами». У них имелась своя иерархия отражавшаяся и на размере пая: тяглец - весельщик - наживотчик.
В больших мурманских артелях на конец XVIII века обычно имелось не более 20 промышленников. Так, на 1796 год 48% артелей включали до 10, а 38% - до 20 промышленников. Из числа монастырских наиболее крупными были соловецкие - во второй половине XVII века монастырь отправлял на весенний лов от 16 до 32 промышленников, а в XVIII веке - по 16 - 24.
Новоземельские артели были крупнее, обычно включая более 10 промышленников на одном судне. Численность больших артелей могла доходить до полусотни человек. Так, поверенный Выгорецкого старообрядческого общежития С. А. Пушко в 1797 году отправил на промысел 49 промышленников на трех судах, Холмогорский дом в 1696 году послал на промысел 45 промышленников и т. д.

По форме организации артели могли быть единоличными (с одним хозяином-организатором) и складническими (несколько хозяев на паях). Помимо этого имелись артели организованные несколькими отдельными промышленниками, на равных участвовавшими в промысле своим трудом и средствами производства (судами и снастями). Артели такого типа встречались в основном у жителей Колы. Для новоземельских артелей характерно было присутствие в составе коллектива уженника - пайщика, лично участвовавшего в промысле.

Единоличные и складнические артели комплектовались в основном вольным наймом. Соловецкий и Крестный Онежский монастырь использовали также свои вотчинные ресурсы понуждая крестьян выставлять («избирать») промышленников из своей среды. «Избранные», впрочем, могли и отказаться идти на промысел, но обязаны были предложить вместо себя другие кандидатуры. Договорные отношения в крестьянских артелях оформлялись в основном устно, у монастырей - в письменной форме.

Расчет с артелью происходил по окончании промысла. Принцип распределения доходов был видимо общим для крестьянских и монастырских артелей - организатор получал 2/3, артель - 1/3 дохода. Внутри артели доход распределялся в зависимости от статуса ее конкретного члена. Этот основной доход промышленника именовался обычно покрутом или паем.
Помимо этого промышленники получали другие выплаты, известные в основном по документам местных монастырей. Так, перед началом промысла (а при необходимости - и во время) кормщику и покрученикам давались беспроцентные ссуды (в натуральном или денежном виде) и задатки, вычитавшиеся из их дохода по окончании сезона.
Еще одной распространенной выплатой являлся свершонок. В большинстве случаев он выдавался только кормщикам, в одних случаях - после окончания промысла, в качестве дополнительного вознаграждения, в других - перед выходом на промысел (Соловецкий и Крестный Онежский монастыри). Монастыри Поморья и Холмогорский дом свершонок выдавали перед промыслом и кормщику и покрученикам - в качестве оплаты дорожных расходов. При любом варианте выплаты свершонок являлся безвозмездной наградой и возврату не подлежал.
Соловецкий и Крестный Онежский монастыри практиковали также выплату кормщикам полового (половинного покрута) - в конце промыслового сезона.
Практиковались также разовые безвозмездные выплаты для поощрения кормщиков или всей артели - поискание и потешение (встречаются в документах Николо-Корельского и Крестного Онежского монастырей). Они могли выдаваться как перед промыслом, так и после.

Во второй половине XVII века кормщики мурманских монастырских промыслов получали от 1 до 3 рублей свершонка, покрученики (Холмогорский дом и Николо-Корельский монастырь) - от 0,6 до 0,75 руб, в первой половине XVIII века - от 1,5 до 3 руб. и от 0,7 до 1,2 руб. соответственно. Во второй половине XVIII века промысел на Мурмане сохранялся только у Соловецкого монастыря, платившего своим кормщикам к концу столетия уже по 5 рублей свершонка.
Размер ссуд выдаваемых промышленникам был невелик. Николо-Корельский монастырь в конце XVII века давал кормщикам от 0,3 до 1,5 руб., покрученикам - от 0,2 до 0,6 руб. Холмогорский дом в конце XVII века давал кормщикам 0,4 - 0,5 руб., покрученикам - от 0,15 до 0,39 руб., в середине XVIII века - до 4 и 2 руб. соответственно.
Соловецкий монастырь в 1670 - 1690-х годах давал покрученикам ссуды в размере 1 руб., в 1754 - 1756 годах задатков кормщикам - по 4 руб., покрученикам - по 3,5 руб., в 1761 - 1763 годах, и тем, и другим - по 5 руб.
В крестьянских мурманских артелях также практиковалась выплата свершонка кормщику - к концу XVIII века до 3 - 5 рублей «смотря по старанию» (и видимо в конце сезона). Кормщики могли получать также и половое.
Поискание / потешение, нерегулярно выплачиваемое кормщикам Крестным Онежским монастырем, на 1671 год составляло всего 0,4 руб., на 1672 год - 0,10 руб.
Новоземельские монастырские артели получали перед выходом на промысел безвозмездные дачи на обувь (небольшие - от 0,03 до 0,75 руб.) и возмездные ссуды (размер которых неизвестен).

Основной доход, как уже отмечалось, обычно делился между хозяином и артелью в пропорции примерно 2 к 1. При сохранении общего принципа на практике могли применяться разные схемы разделения доходов.
Так, в крестьянских артелях Поморского и Карельского берега на 1743 год весенний улов делился пополам между хозяином и артелью, 3/4 летнего шло хозяину и 1/4 - артели (в целом хозяин получал 1,25, а артель 0,75 общего дохода). Каждый член артели получал равную долю основного дохода, однако кормщику дополнительно выплачивались свершонок и половое. В артели Алексея Елизарова (1743 год) при применении описанной схемы каждый промышленник получил по 14,5 руб. (11,5 руб. из весеннего и 3,5 руб. из летнего улова), а кормщик - 20? руб. (14,5 + 3,5 полового и 2,5 свершонка). Аналогичную схему оплаты применял в первой половине XVIII века Соловецкий монастырь. В новоземельских артелях использовалась сложная схема распределения дохода по паям.

Размер общих доходов крестьянских артелей неизвестен.
Артели Соловецкого монастыря в последней трети XVII века ежегодно получали от 19,27 до 286,5 руб. дохода, в первой половине XVIII века - от 200 до 1 032 руб., во второй - от 305 до 2 096 руб. Для XVIII века известно и соотношение доходов монастыря и артели, в разные годы оно составляло от 59 до 67% (монастырь) и от 33 до 41% (артель).
Известны также и доходы промышленников монастыря в XVIII веке. В 1710 - 1717 годах покрученик получал от 4,45 до примерно 8,64 руб., кормщик - от примерно 5,66 до примерно 10,45 руб. (покрут + половое, свершонок не учтен). В 1746 - 1793 годах покрученик получал от 7,29 до примерно 43 руб., кормщик - от примерно 13,3 до примерно 69,17 руб. (покрут + половое + от 2 до 5 руб. свершонка). В среднем, доход покрученика составлял в это время примерно 60% дохода кормщика.
В Крестном Онежском монастыре в 1660 - 1686 годах доход артели (после вычетов в пользу монастыря) колебался от 2,93 до 75,4 руб., доход кормщика - от 0,29 до 9,43 руб, покрученика - от 3,5 копеек до 3,14 руб.
Артели Холмогорского дома в 1716 году получили дохода на 43,6 руб. Покрученики (только за весенний сезон) получили почти 0,94 руб., кормщики - почти по 2,37 руб. (т. е. примерно в 1,5 раза больше). В 1750 году артель дома получила 111,4 руб. общего дохода, кормщики - по 1,18 руб., покрученики - по 0,59 руб.
Артель Николо-Корельского монастыря на 1681 год получила доход в 18,08 руб., на 1683 год - 44,49 руб. Кормщики монастыря в 1680 - 1696 годах получали от 2,25 до 9 руб., покрученики - от 1,5 до 2,5 руб., на 1697 год, соответственно, 4,22 руб. и 1,69 руб.
Новоземельская артель Красногорского монастыря в 1668 году получила доход в 90,65 руб., кормщик - 2,8 руб., покрученики - от 0,88 до 0,96 руб. На 1681 год общий доход артели составил 75,18 руб., на 1682 год - 116,02 руб.

Новоземельский промысел был, в целом, более доходным, но более рискованным и требовавшим больших вложений. Доход новоземельских покручеников мало отличался от дохода мурманских, доход кормщиков был существенно выше (на 1682 год - в 7-13 раз). Еще более доходным он (на бумаге) был для уженников - пайщиков, непосредственно участвовавших в промысле. Однако последние, как отмечается, сами вкладывались в предприятие и окупал ли получаемый доход понесенные ими затраты неизвестно.

Технология промысла и объемы добычи
скрытый текст
На Мурманском береге, как уже отмечалось промысел вели на небольших 4-местных судах - карбасах и шнеках. Промысловую рыбу ловили с помощью яруса - веревочной снасти с крюками, с насаженной на них наживкой. Ярус удерживался на поверхности поплавками-кубусами, крепясь ко дну якорями, ставился на несколько часов, после чего вытягивался назад на судно. В качестве наживки использовалась в основном мойва. Последнюю ловили обычно большим неводом сразу с нескольких карбасов, что часто требовало кооперации нескольких артелей. Невод имелся не во всех артелях, не имевшие своего невода артели платили владельцам за его использование.
Выловленная рыба разделывалась и обрабатывалась на берегу - отделялись головы, вынимались внутренности - без удаления хребтины. Добытую весной до Николина дня (9 мая) треску сушили на ветру. После Николина дня сушили только мелкую треску, а крупную засаливали. Засолка производилась традиционным способом, сохранявшимся до XX века - рыбу раскладывали на полу амбара и посыпали солью, затем вывозимую лодьей рыбу снова солили уже разложив на полу трюма, после прибытия на место ее солили в третий раз. Качество такой засолки по отзывам авторов XIX - XX веков оставляло желать и сильно уступало засолке в бочках. Во второй половине XVIII века иногда использовались и более продвинутые методы засолки (в бочках и с удалением хребтины) - обычно для рыбы предназначавшейся для неких значимых лиц.
Тресковые головы сушились и в дальнейшем также шли на продажу. Из печени трески вытапливался жир, разливавшийся затем по бочкам. Тресковые языки солились в бочках, вязигу сушили.
Разделкой и обработкой рыбы занимались сами члены артели.

Сведения об объемах добычи сохранились лишь для монастырей. Выловленную рыбу до начала XVIII века считали поштучно, позднее ее стали взвешивать и учитывать в весовых категориях, однако параллельно сохранялся и поштучный учет. Мелкую рыбу, солимую промышленниками на свой обиход или для монастыря, иногда считали и бочками.
Сушеную, вяленую рыбу и тресовые головы могли считать связками, пучками, кулями, тюками и проч. Тресковое сало, визига и проч. считались пудами и фунтами (сало могло также считаться емкостями - бочками и проч.).
В качестве промысловых пород рассматривались треска, палтус и пикша. Последняя вылавливалась в незначительном количестве. Соотношение улова трески и палтуса многократно и резко менялось, что имеющимися источниками никак не объясняется.
Соловецкий монастырь в 1710 - 1793 годах, по неполным данным, получал от 415,3 до 4 933,4 пудов (6,8 - 80,8 тонн) рыбы и рыбопродуктов (головы, сало, визига и проч.) в год, в т. ч. трески - от 265 до 3 733 пудов, палтуса - от 82 до 1978,3 пудов. Пикши вылавливалось не более 100 пудов, трескового сала получалось не более 254 пудов, вязиги - не более 3,3 пудов.
Крестный Онежский монастырь в 1660 - 1755 годах, по неполным данным, получал от 79 до 1 753 пудов (1,3 - 28,7 тонн) рыбы и рыбопродуктов в год, в т. ч. трески - от 3 до 1 044 пудов, палтуса - от 8,5 до 1 025 пудов. Пикши вылавливалось не более 32 пудов, трескового сала получалось не более 109 пудов.
Николо-Корельский монастырь в 1683 - 1753 годах, по неполным данным, получал от 327 до 1 198,1 пудов (5,4 - 19,5 тонн) рыбы и рыбопродуктов в год, в т. ч. трески - от 115 до 1 100 пудов, палтуса - от 29 до 688 пудов (в обоих случаях - без сушеной рыбы, которой, впрочем, больше 105 пудов в год никогда не делали). Пикши вылавливалось не более 55 пудов, тресковых голов получалось не более 16 пудов, трескового сала - не более 50 пудов, вязиги - не более 2,3 пудов.
Холмогорский дом в 1691 - 1696 годах получал от 700 до 1 568,2 пудов (11,5 - 25,7 тонн) рыбы, в т. ч. от 168,39 до 432,19 пудов трески и от 350 до 1 103,1 пуда палтуса. В 1750 - 1757 годах он получал от 434 до 1 742 пудов (7,1 - 28,5 тонн) рыбы и рыбопродуктов, в т. ч. от 304 до 1 509 пудов трески (не считая сушеной) и от 98 до 193 пудов палтуса. Пикши ловили не более 10 пудов, голов тресковых получали не более 8 пудов, вязиги - не более 5 пудов и трескового сала - не более 54,3 пудов.

Сведений о крестьянских промыслах сохранилось очень мало однако общие объемы добычи крестьянских артелей предположительно намного превосходили монастырские. Так, в 1727 году артель одного промышленника Сумского острога Андрея Елизарова добыла 645,2 пудов (10,6 тонн) рыбы - Николо-Корельский монастырь в том же году добыл, например, 750,2 пуда. В 1753 году на судне того же Николо-Корельского монастыря помимо его собственной рыбы (939,2 пуда) вывозилась добыча 11 кладчиков (покручеников, договорившихся с монастырем о вывозе рыбы) - 566,34 пуда (от 2 до 77 пудов на каждого). По (неполным) сведениям архангельской таможни в 1730 - начале 1740-х монастыри и Холмогорский дом поставляли лишь от 1 до 4% рыбы реализуемой на рынке Архангельска - остальное приходилось на крестьянские артели.

Для значительной части крестьян Поморья рыбный промысел был основой благосостояния. У монастырей большая часть рыбы шла на внутренние нужды и меньшая - на продажу. Так, Крестный Онежский монастырь в 1697 - 1749 годах в течении года расходовал от 41 до 99% получаемой рыбы. Большая часть рыбы (от 29 до 78%) раздавалась по службам монастыря (монастырские села, мельницы, усолье и проч.), на содержание братии и работников тратилось не более 12%, на раздачи и подношения - не более 11%. На продажу шло от 9 до 49% рыбы.
В Николо-Корельском монастыре в 1735 - 1737 годах на содержание служб шло 20 - 32% рыбы, братии и работникам - 21%, на раздачи и подношения 4 - 5% (сведений о продаже нет).

На Новой Земле добывали моржей, тюленей, нерп, белух. В воде зверя били гарпуном, на суше и на льду спицами (тонкими пиками) или из винтовок. Белух загоняли в заливы и узости и ловили крупным неводом. Артели приходили к Новой Земле в кочах, но промысел вели с тех же карбасов (к месту промысла они шли на буксире за крупными судами). Постоянных становищ здесь видимо не было, однако какие-то временные все же устраивались.
Туши убитых животных сваливали в кучу, разбирая и частично обрабатывая в конце промысла. С них сдирали шкуры, выдирали бивни, снимали жир - последний, не обрабатывая, набивали в бочки (вытопка сала производилась после возвращения домой). При богатой добыче часть ее оставлялась на месте боя и брошенное могли беспрепятственно забирать другие промышленники.
Об объемах новоземельского промысла известно мало. По данным Архангельской таможни в 1768 - 1785 годах только в Амстердам, Гамбург, Бремен и Брест было вывезено 4 814 моржовых кож и 641 пуд 39 фунтов моржовой кости (без учета вывезенной в 1782 - 1783 годах - посчитана в штуках (2 364), без указания веса).

Промысловая колонизация и государство
скрытый текст
На Мурманском берегу уже к концу XVI века существовала налаженная система сбора пошлин. С приходивших на промысел промышленников брались явочные деньги - 2 деньги с человека, к 1608 году - уже по 4 деньги. С рыболовных судов бралась судовая пошлина - по 1 алтыну (поначалу только на Мурманском конце), к 1608 году - по 2 алтына (по всему берегу), с добытых рыбы и сала - десятое (1/10 часть добычи).
Сбором пошлин занималась таможня Колы, имевшая ряд местных отделений, присудов, по всему берегу - к началу XVII века известны 5 присудов (три на Мурманском и два на Русском концах). Присуды размещались в становищах. Таможенные целовальники набирались из посада Колы.
К концу XVII века с промышленников брали уже по 1 алтыну 4 деньги за явку и 6 алтын 4 деньги судовой пошлины, однако неясно было ли это официальной практикой или самодеятельностью местных воевод.
Помимо явки, судовой пошлины и десятого промышленники платили писчее таможенникам - за оформление выписок об уплате пошлин.
Разнообразным официальным лицам в почесть давались также разнообразные «подарки». По книгам Крестного Онежского монастыря на 1673 - 1675 год размер почести колебался от 13 алтынов 4 денег до 1 рубля 3 денег. В 1709 году таможенному сборщику в чине капитана было дано в почесть 3 пуда соли, в 1712 году - 2,5 пуда соли и т. д.
В XVIII веке с промышленников продолжали брать явочные деньги (на 1711 и 1719 годы по 2 деньги), судовую пошлину и десятое, а также некую порублевую пошлину [рублевую? вместо десятого? неясно].
Промышленники выходившие на промысел из Колы дополнительно платили судовой оброк - 1 алтын.

Новоземельские промышленники платили только десятое - по возвращении с промысла, в таможнях Холмогор, Усть-Пинеги и Мезени. Промышленники выходившие из Пустозерска платили еще и явку - 2 деньги.

Занимавшиеся промыслом монастыри большей частью имели налоговые привилегии, сводившиеся в основном к освобождению от уплаты десятого.
Троицкий Печенгский монастырь в 1591 году был освобожден от уплаты десятого с добываемой морской, речной и озерной рыбы. Грамота 1606 года дополнительно освобождала его от уплаты десятого с трескового и китового сала. Прежние пожалования были подтверждены грамотой 1675 года.
Пречистенский Кандалакшский монастырь также был освобожден от уплаты десятого (грамоты 1615 и 1624 годов, неоднократно подтверждавшиеся вплоть до 1684 года).
Соловецкий монастырь грамотами 1540/41 и 1620/21 годов был освобожден от уплаты десятого с добытых семги и ворвани, а грамотой 1666 года - и с остальных рыбных промыслов (трески, палтуса и трескового сала).
Антониево-Сийский монастырь был освобожден от уплаты десятого грамотами 1671, 1678, 1682 годов и 1684 годов.
Николо-Корельский монастырь аналогичную привилегию получил вероятно в 1678 году (подтвержена в 1681), а Спасо-Прилуцкий и Михайло-Архангельский - в 1681 - 1682 годах.
Крестный Онежский монастырь был освобожден от уплаты десятого грамотами 1680 и 1684 годов.

Объемы необлагаемого десятым промысла теоретически ограничивались. Так, самый маленький Спасо-Прилуцкий монастырь мог беспошлинно добывать по 870 пудов в год (330 пудов трески, 525 палтуса и 15 рыбьего сала), а крупнейшие Соловецкий монастырь и Холмогорский дом по 5 200 (5000 пудов трески и палтуса и 200 пудов сала) и 5 400 (3850 + 1300 + 250) пудов соответственно. [Однако эти квоты вероятно с лихвой покрывали весь монастырский промысел.]
Помимо освобождения от десятого монастыри и Холмогорский дом имели ряд других льгот.

Красногорский монастырь, отправлявший артели на Новую Землю, в 1653 году также добился освобождения от уплаты десятого в Архангельске и Мезени (грамота подтверждена в 1684 году).

В 1704 году местные промыслы оказались затронуты петровской секуляризацией. По инициативе холмогорского архиерейского сына боярского Михаила Окулова промыслы Холмогорского дома, Троицкого Печенгского и Пречистенского Кандалакшского монастырей были фактически отписаны на государя и переданы в управление самому Окулову и присланному в Колу стольнику П. А. Кондыреву.
Образовавшиеся таким образом государевы промыслы в 1705 году выслали в море 29 судов со 120 промышленниками, добыв более 2 000 пудов (52 930 штук) трески и 229 пудов трескового сала. Добыча оказалась значительно меньше чем обещал Окулов (в своем проекте расписывавший радужные перспективы подобных промыслов), возникли и другие проблемы и уже в марте 1706 года Окулов и Кондырев были отстранены от дела и попали под следствие. [О дальнейшей судьбе этих промыслов автор ничего не пишет, если судить по приводимым им в других местах сведениям, по крайней мере Холмогорский дом свои промыслы себе вскоре вернул].

Повседневная жизнь промышленников
скрытый текст
В крестьянских артелях устный сговор о найме промышленника закреплялся выдачей небольшой денежной суммы - запивного. Для отправлявашейся на промысел артели и частными хозяевами и монастырями устаивалось щедрое застолье, артельщикам давались подарки (сукно на вачаги - рабочие руковицы, хлеб и пр.).
Для выхода на промысел [в XVIII веке?] требовалось разрешение общины - отпускное (прокормежное) письмо, служившее основанием для получения паспорта.

На весенний промысел артели шли сухопутным путем, на лыжах и с небольшими санями-кережами, запрягавшимися собаками или самими промышленниками. Монастырские артели часть пути могли преодолевать на нанимаемых для них подводах (стоимость найма затем вычиталась из добычи). В путь артели выходили в феврале-марте и шли через Кандалакшу в Колу или на Русский конец [каким образом на Мурманский берег попадали промысловые суда и где они находились между промыслами автор не указывает.]
Работники летнего промысла видимо прибывали морем, вместе с приходившими в мае - июне лодьями / крупнотоннажными судами, забиравшими весенний улов. Новоземельские артели шли на промысел морем.

Промысловый сезон продолжался примерно 4,5 месяца. Артель на промысле (в идеале) практически беспрерывно работала на суше и на море, изредка отдыхая по церковным праздникам и в случае совсем уж скверной погоды. Так, артель Соловецкого монастыря в 1761 году была на промысле 139 дней (11 апреля - 29 августа) из которых на море работала 48 дней, на суше - 62, на суше и на море - 22, нерабочих дней - 8. В 1763 году та же артель была на промысле 137 дней (15 апреля - 29 августа), на море - 45, на суше - 78, на море и на суше - 13, нерабочий - 1 [так у автора].
Каждая соловецкая шнека на промысле в 1763 - 1791 годах выходила в море от 5 до 22 раз за сезон. Один выход в море мог занимать 18 - 36 часов.
Основу питания промышленников составляли ржаной хлеб, крупы, рыба и квас. Ржаной муки за сезон расходовалось по 10 - 14 пудов на человека. Овощи использовались редко (репа, капуста). Алкоголь был формально запрещен и в монастырских, и в крестьянских артелях, однако фактически эти запреты не соблюдались и промышленники нередко прилично закладывали, что приводило ко всяким безобразиям, а иногда и к срыву промысла.